В объятьях олигарха - Афанасьев Анатолий Владимирович 16 стр.


- Механический гуманоид. Мне клиент проболтался под паром. Из штатных. Последнее достижение бионики. Они несколько штук запустили на вольный выпас. Природная адаптация. Я толком не поняла, как их делают. Ну, вроде машине вживляют мозг рептилии. Я тогда страшно перетру- хала: вдруг вспомнит, когда протрезвеет, чего нес.

- Не вспомнил?

- Нет, я гада так обработала, маму родную забыл. Митя, у них бывают матери? Или они все клоны? Мы с девочками часто спорили. Вот…

- Заткнись, - попросил Митя. - Почему твой гуманоид нас не тронул?

- Разве ты не понял? Он подыхает. У него программу заклинило.

- Может быть, - уныло согласился Митя, пораженный (тоже не в первый раз) ее кругозором.

Второй случай, когда их путешествие чуть не оборвалось, был совсем нелепый. Они очутились на открытом пространстве, пересекали цветущий луг - и зазевались. Засмотрелись на очертания горной гряды, внезапно проступившей на горизонте, словно черное ожерелье. Когда услышали подозрительное металлическое жужжание, до леса оставалось метров сто. Побежали, но Даша споткнулась, подвернула ногу. Все ту же самую, укушенную змеей. Возможно, это их спасло. Поисковый вертолет "Гепард" завис над ними, распластавшимися в траве, из люка высунулись два хохочущих негра. Улюлюкали, визжали, тыкали в них лазерными стволами, но стрельбу так и не открыли. Митя догадался почему. Это были знаменитые "охотники за черепами", палить по неподвижным целям было ниже их достоинства. Поисковые "Гепарды" обычно занимались выслеживанием беглых руссиян, но частенько использовались для увеселительных прогулок, как, вероятно, было на этот раз. Охотники кончили тем, что швырнули в них сверху несколько консервных банок, видно, на спор. Одна угодила Мите в плечо, негры восторженно завопили. Потом захлопнули люк, вертолет чихнул, развернулся - по длинной дуге исчез в облаках.

- Ну, - сказал Митя. - Что с ногой?

Обследовали - растяжение связок, пустяк, Митя хмыкнул ядовито:

- Если на каждой кочке спотыкаться… Ничего, к зиме дойдем.

- Бежал бы один. Чего остановился?

Митя увидел в ее глазах выражение, никак не соответствующее сказанным словам. Не сразу вспомнил, как это называется. Но все же вспомнил - из детства. Уважение. Она смотрела на него с уважением. Почему? Что он такого сделал? Да уж сделал, конечно, не стоит хитрить перед собой. Нарушил первую заповедь выживания: спасаясь, думай только о своей шкуре, ни о чем другом. Правило такое же безусловное, как таблица умножения, которой заканчивается образовательный процесс в школах для туземного населения. Любое отвлечение на что–то постороннее ведет к потере темпа, а в худшем случае - к разбалансировке всего внутреннего энергетического потенциала. Нарушил - и гляди как обернулось. Побежал бы и, наверное, спаленный лучом, сейчас валялся бы в траве грудой дымящегося мяса. Охотники за черепами владеют оружием в совершенстве, не промахнулись бы. Везенье - или что–то иное? Некогда думать. В любую минуту вертолет мог вернуться, капризы миротворцев непредсказуемы.

Митя запихал консервы в ранец, подал Даше руку.

- Ты не ответил, Митенька. Почему меня не бросил? Пожалел?

- Давай не будем, - сказал он…

По Митиным прикидкам, если делать в сутки по пятьдесят–шестьдесят километров, не ломать ноги и не поддаваться на Дашкины уговоры пожить денек в каком–нибудь райском уголке, им оставалось преодолеть не больше тысячи километров. Никаких проблем. Поселения попадались все реже, иногда за два–три дня не встречалось следов человеческого присутствия, зато леса и водоемы превратились в продовольственные кладовые: грибы, ягоды, рыба, непуганая мелкая живность, которая сама шла в руки. В буквальном смысле. Однажды в речной заводи, зайдя по колено в воду, они с Дашей за полчаса накидали на берег с десяток то ли лещей, то ли жерехов, упитанных, жирных, вялых от перенасыщения радиацией.

В ту ночь, обожравшись рыбой, запеченной в углях, долго лежали без сна на еловой подстилке, любуясь звездным небом. Обоим было хорошо, как никогда прежде. Наркотическая хмарь предыдущей бессмысленной жизни давно повыветрилась, и они чувствовали себя словно новорожденные. От этого было немного жутковато. Не убирая твердой ладошки из его руки, Даша нарушила привычное необременительное молчание.

- Зачем? - спросила с печальным вздохом.

- Что - зачем? - Митя, конечно, знал, о чем она думает, но хотел получить подтверждение.

- Зачем куда–то идти, когда можно остаться здесь? Погляди, Митя. Лес, река, тихо, чисто. Зверюшки ручные.

Или тебе плохо со мной? Зачем возвращаться к людям? Они злые, отмороженные. Мне кажется, я раньше вообще не жила.

- Ты не жила, и я не жил. Разве в этом дело?

- А в чем, Митенька?

- Твои предки тоже не жили, дедки с бабками. Никто в России никогда не жил, как хотел. Кроме приватизаторов. Это не причина, чтобы Димыча кинуть. Придумай чего- нибудь получше.

Митя не заметил, как мимоходом нарушил вторую заповедь измененных. Не вдумывайся в слова - вот что она гласила. Хуже будет. Даша мягко попеняла:

- Ты слишком быстро вернулся, Митенька. Слишком быстро вернулся в прошлое.

- Ну и что?

- Ничего. Я рада… Но почему ты меня избегаешь?

- С чего ты взяла?

- За целый месяц у нас не было секса. Только один раз, да и то когда спал.

- Как это - спал и секс? Разве так бывает?

- По–настоящему только так и бывает. Все хорошее нам снится, все плохое происходит на самом деле.

Верная мысль, подумал Митя. Измененные всегда счастливы, потому что живут с помраченным сознанием. Им худо, если не удается вовремя принять очередную дозу, но это ерунда по сравнению с тем, что испытывает вочелове- ченный. Множество страхов заново поселяются в его душе и отравляют жизнь. И главное, он всегда сознает, что ему не уцелеть в том мире, где восторжествовало зло.

…Настоящая беда, как и крупная удача, приходит всегда неожиданно. Оторвавшись от дикой Печоры, катящей отравленные воды вспять, они со дня на день ожидали, что вот–вот появятся из лесных сумерек сторожевые разъезды. Тому было много признаков. Все чаще попадались следы от костров, на деревьях встречались засеки. Мелкий зверь сторожился, не кидался обморочно под ноги, ищя знакомства. На рассвете ноздри улавливали горьковатый жилой дымок. Однажды откуда–то, будто за тридевять земель, донесся собачий лай. В пространстве ощутимо присутствовал свирепый человеческий дух. Стояла макушка лета, они оба к концу пути обратились в дикарей. Исхудали до коричневого блеска, одежда истрепалась, глаза лихорадочно блестели. Оба знали, что дойдут, и не верили в это…

Брели березовым перелеском, след в след, как обычно, Даша впереди, Митя сзади на пять шагов. Девушка что–то грустно курлыкала себе под нос. Под утро в укромной пещере она все же добилась от Мити секса, но вроде сама была не рада. Секс получился грустный. В самый неподходящий момент она вдруг разрыдалась - и тут же хлопнулась в обморок. Испуганный, Митя тряс ее, колотил по щекам, допытывался:

- Что с тобой, что? Ты ведь этого хотела?

- Не этого, - крикнула она. - Отстань от меня, урод!

Митю озадачила ее повышенная чувствительность и неожиданная грубость. По дороге он несколько раз возвращался к утреннему эпизоду. Даша отнекивалась, дескать, не лезь, потом кое–как, нехотя объяснила, что, оказывается, есть разница между тем, когда обслуживаешь клиентов, и тем, когда занимаешься сексом бесплатно. Бесплатные занятия сексом причиняют боль, она сама столкнулась с этим впервые.

- Какую боль? Физическую? - допытывался Митя.

Не получил ответа.

Он не спросил, почему она обозвала его уродом. Это как раз ясно. Норма - это мутация, вочеловечение - отклонение от нормы, другими словами уродство. Конечно, не ей упрекать. Но… женская логика…

В березовом перелеске Митя загляделся на низкие предвечерние облака, вьющиеся по небу, будто стая диковинных птиц с гигантским размахом крыл, - загляделся и не заметил, как Даша, идущая впереди, исчезла, словно провалилась под землю, что и оказалось. Обнаружив, что ее нет, Митя тихонько позвал:

- Дашка, Дашка, ты где?

Из–под земли глухо отозвалось: "Митя, я здесь", - и наконец он различил узкую, как ранка, трещинку на земной коре. Девушка угодила в ловушку, приготовленную для крупного зверя. Так он подумал, но когда подполз к краю и свесил голову вниз, увидел: что–то не так. Яма чересчур глубокая, как колодец, с гладкими, словно отполированными краями, сходившимися конусом вверх. Далеко внизу бледной точкой светилась Дашина голова. Если это западня, то какая–то особенная и вряд ли оборудованная человеком. Конус и полировка стен - вот что смущало. Возможно, такая воронка могла образоваться при взрыве пневматической мины, какие миротворцы использовали, выкуривая туземцев из пещер. Что–то Митя где–то слышал об этом, но точно не помнил. Да это было сейчас и не важно. Надо поскорее вызволить "матрешку".

- Эй, Даша, - окликнул он. - Ты целая? Руки, ноги не поломала?

- Все хорошо, - услышал из земной толщи. - Вытащи меня, Митя, тут что–то плохое бродит.

Он не стал вдумываться в ее слова. Кто там мог бродить в глубине, чушь какая–то. Уже прикинул, что бечевка, которая в ранце, не годится, чтобы вытащить "матрешку". Лучше срубить подходящую тонкую березку и опустить в яму. Поднялся на ноги, обернулся - и увидел перед собой в двух шагах здоровущего медведя. Хозяин тайги укоризненно покрутил башкой, похоже, осуждая его, Митю, за легкомыслие. Митя не удивился, что тот подкрался неслышно, медведь - великий охотник, но поразился, что, кажется, улавливает мысли и намерения зверя. Мысли плохие.

- Значит, на людишек ямку нарыл, - не сказал, а подумал Митя. - Но зачем? Ты же не людоед.

- Для порядка, - ответил медведь, - чтобы совместить границы бытия.

Почудился или нет Мите этот разговор, но когда он полез за топором, медведь протянул лапу и толкнул его в грудь. Несильно, но точно. И с той же укоряющей усмешкой. Митя кувырнулся в яму и на лету успел подумать, что раздавит "матрешку", если… Но Даша посторонилась, и Митя аккуратно приземлился на корточки, потом шмякнулся задом, да так, что в затылке хрустнуло.

- Ой, - сказала Даша. - Вот и ты, любимый.

- Да, я, - с достоинством отозвался Митя. - Ну, покажи, кто тут бродит?

- Сам услышишь… Зачем ты это сделал? Как мы теперь выберемся?

- Сделал и сделал. Соскучился…

На дне ямы свалка древесного мусора, смягчившего удар. Размером она по низу - метра три в диаметре, не тесно, просторно. И действительно, такое ощущение, будто рядом кто–то дышит. Митя обследовал стены, простучал глину, слепившуюся в камень, костяшками пальцев. В некоторых местах звук замирал, в других чуть прозванивал. Там явно были полости, и именно там кто–то копошился, попискивая и сопя.

- Что, что? - торопила Даша.

- Не блажи, кроты ходы роют, что еще?

Сам обеспокоился не на шутку. Кто из руссиян не слышал об ужасных существах, их называли землеройками, пожирателях мертвечины, разорителях кладбищ. О них писали в газетах, пугали ими непослушных детей, но в натуре их никто не видел. Если землеройки существовали на самом деле и если воронка ихняя, то им с Дашей недолго осталось мучиться. В голову пришла бредовая мысль: а что если медведь и землеройки действуют заодно? Медведь сверху поставляет пропитание, а землеройки что–то отдают взамен.

Даша прижалась к нему, мелко дрожала.

- Митенька, ну зачем ты прыгнул? Ну, пожалуйста, скажи?

- Поскользнулся.

- И что с нами теперь будет?

- Ничего. Как–нибудь выберемся.

- Охотники придут, да?

- Может, они, может, кто другой… Не волнуйся. Помнишь, как старики говорили: еще не вечер.

- Ага, говорили. Среди ночи. Скажи лучше правду, Митенька, нам крышка?

- До этого далеко, - авторитетно соврал Митя. - Но если даже так, чего особенно трепетать. Не деньги отнимут, всего лишь жизнь.

На эти слова Даша ответила значительно позже, когда, после неудачных попыток прорубить топором ступеньки в

наклонной стене, они лежали, обнявшись, на сырой глине, пытаясь уснуть.

- Митя, Митенька?

- Чего тебе еще?

- Митенька, мне так хорошо с тобой, не хочется помирать. Ну почему, почему?

- Что - почему?

- Почему, когда хорошо, после обязательно бывает еще хуже?

Она права, что тут возразишь. Теплая волна печали прихлынула к его сердцу.

- Не нами придумано, - сказал он. - Так мир устроен. Постарайся уснуть, дорогая.

ГЛАВА 14
ГОД 2024. ЛЮДИ И ЗВЕРИ
(ПРОДОЛЖЕНИЕ)

Без еды и питья, в сырости и холоде на третьи сутки они начали унывать. Никакие землеройки не появлялись, хотя шуршание и попискивание за стеной не прекращалось, причем со всех сторон. Они не признавались друг ДРУГУ, но у обоих было чувство, что сотни крыс с нетерпением дожидаются, пока они ослабеют настолько, что можно будет приступить к трапезе. Изредка сверху свешивалась косматая медвежья башка, наблюдала за ними. Митя его окликал: "Эй, косолапый, вытащи нас отсюда. Поговорим".

Медведь недовольно сопел, презрительно фыркал и исчезал.

На третий день, словно по наитию, Митя взял топор и врубился в то место, где - по звуку - находилась самая глубокая полость. Земля поддавалась легко, за несколько минут лаз был расчищен. Шуршание и писк моментально стихли. Перед ними открылся проход с такими же гладкими, утрамбованными стенами, как и у конусообразной ямы, куда они провалились. По нему вполне можно было передвигаться на четвереньках.

Митя пополз первый, Даша за ним. Вскоре темнота сгустилась настолько, что Митя, оглянувшись, не увидел Дашу. Ночное зрение больше не справлялось с могильной чернотой. И время замедлилось, почти остановилось. Митя не смог бы определить, сколько они ползут - час, два или сутки. Даша то и дело хватала его за ноги. Это нервировало.

- Ты что, боишься заблудиться? - бросил он зло.

- Прости, - пробормотала она. - Я не нарочно, просто натыкаюсь. А куда мы пробираемся?

- Еще раз так спросишь - получишь, - огрызнулся Митя.

Вечности не прошло, как добрались до подземного бункера с низким потолком, куда вывалились из лаза один за другим. В бункере стоял стол с компьютерной приставкой, металлический сейф старинного образца с электронным кодовым набором - и больше ничего, если не считать пластиковой бутылки с минеральной водой на крышке сейфа, словно предусмотрительно поставленной для случайных, изнемогающих от жажды гостей. Даша стремглав кинулась к этой бутылке, Митя едва успел вырвать ее у нее из рук.

- Ну что ты, дай! - заныла "матрешка". - Это же вода.

Митя не посчитал нужным ответить. Больше всего его поразило освещение, бледное, призрачное, сочившееся, казалось, прямо сквозь стены. Что это, как, откуда? Вообще, где они?

Следом возник еще более тревожный вопрос: кто они? Те ли они с Дашей, кем себя представляют? Привыкший к перевоплощениям, он легко мог представить, что все их путешествие, как, возможно, и встреча с Истопником, и дни, проведенные на болоте, всего лишь игра воображения, а на самом деле они (или он один?) стали участниками (жертвами!) эксперимента и все их действия корректируются оператором, сидящим за пультом психотропного манипулятора. От этой мысли по волосам пробежал слабый электрический разряд. Он слышал об этих опытах, когда ошивался в Москве. Многие руссияне, будучи давно покойниками, тем не менее продолжали виртуальное существование и даже внешне оставались людьми с обычными физиологическими проявлениями: жрали, совокуплялись, добывали дозу…

- Кажется, нас ведут, - произнес он, без сил опустившись на земляной пол.

- Кто ведет? Куда? - обеспокоилась Даша. - Митенька, что с тобой?

- Со мной ничего. - Он разглядывал ее с тяжелым подозрением. - А с тобой?

- Митенька. - Даша присела рядом на корточки. - Давай попьем водички, тебе сразу полегчает. У тебя мозги прочистятся.

Митя открыл бутылку, понюхал, налил каплю на ладонь, слизнул - и вылил воду на пол. На нежном Дашином личике отразилось такое горе, словно у нее оторвали ноги, лишив тем самым возможности существования.

- Зачем? - спросила она с тоской.

- Ни цвета, ни запаха, - ответил Митя. - Универсальный модификатор.

- Не знаю, что это такое, но, по–моему, Митенька, ты спятил.

Митя поднялся, подошел к столу, потянулся к компьютеру, но в то же мгновение вспыхнул монитор и на экране возникла предостерегающая надпись: "Не трогай, придурок. Изувечу".

Митя, помешкав, отстучал на клавишах: "Кто ты?"

Ответ не заставил себя ждать. "Не твое собачье дело. Сам–то ты кто?" Митя отщелкал: "Мы бродячие. Идем куда глаза глядят. Никого не трогаем. Помогите нам".

Дальше разговор с компьютером пошел в убыстренном темпе, и почему–то Митя знал, что его нельзя замедлять.

Компьютер: "Помочь можно, почему не помочь. На халяву не надейся, придурок".

Митя: "Что вам нужно? У нас ничего нет".

Компьютер: "Сколько у вас крови на двоих?"

Митя: "Литров десять. Мы недоенные".

Компьютер: "Сольешь половину, столкуемся".

Митя оглянулся на рыжую, которая стояла за его спиной с открытым ртом и вытаращенными глазами.

- Закрой рот, - посоветовал он. - Воробья проглотишь.

- Митенька, что это?

Митя пробежал по клавишам: "Предложение бессмысленное. Без крови сдохнем".

Компьютер: "Вольешь плазму. Посмотри направо".

Митя глянул и заморгал, протер глаза ладонями: нет, не мерещится. В углу образовался стеклянный сосуд с пузатыми боками, наполненный темно–коричневой жидкостью.

Только что его не было. Подумал: что–то тут опять не вяжется. Те, кто разговаривает с ним через компьютер, по всей видимости, всемогущи, раз способны на такие штуки, как фантомная материализация. Зачем им торговаться? Они и так могут сделать с ним, что захотят. "Я согласен, - написал он. - Как обменяемся?"

Компьютер: "Еще условие. Девка лишняя. Ей плазмы нет. Дальше пойдешь один. Понял, придурок?"

Его внезапно озарило: это тест. Безусловно, тест. Медведь наверху, поскребывание землероек, конус–ловушка - все это условия психотропного теста. Его испытывают, но кто и с какой целью? Вряд ли миротворцы, с какой стати им забираться в такую глушь. А возможно, и они. Возможно, тест предполагает погружение бывшего гомо советику- са в природные условия. Митя обернулся. Даша смотрела на него почти как мертвая, почти как свинченная.

- Соглашайся, Митенька. Спасайся один.

Митя потрогал ее плечо, шею. Живая, дышит. Но он уже не доверял своим ощущениям. На монитор вывел: "Подавитесь своей плазмой, подонки".

Компьютер (с недовольным урчанием): "Не дури, парень. Не заставляй идти на крайние меры. Нужно, чтобы отдал кровь добровольно. Кислая не годится".

Митя: "Или отпускаете обоих, или никого".

Компьютер: "Твое последнее слово, придурок?"

Митя: "Да, умники. Последнее".

Компьютер: "Ты еще не знаешь, что такое боль".

В ответ Митя отстучал одну из тех оскорбительных фраз, за которые по колониальному биллю полагалось четвертование, после чего монитор, покрывшись стыдливой рябью, потух.

Даша тихонько всхлипывала, по–старушечьи сгорбясь.

- Что ты наделал, Митенька, что ты наделал!.. Они нас теперь запытают.

- Кто такие, догадываешься?

Назад Дальше