Свой проступок Николай не отнес к проискам лукавого, так и норовившего подтолкнуть христианина к нарушению Божьих заповедей, а воспринял его как некое озарение.
* * *
Тимоха то и дело подгонял Вороного, спеша доставить "ерологов" на железнодорожную станцию, хотя понимал, что туда они смогут добраться лишь затемно - уж слишком поздно выехали. Как ни крути, а придется на станции ночь коротать, чтобы не ехать по темноте обратно. По уму было бы поехать на станцию утром, пораньше, но известие о появлении бандитов в соседнем селе и чувство ответственности за своих постояльцев, к которым он привязался, вынудили его отправиться в дорогу в столь неурочное время. Эти "ерологи" хоть и блаженные от своей учености, но добрые христиане. С собой он захватил берданку, которая могла послужить защитой лишь от дикого зверя - за годы войны расплодилось волчье племя, - но не от вооруженных бандитов.
Узкая грунтовая дорога, закончив петлять среди ухоженных крестьянских полей, вышла на просторы степи и тут же затерялась. Движение телеги сразу замедлилось, а тряска усилилась. Василий соскочил с телеги, чей дребезг не давал ему сосредоточиться, и пошел рядом. Ему тут же стало спокойнее, но идти по неровной почве быстрым шагом было нелегко, и мысли, вместо того чтобы вернуться к задуманной статье о найденном скифском захоронении, перескочили на древних кочевников вообще. Этому способствовала широко раскинувшаяся дикая ковыльная степь, которая, казалось, не имела конца края, степь с множеством укромных балок, оврагов и небольших возвышенностей, называемых здесь Могилами.
А если это народное название правильно передает их суть? Может, не только в рукотворных курганах надо искать следы прошлого, но и в них? Сколько тайн и будущих находок хранит степь, ожидая своего исследователя! Василию было жаль, что с каждым годом дикая степь, беспощадно распахиваемая человеком, катастрофически уменьшается, и не факт что будущие находки попадут в руки археологов, а не людей несведущих и ценящих лишь драгоценные металлы, из которых они сделаны, все прочее безжалостно уничтожающих. Может, пройдет не так много времени, и Дикое поле в первозданной красе можно будет увидеть только на заднем дворе Екатеринославского краеведческого музея, о чем позаботился профессор Дмитрий Яворницкий. И перед затуманенным взглядом Василия просторы степи ожили - по ним начали нестись на небольших, но очень выносливых лошадях грозные бородатые всадники в остроконечных кожаных шапках, вооруженные копьями и короткими мечами, несравненные стрелки из лука, использующие для вытирания рук скальпы врагов.
- Всадники! - ворвался в его фантазии испуганный голос Николая. - Нас догоняют!
- Кто - скифы?! - радостно воскликнул Василий, еще не вернувшийся из мира грез в действительность.
- Боюсь, что вы правы, - скифы, но только современные. - Голос у Николая дрогнул - его страхи материализовались в реальность, и у него было такое чувство, как будто он сам в этом виноват.
Василий насчитал семь точек, быстро увеличивающихся в размерах.
- Э-эх! - только и сказал Тимоха, оглянувшись, и скомандовал: - Садись, еролог! Авось Бог поможет и не даст пропасть христианским душам!
- Может, это не бандиты? - с надеждой спросил Василий, но на телегу залез.
Тимоха прошелся кнутом по спине Вороного, тот с укором обернулся, но ходу прибавил. Явно не приспособленная для быстрой езды телега качалась из стороны в сторону, подпрыгивала, иногда на ухабах угрожающе наклоняясь, так что пассажирам приходилось крепко держаться, чтобы не выпасть. Несмотря на все старания Тимохи, грозные пощелкивания кнутом, усилия Вороного на пределе возможного, расстояние между ними и всадниками быстро сокращалось, но впереди уже показалась лесопосадка, за которой начинались огороды, а дальше виднелись жилые постройки, приютившиеся возле самой станции. Тимоха слышал, что там находится карательный отряд германцев, прибывший туда для наведения порядка после проведенной рабочими стачки. Те заблокировали паровозное депо сброшенным с рельсов паровозом, так что эшелоны с зерном и скотом не могли отправиться в Германию. Тимоха с удовлетворением отметил, что они успевают достичь станции раньше, чем…
Колесо телеги попало в глубокую яму, непонятно как здесь оказавшуюся - может, кабан ее вырыл, ища поживу? Как бы то ни было, а резвая езда по ухабам до добра не довела, телега, вдруг дернувшись, резко остановилась и накренилась влево. Василий и Николай в одно мгновение кубарем слетели с повозки на землю, но не ушиблись.
- Чего разлеглись?! - налетел на них коршуном Тимоха. - Скорее подымайте телегу - будем колесо ставить!
Колесо они поставили быстро благодаря умелым рукам и командам Тимохи, но когда вновь отправились в путь, всадники были уже совсем близко, и их внешний вид отмел еще оставшиеся сомнения в том, что это бандиты.
Шестеро из них были в полевой форме, а пятый, явно моряк, - в бушлате, на его голове непонятным образом держалась бескозырка с развевающимися ленточками. Кто-то из них выстрелил, и мимо беглецов просвистела пуля.
- Тпру! - резко осадил лошадь Тимоха. - Приехали, господа ерологи! На таком расстоянии нас посшибают с винтаря, как воробьев с рогатки. Мне жизнь дорога!
"Диадема!" - мелькнула у Николая мысль, и, соскочив с телеги, он бросился к деревьям, до которых было не более сотни метров. Он осознал, почему взял диадему, и жалел, что не прихватил еще и других золотых предметов, ведь теперь они достанутся бандитам. Сама Судьба руководила им, это была не кража, а спасение исторических ценностей!
Когда он уже добегал до деревьев, готовясь нырнуть в спасительную чащу леса, раздался выстрел, и в голове у него будто что-то взорвалось, мгновенно погрузив все во мрак. Он упал, раскинув руки и ноги, уткнувшись со всего маху носом в землю, испачкав одежду, но это его уже не волновало.
От неожиданного поступка Николая и его нелепой смерти Василий остолбенел, не веря в реальность происходящего. "Все это лишь глупый, ужасный сон - надо только проснуться", - попытался он себя обмануть. Но вид неподвижного тела товарища по археологическим изысканиям и испуганно бегающие глаза Тимохи, потерявшего обычную важность и насмешливость, просто кричали о том, что это происходит на самом деле.
Василий рванулся и, выхватив берданку Тимохи, раньше чем тот успел помешать, направил в сторону приближающихся всадников, выбрав среди них колоритную фигуру моряка, коренастого и краснолицего, и нажал на курок. Выстрела не последовало, а в следующий момент Тимоха вырвал берданку из его рук и отбросил далеко в сторону. Еще одним движением он дал в глаз "дуралею-ерологу", мысленно поблагодарив себя за то, что заранее не снарядил ружье патронами.
- Погубить нас хочешь?! - зло прошипел он археологу, у которого начал заплывать глаз. - Сиди да помалкивай - может, пронесет и не порубают нас нечестивцы. Господи, спаси и сохрани!
Тем временем всадники окружили телегу.
- Чего же ты не выстрелил, дура? Испужался?! - Лицо моряка стало наливаться свекольным цветом злобы. - Раз взял винтарь в руки, надо было доводить дело до конца. Бояться - грех!
Моряк, слегка подавшись вперед, тут же отвесил тяжелую пощечину археологу, от чего у того мотнулась голова, как у тряпичной куклы, а перед глазами все поплыло.
- И куда же направляетесь, паны-товарищи? Что везете с собой? - продолжил допрос моряк, пронзая взглядом Василия, словно ожидая от него ответных действий, но тот молча опустил глаза.
- Да какие мы паны?! - испуганно воскликнул Тимоха. - Я из села Ямки, крестьянствую, а это ерологи, ученые люди, попросили доставить их на станцию.
- Чего ж это ученые люди бегают, как зайцы? Хватаются за винтарь, словно мы бандиты какие-то?
- Да какие же вы бандиты?! Что я, бандитов не видел?! - фальшиво пробасил Тимоха, подхалимски снизу вверх заглядывая в глаза матросу.
- То-то! - согласился моряк. - Мы солдаты революции, и здесь мы по заданию Саратовской конференции анархистов и товарища Красного для организации борьбы с германцем и его подлыми приспешниками. Трудовому народу, особенно крестьянству, нас нечего бояться, и даже наоборот. Мы возвращаем землю крестьянам, а вот эксплуататорам помещикам, золотопогонникам и прочей сволочи нам на пути лучше не попадаться. Намедни казнили кровопивца Куропатова - повесили на березе, теперь ему земля больше не нужна. Разве только для могилы. Сегодня пришел черед помещика Радисного, вот только радости ему от нас не дождаться!
Василий вспомнил холеного, неторопливого в словах и поступках помещика, обликом очень напоминавшего знаменитого писателя Чехова - такая же бородка и пенсне. Известный киевский адвокат, он выбрался сюда на недельку, рассчитывая своим присутствием ускорить восстановление разграбленного родового имения, чтобы потом вывезти сюда жену и троих детей. "Деревенский воздух весьма пользителен для здоровья, сударь. Я бы и сам здесь надолго остался, но адвокатские дела держат в городе, вдали от Природы. Да-с", - сообщил он за чаепитием, проходившим на открытой веранде перед домом всего три дня тому назад.
"Вот тебе и здоровый деревенский воздух! Больше не придется Радисному спешить, хлопотать по адвокатским делам. О чем он думал, когда ему на шею набрасывали веревку? А что думал Николай в последние мгновения жизни и почему он бросился бежать? Как глупо все произошло… и страшно!"
- Так-то оно так, - сразу осмелел Тимоха, - вот только… - И он бросил красноречивый взгляд на неподвижно лежащее тело Николая.
Матрос понял его и нахмурился.
- Бежать от нас может только враг, а с врагом у нас один разговор, - и он передернул затвор винтовки.
Тимоха побледнел и мысленно выругал себя.
- Не боись, товарищ, - подбодрил его матрос и скомандовал худому конопатому солдатику, по возрасту явно самому молодому: - Сеня, а ну, смотайся к тому жмурику и пошарь у него по карманам - душа подсказывает, что неспроста он драпал от нас. Гляди только внимательно!
Матрос вновь неприязненно уставился на Василия.
- Чего везете?
- Археологические находки - глиняные черепки, оружие, бытовую утварь.
- Оружие?!
- Наконечники для стрел, ржавые кинжалы, мечи - все для нынешнего употребления непригодное. Интерес представляют только для науки.
Тем временем вернулся солдатик и протянул матросу золотую диадему. Увидев ее, Василий забыл о своем шатком положении и даже покраснел от возмущения: "Как посмел Николай взять диадему?!"
- Так говоришь, глиняные черепки? - усмехнулся матрос, обводя недобрым взглядом Тимоху и Василия.
- А я что? Знать ничего не знаю, ведать не ведаю, что они везут… - скороговоркой сказал Тимоха и от мощного удара матроса слетел с телеги, оказался на земле с подбитым глазом.
Следом за ним, по той же причине, там оказался и Василий.
Анархисты вытряхнули баулы и сразу нашли золотые вещи из скифской могилы. От такого количества золота у них разгорелись глаза, и чубатый солдат высказал мысль, что поделить его будет трудно, разве что переплавить в слитки и тогда уже по весу… Другой боец предложил: "Можно не плавить, а порубать на куски и по весу разделить". Василий, несмотря на свое бедственное положение и два подбитых глаза, начал рассказывать об уникальной исторической ценности диадемы. Матрос до конца его не дослушал, приказал сложить золотые вещи в вещевые мешки и отдал их на хранение конопатому Сеньке, а золотую диадему сунул в свою полевую сумку.
- Золото реквизировано на нужды революции, - пояснил он. - Следовало бы вас расстрелять…
- Эти вещи бесценны, и вы не имеете права их реквизировать! Они принадлежат государству! - Василий подхватился на ноги.
Уникальные находки, предел мечтаний, теперь могли исчезнуть навсегда - и для него, и для науки. Их ожидала ужасная участь быть переплавленными, распиленными, разрубленными, превратиться из произведений искусства древности в обыкновенный брусок желтого металла.
- И по какому праву вы присвоили диадему - корону скифских царей?! Вы очень рискуете - подобные вещи несут в себе проклятие, которое поражает расхитителей древних захоронений! - Василий готов был пугать чертями, лешими, привидениями, оборотнями, лишь бы вернуть скифскую корону.
- С коронами и царями у нас разговор короткий - скифы они или кто другой! А ты слишком говорливый, как я посмотрю, и смелый - мне угрожаешь! - И матрос нагайкой полоснул археолога по лицу.
Жуткая боль обожгла Василия, резанула правый глаз. Он схватился руками за лицо, и это уберегло его от нового удара нагайкой. К матросу присоединились его подчиненные, и удары стали сыпаться на Василия со всех сторон, разрывая одежду, заставив забыть обо всем, кроме боли.
Умудренный опытом Тимоха ползком забрался под телегу и спрятался за колесом. Глядя, как над "ерологом" проводят экзекуцию, он то и дело крестился в ужасном ожидании, что это не минует и его.
- Ладно, хватит.
Голос матроса проник сквозь густую пелену, застлавшую сознание Василия, которое, казалось, существовало вне тела, раздавленного и растерзанного, уже не реагирующего на боль.
Тимоху анархисты трогать не стали, а, наоборот, велели поскорее возвращаться в село - сегодня на сельском сходе будут делить землю между крестьянами. Они развернули лошадей и, весело переговариваясь, отправились в обратный путь. Лишь когда они отъехали на расстояние, с которого уже нельзя было различить ленточки на бескозырке их предводителя, Тимоха занялся окровавленным Василием, то и дело проваливавшимся в беспамятство.
- Пить… - тихо прошептал Василий, еле шевеля разбитыми в кровь губами.
- Сейчас дам водички. - Тимоха достал из-под сена солдатскую флягу с водой и напоил раненого. - Ничего, еролог, до свадьбы заживет. Это вы, городские, непривычны к такому обхождению, а мы, деревенские, и не такое видали. После шомполов проклятого германца я две недели пищу стоя принимал.
- Бандиты… уехали?
- Не бандиты они, а "энархисты". Против германца и помещиков воюют. Землю нам, крестьянам, возвращают. Не бандиты они!
- Скифские украшения… все забрали?
- Подчистую. Звыняй, еролог, но и нам торопиться надо, а то землицу поделят без меня. Баба моя, конечно, дома, но сможет ли она с землицей толком порешить? Не сможет, потому что - дура! Ей только по хозяйству и на огороде корпеть, а тут ум мужицкий нужен!
- Мне в Киев надо - отвези меня на станцию, - попросил Василий, гримасничая от нестерпимой боли, вернувшейся с прояснением сознания.
- Ну так полезай в телегу!
Тимоха помог Василию подняться - того мотало из стороны в сторону, как при морской качке, и он просто опрокинулся в телегу, не в силах даже забросить туда ноги без посторонней помощи. Тимоха, удобно уложив Василия, подогнал Вороного поближе к телу Николая и, поднатужившись, перебросил труп в телегу.
- На станцию мы не поедем - ты слишком слаб, чтобы самому уехать. Да и твоего приятеля надо похоронить, обряд справить - он, чай, христианин? - Тимоха наклонился над трупом и, нащупав под рубашкой металлический крестик, успокоился. - Попа надо звать из соседнего села на отпевание.
Василий не стал спорить - он и в самом деле очень ослаб, да и тело Николая нельзя здесь бросить.
Они тронулись в обратный путь, и Вороной, почуяв, что это дорога домой, оживился и шел бодрее, чем на станцию. Телега то и дело подпрыгивала на кочках, дребезжала, и труп Николая придвинулся вплотную к Василию, как тот ни пытался держаться от него на расстоянии. Он чувствовал сквозь одежду холод тела недавнего товарища по экспедиции. Василий был потрясен - ведь всего несколько часов назад Николай, живой и здоровый, строил планы, имел заветную мечту. И вот теперь он мертв, неподвижен, и даже выражение лица поменялось, стало хищным - рот приоткрылся, показав ряд мелких желтых зубов, а сквозь неплотно закрытые веки поблескивали белки, словно покойник исподтишка за ним подглядывал. Василию вспомнились истории-сказки про ведьм, живых мертвецов, оборотней, которые любила рассказывать его бабка, считавшая, что страх лучше всего воспитывает послушание и почитание старших. Если страха нет, то человек не сможет правильно понять Бога, вот отсюда и берутся раскольники или и того хуже - революционеры.
Благодаря этим бабушкиным сказкам или по другой причине, но послушание у Василия было в крови. Он никогда не перечил старшим по чину или возрасту, даже если знал, что они неправы. Поэтому отношения с профессором, человеком властным, себялюбивым и твердолобым, с ослиным упрямством уверенным в непогрешимости своих слов и действий, складывались наилучшим образом. В отношениях с женщинами Василий не искал любви, ему нужна была хозяйка его будущего дома, который он обязательно построит, и мать многочисленного потомства. Зарплата младшего преподавателя и постоянный рост цен в связи с войной, а затем с революциями, не позволяли ему надеяться на возможность семейного благополучия в ближайшем времени, но публичные дома он посещал лишь изредка.
Сейчас, когда он смотрел на мертвое тело приятеля, ему казалось, что покойник по какой-то причине сердится на него, словно он чего-то не сделал или сделал не так.
"Могут ли покойники сердиться? - Эта мысль его поразила. - Если да, то и мстить тоже могут?" - И Василий со страхом посмотрел на труп, будто ожидая, что тот откроет глаза и выскажет ему свои претензии.
2
1919 год. Одесская губерния
Прохор, идя по Преображенской улице, держался настороженно, и в случае опасности его правая рука была готова нырнуть под полу пиджака и выхватить браунинг, а еще карман парусиновых штанов оттопыривался от ребристого шара германской ручной гранаты - "ананаски". Он шел неторопливым тяжелым шагом, горбясь и устремив взгляд вниз, стараясь ничем не привлекать к себе внимания - мужиковатый, с растрепанными длинными волосами-космами с пробивающейся сединой, с трехнедельной колючей щетиной на лице, которую еще трудно было назвать бородой. Последнее обстоятельство его беспокоило больше всего. Утром, взглянув на свое отражение в зеркале, он понял, что даже в новом облике хорошо узнаваем. Его могли выдать предательские ямочки на щеках, появляющиеся при малейшем подобии улыбки на широком скуластом лице, и тут никакой маскарад ему не помог бы.