- Помогал, да. - Тротуар стал узким для двух колясок, Карин обогнала его и обернулась. - Помогал. Не забывай, это большая разница: помогать - одно, а нести всю ответственность - совсем другое. Ты должен выработать приемы - как успокоить малыша, как его накормить, как не пропустить признаки болезни, в конце концов, чем занять себя и ребенка пять дней в неделю. Одно дело - быть председателем правления предприятия под называнием "Младенец", отвечать за стратегию, тактику и результат, а другое - работать в том же предприятии курьером, ни за что не отвечать и ожидать очередного приказа.
- И ты что, хочешь всю вину свалить на отцов? - спросил Патрик, борясь с одышкой - дорога шла вверх. - У меня такое впечатление, что матери не просто должны, а хотят все держать под контролем. Если отец берется поменять памперс, он делает это неправильно, если кормит, то он и бутылочку не так держит, и температура не та… и все в том же духе. Так что папам в председатели правления дорога заказана. Не то чтобы они не хотели - их не пускают.
Они некоторое время шли молча, усиленно пыхтя. Наконец Карин спросила:
- Эрика тоже была такой, когда сидела с Майей? Не подпускала тебя близко?
Патрик попробовал вспомнить первые, самые трудные месяцы.
- Нет. - Честность победила. - Эрика была не такой. Скорее я сам избегал роли председателя. Мне не очень-то хотелось брать всю ответственность на себя. Допустим, Майя капризничала довольно много… я с ней возился, утешал, но прекрасно знал: если что-то не получается, я всегда могу передать ее Эрике и она ее успокоит. И конечно, возможность утром уходить на работу - это большое преимущество. Вечером приходишь и играешь с веселой и забавной малышкой.
- Это потому что ты не отрывался от взрослого, привычного тебе мира, - сказала Карин без улыбки. - А теперь как? Когда ты сам стал председателем? Все идет нормально?
Патрик покачал головой.
- Как тебе сказать… не совсем. Эрика все время работала и работает дома, и она знает, где что лежит. Нужно время, чтобы…
- О, это мне знакомо. Каждый раз, когда появляется Лейф, сразу крик: "Ка-а-рин! Где памперсы? Где бутылочки! Где колготочки?" Иногда меня удивляет, как вы, мужики, справляетесь с работой, если не можете запомнить простейшие вещи? "Где памперсы!" - фыркнула Карин.
- Кончай. - Патрик шутливо ткнул ее локтем в бок. - Не настолько уж мы безнадежны. Будь справедливой - всего-то поколение назад мужики не только не знали, где лежат памперсы, они даже понятия не имели, что это за штука такая и с чем ее едят. Мы-то по сравнению с ними ушли ой как далеко! Но эволюция не происходит по приказу: "С завтрашнего дня всем папам стать мамами, и наоборот". Все постепенно… Для нас отцы служили образцом, но мы все равно многому научились.
- Ты, может, и научился, - с промелькнувшей в голосе горечью сказала Карин. - А Лейф - нет. Не научился. Ничему не научился.
Патрик промолчал - что он мог на это сказать?
Когда они расстались, ему стало грустно. Он долго мечтал отомстить Карин за измену, а сейчас ему было ее очень жаль.
Телефонный звонок был такого рода, что они подхватились и помчались к машине. Мельберг, как всегда, придумал какой-то повод и отправился в свой кабинет, а Мартин, Паула и Йоста поехали на место происшествия, в школу в Танумсхеде, и сразу прошли в кабинет директора.
- Что случилось? - Мартин огляделся.
На стуле сидел угрюмый подросток в окружении двоих учителей-мужчин, не считая директора.
- Пер Рингхольм избил ученика, - замогильным голосом сказал директор. - Хорошо, что вы так быстро приехали.
- И как он? - спросила Паула.
- Боюсь, что плохо. Сейчас с ним школьная медсестра, мы вызвали "скорую помощь". Я позвонил матери Пера, она сейчас приедет. - Ректор свирепо посмотрел на подростка.
Тот в ответ равнодушно зевнул.
- Поедешь с нами в отдел, - сказал Мартин и знаком велел провинившемуся: поднимайся, - потом повернулся к директору. - Попробуйте дозвониться матери, пусть она едет прямо в полицию. Наша сотрудница, Паула Моралес, останется здесь и опросит свидетелей.
Паула кивнула директору: вот она, Паула Моралес, это я.
- Прямо сейчас и начну, - сказала она.
Пер со скучающей миной поплелся за полицейскими. В коридоре собралось довольно много любопытных.
Подросток злобно осклабился и показал им средний палец.
- Идиоты, - пробормотал он.
- А сейчас ты заткнешься, - цыкнул Йоста, - и будешь молчать, пока не приедем в полицию.
Пер пожал плечами, но подчинился и за всю короткую дорогу до низкого здания полиции, в котором помещалась еще и пожарная часть, не сказал ни слова.
Мартин отвел его в свой кабинет и закрыл на ключ в ожидании, пока подъедет мать. Не успел он пройти в кухню, как в кармане завибрировал телефон.
Это была Паула.
- Знаешь, кто этот избитый паренек?
- Кто-то из наших клиентов?
- Можно и так сказать. Маттиас Ларссон, один из тех двоих, которые нашли труп Эрика Франкеля. Его сейчас отвезли в больницу, так что поговорим с ним попозже.
Йоста не стал комментировать известие, но побледнел.
Через десять минут в отдел ворвалась Карина и, задыхаясь, спросила, где ее сын.
Анника спокойно проводила ее к Мартину.
- Где Пер? Что случилось? - почти крикнула Карина со слезами в голосе.
Мартин протянул ей руку - иногда такие обязательные и хорошо знакомые ритуалы, как рукопожатие, заметно успокаивали возбужденных посетителей.
Так и на этот раз. Карина повторила свой вопрос тоном ниже и опустилась в предложенное кресло. Мартин сел напротив и сразу почувствовал знакомый запах - от женщины слегка веяло вчерашним перегаром. Может, была на какой-нибудь пирушке, но, скорее всего, дело не так просто. Слегка припухшее, отечное лицо, погасший взгляд… Вероятно, скрытый алкоголизм.
- Пер задержан за драку. Даже не драку, а избиение. Он жестоко избил одного из учеников на школьном дворе.
- Боже мой! - Женщина вцепилась в подлокотники кресла. - Как… почему? А как этот…
- Он сейчас по дороге в больницу. Боюсь, повреждения серьезные.
- Но почему? - Она сделала глотательное движение, как будто в горле что-то мешало.
- А вот в этом мы и хотим разобраться. Мы просили вас приехать, чтобы попросить разрешения в вашем присутствии задать Перу несколько вопросов.
- Конечно, конечно. - Она опять сглотнула.
- Тогда прямо сейчас и начнем. - Мартин вышел в коридор и постучал в дверь Йосты. - Пошли допросим парня.
Карина и Йоста вежливо поздоровались за руку, и они втроем зашли в комнату, где сидел Пер, пытаясь придать физиономии выражение смертельной скуки. Но Мартин заметил, что он среагировал на появление матери - не очень явно, но все же: глаз дернулся, руки слегка задрожали. Потом он овладел собой и равнодушно уставился в стену.
- Пер… что ты натворил?! - на одном вдохе почти прошептала Карина, села рядом с сыном и хотела положить ему руку на плечо, но он нетерпеливо стряхнул ее ладонь и на вопрос не ответил.
Мартин и Йоста уселись напротив. Мартин поставил на стол магнитофон, по привычке потянулся за блокнотом и пробормотал для записи число, месяц и время допроса.
- Итак, Пер, рассказывай, что произошло? Маттиаса отвезли в больницу, если тебе интересно.
Пер криво улыбнулся. Мать ткнула его локтем в бок.
- Пер! Отвечай на вопрос. И что ты ухмыляешься? Ясно же, тебя беспокоит, что с мальчиком!
Йоста помахал Карине рукой - жест был одновременно успокаивающий и предупреждающий.
- Пусть отвечает Пер.
Пер помолчал, потом дернул головой.
- Пускай не болтает всякую ерунду.
- Какую ерунду? Поточнее, - спокойно сказал Мартин.
Опять пауза.
- Ну, он пытался заболтать Мию… это у нас Люсия такая… Ну вы понимаете, и я услышал, как он похвалялся, какой он смелый и как они с Адамом залезли в дом этого старика и нашли его там и что всем, кроме них двоих, слабо… Думаю, вот сука, он же это надумал после того, как я там побывал. Я и сейчас помню, как он уши навострил, когда я рассказывал, какие там цацки у старика… Ясное же дело, у них кишка тонка первыми туда пойти. А теперь он лапшу на уши вешает… ботаник хренов.
Пер засмеялся. Карина понуро уставилась в стол, не решаясь поднять глаза от стыда. Странно, но Мартину потребовалось несколько секунд, чтобы сложить два и два.
- Ты имеешь в виду дом Эрика Франкеля в Фьельбаке?
- Ну да… Это же Адам с Маттиасом нашли жмурика. У старика там такое было… все эти немецкие награды, эмблемы… - Впервые за время разговора глаза Пера заблестели. - Я думал, разведаю сначала, а потом с ребятами вернемся и возьмем, что хотим, а старик меня накрыл, запер и отцу, гад, позвонил…
- Подожди, подожди… - Мартин предостерегающе поднял руку. - Не так быстро. Значит, Эрик Франкель застал тебя, когда ты проник в его дом?
- Я же не знал, что он дома, - кивнул Пер. - Влез в подвальное окно. А потом в ту комнату, где у него книги и всякое дерьмо, а тут он вылез откуда-то и запер меня там. А потом говорит: давай телефон отца, а то в полицию позвоню… Ну я и дал.
- Вы знали об этом? - резко спросил Мартин Карину.
Та робко кивнула:
- Только вчера узнала… Челль, мой бывший муж, рассказал только вчера. До этого я и понятия не имела. И не понимаю, Пер, почему ты не дал мой номер. Зачем было вмешивать в это дело отца?
- А ты бы и не врубилась, - вяло сказал Пер, впервые за все время разговора глянув прямо на мать. - Ты валяешься, квасишь, а на все остальное тебе насрать. От тебя и перегаром воняет, как от бомжа, тебе этого никто не говорил?
У Пера опять сильно задрожали руки.
Карина уставилась на сына полными слез глазами и долго молчала.
- И это все, что ты можешь сказать обо мне? После всех этих лет? Я тебя родила, я тебя одевала и кормила, а твой отец… твой отец предал нас. - Она посмотрела на Мартина и Йосту. - Просто взял и ушел. В один прекрасный день собрал чемоданы и ушел. Оказывается, у него завелась какая-то молодая девка, он сделал ей ребенка, а нас с Пером бросил и больше не показывался. Живет в новой семье, а нас выбросил. Мы ему стали не нужны.
- Десять лет назад уже как смотался, - устало подтвердил Пер. Сейчас он выглядел намного старше своих пятнадцати лет.
- Как зовут твоего отца?
- Имя моего бывшего мужа Челль Рингхольм, - вместо Пера ответила Карина.
Мартин и Йоста переглянулись.
- Журналист из "Бухусленца"? - спросил Йоста. Наконец-то все встало на свои места. - Сын Франца Рингхольма?
- Франц - мой дед, - с гордостью сказал Пер. - Вот это дед так дед! Он даже в тюрьме сидел. А теперь занимается политикой. Они выиграют следующие муниципальные выборы, и черножопые полетят отсюда как миленькие!
- Пер!!! - У Карины буквально отвисла челюсть. Она повернулась к полицейским. - Вы же понимаете… это возраст поиска. Человек ищет себя. Пробует разные роли. И да, конечно, дед на него влияет плохо. Челль даже запретил Перу с ним встречаться.
- Попробуйте только, - проворчал Пер. - А старикан этот получил по заслугам. Я слышал, о чем они говорили с папашей, когда тот за мной явился. Что-то он лепетал отцу, дескать, у него есть материал, отец же пишет о "Друзьях Швеции" и на Франца что-то есть… Они-то думали, я их не слышу. Стали договариваться - ну там увидимся попозже, еще что-то… Предатель! Отец - предатель! Я понимаю, почему деду стыдно за папашу!
Карина неожиданно отвесила Перу пощечину, и мать с сыном с внезапной ненавистью впились друг в друга глазами. Лицо Карины сразу обмякло.
- Прости, любимый. Прости меня, ради бога, сама не знаю… я не хотела. - Она попыталась обнять сына, но тот с ненавистью ее оттолкнул.
- Отвали… алкоголичка! И не трогай меня! Поняла?
- Так… все успокоились! - Йоста приподнялся на стуле и сурово перевел взгляд с Карины на Пера. - Не думаю, что мы в такой обстановке чего-то добьемся, так что пока можешь идти, Пер. Но… - Он вопросительно посмотрел на Мартина, и тот еле заметно кивнул. - Но ты должен знать, что мы свяжемся с социальными службами. Кое-что в этой истории нас очень беспокоит. Надеемся, социальные работники разберутся. А следствие по делу об избиении продолжается.
- Это и в самом деле необходимо? - робко спросила Карина.
Йосте показалось, что она даже испытывает облегчение - кто-то займется этой проблемой и снимет груз с ее плеч.
Мать и сын, не глядя друг на друга, вместе вышли из отдела. Йоста завернул к Мартину.
- Есть над чем подумать, - сказал Мартин и устало сел.
- Да уж… - Йоста прикусил губу и стоял, покачиваясь на каблуках.
- У тебя есть что сказать?
- Да… есть одна мелочь… - Йоста замолчал.
Что-то, чего он сам никак не мог определить, не давало ему покоя уже пару дней, а теперь он вдруг понял, что это было. Вопрос только, как сформулировать. Мартин, во всяком случае, не обрадуется.
Он долго стоял у дверей и колебался. Наконец решился и постучал. Герман открыл почти сразу.
- Значит, пришел…
Аксель кивнул.
- Заходи. Я не говорил ей, что ты придешь. Не уверен, что она тебя вспомнит.
- Что, так плохо? - Аксель посмотрел на него с сочувствием.
Вид у Германа был очень усталый. Можно понять.
- Это весь твой клан? - Аксель кивнул на фотовыставку в холле.
- Да… вся компания.
Аксель, заложив руки за спину, разглядывал фотографии. Праздники… летнего солнцестояния, дни рождения, Рождество. Будни… Целая толпа - дети, внуки, правнуки. Он вдруг представил, как выглядела бы его собственная семейная галерея. Аксель в конторе - бумаги, бумаги, бумаги… бесконечное количество бумаг. Бесчисленные ланчи и ужины с политическими боссами, с людьми, которые могли что-то решить. Друзей почти нет. Их было не так много, кто выдерживал до конца. Ежедневная, утомительная, тягучая охота на людей, и лишь одно стремление - найти всех. Найти преступников и убийц, избежавших наказания и ведущих незаслуженно комфортную жизнь. Найти тех, у кого руки по локоть в крови и кто этими самыми руками гладит по головкам внуков и правнуков. Он ни секунды не сомневался в справедливости своего дела, и с ним не могло сравниться ничто - ни семья, ни друзья. Он даже не позволял себе задумываться, чего себя лишил. Результаты сами по себе были наградой - палачей выковыривали из их годами наращиваемой скорлупы, и они представали перед судом. И награда эта была так высока, что оттесняла мечты о нормальной жизни на второй план. А может, он просто сам себя в этом убедил. Потому что сейчас, когда он рассматривал снимки многочисленного семейства Германа и Бритты, его резанула мысль: а правильно ли он выбрал? Стоило ли лишать себя всего этого?
- Какие все славные, - задумчиво сказал Аксель, прошел в гостиную и остановился как вкопанный.
Он увидел Бритту. Несмотря на то что и она, и они с Эриком прожили всю жизнь в Фьельбаке, он не видел ее несколько десятилетий. Их жизненные пути не пересекались. А сейчас с него словно спала пелена этих лет. Она была по-прежнему красива. Собственно говоря, она была намного красивее, чем Эльси, к Эльси скорее подошло бы слово "симпатичная" или "милая". Но в Эльси был какой-то внутренний свет, теплота, с которой ее подруга при всей своей красоте тягаться не могла. Но теперь он видел другую Бритту. Теперь она выглядела так, что с нее можно было писать картину - она просто олицетворяла все, что принято называть материнством.
- Неужели это ты? - Она встала и пошла ему навстречу. - Тот самый Аксель?
Она протянула ему обе руки. Боже, сколько же лет прошло… шестьдесят лет! Целая жизнь. Тогда он бы ни за что не поверил, если бы ему сказали, что жизнь может пройти так быстро. Он взял ее руки в свои и увидел, что это руки старой женщины, морщинистые, с множеством возрастных пигментных пятнышек. Волосы уже не темные, как тогда, а серебристо-белые, но все равно красивые. Она спокойно смотрела ему в глаза.
- Как я рада тебя видеть! Постарел немного с тех пор, а?
- Забавно, я хотел сказать то же самое, - улыбнулся Аксель.
- Давай, давай, садись поскорее, поболтаем. Герман? Ты сваришь нам кофе?
Герман молча кивнул, вышел в кухню и загремел посудой. Бритта села на диван и, не отпуская рук Акселя, усадила его рядом.
- Вот так, Аксель, и мы постарели… Кто бы мог подумать? - Она кокетливо наклонила голову набок.
Ничего, весело подумал он, кое-что осталось и от той Бритты.
- Я слышала, ты достиг больших успехов за эти годы. Так много сделал хорошего…
Она уставилась на него, и он отвел глаза.
- Хорошего… может быть, и хорошего. Я делал то, что надо было делать, - сказал он и замолчал. Потом добавил: - Есть вещи, которые нельзя скрыть.
- Это правда, Аксель, - серьезно сказала Бритта. - Это правда…
Они надолго замолчали. Сидели и смотрели в окно на бухту, пока Герман не принес кофе и чашки на веселеньком, в крупных цветах, подносе.
- Спасибо, любимый, - сказала Бритта.
Аксель заметил взгляд, которым они обменялись с мужем, и у него перехватило дыхание. Он постарался напомнить себе, что его работа тоже принесла чувство покоя и удовлетворения многим и многим семьям - их страдания и мучения наконец-то были отмщены, их мучители предстали перед судом. Это тоже своего рода любовь… не физическая, не любовь между мужчиной и женщиной, но в высшем смысле это тоже любовь.
Бритта передала ему чашку.
- А ты, Аксель, ты прожил хорошую жизнь? - спросила она, словно прочитав его мысли.
У этого вопроса было так много измерений, так много слоев и ответвлений, что он и не знал, что ответить. Аксель вспомнил Эрика и его друзей в библиотеке в их доме - беззаботных, веселых… Эльси с ее мягкой улыбкой. Франц, готовый в любую минуту взорваться, но и в нем что-то было, что-то в нем было… Бритта, так не похожая на себя сегодняшнюю. Тогда она выставляла свою красоту напоказ, а ему казалась, что под красивой скорлупкой скрывается полная пустота. Наверное, он был не прав. Нынешняя Бритта светится любовью и добротой. Мысль об Эрике причиняла ему такую боль, что он все время старался ее отбросить. Но сейчас, сидя в гостиной у Бритты, Аксель попытался вспомнить брата таким, каким он был тогда, еще до наступления трудных времен. За письменным столом с книгой. Ноги на столе, волосы взлохмачены… весь этот рассеянный вид, из-за которого Эрик всегда выглядел старше, чем был на самом деле. Как он любил Эрика…
Аксель посмотрел на Бритту и понял, что она ждет ответа. Усилием воли он заставил себя вернуться из "тогда" и сделал попытку найти ответ в "сейчас". Но из этого ничего не вышло - прошлое и настоящее были так тесно сплетены, шестьдесят прошедших лет слились в памяти в неразделимый водоворот имен, встреч и событий. Он почувствовал, как дрожит в руке чашка с кофе.
- Не знаю… - сказал он наконец, - думаю, что да. Я прожил хорошую жизнь. Настолько хорошую, насколько заслужил.
- А я прожила замечательную жизнь, Аксель. И знаешь, давным-давно решила для себя: да, я заслужила хорошую жизнь. Тебе бы тоже надо сказать себе раз и навсегда: я, Аксель Франкель, заслужил хорошую жизнь.
Дрожь в руке не унималась, и несколько капель кофе упали на диван.
- О, простите… я…
- Ничего страшного, сейчас принесу тряпку. - Герман встал, вышел в кухню, тут же вернулся с мокрым кухонным полотенцем в синюю клеточку и прижал его к пятну.