Мы шли с ним, не очень быстро, по мягкой земле пещеры, при свете еле тлеющей трикотажной ткани, намотанной на палку. С каждым метром становилось все холоднее. Мои руки и ноги были совсем ледяными.
– В лесу, наверное.
– Здесь не было леса. Здесь была степь. Лесополосы высадили уже при советской власти, когда стали осваивать эти земли под сельское хозяйство и начали бороться с суховеями.
– Ну, они уходили куда-нибудь…
– Куда можно уйти от кочевников в степи? Они на лошадях вмиг догонят. Тут археолог что-то умолчал. Скорее всего, у жителей этого городища был свой тайный схорон, убежище.
– Да, – согласилась я покорно. – Он об этом именно умолчал.
Не останавливаясь, Илья провел рукой по каменным стенам тоннеля и разгадал загадку:
– Видишь, нашим предкам в шестом веке очень повезло. Они обнаружили природный ход. Возможно, когда-то, миллионы лет тому назад, здесь протекала речка. И этот ход спасал им жизнь. И нам спасет!
– Но у нас на поле яма, а не тоннель… – продолжала тупить я. – Хотя там одна сторона просто завалена камнями и землей. А пять лет назад у нас было землетрясение. Не очень большое, почти незаметное, но подземный лаз мог и обвалиться.
– Хорошо мыслишь, малышка! – весело сказал Илья и чмокнул меня в нос, как будто мы шли чудесным летним вечером по берегу моря. – А вот мы и под полем в поместье.
Тоннель закончился той самой, упомянутой мною, горой камней и земли.
– От входа в пещеру и до этого места мы шли пятнадцать минут, – заметил Илья, глянув на свои часы, стрелки которых имели обыкновение светиться в темноте. – Ты говорила, что Никитка не мог убить брата физически – он бы не успел за полчаса добраться от города до поместья?
– Я поняла, – ответила я. – Он мог добраться. Как-то узнал об этом ходе у археологов, потом воспользовался им, когда решил застрелить брата.
– А потом – еще раз, когда застрелил мать, – добавил Илья. – Эльвира узнала об этом ходе и смогла догадаться, кто убил ее сына. Про безумие Эльвиры Никита нам просто соврал. Да и предсмертную записку сам написал, но следователю ее не отдал, побоявшись, что специалисты по почерку распознают, что писала ее не Эльвира. А мы уже пять лет назад знали, что тот, кто написал записку, и есть убийца Кости. Все сходится: Никита убил и археолога, так как рано или поздно тот обнародовал бы свое великое археологическое открытие.
– Мы будем разбирать этот завал?
– Да, выберемся в яму, вылезем из нее и вызовем милицию! Все отлично, дорогая.
Илья вручил мне факел и оттащил пару крупных камней, преграждавших путь к завалу. Потом, опустившись на левое колено, задрал штанину на правой ноге, где на щиколотке обнаружились кожаные ножны. Он вытащил из них небольшой широкий охотничий нож и с его помощью стал подкапывать землю в самом верху, под каменной глыбой.
Я подобралась поближе, пытаясь дать Илье хоть немного света.
14
Не очень быстро, но дело у Ильи продвигалось. Помочь ему я не могла, потому что наш псевдофакел не желал освещать окружающее пространство, да и инструмента у меня не было. Моя помощь заключалась в том, чтобы без конца размахивать палкой с тлеющей на ней тканью, в надежде раздуть угасающее пламя.
Наконец Илья объявил, что он видит свет в конце тоннеля. Вскоре этот свет увидела и я. Бросив факел, я полезла на камни, чтобы скорее освободить путь к свободе. Светлеющее на фоне кромешного мрака отверстие все росло, а благодаря мудрости Ильи в этом месте, под каменной глыбой, не было земли, которая бы осыпалась.
Мы проработали еще немного, и тут стало ясно, что мы оба вполне сможем пролезть из тоннеля в яму. Илья высунулся наружу, осмотрелся, а вернувшись назад, уговорил меня лезть первой.
И я полезла.
Получилось не очень ловко. Перебравшись на ту сторону завала, я, как лягушка, вприсядку скатилась с насыпи, которая была почти вертикальной, ободрав себе в итоге коленки. Но сомнений не было, я находилась в той самой яме, где недавно Айземан и Руслана обнаружили тело бедного археолога. Изнутри она оказалась больше, чем выглядела сверху, – около четырех метров в диаметре.
Но самое главное – тут было светло и намного теплее, чем в тоннеле. Мой кошмар закончился.
Обернувшись к Илье, я сказала, что все нормально, и подняла голову вверх. Деревянный щит, которым еще студенты-археологи накрыли яму, был убран. Утреннее небо над моей головой оказалось небывало ярким, а к запаху земли, который теперь навсегда останется для меня самым пугающим запахом в мире, примешивались и другие ароматы – трав и леса.
Неожиданно где-то поблизости я услышала вой и скулеж, а над краем ямы появилась знакомая узкая морда.
– Бей! – обрадовалась я. – Ты тут, милый!
Он еще поскулил и потоптался на месте, словно бы соображая, а не спрыгнуть ли и ему вниз, раз там уже сидит хозяйка? Но высота стен, около двух с половиной метров, ему не показалась безопасной.
– Стой на месте, – сказала я ему, – не двигайся! Еще рухнешь вниз…
Илья все возился на той стороне тоннеля, а на дно ямы, рядом с моими ногами упала тень. Я повернулась в ту сторону, где, согласно законам физики, должен был находиться некто, отбросивший эту тень. И я увидела его силуэт, хоть утреннее солнце и пыталось помешать. Там, наверху, стоял Никита.
– Выбрались всего за сорок минут, – усмехнулся он. – Отличный результат. Тридцать минут в себя приходили и за десять оказались здесь. Вообще-то я не думал, что вы такие ловкие.
Он подошел к краю ямы и присел на корточки. Тем временем Акбей исчез.
– Никита, помоги нам, – попросила я, – Никита, мы все знаем, мы все поняли. Ты еще можешь уехать. Просто уехать из поместья, и мы…
Он провел ладонью по лицу, как будто убирал с него приставший песок или прядь волос. Потом посмотрел куда-то направо и сделал жест, будто просил подождать минутку.
Рядом со мной уже стоял Илья, а он соображал намного быстрее. Это было понятно хотя бы потому, что на разговоры с Никитой он времени терять не стал. Он даже не посмотрел на него.
Пару раз подпрыгнув на месте, Илья что-то увидел, там, за краем ямы. Потом, удивленно присвистнув, потянул меня к противоположной от Никиты стороне ямы, где тихо сказал:
– Сейчас я тебя подсажу, а ты сразу убегай, поняла?
– Нет, я боюсь его.
– Беги скорее, иначе мы не выберемся!
Никита наблюдал за нами сверху, опустившись на одно колено. Он слегка балансировал в своей неудобной позе, но не пытался подняться на ноги.
Илья снова зашептал мне на ухо:
– Ты должна выбраться очень быстро. Давай сейчас я подставлю руки, ты вскочишь…
– Нета, – вдруг позвал меня Никита негромко. – До смерти Кости мы с твоей сестрой любили друг друга. А потом она сказала, что любит только Костю, а я вроде как случайно подвернулся. То же самое повторилось и с тобой пять лет назад. Ты была со мной, а потом появился Илья и все разрушил.
Услышав свое имя, я обернулась, потому что звук его голоса всегда действовал на меня, в зависимости от обстоятельств, пугая или раздражая. А когда он заговорил, я медленно пошла в его сторону, пока не остановилась в середине ямы, как зачарованная внимая его словам. И я предчувствовала, что он говорит со мной в последний раз. Вот только в его или в моей жизни?
– Шестого апреля Веты не должно было быть дома. Она поехала в гости к подруге, за город, но не осталась там ночевать, а вернулась домой. Она вошла в тот миг, когда Костя упал на пол, и закричала. Я бросился к ней, хотел как-то успокоить, но она стала убегать. Я загнал ее в угол, в коридор, и выстрелил, потому что знал – она не полюбит убийцу своего мужа. Я проиграл.
– А почему ты отвез Костю в больницу?
Никита снова провел по лицу ладонью. Казалось, ему мешает что-то, от чего он все никак не может избавиться.
– Выстрелив в Вету, я вдруг увидел, что брат дышит. И тогда я решил, что должен дать ему шанс спастись. Если он выживет и я попаду в тюрьму, значит, так тому и быть. Но он умер… Вскоре в "Теремок" приехала ты, и у меня появился второй шанс. В какой-то миг я был счастлив – ты была со мной. И я нашел идеальный способ скрыть свое преступление, переложив ответственность за него на свою мать. Все было очень хорошо, но тут вмешался Илья, и, когда ты ушла к нему, я решил убить тебя. Убить изменщицу второй раз. Помнишь, я говорил, что остаюсь на ночь в городе? Дважды я приходил из города по тоннелю в поместье, но не находил тебя в комнате. И, знаешь, я подумал тогда, что это судьба, ведь я любил тебя…
Он снова посмотрел вправо и дал отмашку. Где-то совсем близко заработал двигатель какой-то мощной машины. Потом Никита опустил глаза на меня и произнес что-то, что заглушил звук работающего мотора. Но я догадалась. Он сказал: "Я люблю тебя".
Илья, который слушал признание убийцы, стоя за моей спиной, потянул меня в сторону.
Никита снова привстал с корточек, но, заметив, что мы внизу как-то засуетились, опять опустил колено на траву.
За спиной Никиты взвыл Акбей. Скорее всего, Бей лежал спокойно на травке, а звук мотора перебил ему сон. Рык машины слегка напугал моего борзого кобеля – Акбей не любил машин вообще и больших машин в частности.
Илья толкнул меня локтем, намекая, что пришло время действовать. Он подтащил меня как можно ближе к каменной стене ямы, немного присел, подставив мне переплетенные руки. Я наступила на них правой ногой, и тут же край ямы оказался перед моей грудью. Илья судорожно выдохнул – это была боль в спине. Тогда я поторопилась: немного подтянулась и, упираясь ногами в стену, вылезла наверх.
Встать на ноги сразу мне не удалось. Для начала я села на землю, не обращая внимания на команды Ильи снизу:
– Беги, Нета, скорее!
А увидев, что происходит вокруг меня, я поняла, что никуда не побегу. Удрать и бросить Илью в такой ситуации было невозможно.
Слева от меня на краю ямы стоял огромный КамАЗ-самосвал, развернутый кузовом к яме. Он был нагружен землей, и было ясно, что через несколько секунд земля – а это был десяток тонн – обрушится в яму, на голову мужчине, без которого жить дальше не имело смысла.
– Илья, там КамАЗ с землей! Ее сейчас сгрузят в яму! – крикнула я вниз.
Илья замахал мне рукой, показывая, что он и так все знает, а мне надо бежать, и бросился к разобранному нами отверстию, ведущему в тоннель.
Акбей, стоявший позади Никиты, снова завыл. В ста случаях из ста он бы сбежал, а сейчас почему-то остался.
– Бей! – крикнула я, надеясь голосом успокоить собаку.
Мотор машины продолжал реветь, кузов поднимался вверх, земля в нем сотрясалась и смещалась в сторону наклона.
Тем временем Никита поднялся было во весь рост, но согнулся от боли – судорога свела ему ногу. Он издалека грозил мне и кричал в мой адрес что-то недоброе. Я понимала, что сейчас он подскочит ко мне и скинет назад в яму. А Акбей…
Я так и не поняла, почему он сделал то, что сделал. Афганские борзые не созданы для того, чтобы спасать хозяев из передряг. Говорят даже, что это самые глупые собаки на свете, с чем лично я не согласна. Они самые невоспитуемые животные в мире, потому что всегда помнят о своем интересе. Они созданы для бега, сосисок, игр, а вовсе не для того, чтобы жертвовать собой, потому что кто-то помешался на своей любви, извратив всякий ее смысл.
Когда бурая земля лениво посыпалась из кузова, чтобы потом рухнуть всеми своими тоннами в яму, когда Илья уже карабкался вверх, к отверстию, ведущему в тоннель, Акбей с места прыгнул на спину Никиты. Двадцатикилограммовый афган столкнул мужчину в яму, упав за ним следом, и они оба приняли на себя основную тяжесть груза КамАЗа.
15
– Акбей! – кричала я как сумасшедшая. – Илья!
Земля заполнила яму, насыпавшись чуть с горкой. Та сделалась похожей на большую многоместную могилу, каковой и стала на некоторое время. Кузов самосвала опустился вниз, мотор КамАЗа смолк, а мои крики стали слышны на всю округу.
Но я не только кричала, я рыла мягкую землю руками, проваливаясь в нее, утопая, как в зыбучих песках. И я не знала – где мне рыть в первую очередь? Если Илья успел добраться до нашего подкопа из тоннеля в яму, то рыть надо в середине, куда упал Акбей, а если нет? Я пыталась копать и там, и там.
Из кабины машины выскочил высокий дядька, который тут же побежал ко мне. Конечно, он видел что-то странное в зеркале заднего обзора, и его это взволновало.
– Что тут случилось? Я не успел остановить машину! Вниз кто-то упал? А вы – выбрались из ямы? Господи, да что тут происходит?
– Звоните! – кричала я ему. – Звоните – в скорую, в милицию, везде! Там, внизу, два человека и мой Акбей!
Дядька достал мобильный и стал набирать номера. Прокричав что-то в телефон, он тоже бросился ко мне и начал отчаянно разбрасывать землю.
– Вы копайте тут, с краю! – направляла я его, захлебываясь рыданиями. – Я буду копать в середине! Ну, давайте, давайте! Мы сможем их достать!
Дядька рыл как трактор, лучше меня, быстрее. Я поглядывала на него с завистью, потому что силы у меня заканчивались, а прямо подо мной умирал мой Акбей.
– Тут что-то… – сказал дядька неуверенно. – Да, я чувствую, что кто-то копает снизу!
– Илья! Это Илья! Копайте же!
Его руки появились первыми, дядька-водитель отполз на твердую почву, лег на живот, вцепился в эти грязные руки с содранными ногтями и стал тянуть Илью на себя. Тут же появилась засыпанная землей голова известного путешественника, а потом и он сам. С помощью водителя Илья выбрался на твердую землю, упал на спину, отплевываясь, отряхиваясь, отдуваясь.
Дядька тоже устал, он сел рядом с Ильей и вытер со лба пот.
Увидев, что я делаю, Илья прокашлялся и бестолково спросил:
– Что там? Ты что это?..
– Акбей… Он столкнул Никиту в яму, когда тот собирался сбросить меня вниз, но упал вниз с ним!
Илья ошарашенно уставился на меня, а потом бросился копать рядом со мной.
Минут через пять мы достали его тело. Когда Илья стал тянуть Акбея за лапы, мы поняли, что его держит что-то под землей, и только позже догадались – это Никита, умирая, вцепился в задние лапы собаки. Наверное, Акбей сумел бы выбраться из-под земли, его тело было единой мощной мышцей, только вот вытащить человека он не мог.
…"Скорая" и милиция прибыли к нам довольно быстро. А до этого мы с Ильей успели похоронить мою собаку в лесу. Илья сходил за лопатой, ведь он знал, где ее искать, а я сидела возле тела друга, ожидая, что вот-вот он вскочит, потянется, зевнет и ткнется мокрым носом мне в щеку. Ветер, шевеливший золотисто-палевую шерсть афгана, убеждал меня в том, что мои ожидания не напрасны. Он ошибался.
Позже на могиле Акбея я вкопала деревянный кол, к которому прикрепила табличку с его именем и годами жизни. Ошейник Акбея я оставила себе на память.
Врач скорой, констатировав смерть Никиты Цирулика, вколол мне что-то успокоительное. После этого я сообразила, что рыжий молодой мужчина, говоривший с водителем КамАЗа и со сбежавшимися со всего поместья членами семьи, – это тот самый следователь Павел Петрович Седов, который вел дело о смерти Светланы и Константина Цирулик пять лет назад. Он узнал меня, поэтому сразу понял, что я пытаюсь сказать ему.
– Это он, – я указала на машину скорой, куда уже погрузили тело Никиты. – Он убил Костю и Вету. Он добирался в город по подземному ходу, всего за пятнадцать минут. Он убил свою мать и археолога, тело которого мы нашли в этой яме. Опять-таки из-за этого тайного хода. Павел Петрович, все закончилось.
Эпилог
Мы с Ильей остались в поместье, несмотря на то что дурных воспоминаний для нас обоих тут было предостаточно.
Сначала наша задержка в стенах дома была вызвана необходимостью – к вечеру того жуткого дня у меня поднялась какая-то небывалая температура, около сорока градусов. Немного ломило кости, и я не могла согреться, а в остальном чувствовала себя очень странно: все ощущения были особенно яркими, а воображение болезненно восприимчиво. Илья баюкал меня на руках, каждые несколько минут измеряя мне температуру губами и электронным термометром. После этого еще две недели я лежала в постели, умирая от слабости, но потом все прошло. В эти две недели случилось то, о чем я мечтала уже пять лет: я выспалась. Без кошмаров, без просыпаний среди ночи в холодном поту, без ощущения тоски и горя.
Илья сразу заявил Валерию Викторовичу, как старшему в семье, и всем другим, что мы тут временно. А пока я болела, нас по очереди навестил каждый из иждивенцев и в очень интимном тоне сообщил, что остальные в семье – просто тупицы, они не понимают, что огромным хозяйством и поместьем надо управлять, причем это получится только у Ильи, ну и у Неты тоже, при помощи Айземана, Костричкина и Семена.
Иными словами, нас убеждали остаться, ибо никому не хотелось брать на себя заботу о доме, сквере, саде, теплицах, не говоря уже о колбасном и хлебном цехах.
Илья вежливо слушал наших переговорщиков, но отвечал, что у него контракт с издательством, через месяц он уезжает в Антарктиду, а его будущей жене надо бы отдохнуть. Но однажды, когда он снова сел на Вишню, а его племянница Влада привезла в поместье Альхашу, он вдруг задумался о чем-то и спросил у меня, а чего же хочу я? А я хотела только остаться.
За ужином мы объявили о своем решении семье.
Руслана поцеловала Илью в щеку, заметив, что она по-прежнему не против научиться ездить верхом.
Айземан торжественно сообщил, что выиграл последнее дело и готов выигрывать следующие во благо поместья "Теремок" и ради всех нас.
Андрей Викторович попытался убедить нас обвенчаться в его новой церкви, а уж потом приступать к управлению поместьем.
Анна Степановна поддержала его.
Виолетка и Тигранчик обрадовали нас известием о беременности, намекнув на расходы.
Агроном сказал, что о яблоках в этом году можно не беспокоиться – чертова тля вся передохла.
Семен порадовал увеличением дебетов по сравнению с кредитами.
…А вот о происшедшем в семье и о Никите никто ничего не говорил. Понимали ли иждивенцы, что он сделал и почему, я не стала уточнять. Для себя я решила, что он был до сумасшествия влюблен в мою сестру и однажды сумел добиться от нее взаимности. А потом Ветка опомнилась, очнулась и объявила, что для нее существует только ее муж. И все предохранители в мозгу Никиты перегорели.
Кое-что мы уже не узнаем никогда. Как Никита убедил свою мать застрелиться? При каких обстоятельствах и когда он расправился с археологом? И самое важное, что пришло мне на ум только после всего случившегося, – почему Никита не попытался убить Илью, как раньше он убил Костю? Почему, избавляясь от Ильи, он выбрал такой сложный путь – со множеством интриг и нюансов? Что было терять ему, человеку, застрелившему свою любимую женщину, своего родного брата и подведшему к самоубийству родную мать?
А почему он не отравил нас с Ильей до смерти, а живых отвез в подземный ход? Даже если бы он засыпал яму, мы укрылись бы в тоннеле, и у нас оставался бы шанс выбраться наружу. Это было странно, осталось загадкой, но это спасло наши жизни. Для себя я решила, что по своей сути Никита не был убийцей. Убить человека нелегко, что Никита уже имел возможность ощутить.
О Никите горевали немногие. Тяжело далась смерть сына Валерию Викторовичу. Они с Ильей пережили этот момент вместе, запершись вдвоем в рыбацком домике на берегу пруда, где целую неделю пили горькую. В домик никого не пускали, выставляя за дверь только пустую тару от водки, коньяка и прочих тяжелых напитков. Еду им приносила Зоя Павловна, но тоже в дом не входила, а оставляла судки и пластиковые коробочки на крыльце.
Они вышли в люди, похожие на привидения, а после той недели Валерий Викторович сразу же укатил в горы. Он вернулся через пару недель и вел себя как обычно.
Но больше, чем его, я жалела вдову Никиты. Беременной женщине не надо такое переживать, это уже слишком. И хоть я была уверена, что лучше жить без мужа, чем с таким человеком, как Никита, Оксана любила его настолько, насколько вообще могла любить. После похорон Никиты ее увез в город в свой дом отец. Забегая вперед, скажу, что у нее родилась красивая девочка, потрясающе похожая на Никиту, а через несколько лет Оксана вышла замуж во второй раз.
…С того самого лета в те месяцы, которые Илья проводил дома, мы каждый вечер объезжали верхом поместье "Теремок", в сопровождении Альхана и других прекрасных афганских борзых, которые у нас жили.
От конюшни мы выезжали к яблоневому саду, оттуда по пыльной, а иногда грязной или заснеженной дороге мы рысили через степь, к пруду, к кустам шиповника, к лесополосе, где был похоронен Акбей. Потом мы поднимались на гору, чтобы посмотреть на городские огни вдалеке. Там мы разжигали костер и оставались возле него так долго, как могли. Лошади паслись, афганские борзые валялись на травке, а я слушала рассказы Ильи о дальних странах.