Он вдруг откинулся на спинку кресла, посмотрел на нее холодно, будто издалека. Это ж надо такое придумать - Пита в убийстве подозревать. Да он таракана раздавить не сможет! Он даже в детстве не дрался ни с кем ни разу, а от вида крови его мутило, как девчонку-неженку. Тоже, нашла убийцу… А что в Алису влюблен - так они давно все привыкли к этому обстоятельству… Ну влюблен и влюблен. Он и сам понимал всегда прекрасно, что шансов у него - никаких. А любовь его сама по себе никого и не оскорбляла, пусть себе любит на здоровье… Тем более теперь, когда он ушел от Алисы, любить ему даже удобнее будет. Не мешает никто. Так что совершенно незачем было Питу с ним так жестоко расправляться. Да и вообще - он даже думать об этом не может! Если так думать, то и не жить лучше. Страшно потому что.
- Саш, тебе просто так хочется думать, что это чушь. У тебя просто глаз на все это замылился, понимаешь? Ты привык просто. - Продолжала зверствовать в своих предположениях Надежда. - Ты в его шкуре не сидел, тебе проще. Попробуй-ка сам изо дня в день быть свидетелем чужого счастья! Это все равно, что по кусочку от сердца своего отрывать, от мужского самолюбия… Я думаю, что это пытка еще та. Ведь есть же самолюбие у твоего Пита, как думаешь?
- Не знаю, Надь. Есть, наверное. Как-то не думал об этом. Только подставлять меня ему незачем. Я ведь сам ушел! Устранился из этого счастья сам, так что незачем ему кусочки от сердца отрывать….
- Да не в этом дело, Саш, не в кусочках этих, как ты не понимаешь… - отчаянно всплеснула руками Надежда. - Просто… Просто он привык свою роль играть, быть вашим добровольным семейным оберегом. Да ты и сам об этом говорил! Мазохизм - штука вообще страшная и очень непредсказуемая. Поэтому вспоминай, где ты свою куртку оставил! Алиса вспомнила, и ты вспоминай!
- Нет, не буду вспоминать. А если даже и вспомню, то не скажу. Ты лучше мне объясни - зачем ты меня на ужин позвала? За этим только? Чтоб мне допрос дурацкий учинить?
- Это не допрос, Саша. Я правду хочу знать. Я тебе помочь хочу.
- А я тебя просил мне помогать? Я просил тебя к Алисе ходить? Тебе не кажется, что ты слишком много на себя взяла? Да, ты мне помогла, конечно, большое тебе человеческое спасибо, но больше мне помогать не надо! Я сам со своей жизнью разберусь! Сам!
- Саш…
- Ну что - Саш? Что это за бесцеремонность такая - лезть в чужую жизнь, как в свою собственную?
- Ну, допустим, ты тоже в этом отношении не ангел! Кто меня вчера стыдил, что в рабстве жить нельзя? Забыл? Я тебя тоже, между прочим, не просила с Витей драться!
- Да я же заступиться за тебя хотел!
- А я что сейчас делаю, по-твоему? Тоже за тебя заступаюсь! Я хочу знать, кто тебя так мерзко подставил! И даже уже знаю, кто! Уверена почти!
- И что? Ну, узнаешь, и дальше что? Побежишь следствию помогать?
- Да, побегу! Из принципа побегу! Законы, они для всех одинаково писаны! И преступление должно быть наказано!
- Ага… И вор должен сидеть в тюрьме…
- Да, если хочешь! Именно так и должно быть! А если сидеть на облаке, как ты, свесив ножки вниз, и знать не хотеть, что вокруг тебя происходит, то можно вообще в блаженного да беспринципного идиота превратиться! Тебе на голову дерьмо будет падать, а ты все будешь твердить - благодать божья… Так, что ли?
- Ну, знаешь…
Он еще силился что-то сказать, но никак не мог, видно, слов поободрать походящих, только головой крутил возмущенно да глазами на нее сердито блестел. А потом вообще со стуком грохнул бокалом с шампанским о стол так, что золотистое вино выплеснулось в тарелку, попортив собой аккуратную нетронутую горку салата с королевскими креветками. Видно, вместе с вином выплеснулась из ее гостя и последняя капля терпения, и подскочил он пружиной ужаленной из кресла - Надежда и опомниться не успела, как хлопнула входная дверь. Ушел… И даже не поел ничего. Зря она старалась. Вон сколько всяких вкусностей наготовила. Придется Ветку с детьми теперь на ужин звать, не пропадать же добру…
Она посидела еще десять минут в напрасном ожидании - может, вернется все-таки, потом протянула руку к телефону, набрала знакомый номер.
- О! А где кавалер-то твой? - озадаченно спросила Ветка, войдя в комнату. - Я думала, у вас тут уже любовь-морковь…
- Да кака така любовь! - подражая голосу тезки-героини из любимого фильма, грустно проговорила Надя. - Убежал мой кавалер, только его и видели. Обиделся он на меня.
- А чего обиделся-то? - осторожно спросила Ветка, запихивая Машеньке в рот клубничную ягоду. - Ты расстаралась, такую еду кудрявую ему навертела, шампанское в ведро зафигачила, а он обиделся?
- Да при чем тут еда и шампанское! Вот все тебе смешно…
- Не, мне не смешно, Надь. Наверное, я просто тебе завидую так. Счастливая ты. Ко мне-то уж точно никто уже на ужин никогда не придет. Хоть зазовись.
- Почему ты так думаешь?
- Да потому! Вот он, мой ужин сидит, твою еду дорогую за обе щеки кушает, - мотнула она головой в сторону Артемки, с аппетитом уплетающего салат с королевскими креветками, вынужденно и щедро сдобренный шампанским из Сашиного бокала. - А завтрак мой клубничку с удовольствием распробовал… Да, Машенька? - заглянула Ветка улыбчиво в перемазанную красным соком мордашку. - А нам и не надо никого… Мы сами себе и обед, и завтрак, и ужин…
- Вет, не говори так. Все у тебя еще будет. Чего ты!
- Конечно, будет. А как же. Главное, верить надо. Всю жизнь верить и ждать. Как твоя мама говорит? Хорошую невесту и на печи найдут? Эх, жаль, печи у меня в квартире нет. А то бы меня точно, вот обязательно даже нашли бы…
- Да перестань! Грустный какой-то у тебя сегодня юмор.
- Ладно, перестала. Так из-за чего, говоришь, твой кавалер на тебя обиделся?
- Да у нас тут спор с ним небольшой вышел. Он считает, что безответная мазохистская любовь - это так, пустяки для человека. И не может быть мотивом для убийства при стечении определенных обстоятельств.
- Ого! Ничего себе темочка для романтического ужина! Безответная любовь, убийство… Ты, что ль, такой разговор затеяла?
- Ну да, я.
- Что ж, с тебя станется. Ты ж не женщина, ты юрист!
- Да, юрист! И при чем здесь женщина - не женщина, когда человека так грубо под статью подвести хотели?
- Да дура ты, Надька, а не юрист… Вместо того чтоб мужику глазки строить, она с ним про убийство говорит… Он что, для этого к тебе в гости шел, что ли?
- А для чего?
- Ой, мама, не могу… - закатила под потолок глаза Ветка. - Что ж тебя так в крайности все время заносит, подруга? К одному она пыльным ковриком под ноги бросается, перышки ему чистит, а к другому с расследованиями дурацкими лезет… Ему твои расследования, знаешь, вообще по фигу! Он же так смотрел на тебя вчера…
- Как? Как смотрел?
- Да с интересом, вот как! Совсем не так, как на следователей там всяких смотрят! А ты - убийство… Во идиотка! Да от этого любой сбежит, ты что!
- Вет, а если без шуток, вот ты сама как считаешь, можно убить, чтоб чужую любовь выслужить?
- О господи, хоть гол на голове теши… - вздохнув, махнула в ее сторону Ветка и задумчиво откусила от большого краснобокого яблока. - Ей про Фому, а она все про Ерему…
- Ну, все-таки!
- Не знаю, Надь, - очень серьезно ответила вдруг Ветка. - Я ничью любовь никогда не выслуживала. Я честно мужа своего любила, и все. Хотя, может, и надо было как-то ее выслуживать, любовь эту. Сейчас бы, может, не жила матерью-одиночкой в квадрате…
- А я вот все время выслуживала, Вет. Сколько с Витей жила, столько и выслуживала. И на убийство ради этой любви пошла.
- Ты чего несешь? Какое убийство? - оторопело уставилась на Надежду подруга. Глаза ее округлились удивленными блюдцами, и рука с надкушенным яблоком застыла на полпути к месту назначения.
- Ребенка моего убийство. Я ведь недавно аборт сделала. Витя так хотел. - Тихо и горестно покаялась Надя.
- Вот сволочь… - возмущенно, но не без некоторого все же облегчения выдохнула Ветка, одновременно стрельнув взглядом в Артемку.
- Ну почему он - сволочь? Он никого не убивал. Это я сама. Испугалась, что он меня бросит, если по-своему сделаю. А он все равно бросил. Так что убийство меня не спасло. И Пита, выходит, не спасло…
- Какого Пита?
- Да так, есть тут фигурант один… А я вот что - навещу-ка я его завтра, фигуранта этого! Мысль, между прочим! Пусть Саша на меня обижается, но все равно я это дело до конца доведу.
- Надь, ты во что такое ввязалась? Это не опасно?
- Нет, Ветка, не опасно. Это пусть ему опасно будет. А мне бояться нечего. И терять уже нечего, похоже. Ни мужа у меня теперь, ни кавалера, ни цепей пролетарских…
- А оно вообще тебе надо, по большому счету? Может, ну его, это твое дело, не стоит и связываться?
- Надо, Ветка. Сама не знаю зачем, но надо. Очень надо. Прямо в одном месте у меня зудит, как надо!
- Ну, если зудит, тогда конечно… - философски изрекла Ветка, пытаясь оттереть послюнявленной салфеткой с Машенькиной мордашки клубничные розовые разводы. Машенька старательно кряхтела, отталкивая материнские руки, потом все-таки возмущенно расплакалась, выгнулась в спинке, капризничая.
- Ладно, все, не буду больше! Нравится - грязнулей сиди! Твое право! - примирительно проговорила Ветка. - Извини, если задела твое самолюбие…
В который раз подивившись Веткиным неординарным методам воспитания, Надежда только головой покачала. И улыбнулась. И в который раз Ветке позавидовала. И вдруг поняла, что с удовольствием променяла бы своего непьющего адекватного мужа на двоих детей. Или даже троих. И пусть бы ей при этом жилось ужасно трудно, все равно бы променяла…
- Ладно, Надь, пойдем мы. Видишь, спать хотим. И Артемка вон уже носом клюет. Потом мне про все это в подробностях расскажешь, ладно? И про Пита этого, и про любовь его мазохистскую…
- Ага. Расскажу. Идите, ребята, спокойной вам ночи…
* * *
Может, для Веткиного семейства эта ночь и впрямь была спокойной. Самой же Надежде не удалось заснуть и на минуту даже. Ложилась, вставала, ходила по комнате, пила чай, снова ложилась. Сон не шел. В конце концов она вообще бросила это мучительное занятие - лежать в темноте с закрытыми глазами. Чего толку-то? Лучше уж продолжать жить наяву, дать волю мыслям-воспоминаниям, которые все лезут и лезут в голову, отгоняя положенное на сон время. Неспроста ведь они в нее лезут. Чего-то им от нее надо, мыслям этим. А тем более, воспоминаниям. Хотя это слишком уж красиво звучит - воспоминания. Как в дамском романе. Как-то не подходило красивое это слово к той жизни, которая была у нее последние три года. Да и слово "жизнь" - тоже не то слово. Не жила она, а работала. Тщательно-кропотливо носила на свою ветку соломинки и травинки, складывала их одну к другой, как та птица-хлопотунья… Зачем, для кого? Зачем позволила себя так переломать-переделать, с какой такой целью? И, что самое обидное, так старалась, со всеми потрохами в эту мясорубку залезла…
Соскочив с дивана, Надежда снова заходила по комнате, словно пытаясь убежать от навязчивых этих мыслей, снова зашла на кухню, снова нажала на кнопку электрического чайника. Потом закурила нервно, встала у темного окна, выпустила сигаретный дым в форточку. Нет, лучше не думать об этом. Не надо. Что было, то было. Назад время все равно не воротишь. Лучше сесть и подумать, с чего она начнет завтра разговор с Питом. Вернее, уже сегодня. За окном-то уже утро почти. И снова на нее напала прежняя маетность, как продолжение грустных мыслей…
Вот плохая из нее получилась Даша Васильева. А Виола Тараканова и того хуже. Никакой выдержки и спокойствия у нее нет, сплошное нервное дребезжание организма перед ответственным разговором. Чего она волнуется так? Боится, что ли? Ну не убьет же ее Пит, в самом деле! Он же подлец и трус. Он только на старика немощного смог руку поднять, а на нее не посмеет. А может, орудие защиты с собой какое прихватить? Скалку, например…
Ей вдруг стало смешно. Так смешно, что грусть и страх сразу пропали куда-то, и организм начало сотрясать уже от рвущегося наружу хохота. Так и до истерики недалеко, пожалуй. Хотя и в самом же деле смешно! Это ж только представить надо - открывает она дверь, входит к Питу в кабинет, потом обличает его аккуратно и быстренько в убийстве и достает из-за спины скалку. Потом размахивается ею изо всей силы и…
К девяти утра она была уже во всеоружии. Не со скалкой, конечно, зато причесанная и подкрашенная, контрастный душ принявшая, в новый брючный костюм одетая, кофе попившая. Правда, круги под глазами, образовавшиеся после бессонной ночи, спрятать под гримом так и не удалось, но бог с ними. Не свататься же она идет, в конце концов. И так сойдет.
Пит сидел уже на своем рабочем месте, уставился на нее исподлобья и очень настороженно. Молчал, пока она шла через весь кабинет к его столу, смотрел, как она усаживается в кресло за маленьким столиком, приставленным к его большому начальственному столу, как закидывает элегантно ногу на ногу. Ну не Шерон Стоун, конечно. Пусть даже и не усмехается, она и без него это понимает. Да та, помнится, и не в брюках была, а в чем-то агрессивно-сексуальном. А усмешка твоя, милый друг, нас даже и на пару с Шерон Стоун не испугает…
- Надежда, что опять у вас случилось? - вполне, впрочем, доброжелательно спросил Пит. - Чем обязан вашему третьему пришествию? Или четвертому уже, я запамятовал?
- У меня ничего не случилось. Это у тебя случилось.
- А что, мы уже на "ты" перешли? Ну, ладно. Пусть так будет. Ну, и с чем пожаловала? Что на сей раз тебя интересует? Сашкины паспортные данные? Номер страхового полиса?
- Нет. На сей раз ты меня интересуешь. Ты зачем деда убил, сволочь?
Пит перестал улыбаться и дернулся непроизвольно, как от резкой зубной боли. Всего на секунду дернулся, но она это заметила. Значит, правильную выбрала тактику - задать основной вопрос в лоб. Хотя на его месте всякий бы от такого наезда дернулся, наверное. И виноватый, и невиновный. И она бы дернулась.
- Ага. И убил, и в землю закопал, и надпись написал… Эй, с тобой все в порядке, дорогая Надежда? Может, тебе водички налить?
- Налей. Хорошо держишься, молодец. А я что-то и впрямь нервничаю.
- Да ладно, не нервничай. Я ж все понимаю, дорогая моя Надежда. Перед Сашкой выслужиться хочешь? Вот она я, мол, какая. Не только алиби-спасение тебе предоставила, но еще и главного злодея пытаюсь вычислить. И неважно, кого я в злодеи назначила, важно то, как я стараюсь! Так ведь, Надежда?
- Нет, не так.
- А ты вообще-то не напрягайся особо в этом смысле, мой тебе совет, - снова надел на лицо прежнюю усмешечку Пит. - Сашку этим не возьмешь. Он все равно Алису любит. Ты же видела, какая она необыкновенная. Тебя с ней и рядом поставить нельзя. Не соперница ты ей, Надежда, ох, не соперница…
- Ну, допустим, это только для тебя она шибко необыкновенная, Пит. У тех, которые с детства безнадежно влюбленные, глаза, кроме объекта своей несчастной любви, и не видят больше ничего. И уши у них не слышат. И солнце им не светит. И себя они забывают. Только и делают, что вокруг вожделенного объекта кружат, пытаются изо всех сил ему пригодиться как-то. Ты ведь любишь Алису, правда, Пит?
- А вот это уже не твое дело, Надежда. Не буду я с тобой чувства свои обсуждать к кому бы то ни было.
- Так и не надо. Я и так все знаю. Ты думаешь, по тебе твоей проблемы не видно, что ли? Да из тебя же злость и раздражение прямо потоком прут в мою сторону! Вмешалась в процесс, мол, зараза, со скалкой своей… А так все хорошо было придумано, правда? Так хотелось тебе Алисе угодить! И куртка Сашина как раз под руку подвернулась… Когда он у тебя ее забыл? Давно уже?
Надежда замолчала, смотрела внимательно, не мигая, в выпуклые влажные глаза напротив. Ничего в этих глазах не отражалось, кроме прежней к ней неприязни. Только щечки на лице у Пита дрожали нехорошо. Так они у женщин полненьких чуть подрагивают, когда они плакать готовятся. Мелко-мелко, часто-часто. Но Пит, вроде, плакать не собирался. Наоборот, усмехнулся снова, проговорил вроде как даже заинтересованно:
- Ну-ну, продолжай…
- А чего продолжать? И так же все ясно, как божий день. Ты давно уже живешь в полном соответствии с желаниями Алисы. Ловишь их на лету, как собака косточку. Алиса захотела дедову квартиру, а тут облом вышел, дед ее прогнал. Да еще и государству ее пообещал завещать. Или того тошнее - Саше. Как ты такое допустить мог? Вот и начал думать, как тебе всех зайцев убить, чтоб Алиса при своем вожделенном сталась. А пока думал - Саша Алису взял да и бросил. Вот сволочь, да? Как он мог вообще? Обидно же! Отомстить же надо за такое предательство. Причем хорошо отомстить, так, чтоб Алиса даже и не догадалась, откуда ветер дует. Чтоб все так было обставлено, будто и не сам он ее бросил, а просто исчез из поля зрения по объективным обстоятельствам лет этак на десять. И квартира дедова тогда уж точно Алисе досталась бы. Потенциальная, так сказать, собственность. Убивать, так сразу двух зайцев, да, Пит? Ты знаешь, самое страшное, что у тебя и впрямь все получилось. Все, как в сценарии. И в выпивку чего-то Саше подсыпал, и подальше от дома увез, и из машины выбросил. А потом к деду поехал. Уж не знаю, как ты его убивал… Главное, что той самой бутылкой, за которую Саша в баре хватался. И куртку его подбросить не забыл. А он, представляешь, когда ему на следующий день эту куртку показали, сразу ее узнал. Да, моя, говорит. Вот же наивный… А потом я вдруг в этот сценарий вмешалась со своей скалкой. Да еще и с тобой познакомилась. Да еще и к Алисе домой приперлась, и слышала, как вы про эту куртку Сашину говорили. Видишь, как все в одну точку сходится, Пит?
- Слушай, Надежда… А ты того… На учете нигде не состоишь? Что-то меня подозрения начинают одолевать…
- Ой, да не надо, Пит! Давай чего-нибудь пооригинальнее придумай! - замахала она на него руками. - Или от страха ничего такого в голову не приходит? Ты не напрягайся так, у меня диктофона с собой нет…
- Ой, как хорошо, что у тебя нет диктофона! - насмешливо проговорил он, откинувшись на спинку стула. Оттолкнувшись ножками от пола, крутанулся туда-сюда резво, снова приблизил к ней лицо: - Хорошо, а то уж я и вправду испугался. Если б у тебя еще и диктофон был, точно бы пришлось в психушку звонить. Потому что тогда тебе бы уж наверняка диагноз определили. Мания величия называется. С манией преследования впридачу. Ты в кого у нас играешь? В мисс Марпл? Хотя нет, она для тебя старовата будет. Тогда в Анастасию Каменскую? Или в кого?
- В Дашу Васильеву.
- Фу-у-у, Надежда, какой дурной тон! Я тоже люблю детективы, но не до такой же степени…
- Да ладно, Пит, ты шибко из штанов-то не выпрыгивай. Вот завтра Саша возьмет да и вспомнит, у кого он свою куртку забыл…
- И что? Что с того, что вспомнит? Если даже и у меня забыл - что с того? Я что, ее выбросить не мог?
- А с чего бы тебе ее выбрасывать? Куртка-то дорогая, а ты ему не кто-нибудь чужой, ты ему друг! Ты ее отдать должен был, но зачем-то у себя держал. Зачем, Пит?
- Слушай, Надежда… У меня такое чувство, будто я сейчас в дурном сне нахожусь. Ты что, и правда что ль меня убийцей считаешь? На полном серьезе?
- Абсолютно на полном.
- И что, я так на убийцу похож?
- Нет, не похож. Зачем тебе быть на него похожим? Ты убийца и есть. И я все сделаю, чтоб тебе это доказать. Хотя ты и сам все знаешь.