Почему-то это было невыносимо - жить вне времени. Не знать, который час, какой день, какой месяц…
- Около двух месяцев. Точно не помню…
- Около двух месяцев. И сегодня среда. И пасмурно… мне этого достаточно. - Аксель попробовал улыбнуться и получил робкую улыбку в ответ.
Парень ушел. Аксель сел на койку, поставил на колени исцарапанный оловянный поднос. Еда была отвратительной: картошка, какой кормят свиней, какая-то омерзительная каша. Одно и то же изо дня в день. Он с отвращением зачерпнул ложкой фиолетовую бурду, помедлил и поднес ко рту. Голод - лучший повар, вспомнил он выражение. Попытался представить, что это мамино жаркое, но ничего не получилось. Наоборот, стало хуже - мысли потекли в запретном направлении. Дом, мама с папой, Эрик… Он отложил ложку, откинулся и прислонился к шероховатой цементной стене. Отец с его роскошными седыми усами, которые он каждый вечер расчесывал, перед тем как лечь в кровать. Мать с собранными в тугой узел на затылке волосами и с вязаньем в руках. И Эрик… Сидит, наверное, у себя в комнате, уткнувшись в книгу. Думают ли они о нем? Как они восприняли известие, что его схватили? Эрик, тихий, ушедший в себя Эрик… Он очень умен, только чересчур уж застенчив, не умеет показывать чувства. Иногда Аксель тискал Эрика просто ради того, чтобы почувствовать, как тот сжимается от смущения, но через какое-то мгновение брат все же расслаблялся, смеялся или беззлобно шипел: "Отпусти меня!" Аксель знал брата гораздо лучше, чем тот догадывался. Он знал, что Эрик чувствует себя белой вороной в семье, что ему все время кажется, будто он ничтожество в сравнении с Акселем. И сейчас ему труднее всех. Мысли родных и друзей прикованы к судьбе Акселя, и до Эрика никому дела нет… Аксель даже не решался подумать, какой станет жизнь Эрика, если он, Аксель, погибнет.
~~~
- Мы пришли! - Патрик закрыл за собой дверь и опустил Майю на пол. Она тут же куда-то устремилась, и он еле успел поймать ее за куртку. - Так не пойдет, старушка! Надо сначала снять куртку и башмаки, а уже потом бежать к маме.
- Эрика? Ты дома?
Ответа не последовало. Он прислушался, взял Майю за руку и поднялся по лестнице в кабинет Эрики.
- Вот ты где!
- Да. Кое-что удалось настрочить. А потом пришла Анна, мы пили кофе с булочками. - Эрика улыбнулась и протянула руки дочке.
Майя подбежала и влепила ей влажный поцелуй прямо в губы.
- Ну, рассказывай, где вы с папой бродили сегодня? - Эрика потерлась носом о шейку малышки, отчего та буквально скисла от смеха. - Что-то вас долго не было.
- Знаешь, я поработал немного, - с энтузиазмом начал Патрик. - Эта новая девочка очень даже ничего себе, толковая, но они как-то еще не врубились. Мы съездили в Фьельбаку, навестили кое-кого и теперь точно знаем дату, когда убили Эрика. Вернее, не точно, а в какой интервал, всего два дня…
Он увидел выражение лица Эрики, осекся и понял, что следовало немного подумать, прежде чем открывать рот.
- И где была Майя, пока ты "поработал немного"? - ледяным тоном спросила Эрика.
Патрик съежился. Господи, хоть бы сработала пожарная сигнализация… Нет, не сработала. Он глубоко вдохнул.
- В отделе… Анника за ней присмотрела. - Только произнеся эти слова, он понял, насколько дико это звучит для Эрики, и добавил: - Совсем недолго.
- Значит, Анника "присмотрела" за нашей дочерью в отделе полиции, пока ты несколько часов отсутствовал? Я правильно поняла?
- Ну… да… в общем, да. - Патрик лихорадочно искал положительные моменты в странном времяпрепровождении дочери. В самом деле, полицейский участок… - У них все было замечательно! Она, судя по всему, хорошо поела, а потом Анника покатала ее в коляске, и она уснула…
- У меня нет никаких сомнений, что Анника превосходно справилась с ролью няньки. Не в этом дело! Меня не это выводит из себя! Мы же договорились, что ты будешь заниматься Майей, у меня срочная работа. И я вовсе не требую, чтобы ты ни на минуту от нее не отходил до самого января, нам все равно придется нанять няньку. Но тебе не кажется, что твои попытки улизнуть от своих обязанностей несколько преждевременны? Еще неделя не прошла, а ты не можешь удержаться и сбегаешь на работу. Как ты считаешь?
Патрик мысленно взвесил - в самом ли деле Эрика интересуется его мнением или вопрос чисто риторический. Но Эрика, очевидно, ждала, что он скажет.
- Согласен… если ты так ставишь вопрос… да, конечно, не очень с моей стороны… Но они же даже не проверили, с кем Эрик встречался! Меня так зацепило, что я… Глупость, да и только! - подвел он итог своему маловразумительному выступлению и провел рукой по голове, отчего волосы в стали дыбом, как бы иллюстрируя растерянность своего хозяина. - Все, с сегодняшнего дня никакой работы. Только я и малышка. Даю слово!
Патрик провел ребром ладони по шее - жест, призванный подтвердить надежность обещания. Эрика хотела сказать что-то еще, но вместо этого вздохнула и подошла к Майе.
- Что же, старушка, похоже, ты и вправду неплохо провела время. Передай отцу, что мы его простим, если он приготовит что-нибудь поесть. - Майя быстро закивала. - Пусть приготовит карбонару в качестве компенсации.
Майя издала что-то вроде индейского клича - папина карбонара была ее абсолютным фаворитом.
- И к какому выводу вы пришли? - спросила Эрика минут через десять.
Она сидела за кухонным столом и наблюдала, как Патрик жарит бекон и варит спагетти. Майя уселась смотреть "Булибумбу", и они могли спокойно поговорить.
- Его убили между пятнадцатым и семнадцатым июня… О черт! - Раскаленное масло брызнуло Патрику на руку. - Больно! А если бы я жарил бекон голым?
- Действительно, любимый, повезло, что ты не голый, - улыбнулась Эрика.
Он подошел и поцеловал ее.
- Скажи еще раз "любимый". Что, я уже в плюсе?
Эрика сделал вид, что занята подсчетами.
- Нет… до плюса еще далеко. Ты приближаешься к нулю. Но если карбонара будет вкусной, тогда, может быть…
- А ты как провела день? - Он осторожно снял бекон со сковородки и положил на бумажное полотенце, чтобы стек лишний жир.
Фишка была в том, что для карбонары бекон надо жарить до хруста. Нет ничего хуже осклизлых кусков сала.
- Не знаю, с чего начать, - вздохнула Эрика.
Сначала она рассказала о проблемах Анны в качестве приемной матери озлобленной девочки-подростка. Потом решилась и поведала мужу о своем визите к Бритте. Патрик отложил лопатку и уставился на нее с удивлением.
- Ты пошла ее расспрашивать? Ее? С болезнью Альцгеймера? Ничего удивительного, что старичок на тебя окрысился, я поступил бы так же на его месте.
- Спасибо, дорогой. Анна того же мнения, поэтому можешь считать, что вы дружно меня осудили. - Эрика слегка помрачнела. - Я же понятия не имела, что у нее Альцгеймер.
- И что она сказала? - Патрик заложил спагетти в кипящую воду, высыпав как минимум две трети пакета.
- Ты что, собрался накормить батальон?
- Кто готовит карбонару? - строго поглядел на Эрику Патрик. - Ты или я? Так что она сказала?
- Прежде всего, что они с матерью дружили, когда были девчонками. У них была довольно дружная компашка - мама, Бритта, Эрик Франкель и еще какой-то Франц.
- Франц Рингхольм? - Патрик перестал мешать в кастрюле.
- Да, так его и звали. Франц Рингхольм. А что? Ты с ним знаком?
Эрика посмотрела на мужа с любопытством, но он только пожал плечами.
- А еще что она рассказывала? Она как-то общалась с Эриком или Францем в последнее время? Или с Акселем?
- Не думаю… Странно, мне кажется, никто из них не встречался друг с другом. Но я, конечно, могу ошибаться.
Эрика задумалась, пытаясь вспомнить детали беседы.
- Что-то там было… Она сказала что-то об Эрике… о старых костях… которые надо оставить в покое… и что Эрик сказал… нет, потом она уже окончательно погрузилась в туман. Да и эти слова она говорила уже не в себе, так что не знаю… скорее всего, бред.
- А может быть, и не бред, - медленно, чуть не по слогам произнес Патрик. - Может быть, и не бред. Старые кости… что она имела в виду?
К собранию Франц подготовился очень тщательно. Правление собиралось раз в месяц, и за это время накапливалось много вопросов, требующих решения. Приближается год выборов - для них это главная и первоочередная задача. Партия должна участвовать в выборах.
- Все на месте? - Он обвел взглядом присутствующих.
Пять человек, все мужчины. Волна борьбы женщин за равноправие еще не успела накрыть неонацистские организации да, наверное, никогда и не накроет.
Помещение в Уддевалле предоставил Бертольф Свенссон - подвал в принадлежащем ему многоквартирном доме. Обычно его использовали квартиросъемщики, если им надо было принять гостей, и сейчас здесь еще оставались следы последней вечеринки. Можно было пойти в контору Бертольфа в том же доме, но там очень мало места.
- Я с ними поговорю, - проворчал Бертольф. - Насвинячили и не прибрались! - Он пнул пустую пивную бутылку, и та с грохотом покатилась в угол.
- Вернемся к повестке дня, - строго сказал Франц. На пустую болтовню времени не было. - Как у тебя с подготовкой?
Вопрос был адресован Петеру Линдгрену, самому младшему члену правления. Петера, несмотря на протесты Франца, выбрали ответственным за предвыборную кампанию. Франц ему не доверял. Прошлым летом Петер угодил под суд за избиение молодого сомалийца на площади в Греббестаде, а это значило, что он может сорваться и в критической ситуации, когда необходимо сохранять ясную голову.
И, словно подтверждая худшие его опасения, Петер, не отвечая на вопрос, обратился ко всем.
- А вы слышали, что произошло в Фьельбаке? - Он засмеялся. - Кто-то решил сократить старику мучения. Доигрался, старый предатель.
- Да. И поскольку я уверен, что никто из присутствующих к этому отношения не имеет, прошу вернуться к повестке дня, - сухо сказал Франц и пристально посмотрел на Линдгрена.
Все замолчали. Наконец Петер не выдержал и отвел глаза.
- С подготовкой все в порядке, - сказал он. - У нас много новых членов, и мы уверены, что все, как новые, так и старые, готовы поработать ногами, чтобы довести до масс нашу программу.
- Хорошо. А регистрация? Бюллетени для голосования?
- Все под контролем. - Петер забарабанил пальцами по столу - ему явно не нравилось, что с ним обращаются как с семиклассником. - А тебе все же не удалось уберечь своего кореша… Что тебе в нем было так важно, чего ты за него цеплялся? Люди этого не поняли. Начали сомневаться в твоей лояльности…
Франц вскочил с места. Вернер Германссон, сидевший рядом, схватил его за локоть.
- Не слушай его, Франц. И ты, Петер, возьми себя в руки. Это же курам на смех! Мы собрались обсуждать дальнейшую стратегию, а не швырять друг в друга дерьмом. Хватит, пожмите друг другу руки, и продолжим.
Вернер прекрасно знал, чего следует опасаться. Он был старейшим после Франца членом организации и беспокоился не за председателя, а за Линдгрена. Он своими глазами видел, на что способен Франц.
После короткого раздумья Франц сел.
- Не хочу быть занудой, - сказал он холодно, - но все же прошу вернуться к повестке дня. Возражений нет? Или у кого-то еще есть дерьмо за пазухой? - Он обвел собравшихся взглядом и продолжил: - Такое впечатление, что практическая работа дает результаты. Поэтому предлагаю обсудить партийную заявку. Я говорил со многими, и у меня такое чувство, что в муниципальные советы мы уж точно можем пройти. Люди начинают понимать, до чего довела расслабленность правительства в миграционных вопросах. Они видят, как работа уходит у них из-под носа. Работу получают мигранты. Они видят, как коммунальный бюджет съедают социальные пособия тем же мигрантам. Недовольство коммунальными политиками растет, и мы можем… нет, не можем, а обязаны это использовать.
У Франца в кармане зазвонил телефон.
- Прошу прощения, забыл выключить. - Он достал мобильник из кармана и посмотрел на дисплей. Домашний номер Акселя. Он выключил телефон. - Прошу прощения, так на чем мы остановились? Да… сейчас положение для нас очень и очень выгодное…
Он продолжал речь, но мысли его были в другом месте.
Само собой - математику он проволынит. Если и был какой-то предмет, на который он даже не собирался показываться, то это именно она - математика. От всех этих цифр у него начиналась чесотка. Он просто их не понимал. Когда он пытался складывать и вычитать, а уж тем более умножать и делить, в голове происходило короткое замыкание. В конце концов, он же не собирается стать экономистом или бухгалтером - вот где скучища! Так что ходить на эти уроки и потеть - напрасно время тратить.
Пер прикурил новую сигарету и обвел взглядом школьный двор. Ребята пошли в "Хедемюрс" посмотреть, что у людей в карманах, а он не пошел. Неохота. Он ночевал у Томаса, и они играли в "Tomb Raider" до четырех утра. Мамаша звонила раз пять на мобильник, так что он в конце концов его просто-напросто отключил. Охотнее всего он поспал бы подольше, но мать Томаса, уходя на работу, его выставила. Пришлось переться в школу - за неимением лучшего.
А сейчас ему стало по-настоящему скучно. Надо было пойти с ребятами. Он уже поднялся было со скамейки, как увидел выходящего из двери школы Маттиаса. За ним тащилась эта девка, Мия, за которой почему-то все бегали. Ему она никогда не нравилась. Трусливая и приторная блондинка, вовсе не в его вкусе.
Он прислушался, о чем они говорят. Точнее, говорил один Маттиас, а Мия слушала, широко раскрыв накрашенные глаза. Они подошли, и до Пера донесся обрывок разговора. Маттиас, очевидно, настолько был поглощен стремлением трахнуть Мию, что даже не заметил Пера.
- Ты бы только видела, как побелел Адам, когда повернул стул! Я-то тут же понял, чем дело пахнет, и говорю Адаму - ничего не трогай, преступники могли оставить след!
- О! - восхищенно воскликнула Мия.
Пер засмеялся потихоньку. Маттиас, гад, похоже, добьется своего. У нее наверняка уже трусы мокрые.
- И знаешь, никто, кроме нас, не решился… Все трепались, а как до дела дошло… одно дело - трепаться, другое - взять и залезть…
Тут Пер не выдержал. Он вскочил со скамейки, бросился на Маттиаса со спины и повалил на землю; сел ему на спину, вывернул руку так, что Маттиас закричал от боли, и схватил за волосы. Приподнял голову и стукнул об асфальт. Мия завизжала и бросилась в школу за помощью, но Перу было наплевать - он продолжал колотить Маттиаса головой об асфальт.
- Чтоб не болтал, сука! Чтоб не болтал! Чтобы знал, что где болтать!
От злости у Пера потемнело в глазах. Единственное, что он видел, - кровь, которая потекла на асфальт, и это опьяняло его все больше. Он не старался сдержать ярость, он наслаждался ею, примитивное чувство самца-победителя росло в нем, пока не заполнило все существо. Он продолжал орать и бить об асфальт голову уже потерявшего сознание Маттиаса, пока чья-то сильная рука не оторвала его от безжизненного тела.
- Ты что, одурел?
Пер обернулся и увидел разгневанное лицо учителя математики. Из окон школы торчали любопытные физиономии, вокруг уже собралась небольшая толпа.
- Ты что, одурел? - еще раз крикнул математик, гневно и недоуменно глядя ему в глаза.
Пер равнодушно отвернулся. Теперь ему было все равно.
Он долго стоял и смотрел на фотографии в холле. Так много замечательных мгновений! Так много любви… Их, его и Бритты, черно-белая свадебная фотография. Они выглядят на ней гораздо серьезнее, чем были на самом деле. Бритта с новорожденной Анной-Гретой на руках - это он снимал. Он прекрасно помнил, как, нажав кнопку затвора, отложил камеру и в первый раз принял у жены крошечное тельце. Бритта без конца напоминала, чтобы он поддерживал головку, но он почему-то и так знал, как держать младенца. Он вообще принимал гораздо более активное участие в уходе за ребенком, чем это было в обычае в то время. Теща даже ругала его: не мужское это дело - менять подгузники и купать малышей! Но он продолжал - у него все эти процедуры не вызывали никакого внутреннего протеста, наоборот, воспринимались совершенно естественно. К тому же он считал несправедливым, что Бритта одна должна тянуть лямку по уходу за малышами. Три дочери. Они хотел еще, но третьи роды были куда труднее предыдущих, и доктор, взяв его под руку, отвел в сторону и сказал, что Бритте больше рожать не стоит. Она тогда заплакала и стала извиняться, что не сможет подарить ему сына. Он смотрел на нее с удивлением - ему никогда не приходило в голову желать чего-то еще. В окружении своих четырех девочек он чувствовал себя богаче, чем того можно желать. Ему не сразу удалось убедить ее в этом.
А сейчас объектов любви стало намного больше. Девочки нарожали внуков, и они оба, и Бритта, и Герман, помогали им, чем могли. Ему опять пришлось демонстрировать умение обращаться с младенцами - они приходили на помощь детям по первому зову. Теперь все так трудно - и семья, и работа, и дети… И он, и Бритта были счастливы, что для них нашлось место в жизни дочерей. А теперь появились и правнуки. Пальцы у него, конечно, не такие ловкие, как раньше, но с этими новыми памперсами "вставай и топай" он справлялся великолепно. Он невольно покачал головой. Куда ушли годы?
Он поднялся в спальню и присел на край кровати. Бритта уснула после обеда. Сегодня был очень плохой день. Она его не узнавала, ей казалось, что она в доме своих родителей, спрашивала о матери. Потом в глазах ее появился ужас, и она спросила: "А где отец?" Он гладил ее по голове и раз за разом убеждал, что отец умер много лет назад, что он ей уже не опасен.
Герман погладил руку Бритты, лежащую поверх одеяла. Морщинистая, как и у него, с возрастными пигментными пятнами, однако ногти по-прежнему длинные и элегантные. Розовый лак… Он улыбнулся. Бритта всю жизнь была немного тщеславной, с годами это не ушло, ну и что? Она всегда была красива, и он за пятьдесят пять лет брака ни разу не посмотрел на другую женщину.
У нее зашевелились веки - наверное, снится что-нибудь. Как бы ему хотелось проникнуть в ее сны. Жить там, в ее сновидениях, и притворяться, что все как всегда. Что ничего не изменилось.
Сегодня она в полном расстройстве сознания говорила о том, о чем они давным-давно условились даже не упоминать. Но по мере того как мозг ее разрушался, все ограничения исчезли, открылись все клапаны. Стены, которые они возвели вокруг своей тайны, зашатались и рухнули. Эта тайна… она постепенно вплелась в ткань их жизни и стала невидимой. Он расслабился, почти забыл.
Ничего хорошего в том, что Эрик ее навестил, не было. В результате его визита осталась трещина, которая все время расширялась. И Герман не удивится, если в один прекрасный день их тайны хлынут через эту трещину мощным потоком и унесут с собой все вокруг, в том числе и их самих.
Но теперь Эрик не опасен. Об Эрике можно не беспокоиться.
Он продолжал гладить руку жены.
- Слушай, я совсем забыла. Вчера звонила Карин. Вы договорились о прогулке. Встречаетесь сегодня в десять у аптеки.
Патрик замедлил шаг.
- Карин? Сегодня? У аптеки? - Он посмотрел на часы. - Через полчаса!
- Извини. - Тон Эрики свидетельствовал, что собственная забывчивость ничуть ее не опечалила. - Ладно, сделаем так: мне все равно надо в библиотеку кое-что посмотреть. И если вы с Майей через десять минут будете готовы, я вас подброшу.