- Искали. Но безрезультатно. Информация пошла не через нас, а по старому каналу - через территориальную милицию и прокуратуру области. Нас только сейчас подключили. И то - областное управление настояло! Генерал Эминов!
- Безобразие…
- Это не всё! Они сразу поехали на метеостанцию и всё изъяли. "Макаров" с запасной обоймой. С патронами. Всё - в управлении внутренних дел области. Довиденко дал им своё благословение.
- Всё это делается в обход нашей прокуратуры, - сказал я. - Я буду сейчас говорить с прокурором области.
- Довиденко можете не застать - заметил Агаев. - Он собирается в обком. Там Кудреватых. Приехал из Москвы…
В отличие от моих сотрудников, этот всегда всё знал.
Я спустился во двор.
Человека, проколовшего колёса на ночевавшей под моими окнами прокурорской "Ниве", Буракову найти, конечно, оказалось не под силу. Хотя это и было легче, чем разыскать убийцу рыбинспектора Пухова. Об этом поведал мне на чистейшем русском языке шофёр-милиционер Рустам, спортивного вида туркменский парнишка, не знавший ни слова по-туркменски. Он успел устранить оба повреждения и коротал время перед дежурной частью.
- Спасибо, Рустам, - поблагодарил я.
Сверху упало несколько капель - я поднял голову. Над балюстрадой, сквозь расползавшиеся по балконам нераспустившиеся пока лозы винограда, показалось погруженное в мир собственных ощущений прекрасное лицо Гезель. Она занималась единственным достойным в её состоянии занятием для беременной женщины в водной прокуратуре - поливала тюльпаны.
Прокурор области Довиденко принял меня как бедного родственника. Следуя сформулированной Бураковым "тактике упреждающих ударов", он "в порядке общей дисциплины" не дал мне войти - через секретаря предложил посидеть в приёмной.
Хотя должности наши начинались одинаково - "прокурор", дистанция между нами была примерно такой же, как между командиром роты и командиром полка или дивизии. Однако, если я и был командиром роты, то - "особого назначения", абсолютно самостоятельной, автономной, подчинявшейся непосредственно министру.
Проигнорировав предложенное, я сразу протопал в кабинет. Как и в первый раз, когда я приезжал к нему знакомиться, Довиденко - длинный, худой, как жердь, - сидел за огромным, заваленным бумагами столом, лицо у него было серого, нездорового цвета, как у всех, кто проводит большую часть жизни в кабинете.
Впрочем, столов в кабинете было несколько. Тогда на соседнем лежала литература. Сейчас она тоже был здесь. Я не обратил внимания на название книг. Заметил лишь одну - "Прокуроры" Анатолия Безуглова. С автографом писателя.
- Ну, что у тебя стряслось? - спросил Довиденко милостиво, не имитируя, однако, движения тазом, как человек, который собирается подняться, чтобы поздороваться. Он отложил авторучку и протянул мне холодную потную ладонь.
- Если у тебя не очень важное - зайди к моему заму. Я каждую минуту могу уехать в обком…
Эдик Агаев обладал абсолютно точной информацией.
- Кудреватых приехал из Москвы. - Я дал понять, что тоже не лыком шит, и Довиденко с любопытством взглянул на меня. - Ну, что там с Касумовым? спросил я. - Дело об убийстве Пухова у меня в производстве, а я даже не могу допросить подозреваемого!
Довиденко улыбнулся механической улыбкой человека, давно разучившегося улыбаться:
- Мне позвонил Митрохин: "Водники отпустили браконьера, который убил рыбинспектора…" - "Где? Что?" - "Передали с парома: рядом с "козлятником" тайник, а в нём пистолет, из которого совершено убийство…"
- А кто сообщил Митрохину? Ни я, ни мой помощник ничего не знали!
- Мир не без добрых людей… Довиденко позвонили, он снял трубку.
- Да. Сейчас выхожу…
- А что Касумов? - спросил я. Довидеико запер сейф и двигался к двери. - Что он говорит?
- Касумов твердит, что он тайник этот ни разу не видел… Мы вместе спустились в подъезд. Я посмотрел на часы. Пора было ехать на кладбище, где я рассчитывал встретить вдову убитого рыбинспектора.
Пухова была одна. Она что-то поправляла среди венков. Рядом стояла тяжёлая хозяйственная сумка.
Я поздоровался. Пухова доверчиво взглянула в мою сторону. Она ничем не дала понять, что узнала меня.
Я отошёл. Фанерный обелиск со звездой на верхушке привлёк моё внимание. Был он свежепокрашенный, новый, как и металлическая ограда, начинавшаяся непривычно высоко над землёй. Дощечка на могиле гласила:
"Аббасов Саттар Габибулла-оглы, воин-интернационалист, инспектор рыбнадзора, 23 года, погиб при исполнении служебных обязанностей…"
Теперь, подумал я, обоих инспекторов связывает не только прежнее место работы.
Когда жена Пухова освободилась, я подошёл.
- Вот зашла Серёже рассказать, как мы живём… - Пухова смахнула слезу. - Он ведь беспокоится там! Против этого было трудно возразить.
- Как дети? - спросил я.
- Дети и есть дети. Младшую отправляю в Челекен, к старикам. Старшего в городской пионерский лагерь. Вы идёте?
- Да.
Я оставил "Ниву" внизу, рядом с кафе, на двери которого было приколото объявление: "Кафе не работает. Нет воды".
Я взял у Пуховой сумку, она оказалась полной продуктов. Мы молча начали спускаться по тропинке, вокруг которой не было ни деревца - ничего, кроме могил и смерти.
Пухова что-то ещё говорила - скорее, для себя.
- Вы меня не помните, - сказал я. - Я новый водный прокурор. Вы даже собирались ко мне на приём…
- Как же! - спохватилась она. - Кто-то из ваших спрашивал про Серёжины бумаги. Разрешите… - Она нагнулась к сумке, которую я продолжал держать, быстро достала зеленоватую тетрадь, зажатую каким-то свёртком. Пожалуйста! В портфеле лежала вместе со школьными учебниками…
Я быстро открыл её где-то посередине, потом в конце. Это был список браконьеров, задерживавшихся Пуховым. Почему-то я рассчитывал на большее.
- Спасибо. Пухова отмахнулась:
- Зачем она мне…
- Других бумаг у вас не осталось? - спросил я.
- Нет. Меня уже спрашивали. И про докладную, которую Серёжа посылал в Москву год назад…
- А кто?
- Спрашивала-то? Начальство… Цаххан Алиев. Из управления приезжали… Да где же я её найду? У нас ведь даже обыск был тогда! Негативы искали… Серёжа к докладной фотографии приложил, кто, значит, осетрину у браконьеров брал. Там и номера машин, и снимки…
- И что?
- Всё забрали. Увезли. А сейчас ищут!
- А Сергея?
- Предупредили! Больше, мол, не делай, а то головы не сносишь. Вот и не снёс.
Я завёз Пухову домой, помог занести продукты и ещё несколько минут постоял в маленькой, заставленной вещами прихожей.
На вешалке я увидел синюю, с форменной кокардой, фуражку Пухова, высокие рыбацкие сапоги. В глубине квартиры висел портрет в траурной рамке.
- Вы разрешите от вас позвонить? - спросил я.
- Пожалуйста, звоните. Я набрал номер Агаева:
- Какие новости?
- Никаких. Если не считать того, что Мазут уже в красноводском следизоляторе… Генерал Эминов и областная прокуратура если берут, то берут крепко. - Я почувствовал в его словах укор.
- Я собираюсь подъехать на метеостанцию, посмотреть тайник.
- Дело хорошее. - Он не предложил мне себя в спутники.
Пока мы разговаривали, в дверь позвонили. Приехал Цаххан Алиев. Поздоровавшись, начальник рыбинспекции объяснил цель визита:
- Пухов сигнализировал о браконьерах. Вовремя мер не приняли, а сейчас высокое начальство как с цепи сорвалось. Требует копии докладной… Может, я рано заехал? - спросил он у Пуховой. - Вы хотели поискать бумаги. Искали?
- Да нет их. - Она махнула рукой. - Всё тогда увезли! Пусть у себя ищут…
- Ну, ладно. Я всё-таки ещё заеду.
- А первые экземпляры? - спросил я у Цаххана, когда мы вышли.
- Как всегда… Списали. Переслали. Подшили. Отфутболили. И концов не видать. И копии найти не можем… Кстати, - он усмехнулся, что-то достал из кармана, протянул мне, - вы этого никогда ещё не видели…
Я взял в руки маленький полотняный мешочек, раздёрнул завязочку чёрные сухари с какой-то тёмной пылью. Принюхался - перец.
- Что это? - спросил я.
- Это здешняя чёрная метка. Предупреждение о смерти.
- Где вы это обнаружили?
- "Обнаружил"! - усмехнулся он. - На верёвочке к двери моего дома привязали. Предупреждают, чтобы я их не трогал. Но они меня напрасно пытаются испугать. Перед тем как сожгли Саттара Аббасова, мне тоже такую прислали. Я приносил к Буракову, показывал. Они ведь не на Саттара охотились - на меня…
- А что Бураков?
- Сказал, что у каждого милиционера десяток таких дома. И у него, и у Агаева тоже… - Он спрятал метку в карман. - Но я им яйца поотрываю, прежде чем они до меня доберутся.
"Что за странные обычаи… - подумал я. - Чёрные метки присылают одним, а убивают других…"
Машину я вёл сам.
Когда проезжали по центральной площади города, мы с Балой стали свидетелями прибытия в обком двух высоких гостей.
Крупный мужчина с депутатским значком и Золотой Звездой Героя и моложавый стройный генерал вышли из белой - со шторками на стёклах "Волги" и не спеша направились к подъезду. Их сопровождал уже знакомый мне зам-предисполкома Шалаев.
- Кто такие? - спросил я Балу.
- Не знаете? Кудреватых, директор сажевого комбината. С ним генерал Эминов - начальник областного управления.
Мы выехали из города.
Серое, затянутое низкими облаками небо неслось нам навстречу. Земля вокруг проживала свой самый счастливый, медовый, месяц - вся она была тёмно-зелёной, покрытой фиолетовым цветом верблюжьей колючки. Через две недели, знал я, от всего этого нежного цветения ничего не останется, поскольку это не степь, это пустыня. И она вернётся в свой исконный жёлто-серо-белый выгоревший естественный цвет.
Бала был идеальный попутчик. Он не начинал разговора первым - ёрзал, пыхтел, поправляя сползавшие на нос огромные свои очки, но всё же был нем, как рыба.
Трасса была пуста. Вблизи берега не было видно ни одной лодки, ни одной машины с перекупщиками. Всё тот же космический ландшафт - пески да колючки - сопровождал нас вдоль всего пути. Пустая, всё ещё малообжитая земля. Совсем недавно несколько незадачливых путешественников, ехавших на машине из Бекдаша в Красноводск, рассказывал мне кто-то, решили сократить путь и поехали напрямик через пустыню. Спустя несколько недель их нашли мёртвыми - заблудились в дороге, умерли. Видимо - от жажды. Шакалы поели останки.
Мы проскочили место, где в прошлый раз вместе с Хаджинуром остановили машину снабженца сажевого комбината. Впереди показалась метеостанция. Я не снижал скорости.
Теперь мы мчали вдоль серых песков. И разнотравье здесь было в основном сине-серое, цвета ветоши. Почва казалась известково-белой, на небольших барханах тёмными кляксами чернели колючки, разросшиеся до размеров кустарников. Справа показались серо-зеленоватые тёмные полосы.
Не доезжая метеостанции, я круто повернул к берегу. Затормозил.
Нас успели заметить - от метеостанции к нам потянулась делегация: жена Касумова, малюсенький, смуглый до черноты усатый человек - Бокасса, которого я видел во время осмотра трупа Пухова, знакомый высокий казах - он и сейчас был выпивши, а может, так и не протрезвел с того дня, мальчик в коротких шортах с маленьким магнитофоном на шее и ещё несколько детей - мал мала меньше.
- Ну, как там он? - спросил Бокасса, крохотный "мальчик-дедушка" с толстыми усами. - Живой? - На лице его плавала та же, что и в прошлый раз, когда я увидел его впервые, странная гримаса - то ли печальная улыбка, то ли счастливый плач. - Как? Как? - Он наступал на нас с беспечной опасной шуткой сумасшедшего, и я принуждён был ответить ему словами Хаджинура Орезова:
- Отойди, Бокасса, не путайся под ногами!
Карлик тотчас же забыл о своих вопросах, счастливая страдальческая улыбка стала выглядеть более весёлой, даже игривой. Он присоединился к детям, став между мальчиком с "вокменом" - самым крупным из детей, которому Бокасса доходил головой до плеча, - и самым меньшим.
- Ну, как он? - повторила жена Мазута, здороваясь. - Передачи принимают?
- Должны, - сказал я. Она кивнула.
- Легко сказать - "принимают"… Я поеду, а с ними как? - Она показала на детей.
- Хорошо, - сказал я. - Соберите ему что-нибудь, мы захватим.
Она невнятно поблагодарила.
Я поискал глазами и увидел "козлятник" Касумова - он ничем не отличался от других таких же - прибитые "заподлицо" доски-"двадцатки" образовали глухой непроглядный круглый забор, достаточно высокий, поэтому взобраться снаружи и увидеть, что там, внутри, тоже не было возможности. От метеостанции к "козлятнику" тянулись электропровода. На калитке, навешенной изнутри и полностью прикрывавшей любые щели, висел огромный ржавый замок.
Я показал на забор.
- Откроете нам? Ключи есть?
Она полезла в карман цветастой, как у цыганок, юбки.
- Вот.
Втроём мы вошли в маленький, огороженный со всех сторон дворик. В середине находился домик или сарай, дверь которого забыли закрыть. Я заглянул внутрь - кроме верстака с инструментами, там стоял ещё маленький телевизор "Шилялис". На полу виднелось несколько гребных винтов, а на приколоченной к стене сарая перекладине висели два новеньких мотора "Вихрь-30".
Настоящая браконьерская база, подумал я.
- А где тут тайник нашли?
Не говоря ни слова, Касумова обошла изгородь - сбоку, со стороны моря, рядом с несколькими досками лежал камень-валун; она нагнулась, с усилием откатила его.
- Это? - я удивился.
- Да.
Мы с Балой подошли ближе. Под камнем была отрытая, видимо, совсем недавно, не очень глубокая ямка. Дно её устилал песчаник.
Всё это было странно. Браконьер наверняка смог бы подыскать на берегу более надёжный схрон.
Пока жена Касумова собирала передачу мужу, я снова осмотрел берег.
Вдоль залива тянулся обширный пляж, устеленный мелким белым ракушечником. Огромные чёрные камни, видневшиеся в прибрежной полосе, были остатками древней скалы, обрушившейся в море.
- Передайте, пожалуйста. - Жена Касумова принесла узелок. Я увидел в нём лепёшку, несколько луковиц, вяленую рыбу, овечий сыр.
- Слушайте, - сказал я, - ваш муж за последнее время ездил в Красноводск?
- Мой муж? - Она хотела выиграть время.
- Ну да.
- Не знаю.
Закон всеобщего молчания не позволял ей отвечать.
- Его отпустят? - спросила она.
- Возможно. Пока я ничего не могу сказать.
- Не виноват он! Они с Серёжей дружили…
- "Козлятник" этот ваш муж отстроил уже после пожара? - спросил я. Умар Кулиев его сжёг… Так? Она робко возразила.
- Его только подожгли, а сделать ничего больше не сделали. Люди затушили…
И снова - ни одного имени.
Мы отправились в обратный путь.
"Кирли-кирли…ц-э" - чайки с визгом пикировали на воду, пронзительно, на одной ноте повторяя свой жалобный крик.
Странно, что моя синекура выбрала такое место для гнездовья, думал я. По моим представлениям, эта экзотическая птица радости должна селиться в тропических садах, жемчужных лагунах, под сенью олеандров иди там рододендронов каких-нибудь. А здесь не было олеандров. Здесь вообще ничего не было. Здесь была пустыня. А на краю пустыни - урез взбесившегося от шквалистого ветра буровато-грязного прибоя, размытого мутно-зелёными полосами. Был ещё тусклый, слепой свет солнца - как бы день, а всё безвидно. Летит по воздуху песок и превращает свет в дым. Земля вспучена нарывами сыпучих дюн. Жалобный подшёрсток укрывает горбы холмов - кусты саксаула и карагача, верблюжья колючка, чертополох пустыни, отчаянная растительность, ожесточённо цепляющаяся за жизнь.
- Бала!
Я заметил, что он сидит как-то боком.
- Ты не заболел? - спросил я.
- Да нет. Спина немного… Пройдёт! Вы что-то хотели?
- Я попросил Гезель найти один материал о несчастном случае. Мы будем проверять его сами, не привлекая водную милицию.
Я имею в виду случай с Ветлугиным.
Моей жене чай никогда не удавался, хотя она изводила уйму заварки и приправляла её травами. Я подозреваю, что искусство заваривать чай передаётся по наследству. Гезель заваривала чай небрежно, даже не особенно приглядываясь, как это делают профессиональные чайханщики, но чай тем не менее у неё всегда получался одинаково ароматный и терпкий.
С пиалой в руке я открыл пуховскую тетрадь, другой придвинул карандаш.
Первой в списке браконьеров, задерживавшихся Пуховым, я увидел фамилию уже знакомого мне Багирова Бахтияра-Сафарали-оглы.
Видимо, охотиться на старого браконьера считалось "классикой" "школой" Восточнокаспийской рыбинспекции. Старика ловили все. И всё-таки Бахтияр-Сафарали-оглы оставался на свободе.
Дальше шли тоже уже известные мне люди. Большинство их мы уже вызывали, допрашивали. Мне вспомнились проходившие через мой кабинет рыбаки - в высоких, с раструбами, сапогах, в комбинезонах и телогрейках, в тёплых ушанках и шерстяных лыжных шапочках; молодые и пожилые, тихие и горластые…
В нескольких местах на страницах виднелись отметки красной пастой:
"Смотрел. Ц. Алиев". И даты.
Начальник рыбинспекции регулярно знакомился с реестром. Последний раз просматривал записи примерно месяц назад.
Я уже хотел было отложить тетрадь, как вдруг заметил в списке некую странность. Я заново пересмотрел его. Действительно! Именно Касумова Пухов не задерживал ни разу!..
"А если Кулиева права - и существовали какие-то скрытые отношения между Мазутом, Умаром Кулиевым и Пуховым? И Мазут доставил записку из тюрьмы от Умара Кулиева - Пухову?"
Я даже пошёл в своих предположениях дальше: "А что, если Пухов оказался в ту ночь вблизи метеостанции именно потому, что шёл к Мазуту?"
Вошёл Бала. Он занёс не очень объёмистую папку - "Материалы по несчастному случаю на охоте с гр. Ветлугиным А. Т.".
- Успел прочитать? - спросил я, переправляя папку себе на стол.
- Там, собственно, немного. - Бала осторожно - с прямой спиной опустился на стул. - Ветлугин был в нетрезвом состоянии. Когда давал напарнику прикуривать, качнул лодку. Ударил прикладом о борт…
Синекура завела меня в удивительное место, где окружающее постоянно оказывалось недостоверным и твердь то и дело оказывалась хлябью. Как люди умудрялись тут ориентироваться?
- …Лодка перевернулась. Заряд угодил Ветлугину в лицо.
- Их было двое в лодке?
- Да. Ветлугин с приятелем.
- А кто приятель?
- Баларгимов Садык. Осмотрщик кабельного участка.
- На берегу был кто-нибудь? Может, другие охотники? Очевидцы?
- Никого. - Бала протёр очки. - Ночное время.
- А что следователь?
- Он допросил Баларгимова, выехал на место. Есть протокол воспроизведения. Подняли со дна ружьё - в нём один патрон. Во втором стволе только гильза. Проведена судебно-баллистическая экспертиза…
Я знал методику подобных дел.
- Спусковой механизм оказался изношенным? - спросил я.
- И довольно сильно.
- А что боеприпасы?