Его ответ прозвучал как предупреждение, и она это поняла. С тех пор старалась не видеться со Скилом, пока он сам не изъявлял такого желания, а это случалось весьма редко.
Опия была старше его на семь зим. За одиннадцать последних зим кожа ее потеряла прежнюю упругость, щеки поблекли, и он совсем перестал навещать ее ночами.
До него дошли слухи, что она часто беседует с верховным жрецом Матасием, его давним и могущественным врагом. Примирить двух заклятых врагов могло лишь одно: ненависть к нему, верховному царю. Опия была права - Ирида все настойчивее требовала, чтобы он сделал ее царицей, а это означало, что прежняя царица должна умереть. Но Скил никак не мог решиться на это, помня слова Кадукая: "… благополучие твоего царствования связано с этой женщиной".
* * *
Опия встретила царя в большом шатре, разбитом перед ее шестиколесной кибиткой. Пол устилали толстые шерстяные ковры, в ворс которых нога погружалась чуть ли не по щиколотку, а стены были обтянуты цветными расписными тканями. Горящая масляная лампа не давала достаточно освещения, и в шатре все казалось окутанным легкой дымкой. Царица была одета в платье-халат с длинными рукавами, расшитое золотом, на голове кожаный колпак с золотым навершием и подвесками, сзади почти до пояса ниспадала накидка, а шею украшали крупные бусы из зеленого шлифованного камня.
В полумраке она выглядела прежней, как одиннадцать зим назад, стройной и красивой; дневной свет был ее врагом, так как показывал, что время не пощадило ее.
- Мой повелитель, я рада, что ты навестил меня! - защебетала она и хлопнула в ладоши.
Из-за занавеси, скрывающей дальнюю часть шатра, выбежала невольница, закутанная в одежды с ног до головы, так что нельзя было определить, молода она или стара, и пала на колени.
- Принеси царю бузат! - приказала Опия и посмотрела на пояс мужа, где висел обрамленный в золото и кожу кубок, сделанный из черепа первого убитого им врага, когда Скилу было всего четырнадцать лет. - Скоро у тебя будет новый кубок - череп Спаргапифа достоин этого.
- Он был сильным врагом и достоин такой чести, но не пристало воину для кубка брать череп зарезанного на жертвеннике. У меня пока не будет нового кубка.
- Ты, как всегда, прав, царь Скил.
Невольница вошла в шатер с кувшином-ойнохоя с расписными боками и выжидающе застыла у входа.
- Я не хочу пить. Отошли ее прочь, - приказал Скил.
С недавних пор он остерегался принимать еду и пищу у Опии. Не то чтобы он подозревал, что царица способна причинить ему зло, но ее сближение с Матасием было непонятно и настораживало. Хорошо, что теперь жрец мертв и больше в царстве сколотов у него нет другого такого опасного врага. Царица хлопнула в ладоши, и невольница спряталась за занавеской.
- Может, ты хочешь выпить вина? Я прикажу принести кратер.
- Вина я тоже не хочу.
- Как тебе будет угодно, повелитель. В честь твоей победы я приготовила тебе подарок. Негоже тебе, как простому кочевнику, подвязывать волосы кожаным ремешком. - Царица два раза хлопнула в ладоши, и вновь появилась невольница, неся на подносе золотой обруч.
- У меня не настолько длинная шея, чтобы носить две гривны, - рассмеялся Скил.
- Это не гривна. Персы называют ее диадемой. Их царь носит на голове тиару - знак царского достоинства, показывающий его превосходство над другими персами. Посмотри на диадему внимательно.
Подобно гривне, золотой обруч не был цельным и заканчивался застежками в виде грифонов. Но в отличие от гривны, он был плоским, и посередине имелась каплевидная пластинка, на которой была изображена богиня Табити, сидящая в кресле с зеркалом в руке, а рядом с ней - бородатый мужчина в одежде сколотов: в подпоясанной рубашке и узких штанах, внешне кого-то ему напомнивший.
- Точно такое изображение есть на моем перстне, который мне даровал царство, - негромко заметил Скил.
- Совершенно верно. Ты умеешь читать - прочитай с внутренней стороны.
Царь перевернул обруч и увидел надпись на эллинском языке: "ΒΑΣΙΛΕΩΣ ΣΚΥΛ".
- Имя следующего царя ты напишешь рядом со своим, и у глав родов не будет сомнений, кто унаследует после тебя царство сколотов. Этот золотой обруч будет твоим знаком царского достоинства.
- Может, ты даже знаешь имя моего наследника? - со скрытой угрозой в голосе спросил Скил.
- Знаю, ты его также знаешь, царь Скил. Я родила от тебя двух девочек, так что наследником по мужской линии остается Орик - твой брат. Ты перестал посещать меня ночами, и я уже не подарю тебе другого наследника. А ведь я - единственная царица. Не правда ли, царь Скил? Или ты забыл о клятве и у тебя уже есть на примете другая царица, более молодая? - Опия выжидающе уставилась на Скила.
- Я помню клятву, Опия. - В душе царя зрел гнев, но он не давал ему выхода.
Царица хлопнула в ладоши, вызвав невольницу.
- Принеси зеркало.
Невольница быстро вернулась с серебряным зеркалом и кратером с водой.
- Ты разрешишь мне надеть на твою голову мой подарок, царь Скил?
И царица, поправив волосы, сняла с головы царя кожаную повязку с золотой пластинкой, изображающей сову, и небрежно отбросила ее в сторону. Надев золотую диадему, Опия обмакнула серебряное зеркало в воду и протянула его Скилу.
- Вглядись в зеркало, мой царь. Ты видишь себя?
Затем она убрала зеркало и протянула ему золотую монету с его изображением. Тут Скил понял, что ему хотела сказать Опия. Он увидел себя в зеркале с золотой диадемой на голове, и на монете его лоб украшало подобие диадемы, хотя до сих пор это была лишь обычная кожаная повязка с золотой пластинкой посередине. Так его изобразил грек Антиох, отвечающий за чеканку монет в Никонии.
- Посмотри на дарик, - Опия протянула Скилу монету Дария I. - Здесь персидский царь изображен в виде лучника, и у него на голове царская тиара, А у тебя - царская диадема, которую ты передашь своему наследнику, а он - своему. Могущество царства - в наследственности власти!
Скил с удивлением посмотрел на Опию - ведь это были слова грека Эвнея! Выходит, она запомнила их.
- Ты доволен, царь Скил? Не отвергай мой подарок - этот золотой обруч поможет тебе укрепить царскую власть.
Скил, подумав, решил, что Опия права. Кожаная повязка более удобна, но этот золотой обруч и в самом деле будет выделять его среди других царей сколотов, особенно если он станет знаком наследственной царской власти. И не обязательно его все время носить - можно надевать лишь в торжественных случаях.
- Мне понравился твой подарок, Опия. Я принимаю его. - Скил поднялся, собираясь уйти.
- Ты не хочешь провести эту ночь со мной, Скил? - почти жалобно спросила Опия.
Скил на мгновение заколебался, но затем вспомнил о страстной ненасытной Ириде, которую надеялся увидеть в самом скором времени, и молча вышел из шатра.
Если бы он через минуту вернулся, то очень удивился бы перемене, происшедшей с царицей. Ее лицо исказила гримаса гнева, она бросила монету с изображением Скила на пол и стала топтать ее.
- Ненавижу! Какой же он глупец, хоть и царь! Я хотела подарить ему ночь и жизнь, а он выбрал смерть!
Успокоившись, она подозвала невольницу-служанку, которая все время находилась поблизости и которой она не опасалась, хотя та знала многие ее тайны. Фатима - так звали невольницу - была лишена языка много лет тому назад. Эта идея возникла у Опии очень давно, когда она наблюдала за дойкой кобыл, которую проводили специально ослепленные рабы. "Они не видят, что делают, и этим сохраняется тайна дойки, хотя было бы проще лишить их языка, чтобы они не смогли об этом рассказать". По ее велению у понравившейся ей юной невольницы был вырезан язык, и лишь после того она взяла ее к себе в услужение.
Дружба с верховным жрецом Матасием у нее возникла гораздо раньше, чем об этом узнал Скил, еще до его знакомства с Иридой. Опия очень переживала, что не может родить от Скила сына и что он все реже навещает ее ночами. Ее стал преследовать страх - она боялась, что Скил нарушит клятву и возьмет в жены наложницу, которая родит ему сына. Так поступил его отец Ариапиф, женившись на невольнице, матери Скила. Все это могло привести к тому, что Орик, ее сын, не унаследует после Скила верховную царскую власть, которая должна принадлежать ему по праву.
Узнав, что одна из наложниц Скила беременна, в то время как он находился в походе, Опия ночью тайно пришла к Матасию и попросила, чтобы тот заглянул в будущее - кто должен родиться?
Матасий недобро на нее посмотрел, памятуя, какова была ее роль в избрании Скила верховным царем, но ее просьбу исполнил. Опустившись на колени, он начал крутить между пальцами кору липы, удивительно быстро и ловко, одновременно выговаривая какие-то незнакомые слова. Неожиданно глаза у него закатились, и он замолк, словно окаменел.
Опия терпеливо ожидала, пока энарей придет в себя и расскажет, что ему удалось увидеть в будущем. Наконец он открыл глаза и произнес:
- Невольница родит мальчика, но твоему сыну Орику не следует его опасаться. Хотя я думаю, что это тебя все равно не остановит. - Он бросил на женщину пронзительный взгляд, и ей показалось, что жрец читает ее мысли.
Поблагодарив, Опия ушла.
Несмотря на уверения жреца, она не стала испытывать судьбу и подослала к беременной невольнице безъязыкую Фатиму. Вскоре невольница умерла в страшных мучениях, а ее тело почернело.
После этого уже Матасий навестил Опию ночью.
- Трупный яд ехидны, которым наши воины смазывают стрелы, не очень годился для того, что ты сделала. Вот этот яд более подходит для таких целей - человек умирает, словно от лихорадки. - И энарей достал из-под одежды плотно закрытый маленький лекиф.
- Ты ошибаешься, жрец. Смерть ниспослана ей богами, а не мной, - гордо вскинулась царица.
- Бывает, боги доверяют делать свою работу людям.
И жрец сразу удалился, оставив ей сосуд с ядом. Еще несколько раз Опия приходила к Матасию, чтобы узнать, кто должен родиться у той или иной невольницы, на которую обратил внимание Скил, но всякий раз энарей видел, что будет девочка, и ни разу не ошибся.
Когда в жизни Скила появилась Ирида, Опия после долгих раздумий пришла к Матасию и попросила заглянуть в ее будущее.
- Прости меня, царица, но я уже знаю, что тебя ждет впереди. - Матасий холодно посмотрел на нее.
- Что ты можешь мне рассказать об этом, жрец?
- О твоем будущем? Ничего. Ты рано умрешь, и царицей станет чужеземка. У нее родится много детей, и Орик не будет верховным царем. Продолжить?
Опия вздрогнула - острая боль пронзила ей сердце, тело сразу обессилело, и она почувствовала, что не хватает воздуха.
- Человек не может противиться воле богов, выполнять их волю - его священная обязанность. - Жрец изобразил на лице подобие улыбки.
- Что ты этим хочешь сказать, жрец?
- Боги недовольны Скилом, а ты можешь изменить и свою судьбу, и судьбу Орика.
- Ты предлагаешь отравить Скила тем ядом, который ты мне дал? - зло вскинулась Опия. - Я не верю тебе и твоему пророчеству. Скил мне поклялся именем богов - и он не отступится от своего слова.
Опия подумала: "Лживый жрец, хочешь моими руками погубить Скила и, объявив отравительницей, тут же избавиться от меня".
Матасий внимательно на нее посмотрел, и его бородавчатое безволосое лицо напомнило Опии отвратительную жабу. Жрец после минутного размышления ответил ей:
- Ты знаешь, что я сказал правду, и времени на раздумья у тебя нет. Тебе не надо подсыпать яд Скилу - хотя так было бы надежнее… Мне достаточно получить ненадолго любую вещь царя, с которой он не расстается и носит на теле.
- Это невозможно, - заявила Опия.
- Ничего нет невозможного для человека, которого в скором времени ждет смерть. Хорошенько подумай, царица, и приходи. Однако не медли - Скил возвращается с победой из похода. - Жрец сразу же отвернулся от нее, словно она уже покинула его шатер, и ей пришлось уйти.
Опию охватила тревога - она поверила Матасию. Для того чтобы Скил, не нарушив клятву перед богами, получил новую царицу, она должна умереть. И Скил рано или поздно на это пойдет.
Взять что-либо из его одежды, а потом вернуть - невозможно, так как он сразу заподозрит неладное. Привлечь кого-нибудь из его слуг - опасно. А время идет, и неизвестно, что он предпримет, вернувшись из похода. Вот тогда у нее возникла идея с подарком - диадемой.
Золотой обруч, перед тем как подарить Скилу, Опия отнесла Матасию. Тот повертел его в руках и недоверчиво спросил:
- Ты уверена, что он будет его носить?
- Я найду для этого нужные слова, жрец. Делай свое дело, а я сделаю свое.
- Придешь завтра ночью - он будет готов.
- Это будет особый яд? - опасливо спросила Опия, не представляя, как можно отравить через вещь, а не через кровь.
- Нет. Проклятие действует не хуже яда, хоть и гораздо медленнее. Мы видимся с тобой в последний раз. Запомни - наши судьбы крепко связаны. После того как я сойду в Нижний мир, и тебе недолго быть в этом мире. Так что поспеши - мы еще можем повлиять на наши судьбы!
Теперь, после расправы Скила над Матасием и ночного разговора, Опия пожалела, что не прибегла к яду, - ведь еще неизвестно, когда сработает проклятие, наложенное жрецом. Она отыскала лекиф, некогда подаренный Матасием, решив пустить его в ход при следующей встрече со Скилом. Днем она узнала, что Скил уехал, желая посетить дальние кочевья, но не сомневалась, что тот поехал в Ольвию, на встречу с Иридой.
4
В богатом доме архонта Фоаса в полном составе собрался Совет семи, что происходило в исключительных случаях. Причиной тому был приезд из Пантикапея тайного посла тирана Астинакса - молодого фракийца Спартока. Несмотря на то, что Пантикапей, как и Ольвию, основали выходцы из Милета, города соперничали и даже противостояли друг другу. Особенно усилилось это противостояние, когда Пантикапей, став во главе симмахии - добровольного союза городов, в итоге образовал Боспорское царство с тиранической и династической властью Археанактидов. Члены совета Ольвии не без оснований опасались, что если бы не огромное расстояние, разделяющее их, то Пантикапей распространил бы свою власть и на них, как ранее произошло с городами Тиритака, Мирмекий, Порфимий и даже с Феодосией.
Самый богатый и уважаемый член Совета, торговец зерном и вином Алкмаон, пренебрежительно окинул взглядом молодого фракийца и зычно приказал:
- Рассказывай, зачем ты нас собрал, но не утомляй длинными речами - у нас есть дела и поважнее.
- Тиран Астинакс желает вам здравия, удачной торговли и приумножения богатства! - начал Спарток свою речь.
Алкмаон, запрокинув голову, громко расхохотался, другие члены Совета последовали его примеру, за исключением Фоаса, у которого было напряженное и хмурое лицо.
- Астинакс желает нам удачной торговли и приумножения богатства? Нам?! - грохотал, все еще смеясь, Алкмаон, явно смакуя услышанные пожелания.
Молодой фракиец, выделяющийся своей статной фигурой и приятной внешностью среди разнеженных и толстых греков, не смутился подобному приему, а, наоборот, сам заулыбался:
- Рад, что слова Астинакса упали на благодатную почву и принесли вам хорошее настроение. К сожалению, то, о чем буду говорить дальше, вряд ли поспособствует веселью…
- О чем же ты хочешь говорить? - закудахтал, давясь смехом, Гиппатион, владелец многих гончарных и ювелирных мастерских.
- О Скиле - базилевсе племен варваров-скифов. О том, кому вы ежегодно платите большую дань, кто посадил у вас в городе своего наместника, через которого передает свои указания вам - высокоуважаемому Совету. О том, кто чеканит свою монету и этим уже забрал у города часть доходов. Кто поддерживает в противовес вам Никонию, превращая ее в город варваров. - Спарток повернулся лицом к Фоасу. - О том, кто берет ваших дочерей себе в наложницы! Еще продолжить?!
Как и ожидал Спарток, смех мгновенно смолк - в самом деле, Скил с каждым годом увеличивал дань, и доходы богатых горожан падали. Каждое его появление в городе было чревато новшествами, он даже сунул свой нос в их торговые дела, и хорошо еще, что его помощник, предатель грек Эвней, умер в прошлом году - с тех пор он немного приутих.
- Тиран Астинакс узнал, что Скил в будущем году собирается к нему в гости со своей армией, и забеспокоился - отсюда и забота о наших делах, - желчно произнес Идоменей, имевший самое большое количество рыболовных суден и засольные цеха.
- Совершенно верно, - и не подумал возразить Спарток. - У каждого из нас имеются проблемы, но все они исходят от одного человека. Почему бы нам не объединиться и сообща не решить проблему, имя которой Скил?
- Астинакс пришлет сюда свое войско? - ядовито поинтересовался Алкмаон.
- Никакой войны! - испуганно воскликнул Гиппатион, оглядываясь по сторонам, и, увидев, что невольницы несут к столу блюда со сладостями, махнул рукой, чтобы они убрались вон. - Пусть Астинакс решает свои проблемы на своей земле, а мы тут как-то справимся со своими.
- Астинакс не предлагает нам участвовать в войне или в чем-то подобном, - подал голос Фоас. - От нас требуется лишь поспособствовать его послу - Спартоку, который имеет план, как устранить Скила.
- Царя варваров повсюду сопровождают телохранители, и к нему не подобраться, - быстро сообразил, в чем проблема, Идоменей. - Но перед тем, как войти в Ольвию, он оставляет охрану и здесь находится один.
- Убить Скила в Ольвии?! - испугался Гиппатион. - Да скифы камня на камне не оставят от нашего города! Это безумие и верная смерть!
- Никто не собирается убивать Скила, - вкрадчиво произнес Спарток. - Это сделают сами скифы. Есть план, который помог разработать уважаемый Фоас, обрисовав мне здешнюю обстановку. От вас, уважаемые члены Совета семи, требуется лишь одно - не мешать.
- Если у этого фракийца Спартока слова не расходятся с делом, он очень далеко пойдет, - уважительно шепнул Алкмаон своему соседу Идоменею.