Мориарти. Последняя глава - Гарднер Джон Чамплин 4 стр.


Титул баронета достался ему по наследству, от отца, Родерика Айделла, профессионального солдата, отличившегося в сражении под Инкерманом, третьей великой битве Крымской войны. Вскоре после Балаклавы и знаменитого наступления легкой бригады в ночь 4 ноября 1854 года майор Родерик Айделл из 68-го Даремского полка легкой пехоты провел разведку на высотах Инкермана и доложил вражескую диспозицию своему командиру, сэру Джорджу Каткарту. Потом, уже в ходе сражения, Айделл спас жизнь сыну одного высокопоставленного придворного, благодаря чему, собственно, и получил титул баронета, ставший важной прибавкой к миллионам, заработанным на работорговле. Строго говоря, миллионы Айделла, существовавшие, по большей части, в воображении завистников, ушли на содержание поместья в Хертфордшире и городского дома на Бедфорд-сквер, уже при покупке обошедшегося сэру Родерику в кругленькую сумму, а ко времени его смерти в 1892 году обветшавшего и запущенного настолько, что наследство Джека - титул, дома, земля, долги и прочее - было скорее бременем чем благом; некоторые даже говорили, что Джеку Айделлу, собственно, ничего другого и не оставалось, как только свернуть на кривую дорожку, что, как утверждали остроумцы, он сделал еще тогда, когда поступил в барристеры.

Самые разные мысли и образы пронеслись в голове Дэниела Карбонардо, когда его, трясущегося, хватающего ртом воздух, снова подняли над ванной. Хрипя, мотая головой, вглядывался он в темный угол комнаты, где укрылся его главный мучитель.

- Что он хотел от тебя, Дэниел? Чего хотел Профессор? Он дал тебе какие-то распоряжения? Если дал, то какие?

- Да. - Воздуха в измученных легких хватило только на одно короткое слово. - Да. Он дал мне… поручение.

- Расскажи, и я, может быть, не стану больше окунать тебя в воду.

И Карбонардо рассказал. Рассказал все. Что ему поручили отправиться в отель. Разузнать, надолго ли остановилась миссис Джеймс. Выведать, в какой комнате.

- Миссис Джеймс? - Голос определенно принадлежал Беспечному Джеку. Дэниел уже почти видел его - стоит около кровати с этой своей волчьей ухмылочкой.

"Привет, Дэниел, надо поговорить".

- Так она сама назвалась.

- Кто?

- Сам знаешь, кто.

Почти неуловимая пауза… А потом его снова схватили, сунули в воду, и вот он уже опять бьется, как рыба, хрипит, дерется за жизнь. В этот раз получилось даже хуже. Вдобавок ко всему прочему Дэниел еще и обмочился. В конце, когда воздуху не осталось ни капли, он не выдержал, хлебнул воды и зашелся кашлем. Перед глазами поплыл красный туман…

И тьма.

- Это тебе урок, юноша. Не надо разыгрывать передо мной старого солдата. - Голос Беспечного Джека напоминал скрип мельничного жернова.

Дэниела вырвало проглоченной водой. Съежившиеся легкие задергались.

- Кто такая эта миссис Джеймс? Говори все. Рассказывай, что знаешь. И только правду.

- Миссис Джеймс - это Сэл Ходжес. Женщина, что приглядывает за девочками Мориарти. За всеми его борделями.

- И много у него таких заведений?

- С десяток в Вест-Энде и еще несколько поменьше в разных районах. Их называют домами шестипенсового греха. В основном в пригородах.

- Вот как? Думаю, ему бы стоило посчитать получше. Слишком долго Профессор отсутствовал. А когда кота нет, мыши… Ну, ты же сам понимаешь.

Неподалеку кто-то хихикнул.

Отца Джека все называли Айделлом Деревенщиной из-за его красной физиономии, рубленой, словно он шел за плугом, его особой походки и постоянно разинутого рта. В комическом журнале "Панч" на него однажды даже поместили карикатуру с такой подписью: "Айделл Деревенщина ловит мух, разговаривая с батраками". Рисунок изображал Родерика Айделла разглагольствующим перед группой увлеченно внимающих ему политиков. Сын, Джек, во многом пошел в отца и, в частности, умело напускал на себя глуповатый вид, притворяясь недалеким простаком. На деле же он был, конечно, шустрым, как веник, и опасным, как потревоженная гадюка.

- Если увидишься с Мориарти - чего я бы тебе не советовал, - скажи, пусть приглядится получше к своим гнездам порока. Далеко не все они делятся с ним прибылями. Времена теперь другие. Ладно, Дэнни. Чего он хотел от миссис Джеймс?

- Профессор подозревает, что у него под боком завелся предатель, что кто-то выдает врагам информацию о нем самом и его планах.

- И что? При чем тут Сэл Ходжес? Они же с ней не разлей вода.

- Не знаю. Есть у него какие-то подозрения. Будто бы Сэл знает имя предателя.

Она знает. Она назовет имя. Это кто-то из троих или Спир.

- И ты должен был, так сказать, выжать из ягодки сок, а?

- Так мне приказали.

Судя по донесшимся из темного угла звукам, притаившиеся там люди признали в его словах по крайней мере долю правды.

- Хорошо, Дэнни. Ты - парень сообразительный. Рассудительный. Признаюсь, я и не думал, что среди тех, кто принимает приказы от Профессора, есть такие смышленые.

Дэниел уже хотел было открыть рот и выразить свое мнение на этот счет, но в последний момент передумал и благоразумно промолчал.

- Хочешь услышать совет? - негромко спросил Беспечный Джек. - Хочешь, Дэнни?

Дэниел кивнул.

- Так что, примешь совет? - взревел Беспечный Джек.

- Да, - прохрипел он.

- Тогда слушай. Убирайся из Лондона. Уноси ноги. Отправляйся подальше да заройся поглубже. Найди работенку поскромнее. В какой-нибудь сельской школе. Обучай мальчишек фехтованию или дамочек гимнастике. В общем, исчезни. Ты понял?

- Да, сэр. Понял.

- Предупреждаю, Карбонардо. Не скроешься с глаз, не отойдешь от Мориарти и его банды, прикажу найти, из-под земли достану, и в следующий раз мои парни окунут тебя так, чтобы уже не вынырнул. Не приближайся к Профессору. Его время ушло. С ним покончено.

В этот самый момент случилось небывалое погодное явление. Хотя на улице уже подмораживало, небо вдруг озарила мощнейшая вспышка, жуткая раздвоенная молния рассекла тьму, и в комнате на несколько мгновений стало светло как днем.

В потоке хлынувшего света Дэниел Карбонардо ясно увидел Беспечного Джека, стоящего в шаге от небольшой группки, и справа от него Сэл Ходжес, которую держали за руки два дюжих типа неприятного обличия. Сэл - в этом Дэниел мог бы поклясться - выглядела до смерти испуганной.

За небывало долгой вспышкой последовал сильнейший удар грома. Когтистые лапы страха сжали грудь, по спине пробежал холод, и пол содрогнулся и как будто ушел из-под ног.

В баре "Становой якорь" гром тоже услышали, но молнию не увидели, поскольку заведение выходило окнами на узкую Вест-Индия-Док-роуд, заслонявшую его от дневного света и вынуждавшую хозяина "Якоря", Эбба Кимбера, почти круглосуточно жечь масло в лампах; доходы не позволяли даже надеяться провести когда-нибудь электричество.

Удар грома, можно сказать, возвестил появление Альберта Спира, Ли Чоу и Эмбера. Щеголеватые, в дорогих, пошитых на заказ костюмах и пальто - настоящие франты, кутилы и прожигатели жизни.

- Что это было? - спросил Эмбер. - Гром?

- Да. Чудная погода. - Спир цыкнул зубом. - Странное дело. Заходили в порт - был туман со льдом, приехали сюда - гром откуда ни возьмись.

- Меняется погода. Об этом еще в "Рейнольдс ньюс" писали.

- Ну конечно, они там, в "Рейнольдс ньюс", все знают. - Спир задумчиво посмотрел на Эмбера и, презрительно скривившись, повторил: - "Рейнольдс ньюс", вот еще…

- А я одназды видел, как на одной столоне улисы сол доздь, а на длугой светило сонсе.

- Где это ты, Ли, такое видел?

- В Нанкине.

- Вот так да! - усмехнулся Эмбер. - А я думал, ты дальше Уоппинга нигде и не был.

- Я много лет плозил в Китае. Когда молодой был.

В зале, куда они вошли, уже находились несколько завсегдатаев: сидевший у камина пожилой мужчина читал "Ивнинг стандарт", а у стойки двое парней обхаживали женщину, производившую впечатление особы довольно взбалмошной - возможно, из-за избытка румян на щеках, драной горжетки на плечах и омерзительного, напоминающего кудахтанье, смеха, который, при условии верного направления ветра, мог бы поднять из могил старожилов ближайшего кладбища.

Сбросив пальто, трое прибывших расположились за двумя круглыми столиками, с мраморными крышками, после чего Спир подошел к стойке и заказал три пинты портера.

Никакой денежной операции при этом произведено не было; хозяин "Якоря" встретил посетителя весьма тепло, назвал его мистером Спиром, разговаривал вежливо и вообще выказывал всяческое уважение.

Через некоторое время дверь открылась. Возникший на пороге высокий мужчина опасливо огляделся, словно выясняя, кто есть в баре. Глаза его блеснули.

- Мистер Спир. Рад вас видеть. Весьма неожиданно.

- Уилл Брукинг. - Спир сдержанно кивнул. - А ты все тут шастаешь. Молодчик.

- Выполняю работу, что ты дал, Берт. Сколько? Лет шесть или семь назад? - Высокий мужчина протянул руку, ладонь которой походила на топор алебарды. Лицо у него было грубое, морщинистое, глаза - внимательные, настороженные, манера держаться и осанка выдавали бывшего военного.

- Я его ланьсе видел, - объявил, приложившись к кружке, Ли Чоу.

Спир улыбнулся, что случалось с ним нечасто.

- Мой парень. Был профессиональным боксером. Ездил по сельским ярмаркам с цирковыми артистами. А теперь вот здесь, приглядывает за пабом. Приятно видеть, что человек делает свое дело.

- Бьюсь об заклад, своих денег он давно не видел, - вставил Эмбер. Его раздражающе пронзительный голос как нельзя лучше соответствовал неприятной лисьей физиономии.

Рассевшись вдоль стены, чтобы видеть дверь и каждого входящего, они заговорили о том, как хорошо вернуться в Лондон.

- Окажись я в Дыму даже с закрытыми глазами, сразу пойму, куда попал, - похвастал Спир.

- Да, по запаху копоти, - согласился Эмбер.

- А я бы Нанкин слазу узнал, - добавил Ли Чоу. - Там везде пахнет свиньей. Осень ядленый запасок.

- Да, у сырого мяса запах крепкий, - согласился Спир.

Мужчина с газетой спросил, не с парохода ли они.

Спир посмотрел на него с недобрым прищуром.

- Можно и так сказать. А кто спрашивает?

- О, я - никто. Просто услышал, что ваш дружок говорит о Китае, вот и подумал…

- Уезжали ненадолго, а теперь вот вернулись, - отрезал Эмбер, давая понять, что разговор окончен.

- Помню этот паб еще с тех пор, как был мальчонкой, - ударился в воспоминания Спир. - Мы тут с сестренкой трясуна изображали.

- Сто такое тлясуна изоблазали? - поинтересовался Ли Чоу.

- Лучше всего срабатывало в холодную погоду. - Спир мечтательно, словно заглянул в прошлое, улыбнулся. - Мы с ней ходили в одних лохмотьях. Натягивали какое-то рванье, чтобы чуть прикрыться. На ногах ничего, босиком. Вся штука в том, чтобы давить на жалость. И, конечно, трястись. Ну и паб, понятно, следовало выбирать такой, чтобы народу было побольше. Стоишь, выжимаешь слезу, трясешься, как листок на ветру. Получалось. С пустыми руками никогда не уходили.

Эмбер сухо хохотнул.

- Ребятишки, я видел, и сейчас так делают. До слез прошибает.

Ли Чоу рассмеялся.

- Тлясуна изоблазали.

- Стоишь-стоишь, бывало…

- Длозыс…

- Да, Ли. Стоишь, дрожишь, а потом кто-нибудь подходит, обычно дамочка, и говорит: "О, Боже, Чарльз…" - Он заговорил тем особенным голосом, которым, в его представлении, разговаривают аристократы. Получилось весьма забавно. При этом Спир смешно, по-женски жестикулировал руками. - "О, Боже! Боже! Это дитя… Ох… Малыш, твоя мама знает, что ты на улице в такую холодную погоду? - У меня нет мамы, мисс… - А твой папа? - У меня нет папы, мисс. У меня есть только сестренка. Мы с ней одни во всем белом свете… - О, бедное дитя…" Потом ее муж или кавалер отводил тебя в паб и покупал хлеба с сыром и пинту портера или миску супу и чуточку бренди. Иногда, если повезет, давали денег. Полшиллинга. Или даже шиллинг. Тут весь расчет на то, что кавалер перед дамой жадничать не сможет. Он, может, и догадывается, что дело нечистое, но сделать ничего не может.

- Да, - кивнул Эмбер. - Я тоже изображал трясуна.

- У тебя уж наверняка хорошо получалось.

- Один парень так хотел покрасоваться перед своей девушкой, что дал серебряную крону, но потом вернулся и монету забрал да еще ухо чуть не оторвал. Я даже пилера позвал, пожаловался, что меня обижают, но пилер знал, в чем тут штука, и тоже надрал мне ухо.

- Эй, Спир. - Эмбер подался вперед. - А ты когда-нибудь мертвеца обирал?

- Да, хорошая была шутка, но только для тех, у кого язык хорошо подвешен. Кто трепаться умел. Я вам лучше про одну старуху расскажу. Звали мы ее Хэгги-Эгги. Когда-то была шлюхой, но те времена для нее давно прошли. Так вот она трясуна изображала в шестьдесят, а то и в семьдесят. Становилась обычно возле какого-нибудь хорошего паба, натирала золой лицо, глиной волосы. Но это не все. Она не просто дрожала. Она еще стонала и шаталась, ну, будто от слабости. Вот уж артистка. Смотреть на нее было одно удовольствие. Сердобольные всегда находились. Кто-нибудь отводил в паб, покупал еды да стаканчик бренди. На одном месте стоять не любила. Бродила от заведения к заведению, до самого Ковент-Гардена. Начинала с утра, часов в восемь или девять, а к полудню уже едва на ногах держалась. Напивалась так, что глаза открыть не могла. Но не это самое страшное. Воняло от нее ужасно. Несло, как у барсука из задницы. Уж и не знаю, мылась ли она хоть раз за всю жизнь.

- У балсука из заднисы? - Ли Чоу громко рассмеялся, как будто только что сподобился на величайшую в своей жизни шутку.

- Очень остроумно, - проворчал Эмбер.

- А скази, Белт, сто такое обилать мелтвого?

Берт Спир пояснил, что для этого розыгрыша требовалась особенная осторожность: нужно было найти настоящего умершего.

- Потом ты отправляешься к гробовщику, в похоронную контору, и просишь разрешения проститься с умершим. Узнаешь, когда появятся родственники, и вроде как бы случайно на них наталкиваешься в подходящий момент. Например, когда они выходят из придела вечного покоя.

- В такой момент, Ли, люди сильно опечалены, а потому доверчивы. Вот ты и рассказываешь сказку насчет того, каким чудесным человеком был их старик, как он всегда приплачивал тебе за работу. Вот, мол, только на прошлой неделе ты сделал то-то и то-то, а когда пришел за своими двумя гинеями, он уже отдал богу душу. Тут какая-нибудь леди начинает совать тебе эти две гинеи, а ты упираешься, не берешь - нет, нет, что вы, мне деньги не нужны… ну, если уж вы так настаиваете… - Спир добродушно рассмеялся, и в этот момент дверь паба распахнулась, и все три головы разом, словно были привязаны к одной веревочке, повернулись к входу. Внимательный наблюдатель заметил бы, как Эмбер сунул руку под сюртук, а Ли Чоу потянулся к рукоятке небольшого, но острого, как скальпель, кинжала, который носил в ножнах на поясе.

Вошедший - это был Терремант - остановился и, словно забежавшая в дом собака, отряхнулся от дождя.

- Что за черт, - ухмыльнулся он старым товарищам. - Льет, будто у коровы из-под хвоста. Промок до нитки.

Человек у камина подвинулся, чтобы Терремант мог посушить у огня пальто, а Эмбер поспешил к стойке - взять приятелю выпивки.

- Стаканчик бренди, пожалуйста, - попросил Терремант. - Надо бы пообсушиться изнутри.

Потом все собрались за столиком и принялись обсуждать что-то вполголоса.

- Как у балсука из заднисы, - повторил Ли Чоу и зашелся пронзительным смехом.

- Заткнись, чертов китаеза! - рявкнул Эмбер.

- У меня для тебя письмо, Берт. - Терремант протянул конверт. - От самого.

Спир перевернул конверт, взглянул на клапан и печать.

- Ты, конечно, уже прочитал?

- Такая уж привычка, никак не избавлюсь, - ухмыльнулся Терремант.

- Будешь читать чужие письма, добром это не кончится, - предупредил Спир и, сломав печать, прошел большим пальцем по клапану и вытряхнул четыре сложенные вдвое странички.

- Надо найти склад побольше. Вроде того, что был у нас в Лаймхаузе, - сказал Терремант. - Покупку оформить через этого законника… как его там… с таким, чудным именем.

- Гуайзер. - Спир пожал плечами, как будто вовсе не находил ничего забавного или любопытного в имени Перри Гуайзер.

- Точно. В общем, твое дело - купить большой склад.

- Где?

- Здесь, в Попларе. Или опять же в Лаймхаузе. Или в Шедуэлле. Где найдешь. Но обязательно около реки. Как и раньше.

- И что потом?

- Найдешь архитектура. Чтоб распланировал все так, как у нас раньше было.

- Не архитектура - архитектора.

- Как скажешь, Берт. Ты же знаешь, я со словами не всегда дружу. Как найдешь, своди его на ужин. Расскажи, чего хочешь. Пусть нарисует планы. Потом доложишься Профессору. Я знаю, где он пока остановился, потому что и сам пока с ним. Вроде как приглядываю.

- И чем же вы там занимаетесь, а, Джим? Где были?

- Этого я сказать не могу.

- Можешь, Джим. Ты и сам знаешь, что можешь.

- Значит, могу?

- Мы же в одной команде, старина. Можешь поделиться с нами.

- Ну да, - несколько неуверенно согласился Терремант, в ушах которого все еще звучали предостережения Мориарти. - Наверное, могу. - Тем не менее он помолчал еще немного, словно преодолевая некое внутреннее сопротивление. - А были мы с Профессором в Вене. Он там искал кого-то.

- И что? Нашел, кого искал?

- Вроде бы да. Какого-то немца.

- Уж не этого ли хрыча, Вильгельма Шлайфштайна? - встрепенулся Эмбер.

- Нет, не его. Этого по-другому зовут. Что-то с "фоном". То ли фон Харцендов, то ли Херцендорф. Я его и раньше уже видел, только не помню где. Профессор обедал с ним несколько раз. Тогда вроде бы был довольный, а сейчас не очень.

- Значит, сейчас недовольный? А из-за чего?

- Злой, как медведь с недосыпу. Оно все там, Берт, в письме. Профессор хочет, чтобы мы поговорили с людьми. Со всеми, кто на него работал. Ты же знаешь, что тут делается. После его отъезда народ стал понемногу расходиться. Кто-то переметнулся. Семья уменьшилась на сорок процентов. Это Профессор сам пишет.

- Сто знасит "пелеметнулся"? - спросил Ли Чоу. - Сто это знасит?

- Переметнулся - значит, перешел на другую сторону, к врагу. Стал предателем. Дезертировал.

Ли Чоу решительно покачал головой.

- Только не мои люди. Мои не пелеметнулись. Нет. Мои - не пледатели.

- Боюсь, мой желтолицый друг, твои люди тоже переметнулись. Около четверти твоих ребят ушли от Профессора. - Терремант, посерьезнев, кивнул.

- И он хочет, чтобы мы поговорили с каждым отдельно? - хмуро спросил Спир.

Терремант подался вперед и постучал пальцем по страницам письма.

Назад Дальше