Римме идея понравилась, и они обменялись телефонами. Прощайсь и галантно целуя ей ручку, Строуме сказал:
- Зовите меня просто Хельги. И помните, Римма, Хельги слов на ветер не бросает. Я вам помогу. Нет, я просто обязан вам помочь!
Расстались они друзьями, хотя были знакомы не больше двух часов. Но Римма почему-то не удивилась, когда неделей позже он позвонил ей из Осло.
- Я уже переговорил по вашему вопросу с нужными людьми, - бодро кричал норвежец в трубку. - Интерес есть. Завтра по делам выезжаю в Стокгольм. Замолвлю словечко и там…
Через год агентство "Хаузертур" заявило о себе в туристическом бизнесе Европы. А еще через год успешно конкурировало с подобными себе фирмами.
Клаус помог супруге с раскруткой: вложил собственные деньги и познакомил с нужными людьми… Дальше она уже действовала сама, не обременяя его своими проблемами. Дела с подачи Хельги шли хорошо, агентство процветало, но Римма не останавливалась на достигнутом, постоянно расширяя круг сотрудничавших с ней фирм в других странах. Немаловажную роль играла и клиника мужа, которая постоянно присутствовала на рекламных буклетах, приглашая не только отдохнуть, но при желании и получить высококвалифицированную медицинскую помощь. Недостатка в клиентах не было.
Все эти семь с половиной лет, которые она прожила в Швейцарии, Римма незаметно для себя самой изменилась. Особенно в последние два года, когда открыла собственное дело. Работа, где она постоянно была на людях, требовала соответственной внешности. Она изменила прическу. Отросшие до прежней длины волосы подстригла - теперь они доходили только до плеч - и несколько осветлила их, придав платиновый оттенок.
Клаус смотрел на происходящие с ней перемены с любящей улыбкой, и она читала в его глазах не только не проходящий все эти годы восторг, но и появившуюся в них гордость за нее. Римма превращалась в совершенно другого человека и в деловой двойке выглядела настоящей бизнес-леди. Но только не для него. Для него она всегда оставалась той прелестной, похожей на распускающийся цветок девушкой, с которой он встретился однажды под Лозанной" в собственной клинике.
Все это время Римма поддерживала тесную связь с матерью, присылала ей семейные фотографии, помогала деньгами, но так ни разу и не съездила домой. Она все откладывала и откладывала поездку, постоянно находя для этого причины: пусть подрастут дети, нужно поставить на ноги бизнес. Но истинная причина, как признавалась она самой себе, крылась совсем в другом. Она не хотела будоражить прошлое, боясь, что тени из него загадят ее новую жизнь.
И все же желание побывать на родине не отпускало. С каждым месяцем, с каждым днем оно становилось все сильнее и невыносимее. Однажды в телевизионных новостях она увидела сюжет из России. Показывали какой-то прием в Кремле. И среди множества лиц, допущенных на него, Римма с удивлением и неприятной болью узнала два. Грузный субъект растягивал в приторной улыбке толстые губы. Это был не кто иной, как Алексей Романович Шерстяк, или просто грязное животное. Он полностью облысел, но продолжал раздаваться вширь и, по всей видимости, радоваться жизни. Последнее определение задело Римму за живое. А рядом с ним стоял высокий молодой мужчина. Она не могла не узнать Виктора. Он тоже улыбался, но как-то свысока, равнодушно, словно все это собрание и вся эта процедура были ему совершенно до лампочки.
Римма выключила телевизор. Слава богу, что дома не было Клауса. Она бы не смогла унять дрожь в руках.
- Клаус, я хочу побывать дома, - сказала она ему вечером. - Я даже на могиле у отца ни разу не была.
- Давно пора съездить, - поддержал он ее желание. - Но, родная, я с тобой поехать не смогу.
- Ничего. Я тогда заодно прозондирую в Москве почву для бизнеса. У них там толстые кошельки.
- Детей возьмешь?
- Нет.
А про себя она сказала: "Это и к лучшему. Поедем вместе в следующий раз. А сейчас мне лучше одной".
То, что она задумала, действительно предполагало одиночную поездку. За прошедшие годы Римма мучительно искала ответы на несколько вопросов: почему Виктор так поступил, что удержало его в Москве, не позволило вернуться и забрать ее? И теперь она намерена была получить на них ответы. Ей неприятно, мерзко было видеть его рядом с Шерстяком. Неужели и он стал таким же? А может, он и был таким всегда, просто она этого не разглядела?
Утром из своего офиса она позвонила Изольде.
- Мне нужна твоя помощь, так, сущий пустяк, - сказала, когда та подняла трубку.
- Для тебя все, что угодно, дорогая, - откликнулась подруга.
- Ты не можешь мне порекомендовать хорошего частного сыщика?
Какое-то время трубка молчала, наконец Изольда поинтересовалась:
- Это, конечно, не мое дело, но…
- С Клаусом это никак не связано, - поспешила уверить ее Римма. - Мне нужно навести справки о некоторых моих соотечественниках. И все.
- Есть такой. Записывай телефон.
Пьер Мулен, сорокапятилетний мужчина с брюшком и вторым подбородком, последние пять лет зарабатывал на жизнь, открыв частное сыскное бюро. Имея опыт полицейского сыщика, он после выхода по инвалидности на пенсию (во время своего последнего задержания он получил травму ноги и теперь слегка прихрамывал) перебрался из Женевы в Лозанну, к престарелой матери, и открыл детективное бюро. С разрешением помогли старые друзья из полиции. Не последнюю роль сыграла и его репутация безупречного служаки. Нельзя сказать, что дело его процветало, но для Пьера финансовый вопрос играл второстепенную роль. Он не мог себя представить без сыска, которому отдал добрую половину своей жизни. Когда ему позвонила клиентка и попросила о встрече, Пьер сидел без работы, пролистывая подшивку старых газет. Через два часа дамочка была уже у него.
Он сразу оценил ее молодость и красоту. И легкий акцент, который лишь прибавлял шарма ее облику. Она сразу перешла к делу.
- Господин Мулен, у меня очень деликатный вопрос, который я бы хотела разрешить как можно скорее. Думаю, что моя просьба не будет для вас сложной. - Она протянула ему листок, на котором были написаны два мужских имени. - Я бы хотела получить информацию об этих людях, по возможности полную.
- Они, как я понял, иностранцы.
- Да, проживают в Москве. Но фигуры достаточно заметные, чтобы оставаться в тени. Вы возьметесь?
Пьер убрал листок в карман пиджака.
- Не думаю, что это действительно будет сложно. У меня есть друзья и в Интерполе, и в министерствах. Пять дней вас устроит?
- Вполне. Вот аванс. - Она протянула ему конверт и визитную карточку. - Звоните, если возникнут трудности. - Поднялась, собираясь уходить. - И… я вам заранее благодарна.
- Поблагодарите, когда я выполню свою работу.
Он позвонил ей спустя четыре дня.
Алексей Романович Шерстяк стал-таки народным депутатом и не так давно притянул туда и Виктора. Теперь они сражались на трибунах Госдумы бок о бок, радели о народном благе и благе государства, поддерживали или разносили в пух и прах новые законы. Но самым занятным оказалось другое: супруга Виктора, само собой Ольга, имела собственный бизнес - турфирму "Интертур". Выходило, что они с ней коллеги.
Часть седьмая ЮЖНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ 1
1
В самолете Гордеев достал газету трехнедельной давности, которую ему вручил Генрих Розанов.
"В АНАПЕ ПОЙМАН "ПИЩЕВОЙ ТЕРРОРИСТ"
Сотрудники Краснодарского УВД арестовали "пищевого террориста", угрожавшего отравить цианидом продукты в ресторанах и больницах Большого Сочи, если ему не будет выплачен выкуп в размере полутора миллионов долларов.
По словам пресс-секретаря Краснодарского УВД, милиция провела блестящую операцию и арестовала шантажиста в окрестностях Анапы. Начальник УВД в интервью центральному телевидению уточнил, что задержанный террорист был дважды судим".
Гордеев знал об этом деле больше, чем было написано в газете.
Шантажист выходил на связь с милицией дважды. Сначала неизвестный сообщил по телефону, что он разместил две ампулы с цианидом в сочинском ресторане "Астория". Оперативные сотрудники их обнаружили, специалисты провели экспертизу и подтвердили наличие в ампулах цианида.
После этого по местному телевидению передали, что неизвестный вымогатель готовится отравить продукты в роддомах. Это была утечка информации, которую сотрудники телевидения сумели получить от своих журналистов местных газет, куда террорист присылал письма, подробно описывающие его "одиссею".
По телевидению передали, что террорист, возможно, оставил ампулу с цианидом в одном из роддомов Большого Сочи, в который входят Макопсе, Аше, Лазаревское, Хоста, Адлер, Красная Поляна и еще бог знает сколько курортных городков и поселков. В УВД началась настоящая паника. Приехали столичные специалисты с собаками и сложной аппаратурой.
Тем временем преступник сообщил, что хочет снимать наличные деньги в банкоматах с помощью пластиковой карты. Милиция должна вложить пятьдесят тысяч пластиковых карт с одним и тем же ПИН-кодом в бесплатную газету "Большой Сочи", которая распространяется во всех крупных магазинах Сочи и Адлера.
Преступник планировал позвонить в пресс-службу милиции, где ему должны были сообщить ПИН-код для пользования пластиковой карточкой, которую он возьмет в одном из номеров газеты. С помощью такой карточки из банкомата шантажист хотел ежедневно снимать 50 тысяч долларов.
Милиция не смогла выполнить его требование.
Предложенный способ передачи денег, о котором консультировались с экспертами в области банковского дела, оказался технически невозможен.
Как потом стало известно, пока шли эти переговоры, злоумышленник отнюдь не метался по всему побережью, как первоначально предполагалось. Он спокойно купался в Анапе. На пляже его и сцапали - в кабинке для переодевания. Гениальный шантажист обнаглел настолько, что писал свои письма прямо на пляже и ушел переодеваться, забыв на лежаке черновик. Любопытные курортники в него тут же заглянули, сообразили, что к чему, позвонили в милицию и в ожидании ее заблокировали кабинку со злоумышленником, оказавшимся местным провизором.
В общем, заслуга милиции в поимке преступника была невелика.
Всей этой информацией снабдил Гордеева Генрих Розанов, в юридическую консультацию которого обратился за помощью руководитель русского Пен-центра, обеспокоенный судьбой журналиста Бунича. Против Бунича, редактора газеты "Анапский полдень", было возбуждено уголовное дело. Именно он передал на Сочинское телевидение сведения о том, что террорист собирается отравить роддома. Ну а когда оказалось, что он (террорист) и сам родом из Анапы, тут уж за Бунича взялись всерьез. Его обвиняли едва ли не в пособничестве террористу. Руководство Краснодарского УВД было в ярости и требовало "немедленного заключения писаки под стражу" (дословная цитата, вырвавшаяся у замначальника УВД во время телевизионного интервью). Президент российского Пен-центра - известный правозащитник и близкий друг Генриха Розанова, они были знакомы без малого полвека, а в 70-80-е годы Розанов был одним из немногих юристов, которые не боялись выступать защитниками на процессах против диссидентов. Разумеется, он принял случившееся близко к сердцу.
Гордеев вполне мог позволить себе заказать машину или взять ее напрокат, но решил, что ни к чему выделяться из основной массы курортников, и поехал на автобусе. Садам и виноградникам, казалось, не было конца, и он заснул, чего никак удавалось в самолете…
- Приехали, - сказал радостный детский голосок, и прежде чем Гордеев открыл глаза, другой голос, женский и сварливый, добавил:
- А чего это он не выпускает?
Действительно, водитель двери открывать не торопился. Он оглянулся на своих пассажиров, во взгляде была снисходительность аборигенов. Водитель сказал:
- Да будет вам известно, Анапа - это бывшая столица государства племени синдов, известна также как поселение Синдакская Гавань, или Синдика. В IV веке до нашей эры Синдика была присоединена к Боспорскому царству и называлась Горгиппией. В 1475 году поселение захвачено Турцией. В 1829 году присоединено к России…
- А может, он такой террорист? - пошутил Гордеев. - Пока не расскажет все про историю родного города, из салона нас не выпустит?!
Шутка понимания не нашла. На Гордеева посмотрели, как на врага народа.
В Анапе проживали 5 тысяч жителей. Разумеется, в сезон население многократно увеличивалось. Такая популярность объяснялась крайне просто - тут был отменный климатический и бальнеологический курорт.
Великолепные пляжи с нежным мелкозернистым песком Гордеев оценил первым делом - плюнул на все и пошел купаться.
Он созвонился с журналистом и сказал, что он московский адвокат, приехал его выручать.
- Все ясно. Встретимся через полчаса в Горгиппии, - сказал Бунич.
- А где это?
- Найдете.
Найти действительно оказалось несложно. Первая же тетка, у которой Гордеев спросил дорогу, выпучила глаза и долго удивлялась, как можно не знать такое замечательное место.
Горгиппия оказалась музеем под открытым небом, это были остатки античного города. Гордеев бродил среди развалин минут двадцать, когда явился Бунич. Был он лыс, а немногочисленные седые волосы свисали с висков до плеч. Он беспрестанно оглядывался и курил.
Гордеев подумал: "Сейчас он спросит меня, не привел ли я хвост".
- Как долетели? - спросил журналист. - Как вам вообще вся эта заварушка?
- Да, для вашей дыры это должно быть историческое событие, - уважительно покивал Гордеев.
- Наш город известен с пятого века до нашей эры, - назидательно выговорил ему Бунич.
- Понятно, понятно, - вздохнул Гордеев. - Я уже знаю, что вы все тут большие патриоты. Ну а от дремучего московского адвоката-то что требуется?
В Анапе Гордеев, к собственному удивлению, не задержался. Для начала он попросил Бунича составить ему досье на руководящих работников УВД. Тот снисходительно усмехнулся, но просьбу выполнил, на следующий день у Гордеева были соответствующие материалы.
Все оказалось доступно, как детский конструктор. Жена заместителя начальника УВД была директором частного роддома в Сочи. Когда Гордеев это обнаружил, он даже засмеялся: в его практике таких легких раскладов давно не встречалось. Сам по себе этот факт, конечно, ничего криминального не таил. Но для защиты он был очень удобным оружием - становилась очевидной личная неприязнь милицейского начальника к журналисту, предавшему огласке требования террориста, после чего роддом вынужден был закрыться на неделю. За судьбу Бунича можно больше не опасаться. Мало-мальски квалифицированный адвокат мигом возведет вокруг него такой защитный бастион, атаковать который себе будет дороже.
Гордеев позвонил в Москву и сообщил обо всем Розанову. Обрадованный шеф разрешил ему побить баклуши на море еще несколько дней. И Гордеев поехал в Сочи, где для него был забронирован номер в гостинице… "Московская".
Торопиться теперь (тем более после того как тело Ольги Реутовой найдено) ему было вообще некуда. И, говоря по совести, он был рад удрать из Москвы, где сохранялся хоть один шанс из десяти миллионов встретить ее отца, профессора Портнянского.
2
Гордеев поселился на втором этаже. У него был хороший просторный номер, в котором есть все необходимое для жизни. Он принял душ, переоделся и пошел гулять по городу, по дороге перекинувшись несколькими словами с портье. Портье, судя по выправке, был отставным военным - сухопарый, отлично вышколенный мужчина под шестьдесят.
Гордеев поселился в той самой гостинице, в которой свои последние дни жил Алексей Романович Шерстяк. Гордеев знал, что, после того как по центральным каналам показали кадры, где он был снят в неприглядном виде с молоденькой потаскушкой, состоялось заседание фракции "Сыны Отечества", на которой Шерстяк заявил, что все это - грязные инсинуации политических противников, что он себя плохо чувствует и должен срочно поправить здоровье. Соратники отнеслись с пониманием, и Шерстяк отбыл в Сочи.
У него были свои привычки, и он от них не отступал. Каждый свой день в "Московской" Шерстяк начинал с финской бани. Его завидное здоровье запросто выдерживало такое истязание, а возможно, это ему вообще шло впрок. Ключ от сауны для него оставляли у портье. Никому другому в такое время пользоваться сауной в голову не приходило. Каждое утро в восемь тридцать Шерстяк спускался и забирал ключ.
Для портье Николая Петровича Костырко это начинало становиться ритуалом, вошло в плоть и кровь - каждое утро он снимал с доски ключ и ощущал легкое прикосновение огромной холеной лапы народного депутата. Портье бросал взгляд на жирную физиономию, часто мелькавшую на экране телевизора, и с чуть заметной улыбкой спрашивал: "Как всегда?" Шерстяк бросал сквозь зубы: "Как всегда" - и шел по коридору, покачиваясь, словно еще не проснувшись. Портье кивал - "как всегда" означало, что Шерстяку нужно принести четыре бутылки пива "Ту-борг", иное этот толстый боров, избранник народа, не употреблял.
Обычно "Туборг" был для него уже приготовлен, пять бутылок охлаждались с вечера в холодильнике, пять - потому что на второе утро коридорный разбил одну по дороге, и избранник народа устроил страшный скандал, так как без четвертой бутылки он, видите ли, не мог подобающим образом думать о его, народа, судьбах.
Костырко чуял что-то недоброе в этом обыкновении ходить в баню рано утром, он бы даже рискнул сказать - что-то порочное, но, с другой стороны, Шерстяк занимал роскошные апартаменты, сполна давал на чай и мог рассчитывать на сервис и приватность. Ведь в этом и заключается принцип гостиничного бизнеса - от пороков существует защита, имя которой - тайна. С точки зрения Костырко, тайна имеет свою цену и свои законы, тайна и деньги зависят друг от друга, а значит, тот, кто берет здесь, в "Московской", номер люкс, покупает одновременно полную секретность. Он, Николай Петрович Костырко, капитан запаса внутренних войск, двадцать три года проработавший в колонии, где отбывали наказание оступившиеся сотрудники правоохранительных органов, знал это как никто другой. Его глаза смотрели, но ничего не видели, его уши слушали, но ничего не слышали. На своем посту он стоял незыблемой скалой. Однако если уж приходила настоящая беда, то от нее не было спасения. А бедой для гостиницы "Московская" были самоубийцы. Более того, они были просто какой-то напастью. Каждый год, каждый сезон в "Московской" кто-нибудь кончал с собой. И что с этим делать, администрация не могла придумать. От беды не было спасения - портье не мог выпроводить за дверь каждого потенциального самоубийцу, ибо все постояльцы были потенциальными самоубийцами. В самом деле, самоубийца мог явиться в отель с семью чемоданами, загорелый, похожий ни киноактера, смеясь, взять ключ у портье, но как только чемоданы были сложены в номере и горничная уходила, он вытаскивал из кармана пальто заряженный пистолет, заранее снятый с предохранителя, и пускал себе пулю в лоб. Или это могла быть женщина, она являлась, сверкая золотыми украшениями и волосами, скалила безупречные зубы в похотливой улыбке, слонялась по холлу, словно желая немедленно удовлетворить свои плотские желания, потом заказывала завтрак в номер на половину одиннадцатого, вешала на двери записку "Просьба не беспокоить", а потом глотала капсулу с ядом… Случалось и так.