- Какие причудливые слова мы знаем, - проворчал следователь.
- А я серьезно отношусь к любому делу, - парировал Борис. - Даже если это дело мне не нравится. Художники считают себя яркими индивидуальностями, не нашедшими гармонии в современном обществе и обратившимися за помощью к трудам великих. Неплохие рисовальщики там, в принципе, есть. Лично мне понравился один натюрморт с растерзанной индейкой, который обозвали почему-то борьбой Иакова с ангелом. Я бы с удовольствием повесил его в прихожей, если мама бы, конечно, разрешила… Весть о смерти их духовного вдохновителя вызвала в рядах живописцев разброд и шатания. Все были страшно удивлены.
- И расстроены. - Турецкий кивнул.
- А вы знаете, нет, - озадаченно почесал за ухом Борис. - Испуганы - возможно, но чтобы сильно убиты горем… лично я такого не заметил. Объяснимо, творческие натуры, мгновенно уходят в себя, стараясь не задерживаться в мире, где отсутствует гармония. Наиболее расстроенным мне показался лишь один тип. Подпольная кличка - Венечка. Венедикт Гурьянов. Смазливый молодой человек с роскошными ресницами и пухлыми губами. Но дамам в данном случае беспокоиться не стоит… - Борис и следователь обменялись улыбочками Авгура. - Из тех парней, про которых говорят: голубее только небо. Возможно, у него имелись определенные виды на гуру - он очень похож на романтика-мечтателя. Кстати, Венедикт Гурьянов - тот самый человек, на глазах которого и разыгралось смертоубийство Романа Кошкина. Во вторник 26 мая эти двое последними покинули студию на Солянке. Было начало восьмого вечера. Поставили заведение на сигнализацию, закрыли дверь, постояли несколько минут у входа, обсуждая важный вопрос: какие цвета лучше передают эмоциональное состояние человека. Кошкин предпочитал лимонно-оранжевую палитру, а Венечка - сочетание голубых, лиловых и изумрудных пятен. Потом расстались. Венечка отправился вдоль по Солянке, а Кошкин - к своей машине, припаркованной у тротуара. Стреляли из проезжающей серой "девятки". Стреляли с глушителем. Но Венечка жарко уверяет, что помнит хлопок - слишком уж неорганично вписался звук в какофонию людского гомона и шума проезжающих машин. Когда он обернулся, Кошкина уже отбросило на тротуар в объятия проходившей мимо девицы. Вся голова потерпевшего была в крови, девица эпатажно визжала. В серой "девятке" закрылось переднее левое окно, машина неспешно подъехала к светофору, на котором горел красный. Кошкин помчался к своему наставнику, пал ниц. Когда оправился от шока и поднял голову, машина с убийцей уже пропала. Собралась толпа, кто-то позвонил в милицию…
- Хорошо допросили девицу?
- Голяк, - отмахнулся Борис. - Обыкновенная прохожая девица. Шла, никого не трогала. Бах! - вся в крови, на нее падает тело с громадной дырой в башке. Она не видела ни машину, ни убийцу, слишком быстро и внезапно все произошло.
- Занятно, - задумался Турецкий. - Если все происходило именно так, как говорит Венечка, стало быть, шофер и стреляющий из пистолета - одно лицо. То есть в машине находился один человек.
- Ну да, - согласился Борис, - если все происходило именно так, как говорит Венечка. Но то, что говорит Венечка, еще не истина в последней инстанции. Слишком скользкий и неприятный тип, хотя и корчит из себя положительного. Думаю, надо с ним тесно пообщаться.
"Тесно - это как?" - подумал Турецкий.
- При погибшем нашли блокнот с телефонами. Позвонили выборочно по некоторым - буквально через четверть часа примчались двоюродный брат Кошкина, проживающий с семьей на Рогожской улице, и Евгения Мещерякова, закатившая слезливый концерт. Господи, как она плакала!..
- Ладно, господа, - Турецкий свернул карту, - будем считать, что разминку завершили. Если не возражаете, пообщаюсь с фигурантами без вашего участия. А потом все обсудим.
- А нам что делать? - надул губы Борис.
Следователь насторожился, приподнял бровь, не ожидается ли халява?
- Поупражняться в нестандартных измышлениях - это, безусловно, здорово, - сказал Турецкий. - И такая счастливая возможность нам еще предстоит. Но пока давайте работать по типовым мотивам. Ревность, месть, стяжательство, профессиональная деятельность. Проследить биографии фигурантов - вплоть от детского сада. Учеба в школе, служба отечеству - если таковая наблюдалась, дальнейшая учеба, работа…
- Не хотелось бы становиться обладателем собственного мнения, - смущенно сказал Борис, - но что нам дает этот ваш "детский сад"? Наши потерпевшие не могли сидеть в детском саду на одном горшке, равно как вместе обучаться. Кошкину двадцать девять, Эндерсу тридцать восемь, Пожарскому - сорок четыре…
- Ты прав, Борис, - нахмурился Турецкий, - становиться обладателем собственного мнения тебе рано. Инициативы, предложения, поступки - смелые и нетривиальные - допустимы, но поручения следует выполнять неукоснительно. Учеба, биографии, женщины, города, командировки. Случайные встречи в ресторане, за бильярдным столом… сравнительный анализ, любые совпадения. Вплоть до разборов в ГАИ. Это вам, Олег Петрович, если не возражаете.
- Ясно, - вздохнул следователь.
- А ты, Борис, проработай безутешных вдов. Но постарайся воздержаться от визитов, этим займусь я. Работай деликатно, без наездов. Если обнаружится, что Татьяна Вениаминовна и Екатерина Андреевна являются хорошими знакомыми, следствие получит новый толчок. Если к данной компании присоединится Евгения Геннадьевна Мещерякова… даже не знаю, что и думать, - он усмехнулся, - но пища для размышлений появится. Работаем, господа, не теряем время.
Выпроводив товарищей по несчастью, он несколько минут сидел в тишине, отбросив голову. Выбрался из задумчивости, перебрал бумаги, оставшиеся на журнальном столе. Выудил тонкую пачку фотографий, стал внимательно их рассматривать. Способны ли сообщить что-то важное лица потерпевших?
Он морщил лоб, всматривался в лица людей, которые на момент съемки были еще живыми. Все трое, с точки зрения прекрасного пола, интересные мужчины. Все разные.
Представительный чиновник, терпеливо ползущий по служебной лестнице, скуластый, густобровый, с прижатыми ушами, стригущийся у хорошего парикмахера - серьезный, положительный человек.
Миляга Эндерс развалился за рабочим столом, заваленном бумагами, - хорошо откормленный (что не мешало пользоваться успехом у женщин), улыбчивый, с пикантными залысинами, подчеркивающими форму лба, крепкими руками, обладающими, безусловно, хватательным рефлексом. Глаза блестели, смеялись, в них было что-то гипнотическое, влекущее, он самодовольно улыбался, не ожидая подлости от жизни.
Художник Кошкин казался моложе своих лет, кабы не клочок седины в районе правого виска - словно снежком бросили в голову. Тонкий нос, волнистая лента бровей, глаза внимательные, ищущие.
Турецкий не придерживался распространенного мнения, что всем великим и нестандартным присуща степень безумства - не искал в выразительных глазах признаки психиатрического заболевания, сложил фотографии, стал рыться в бумагах, выискивая адреса и телефоны. Собрался, снял ключи с гвоздика, застыл на пару мгновений. Почему бы не заправить полный бак? Каждый раз, когда приходится куда-то ехать, он судорожно вспоминает, есть ли в машине бензин…
Дом в Леонтьевском переулке почти не выбивался из окружающего архитектурного "ландшафта". Симпатичная старая Москва внутри Садового кольца, и даже новые здания на месте бывших пустырей и гаражей строят так, что их несложно спутать с отреставрированными раритетами. С фасада здание опоясывала витая ограда, а о статусе проживающих здесь граждан наглядно сообщали красно-белый шлагбаум и застекленная коробчатая будка. Из будки вылупился человек в черном, смерил прибывшего скептическим взглядом, покачал головой: не пущу. Кивнул на парковку перед оградой - мол, туда вставайте.
- Строго у вас, - сказал Турецкий, предъявляя упакованную в кожаные корочки лицензию.
- Порядок такой, - пожал плечами охранник. Надпись в документе, судя по всему, не впечатлила.
- К Пожарским, - пояснил Турецкий. - Пройти можно? Сорок третья квартира.
- А договоренность имеется? - осведомился бдительный страж.
- Нет.
- Тогда нельзя.
- То есть ситуация в корне неразрешимая?
- Послушайте, - нахмурился охранник, - у Пожарских в семье произошло несчастье. Вряд ли Татьяна Вениаминовна согласится пустить к себе в дом первого попавшегося частного детектива. Тем более, без предварительной договоренности.
- Ладно, прощаю вам вашу невежественность, - вздохнул Турецкий, - особенно про "первого попавшегося детектива". Позвоните из своей будки в сорок третью квартиру. Скажите, что дело об убийстве ее мужа получило свежий толчок. От имени и по поручению Генерального прокурора с ней желает пообщаться бывший следователь Турецкий, имеющий серьезные намерения. Если Татьяна Вениаминовна заинтересована в поимке злоумышленников, то она, безусловно, найдет время для беседы. Будет лучше, если это время найдется сейчас.
Он терпеливо ждал, пока охранник свяжется с квартирой. Осматривал соседние здания, визировал убегающую за кусты ограду. Удовлетворенно хмыкнул, когда охранник сделал приглашающий жест.
- Поднимайтесь, Татьяна Вениаминовна согласна вас принять. Ваше счастье, что она сегодня дома.
- Что-то не так? - насторожился Турецкий, уловив какую-то пробуксовку в голосе охранника.
Тот помялся.
- Надеюсь, вы понимаете, что женщине сейчас непросто. Такая трагедия… Мне кажется, она пьяна. Не сильно, но… голос спотыкается. Вы уверены, что хотите поговорить с ней именно сейчас?
Турецкий улыбнулся.
- Считаете, мы не найдем с дамой общий язык?
- Считаю, что для отыскания общего языка вам придется нализаться до ее уровня. Проходите, пока не передумал.
Турецкий шагнул за калитку, которую дисциплинированный работник тут же замкнул.
- Позвольте вопрос, любезный. В воскресенье 24 мая здесь стояли вы?
- Допрашивали уже, - огрызнулся охранник. - Ничего не видел, ничего не слышал. Около шести вечера к Пожарским пришла домработница Галина…
- Вы знаете всех жильцов, их родственников и прислугу?
- На зрительную память не жалуемся. Пришла Галина, мы перебросились с ней парой фраз. Других посторонних не было. Только жильцы. Через час с копейками - точное время не помню - Галина ушла, мы опять с ней перекинулись парой фраз. Потом откуда-то взялся этот рыжий спаниель Пожарских - носился по двору, гонял голубей. Я не видел, кто его выпустил - из второго подъезда вроде бы никто не выходил. Потом приехала милиция… да черт вас побери! - он внезапно обозлился. - В мои обязанности не входит замечать, кто выпускает из дома собак, и что творится в подъездах! Я знаю, что должен делать, и делаю это правильно! Так нет, таскали по допросам, хотели знать, почему я ничего не видел. А я виноват?
- А кто вас обвиняет? - Турецкий пожал плечами, пересек двор и вошел в подъезд, отделанный мозаичным кафелем.
Женщина, открывшая резную дверь из черного дерева, могла бы произвести благоприятное впечатление, не находись она изрядно подшофе. Высокая, статная, черноволосая, с большими выразительными глазами, одетая в строгое домашнее платье и трогательные "ушастые" тапки. Кожа на лице, если присмотреться, начинала увядать. Но если не присматриваться…
- Какой представительный мужчина, - пробормотала вдова бархатным голосом, похожим на голос Аманды Лир, - проходите, обувь можете не снимать…
Она побрела из прихожей, чавкая трогательными тапками. Турецкий вытер ноги о коврик, повертел головой, прежде чем податься за хозяйкой. Именно прихожая позволяет составить представление о доме. Неброская, но эффектная аранжировка стен. Гардероб с ровными рядами ботинок, туфель, босоножек. Никогда он не считал, что проживает в маленькой квартире, но данная прихожая не сильно уступала по кубатуре его гостиной.
"Ты и не чиновник в Министерстве финансов", - подумал он удрученно и, мысленно выстраивая беседу, двинулся в гостиную.
Квартира и интерьер производили впечатление. Но больший интерес вызывала хозяйка. Спотыкаясь, она прошла мимо фигурного журнального столика, села на кушетку, сложив ноги на пуф, дотянулась до другого столика, где на подносе стоял одинокий хрустальный фужер. Пошарила под собой, извлекла классической формы бутылку, плеснула в фужер.
- Присоединитесь?
- Благодарствую, - учтиво отозвался Турецкий. - В следующий раз с огромным удовольствием. Хотелось бы поговорить, Татьяна Вениаминовна.
- Ну-ну, - пробормотала женщина, осушая посуду, - подождем до следующего раза… Потерпите пару минут, раз вы такой… - она поднялась. - Попытаюсь протрезветь, насколько это возможно…
Она ушла, спотыкаясь, в ванную. Ждать пришлось не пару минут, значительно дольше. Турецкий успел прогуляться по гостиной, увешанной дорогими (хотя не настоящими, а скорее, копиями) картинами, опробовать на мягкость кожаную мебель, оторвал по неуклюжести подушку, принялся судорожно прилеплять ее на застежку-липучку. Подивился количеству абажуров, свисающих с потолка - ходить под ними нужно, пригнувшись. Сунулся в спальню, выдержанную в нежных розовых тонах, проглотил слюнки, заглянул попутно еще в какое-то помещение, напоминающую одновременно компьютерную комнату и тренажерный зал. Вернулся в гостиную, стыдливо проинспектировал бар, положительно оценив ассортимент и количество предлагаемых напитков, уселся на диван. Женщина вернулась заметно преображенная. Изменилась прическа - она стянула волосы на затылке (чтобы не отвлекали собеседника), изменилось лицо. Строгое платье сменилось пышным махровым халатом, однако ощущения, что его пытаются соблазнить, у Турецкого не возникло.
- Вот так, пожалуй, лучше, - сказала женщина, присаживаясь напротив. - Потерпим. Уйдете - наверстаю.
- Может, не стоит так, Татьяна Вениаминовна?
- Может, не стоит, - пожала она плечами, - но хочется, спасу нет. Ничего, пройдет время, все вернется в норму. Устроюсь на работу, стану улыбаться…
- Можете сделать это прямо сейчас. О, я не имею в виду предложение устроиться на работу.
Женщина улыбнулась, и вновь ее лицо преобразилось. Она была удивительно хороша - невзирая на возраст и неудачно сложившиеся жизненные обстоятельства. Морщинки и кожа, начинающая увядать, отошли на второй план, остались привлекательные черты, печальные глаза с поволокой.
- Не хочу вас задерживать, Татьяна Вениаминовна. Моя фамилия Турецкий, зовут Александр Борисович, когда-то я работал в Генеральной прокуратуре, сейчас пробую себя на частном поприще. Проводимое мной расследование не является частной инициативой, а находится под контролем правоохранительных органов. Поговорим, Татьяна Вениаминовна? Вы хотите, чтобы убийца был пойман и наказан?
Она задумалась над его словами, потом поджала губы и как-то неуверенно пожала плечами.
- Не хочу вас расстраивать, Александр Борисович, но мне уже все равно. Да, я любила своего мужа, иногда злилась на него, иногда… очень злилась, проклинала тот день, когда нас свела судьба… но все равно любила. Так происходит, наверное, в каждой семье. А сейчас все потеряно, смысла, извините, нет. Будет неплохо, наверное, если убийцу или убийц поймают, а заодно объяснят, за что его убили. Но это, по крупному счету, ничего для меня не изменит.
- Вам что-нибудь говорят фамилии Эндерс и Кошкин?
Она задумалась, неуверенно покачала головой.
- А должны что-то говорить?
Выходило, что органы не информировали вдову о "нелепых" совпадениях. Он решил повременить с озвучиванием информации, хотя вдова выжидающе на него и уставилась. Он задавал предсказуемые вопросы, ответы на которые она давно выучила наизусть.
Георгий Львович был прекрасный человек, и это не преувеличение, в противном случае она бы просто промолчала. Человек, который сделал себя сам, ни на кого не полагаясь - без подлости, коварства. Всего достиг своим трудом, упорством, умом, в конце концов. Да, возможно, работа у него была на первом месте, семья на втором, но это не так уж и плохо, верно? Командировки были не частым делом, каждую ночь он проводил дома, в супружеской постели, делал жене подарки (причем не слабые), материально поддерживал сына Павла, и даже скандал, который он учинил сыну несколько лет назад, узнав, что тот избрал актерскую стезю, был не очень продолжительным. Георгий Львович не был самодуром, он все понимал, не гнобил людей, имеющих собственное мнение…
"Лучше бы она пила, - тоскливо подумал Турецкий. - Глядишь, и подкинула бы что-нибудь интересное".
Она говорила о столь важной для общества работе мужа, о том, как сильно он уставал в своем министерстве. Вспоминала, как прекрасно они отдыхали - прошлым летом ездили на Мальдивы, в этом году собирались на Маврикий. Принесла семейный альбом, стала показывать фотографии двадцатилетней давности, и в самый драматический момент ее глаза наполнились слезами, она отвернулась, а когда снова посмотрела на него, глаза были сухими. По работе в "кризисной" комиссии Татьяна Вениаминовна информации не имеет, - насколько она знала, комиссия толком не успела приступить к работе. События того злосчастного дня? Рядовое воскресенье, до одиннадцати утра они с мужем валялись в постели, потом он припал к телевизору, сидел в Интернете. Она болтала по телефону с подругами, утром выгуляла собаку. Павел в этот день не приходил - он навещал родителей в пятницу, выразил свое почтение, за что и был премирован отцом очередным "призом" в тысячу долларов. Ничто не предвещало несчастья…
- Кстати, где ваша собака? Говорят, у вас очаровательный спаниель?
- Зайку Павел забрал - еще перед похоронами, - пробормотала вдова. - Он ведь глупый, ему не объяснишь, что в доме траур. Носится, лает, путается у всех под ногами. Глупо, конечно, но ведь все, что случилось - случилось у Зайки на глазах…
В шесть вечера пришла домработница Галина - очень порядочная и трудолюбивая женщина, работает в семье больше года, никаких нареканий. Сделала свои дела и в семь с небольшими минутами убыла домой. К этому времени Георгий Львович уже отсутствовал. Потом Татьяна Вениаминовна заволновалась: слишком долго он выгуливал Зайку, позвонила ему на сотовый. В трубке звучали длинные гудки, Георгий Львович не отвечал, а это было, по меньшей мере, странно: он очень обязательный человек. Вышла в подъезд, побежала на улицу, стала опрашивать охранника. Тот пожимал плечами, а подвору носился, путаясь в поводке, безбашенный Зайка…
Не было у нее в тот день "особых" предчувствий. Поэтому когда в нише между третьим и четвертым этажами обнаружилось тело супруга, до нее не сразу дошел трагизм положения. Она села на корточки, трясла его, спрашивала, зачем он влез головой в какую-то краску. Слава Богу, подбежали соседи, вернувшиеся с дачи, иначе она бы точно умом тронулась. Оттащили ее, позвонили в милицию. Она не помнит, как ей сделалось плохо, просто стены подъезда зашатались, потолок поплыл, она лишилась чувств. Когда очнулась дома на диване, над ней уже колдовал врач из "скорой". Оказалось, просто обморок…
- Скажите, Татьяна Вениаминовна, в тот день не происходило событий, которые могли бы показаться странными? Например, телефонный звонок, беспокойное поведение Георгия Львовича, что-нибудь другое, способное навести на размышления?..