- Брось ты! Лучше пей кофе. Это всего лишь приятное времяпровождение, Пета. К тому же оно приносит деньги. А они нам очень нужны.
Пета отвернулась, ничего не сказав в ответ.
- Между прочим, дорогая, - продолжил он, отхлебнув кофе, - ведь я там всего лишь веду наблюдение. Как правило…
- Амар… - вздохнула Пета.
- К тому же большинство этих чудаков раньше никогда не видели азиата-гомосексуалиста.
Пета встала, вытерла полотенцем пот. Открыла пакет, достала кофе.
- Ты спал ночью?
- Нет, а тебе удалось?
Пета покачала головой:
- Не очень. Постоянно просыпалась.
- Иди поспи чуток. Я тебя сменю.
- Точно? Выдержишь?
- Не беспокойся. - Он хмыкнул. - У меня тут припасено кое-что бодрящее. Уснуть не даст.
Амар сделал вид, что не заметил ее осуждающий взгляд, и посмотрел в окно:
- Я пропустил что-нибудь интересное?
- Да нет, ничего особенного, - сказала Пета и тоже посмотрела в сторону окна. - Клиент нашего толстяка вышел под утро.
- Удалось узнать, кто это?
- Пока нет. Он вызвал такси. Наверное, решил не рисковать. Если появится еще раз, придется сесть на хвост.
Амар кивнул:
- Что еще?
- Да этот новенький. Темнокожий.
- Что у него?
- Снова куда-то отправился. Один.
- И что? Время от времени они все выходят из дома.
Пета нахмурилась:
- Да, но он был какой-то… Явно что-то скрывает. Пару раз обошел вокруг дома. Прятался, выжидал чего-то. Будто что-то замышляет и хочет убедиться, что за ним не следят.
Амар вопросительно приподнял бровь:
- И куда же это он?
- Не знаю.
- Возвращался на ночь?
Пета кивнула. Амар призадумался:
- Возможно, имеет смысл понаблюдать еще и за ним?
Пета кивнула и начала собирать вещи.
- Справишься без меня? Я отлучусь на пару часов.
- Продержусь. Меня будут греть воспоминания о вчерашнем, - с улыбкой сказал Амар.
На ее лице появилась гримаса.
- Уволь от описания.
- Эй, снежная королева, что ж вы так суровы! - произнес он жеманно. - Полезно иногда расслабиться. Попробуй.
Пета покачала головой:
- Тебе что-нибудь привезти?
- Нет, мамуля. Обойдусь, мамуля.
Пета направилась к двери.
- Да, кстати…
Она обернулась. Он улыбался:
- Если повстречаешь Брэда Питта, скажи, что я готов ему отдаться.
Пета покачала головой и вышла, хлопнув дверью.
Амар улыбался.
- Впрочем, Хью Джекман тоже сойдет, - сказал он вслух, потом обернулся к окну.
Допил кофе, доел круассан.
И продолжал наблюдать. Интуиция подсказывала: что-то должно произойти, причем очень скоро.
Утро ползло неторопливой черепахой.
Майки Блэкмор изучал лица посетителей. Наверное, человек тридцать, не меньше, решил он и усмехнулся. Могли бы и получше провести обеденный перерыв.
Он дождался, когда последний член группы поднялся к нему на верхний этаж, потом подождал, пока все вволю повосхищались двухместным открытым гоночным автомобилем "санбим-элпайн" 1959 года, полюбовались видом на город, и бодро начал свой обычный треп:
- Итак, дамы и господа, прошу внимания…
Люди, как по команде, повернули к нему головы. Аттракцион начинался.
- Обращаю ваше внимание, - начал он громко, с фальшивым энтузиазмом в голосе, - самая лучшая, самая интересная, захватывающая и увлекательная часть нашего путешествия - замок Брамби. - Он радостно улыбнулся. Большинство улыбнулись в ответ. - Сейчас мы с вами пройдем на территорию ресторана, который, как вам известно, никогда рестораном не был. - Он хохотнул. - Но сначала вам придется отойти назад, если вы хотите увидеть место, где Гленда спасает Джека и отвозит его к Брамби.
Группа сделала несколько шагов назад, прекрасно зная, что за этим последует. Актриса-блондинка подошла к машине, села за руль, завела мотор. Откуда-то из толпы вышел актер в черном тренче и сел рядом. Машина завернула за угол, по эстакаде поднялась на следующий уровень многоэтажного гаража и остановилась. Группа отправилась следом. Актриса заглушила мотор, дождалась всех зрителей и начала сцену.
Майки стоял позади, не подходя слишком близко. Иногда ему казалось совершенно невероятным, что он таким способом зарабатывает на жизнь. Хотя были у него и некоторые другие источники дохода.
Мысль проводить экскурсии ""Убрать Картера" - по следам любимого кино" возникла случайно. Группа энтузиастов фильма гуляла по Ньюкаслу и Гейтсхеду. Они прошлись по всем местам Ньюкасла, где в 1971 году Майк Ходжес снимал "Убрать Картера" и где разворачиваются события фильма, шутили, цитировали из него целые диалоги, а потом направились в паб.
Идея получила дальнейшее развитие, в нее вложили деньги, наняли стремящихся к славе артистов, которые должны разыгрывать сцены из фильма. Конечно, понадобился человек, который бы водил клиентов по маршруту, готовил к восприятию очередного эпизода. И тут попался Майки. Едва организаторы узнали о его прошлом - его изюминке, как они выразились, когда он пришел на собеседование, они почти умоляли его начать у них работать, не обращая внимания на неловкость, которую он при этом чувствовал.
Он наблюдал за развитием сцены: молодой актер, игравший главного героя - Джека Картера, понизил голос и прищурился, пытаясь подражать игре Майкла Кейна. Очевидно, парень решил, что так он больше похож на бандита и убийцу.
Майки покачал головой: откуда этому мальчишке знать!
Он поплотнее завернулся в старое пальто. Он купил его в магазине для бедных - там оно было лучшим из всех висевших. Пусть чересчур свободное, зато не продувает ветер, а на самом верху многоэтажного гаража было очень холодно. О дырах в кроссовках старался не думать.
Сцена завершилась, публика зааплодировала. Наступил черед Майки.
- Отлично, наш сюжет закручивается, набирает обороты, верно? Сейчас я дам вам возможность сфотографироваться на фоне машины, после чего мы отправимся в так называемый ресторан, где станем свидетелями еще пяти сцен из фильма. Первая, - он начал отгибать пальцы, - Брамби предлагает Джеку пять тысяч фунтов, чтобы избавиться от Киннера. Далее: Картер похищает Торпи и возвращается в дом, где снимает жилье. Третья: у крематория Картер встречается с Маргарет, а потом на Железном мосту засыпает ее вопросами. По дороге сюда вы видели мост. Четвертая сцена: снова в доме Брамби. Помните, как там в фильме: "Ты, конечно, большой человек, только вот не в форме…"?
Как всегда, со всех сторон посыпались одобрительные возгласы, раздались аплодисменты. Майки, улыбаясь всем, дождался, когда шум стихнет, потом закончил:
- И пятая, заключительная сцена. Картер и Гленда. Помните его слова: "Я знаю, на тебе сейчас красное белье"?
Отдельные одобрительные возгласы, понимающие смешки.
- Затем мы вернемся к "Отелю у моста", где станем свидетелями последней сцены нашего тура и выпьем по кружке пива.
Он снова оглядел группу, подождал несколько секунд, потом спросил:
- Есть вопросы?
Сначала молчание, потом, когда он уже собрался вести группу дальше, кто-то подал голос:
- Да, есть. Каково это - убить человека? Как себя чувствуешь, когда убиваешь?
Майки невольно дернулся и тут же обернулся. Слова прозвучали настолько неожиданно, что он отшатнулся, как от пощечины.
- Что? Кто задал вопрос?
Смешок на этот раз - то ли от некоторого смущения, то ли от предвкушения леденящего кровь признания, затем тот же голос произнес:
- Я спросил: человека каково убить?
Майки вдруг стало очень жарко. Он почувствовал на себе любопытные выжидающие взгляды. На него смотрели даже оба актера - они и сами давно хотели задать этот вопрос, да только не осмеливались.
В группе возникло волнение - Майки это тоже почувствовал. Вот оно, будто говорили их глаза, настоящее преступление. Не какие-то там артисты, подражающие звездам Голливуда, которые бандитов только играют!
Внутри все перевернулось.
Он нашел глазами спросившего, смерил взглядом. Говорок выдавал в нем столичную штучку, жителя юга Англии. Самодовольство во взгляде - хорошо питается, гад, и, наверное, получает хорошее образование. Мог бы в таком случае одеться поприличнее.
Майки не отрываясь смотрел ему прямо в глаза.
Студент нервно хохотнул.
Публика ждала.
Взгляд Майки еще больше посуровел, внутри закипала злоба. Как же ему захотелось не просто проучить этого придурка, а хорошенько пугануть. Показать ему, что может произойти, если открываешь рот, чтобы задать отсидевшему за убийство такой идиотский вопрос. Избить до полусмерти прямо на глазах у всех этих зевак. Чтобы он больше никогда в жизни не посмел так поступить. Всех проучить.
Студент, похоже, не на шутку перепугался.
Но Майки только вздохнул, отвел глаза в сторону, покачал головой. Нет, он не может так поступить. Не желает переживать все это заново.
- Хуже и быть не может, - произнес он. В голосе не было и намека на металл, которого так жаждала публика.
Лишь сожаление и печаль.
Студент отвернулся - слава богу, этот тип перестал на него таращиться.
Майки оглядел присутствующих. Они ждали от него другой реакции. Он их подвел. Не оправдал надежд.
Ему было на это наплевать.
- Итак, - он пытался придать голосу легкости, но слова звучали скучно и бесцветно. - Пройдемте на площадку выше: ресторан. Посмотрим, как разворачиваются дальнейшие события.
Толпа, почувствовав, что накал в атмосфере исчез, потеряла интерес к экскурсии и лениво потянулась по эстакаде.
Майки пропустил всех вперед и последовал за группой.
Тернбулл смотрел на сидевшую перед ним женщину. В сердце шевельнулась жалость. Как сержант сыскного отдела полиции Нортумбрии, он хорошо знал, что такое профессиональная беспристрастность, и, как правило, ее проявлял. Но симпатичная девушка с покрасневшими глазами, которая смотрела на него с надеждой и искала в нем поддержки и утешения, представляла собой идеальную мишень. А ему она сейчас была очень нужна.
Мир для Тернбулла имел только два цвета: белый и черный. В нем были жертвы. И благородный сыщик - он сам. В этом мире были преступники, которых надо ловить. Это делает он. Любой, кто встает на пути, оказывается их пособником. Он гордился собой. Только белое и черное - никаких полутонов, вплоть до выбора одежды. Белая рубашка, черный костюм. Белое и черное - как форма футболистов "Ньюкасл-Юнайтед". Его часто принимали за фаната команды.
Он придвинулся к краю дивана, придал лицу сочувственное выражение, галстук с черно-белыми шашечками выбился из пиджака. Говорила в основном его старшая по званию напарница - инспектор Нэтрасс. Он же время от времени кивал, чтобы показать, что внимательно слушает.
Нэтрасс, с приземистой коренастой фигурой и внешне, с его точки зрения, совершенно неинтересная женщина (вполне может быть, что она лесбиянка), говорила успокаивающим голосом - таким голосом обычно сообщают о чем-то плохом или говорят, когда сообщать не о чем - плохие новости или никаких новостей. В этом случае сообщать было не о чем.
- Он промелькнул на экране камеры видеонаблюдения на вокзале Ньюкасла, а потом его зафиксировала такая же видеокамера на вокзале Кингс-Кросс в Лондоне. К сожалению, мы пока больше ничего не нашли. - Она подалась вперед, глядя собеседнице в глаза. - Вы можете предположить хотя бы, почему он там оказался?
Кэролайн Хантли вздохнула. А Тернбулл вдруг представил, как, наверное, еще неделю назад текла ее жизнь: утром на работу в банк, где она возглавляет службу персонала, обед в ресторане с молодым человеком, вечерами - с подругами, дома вечером - фильм на DVD под бокал вина и плитку шоколада. Двухнедельный отпуск где-нибудь в Греции или Португалии. Обыкновенная жизнь. Нормальная. Жизнь, в которой нет места ночным кошмарам.
Бедняжка изо всех сил пыталась держать себя в руках, но ее выдавали трясущиеся пальцы, которыми она теребила край газеты на столе перед собой, превратив его в лохмотья, немытая голова с длинными светлыми волосами и несвежая одежда - она не меняла ее, наверное, уже пару дней. И все же она хороша собой, а эта трагедия, думал Тернбулл, делает ее еще привлекательнее.
Она покачала головой:
- Нет… Он никогда… нет…
- Мы разговаривали с его коллегами на работе, - вставил Тернбулл, - но они тоже не могут нам ничего сообщить.
- Разве… - Кэролайн не отрываясь смотрела на газету со статьей о поисках пропавшего ученого. - Говорят, при поиске пропавших без вести первые двое суток самые важные. Это правда?
- Правда, но это вовсе не значит, что вы должны отчаиваться. Мы делаем все возможное, чтобы найти вашего отца, - сказала Нэтрасс.
Кэролайн кивнула. Он отсутствует вот уже два дня. Никаких следов, кроме этого видеоизображения на вокзале Кингс-Кросс. Никаких намеков на то, куда он мог отправиться. Дочь пребывала в отчаянии.
Тернбулл осмотрелся: и современно, и уютно. Повсюду вазы с увядшими, правда, цветами.
Он заметил возле телевизора большую фотографию в рамке. Кэролайн, Колин Хантли и какая-то женщина, очевидно ее мать. Лица людей на снимке светятся радостью, глаза будто говорят, что у них замечательная семья, они живут, не нарушая закон, и в их жизни ничего плохого не может произойти. И вот нате вам: мать умирает от какой-то жуткой формы рака, отец исчезает, а дочь сидит сейчас перед ними.
Тернбулл проникся к ней еще большим сочувствием.
Ее лицо, когда она открыла им дверь, выражало попеременно то надежду, то отчаяние. Разочарование, когда ей рассказали только о видеокамерах на вокзалах в Ньюкасле и Лондоне. Надежду, что это может вывести на след отца. Страх перед тем, куда этот след ведет.
Они еще какое-то время вели совершенно пустой разговор. Нэтрасс то и дело успокаивала ее, говоря, что они делают все возможное, чтобы найти ее отца.
- Не волнуйтесь, - вдруг произнес Тернбулл, - мы его найдем.
Обе женщины повернулись в его сторону. Нэтрасс осуждающе покачала головой.
Выйдя из подъезда, Нэтрасс повернулась к коллеге:
- Закатай губы.
- Что ты хочешь сказать? - разозлился Тернбулл.
- Я видела, как ты на нее смотрел.
Тернбулл покраснел:
- Это неправда!
- И что означает твое замечание "Мы его найдем"? А если не найдем?
Он пожал плечами. Предпочел оставить свое мнение при себе.
- Где же твоя беспристрастность, твой профессионализм! - произнесла она почти без всякого высокомерия. - Почему ты о них забываешь?
Она зашагала к машине.
"Беспристрастность… профессионализм, - подумал Тернбулл, следуя за ней, - засунь-ка ты их себе в задницу".
Она даже не догадывается, что за ней наблюдают.
Он видел, как она просыпалась, садилась в машину, уезжала на работу в центр города.
Оставляла машину на парковке и, стуча каблучками по пустынному коридору многоэтажного гаража, шла к лифту.
Он мог бы сделать с ней все, что угодно. В любое время.
Если бы захотел.
Он знает, где и с кем она обедает, что заказывает.
Знает, когда выезжает на машине, в какие дни пользуется метро. В какие бары, клубы, кино, рестораны предпочитает ходить после работы.
Но сегодня она никуда не поехала.
День угасал, уступая темноте. Он сидел напротив ее окон в машине, скрытой ветвями деревьев.
Он наблюдает. Ждет.
На этой неделе она вообще никуда не ходила. Сидит сиднем в своей квартире, сходит с ума от переживаний, молит бога о хороших новостях. Хоть о каких-то новостях.
А он наблюдает. И ждет.
Он видел, как к ней ненадолго заходят знакомые, потом уходят, и представлял, какие пошлости ей говорят.
"Не переживай так, дружок. Скоро он найдется. Все будет хорошо".
"Наверное, он просто на пару дней куда-то уехал. Конечно, он тебе позвонит".
"Может быть, у него появилась какая-то женщина. Откуда тебе знать? Он ведь еще совсем не старый".
Пустая болтовня и пошлость. Бесполезные разговоры - они только отвлекают, мешают услышать тревожные сигналы, которые посылает сердце: отец в беде, с ним что-то произошло, произошло нечто ужасное.
А тут еще полиция заглянула. Наверное, были личные заверения. Мы, дескать, делаем все возможное, все, что в наших силах, но… Газеты только об этом и пишут.
Он продолжал наблюдение за окном, в котором горел свет, представлял, как она мечется по комнате, не в силах смотреть телевизор, слушать радио, читать. Не в силах расслабиться, не в силах разумно мыслить.
Он сознавал свою над ней власть и от этого чувствовал возбуждение. Он мог бы запросто, если бы захотел, подойти к подъезду, позвонить в квартиру и все ей рассказать. Ответить на все вопросы.
Если бы только захотел. Но он не хочет.
Он упивался этой властью.
Она бодрила, придавала сил. Он чувствовал себя дирижером оркестра ее отчаяния.
Свет в гостиной погас. Через несколько секунд зажглось окно в спальне.
"Вряд ли тебе удастся уснуть, - шептал он вкрадчиво, будто сидел у ее кровати. - Не придет к тебе, милая, сон, пока ты так дергаешься. А дергаться ты будешь еще очень-очень долго…"
Окна спальни погасли. Квартира погрузилась в темноту.
Он снова улыбнулся, блеснув синим зубом. Слабый уличный свет заиграл на бритом черепе. Вставил наушники, нажал на кнопку.
"Мистерии Сатаны" - настоящий блэк-метал норвежской группы.
Адская музыка.
Руки на руле начали отбивать тяжелый ритм, мысли тут же куда-то унеслись.
Эти ребята прямо на сцене совершают жертвоприношения - режут животных. Когда их солист по имени Смерть покончил с собой, ударник группы сделал себе ожерелье из фрагментов его черепа, а гитарист сварил и съел кусочки мозга. А потом гитариста убил басист.
Не музыка, а просто темень, чернота какая-то. Уж если ему что-то нравилось в этой жизни, то именно такая музыка. Он получал от нее истинное наслаждение.
Он по-прежнему не спускал глаз с окон, но мысли были далеко.
Он приготовился провести здесь ночь.
Донован вздрогнул от телефонного звонка и посмотрел на аппарат, стоявший на диване.
Такой, казалось бы, незначительный предмет, а какие важные решения с его помощью приходится принимать. Он сделал глубокий вдох и поднял трубку.
- Джо Донован, - произнес он после некоторого колебания. - Слушаю вас.
Трубка молчала.
Донован подождал.
На другом конце в трубку дышали так, будто репетировали, что и как сказать. Потом трубка ожила:
- Это точно Джо Донован?
Неуверенный мальчишеский голос.
- Да, это я.
Снова молчание. Донован снова подождал.
- У меня, старик, кое-что для тебя имеется. Пришлось здорово повозиться, так что просто так не отдам. Готовь бабки.
Донован улыбнулся, почувствовал волнение, два года не дававшее о себе знать.
- Что ж, давай обсудим это дело.