Иванов не знал, где находится дом Данилова, в котором квартировал Дмитрий Мелешевич, поэтому сыскному агенту пришлось заехать в полицейскую часть, помещавшуюся неподалёку от лютеранской церкви Святой Екатерины, и взять себе в компанию квартального. Последний дал краткую, но исчерпывающую устную справку, из которой следовало, что домохозяин сдаёт жильё по ценам выше средних, поскольку дом расположен очень удачно: и Средний проспект под боком, и место тихое. Скандалов с жильцами не бывает, поскольку публика обретается там всё больше приличная, порядка не нарушающая.
Дом Данилова действительно производил очень приятное впечатление - это был небольшой, на удивление ухоженный особнячок, ещё пахнувший свежей штукатуркой после недавнего ремонта. Высаженные вдоль его фасада кусты сирени оказались излюбленным местом шумного и крикливого воробьиного сборища. Сейчас они стояли ещё без листвы, с набухшими в ожидании настоящего тепла почками, но воробьи, точно оглашенные, уже беспорядочно метались среди голых веток, мучая своим жизнерадостным чириканьем кошку в форточке небольшого оконца цокольного этажа. Кошка буравила воробьёв ненавидящим взглядом и Иванов даже остановился на минуту, в ожидании всплеска кошачьего темперамента. Впрочем, показательной охоты так и не последовало, кошка оказалась слишком умна для погони за недосягаемой добычей.
Хмурый дворник в большом кожаном фартуке мёл вымощенную плитами дорожку вдоль фасада. Неулыбчиво взглянув на остановившихся перед домом полицейских, он оставил своё занятие и, подойдя к квартальному, сдёрнул с головы картуз:
- Здрасьте, вашбродь! Никак по мою душу?
- Да, Степан, вот привёл агента сыскной полиции с тобой поговорить, - важно ответил квартальный.
- Скажи-ка, братец, - Иванов прекратил созерцать кошку в окне и оборотился к дворнику. - Здесь проживает Мелешевич Дмитрий Николаевич?
- Так точно-с, ваше благородие, - дворник стал навытяжку. - В бельэтаже, окна во двор и сюда, на улицу. Распашонка, значит.
- Какая распашонка? - не понял Агафон.
- Квартира-распашонка, окна и туда, и сюда.
- Ясно. А сам-то ты кто будешь?
- Дворник я здеся. Подвизаюсь, стало быть, по уборке…
- Это я уже понял по твоему совку и переднику. Звать-то тебя как?
- Степан Куделин, села Мартышкино Калужской губернии, тридцати трёх лет, значит. Служу старшим дворником этого самого дома…
- Ну, Степан, веди в дворницкую, не под окнами же нам разговаривать, - рассудил Агафон.
Пройдя через подъезд в комнату под лестницей, все трое расселись вокруг ветхого стола, застеленного газетой в жирных пятнах и усеянной хлебными крошками. В дворницкой висел неприятный кислый запах, мешавшийся с ароматом сухих берёзовых и осиновых веток, из которых были накручены веники для мётел, наваленные в углу.
- Так что, Мелешевич, один живет? - полюбопытствовал Иванов, оглядывая помещение.
Дворник стрельнул взглядом, и сыщик сразу понял, что вопрос задал удачный. По существующим правилам всякое лицо, проживающее в доме и прибывшее даже на самый короткий срок, подлежало регистрации паспорта в полицейском участке. На это отводились одни сутки с момента появления жильца. Следили за регистрацией дворники: они собирали у жильцов паспорта, несли их в полицейскую часть, где реквизиты документа копировались и далее направлялись в городской адресный стол. Сами же паспорта дворники возвращали владельцам. Такой порядок позволял властям отслеживать перемещения населения и служил неплохим источником пополнения казны, поскольку паспорта были платными и выписывались на весьма ограниченный срок, обычно не более трёх лет. Полицейская власть очень бдительно следила за должным функционированием системы адресного учёта и со времён Петра Первого бескомпромиссно, вплоть до ссылки в каторжные работы, преследовала беспаспортных. Помимо лица, не имевшего паспорт, наказанию подвергались и те, кто покрывал нарушителя: и дворнику, и приказчику, управляющему домом, грозила административная высылка.
- Да не вздумай врать, Степан, мы ведь всё равно проверим, - пуганул дворника квартальный надзиратель, который также заметил странную реакцию дворника на заданный вопрос.
- Никак нет… то есть, вообще один… но не теперь… А вообще-то один, но с лакеем… - путаясь и пряча глаза, залепетал дворник.
- Да говори ты толком, - с показным раздражением проговорил Иванов. - С кем живет, с какого времени. И вообще, выкладывай всё, что знаешь про Дмитрия Мелешевича.
- Дмитрий Николаевич живут тут-с уже года четыре, а при нём лакей Прохор Ипатов.
- Ипатов прописанный?
- Так точно-с, прописан. А с неделю назад Дмитрий Николаевич барышню привезли, мне неизвестную.
- Эвона как! Что ж она, не зарегистрирована? - уточнил Иванов.
- Так точно-с. Дмитрий Николаевич сказали, что недолго погостит, просил не оформлять пока что… - не поднимая глаз, тихо говорил дворник. - А я что? Дмитрий Николаевич сказали, что на себя берут ответственность, что сами с полицией всё решат.
- Смотри, какой умный, - съехидничал квартальный. - Только почему-то до части он так и не дошёл!
- А что за барышня? - понизив голос, по-свойски стал выпытывать Агафон. - Да не тушуйся ты, дурила, никто тебя давить не станет, мы же понимаем, как это бывает! Расскажи всё, что знаешь, а там, глядишь, мы тебя и не станем наказывать за нарушение. Говори, небось, полюбовница молодого барина, а-а?
- Кажись, да, - тоже, понизив голос, глухо отозвался дворник, - и не из богатых. Она когда в первый день из коляски высаживалась, я заметил, что ботики у нее с заплаткой и все мокрые - текут, значит. Не барские ботики. И муфта из крашеного кролика. Но уж гонору-то, гонору! А потом началось: всю неделю посыльные с коробками из магазинов приезжали - только и знал, что двери им открывал. И всё с женскими причиндалами - шляпки там, перчатки, конфеты, хурда всякая… срам один, - он смачно сплюнул в пол, так, видимо, невыносимо противна была мысль о большом количестве подарков.
- И что же, Степан, много ли тратил Дмитрий Николаевич? - продолжал расспрашивать Иванов.
- Ужасть, как много! Да разве ж только эти безделушки, да гардероб ейный? Вот Прохор сказывал, что почти каженный день - ужин на Островах. Я, правда, не знаю, что такое ужин на островах, а расспрашивать было стыдно, но думаю, что зело шикарно. А ещё катания на тройках с бубенцами…
- И что, это с ним первый раз такое - что девицу к себе пожить притащил?
- Да какое там! Эта коза уже третья или четвертая… так сразу и не упомнишь. Он их вообще любит. Перед ней была актёрка - не то балерина, не то певичка водевильная. Так той каженный вечер на спектакль вот по такой корзине роз отправлял. Опять же Прохор рассказывал: я, говорит, чуть не плакал, когда корзину эту в театр возил, потому как мне жалованье Дмитрий Николаич всё время задерживает. Кредиторы-то одолевают! А он такие цветы посреди зимы! Никакой экономии.
- Кредиторы, говоришь? А на что же тогда он живет и подарки дарит?
- Ну, не знаю, наверное, капитал какой имеется, опять же служит в министерстве. Или, может, в картах счастлив.
- Он играет?
- Как не играть? Все господа играют-с, - не задумываясь отрапортовал дворник. - Я сам ему сколько раз пролетку брал, когда он на игру собирался.
- А где играет?
- Точно не скажу, где-то на Садовой.
- Ты вот что, Степан, скажи-ка, Дмитрий Николаевич сейчас дома?
- Ни-ни, очень рано уехал на службу, но вскоре вернулся и опять куда-то уехал. Весьма задумчив, я бы даже сказал, мрачен. Почему-то к шляпе прикрепил флёр чёный и рубашку одел серую вместо белой, я даже аж заподозрил, может, он траур одел… Но точно того не знаю.
- А лакей его Прохор?
- Прохор, значит, понёс бельё прачке. Совсем недавно видел. Должно быть, скоро возвернётся. Да вот и он сам, - дворник указал пальцем в окошко, подле которого стоял стол.
Иванов увидел выходящего из-под арки невысокого мужчину лет тридцати пяти, в лёгком, не по погоде, сюртуке, под которым с претензией на щеголеватость красовался лиловый с отливом шёлковый жилет. На голове лакея несколько набекрень сидела манерная фетровая шляпа явно с барской макушки, а из-под брюк выглядывали мягкие остроносые домашние сапоги тонкой телячьей кожи. Словом, Прохор являл собою типичный и весьма распространённый образчик лакея богатого барина. Под мышкой он держал узел с бельём. По всему было видно, что Прохор выскочил из квартиры буквально на одну минуту и не планировал задерживаться на улице надолго. Однако, задержаться ему всё же пришлось, потому что Иванов приказал квартальному привести лакея в дворницкую. Не прошло и полуминуты, как растерянно озиравшийся Прохор предстал перед сыскным агентом. Лакей крепко прижимал к животу узел и было похоже, что он более всего озабочен именно сохранностью хозяйского белья.
- Ты, что ли, Ипатов Прохор будешь? - спросил его строго Иванов.
- Ну я, а вы-то кто? - быстро взяв себя в руки, ответил лакей.
- А ты, Прохор, тут не "нукай". С тобой говорит агент столичной Сыскной полиции. Поэтому на мои вопросы ты должен отвечать быстро, точно и правдиво. Надеюсь, усёк?
- Ну уж извиняйте, господин агент, - довольно пренебрежительно отозвался Прохор. - По вашему лбу не написано, что вы из сыскной полиции.
- Поставь узел на стол, - негромко приказал Иванов. Его брови сошлись к переносице и выглядел он в эту минуту весьма мрачным. Любой, знающий Агафона, сказал бы, что тот испытывает крайнее раздражение, но лакей вовсе не знал сыщика и потому не понял его мимической реакции.
- Зачем это? - Прохор лишь крепче прижал узел к себе. - Хочу - держу, хочу - кладу.
- Прохор, ты тут не умничай! - мрачно отозвался Иванов. - Я тебе ещё раз приказываю: узел на стол!
- Уж извиняйте, господин агент, но мне только барин приказыва…
Он не договорил, потому что лёгким, неуловимым движением, Агафон залепил ему затрещину в ухо. Сыщик стоял, отдалённый от лакея на сажень или даже чуть больше; казалось бы, он никак не мог дотянуться до его уха, однако, мгновенно вытянувшись и сделав шаг, Агафон в долю секунды покрыл это расстояние, а после удара столь же стремительно отодвинулся на прежнее место. Отброшенный звучным шлепком назад, Прохор ударился спиною в стену, вскрикнул и сразу сел на корточки, схватившись за голову. Узел остался лежать на полу и Агафон, положив его на стол, живо развязал.
Всё произошло очень быстро. Дворник и квартальный, поражённые стремительной расправой над лакеем, безмолвно наблюдали за происходящим. Агафон же Иванов вмиг успокоился и как будто бы даже повеселел.
- Тю-ю… бельишко-то свежее, - сказал он задумчиво, перебирая рубашки, трусы и кальсоны. - Дурак ты, Прохор, и чего ты только ломался?
- По какому праву вы меня бьёте?! - гневно выкрикнул лакей.
- Что-о? - Иванов выглядел по-настоящему удивлённым. - Я тебя бью? Да ты белены объелся, дурень! Разве я его бил?
Последний вопрос был адресован квартальному и дворнику. Те переглянулись и синхронно ответили:
- Не-е, не видали…
- Вот видишь! Вам бы, обывателям, лишь бы клеветать на сыскную полицию, - подытожил Иванов. - Так что не умничай передо мной. Я тебе уже один раз сказал: отвечать на мои вопросы надо быстро, точно и правдиво. Тогда и уши будут в порядке, и голова, и задница.
Завязав узел, сыщик бросил его сидевшему на корточках лакею:
- Слышь-ка, Прохор, чистое бельё ты у прачки забрал, так что ли?
- Ну да…
- Я тебе уже один раз сказал: не "нукай" здесь!
- Извините, - моментально поправился Прохор; видимо, затрещина самым благотворным образом повлияла на его манеры.
- А грязное, стало быть, отдал.
- Именно так.
- Давай вставай, отведёшь нас к прачке.
- Но позвольте, господин агент, вы хотя бы можете объяснить…
- Нет, - перебил его Иванов. - Я сказал "вставай, веди к прачке!", неужели неясно? Надо другое ухо прочистить?
Лакей явно был склонен поберечь другое ухо, поэтому живо поднялся и пошёл из дворницкой. Следом потянулись остальные.
Как оказалось, прачка жила в соседнем дворе. Пройдя под аркой, процессия оказалась в тесном дворе-колодце, на дно которого никогда не проникал солнечный свет. Пройдя наискось крохотный, скверно замощёный дворик, Прохор махнул рукой какой-то женщине, мелькнувшей в окошке первого этажа: "Тута я, тута, моя Марфута!"
Все четверо вошли на чёрную лестницу и поднялись на первую площадку.
- Вот тут она и живёт, Марфа, то есть, - пояснил лакей, указав на одну из двух грязных обшарпанных дверей.
- Что ж, заходим. - скомандовал Иванов.
Квартальный, бывший ближе всех к указанной двери, распахнул её и шагнул за порог, и через долю секунды из темноты коридора ему в голову полетел грубо сколоченный табурет. Кувыркаясь, он с грохотом ударился о стену, а затем свалился на пол, чудом не задев полицейского. Ещё через мгновение послышался женский крик и звон разбиваемого стекла. Ещё никто не успел толком осознать случившегося, как Агафон, стрелой сорвавшись с места, бросился в квартиру, крикнув на ходу: "Давайте за мной!"
Промчавшись через большую грязную кухню, сыщик попал в коридор, где едва не сбил с ног маленькую худенькую женщину, испуганно прижавшуюся к стене. "Васька видел вас через кухонное окно и бросил табурет", - пролепетала она, но Иванов её не стал слушать и помчался далее. В конце коридора оказалось окно, внутренняя его рама была должным образом раскрыта, а наружная - грубо выбита. Осколки лопнувших стёкол торчали из-под филёнок подобно клыкам хищника. Иванов прыгнул в окно, кувыркнулся на куче шлака, и вскочив на ноги, увидел впереди спину убегавшего человека. Не раздумывая, сыщик помчался следом.
Высокорослый беглец истово перебирал ногами, однако, в маленьком захламлённом дворе ему пришлось лавировать между рядами пустых бочек и потому он не мог сколь-нибудь заметно разогнаться. Малорослый Иванов в силу своего сложения оказался куда в более выигрышном положении и быстро сократил отставание. Опережая сыщика всего на несколько секунд, беглец вбежал под арку и пересёк следующий двор. Он явно бежал на первую линию, а оттуда, видимо, намеревался податься в сторону Тучковой набережной. Там на воде в большом количестве находились понтоны, специально установленные здесь для удобства прачек, занятых стиркой белья. Понтоны, загороженные с трёх сторон дощатыми стенками и связанные друг с другом лёгкими мостками, были идеальным местом для отрыва от погони, кроме того, загнанный преступник всегда имел возможность прыгнуть в воду и постараться спастись вплавь.
Если бы преступник сумел благополучно добежать до набережной, то ещё неизвестно, какое течение приобрели бы дальнейшие события, однако, погоня завершилась столь же неожиданно, как и началась. Беглец, сумевший выскочить из двора на тротуар Первой линии, столкнулся нос к носу с Гаевским, только что подъехавшим к дому Данилова на извозчике. Владиславу потребовалась лишь доля секунды на то, чтобы увидев беглеца, должным образом оценить ситуацию. Агафон даже не успел крикнуть "Держи его!", как Владислав заступил дорогу неизвестному и выбросил руку в сторону, наподобие шлагбаума. Столкновение с летящей навстречу ладонью имело для бегущего самые неожиданные и неприятные последствия: удар бросил его на мостовую, а из разбитого носа ручьём хлынула кровь. Через мгновение на него насел Гаевский, придавив коленом грудь, и тут же подоспел пышущий гневом Иванов.
Схватив чубатую голову беглеца за волосы, Агафон энергично дважды ударил ею о брусчатку мостовой. Не со зла даже, а так, сугубо для предотвращения дальнейших эксцессов. Где-то совсем рядом залился свисток - явно свидетелем задержания оказался какой-то дворник. Остановились люди, откуда-то сверху, с балкона, заголосила женщина: "Матерь Божия, че-е-еловека убива-ают! Как он его головой о каме-е-ень! Держите убийцу!" Улица вмиг замерла: продавцы снеди, разносчики газет, извозчики - все с самым заинтересованным видом оборотились в сторону дома Данилова. Иванов, сноровисто вязавший локти задержанного его же собственным ремешком, грозно рыкнул, оглядываясь по сторонам: "Ша, господа, ша! Сыскная полиция провела задержание! Проходим, господа, проходим молча и ни во что не вмешиваемся!"
Задержанный был поставлен на ноги, причём анекдотичности происшедшему добавило то обстоятельство, что с него тут же свалились штаны. Идиотичный свисток продолжал надрываться, причём бдительного свистуна не было видно, видимо, он предусмотрительно спрятался где-то за углом.
- Кого хоть я задержал? - полюбопытствовал между делом Гаевский.
- А ты разве кого-то задерживал? - в свою очередь спросил Иванов. - Я думал, что это я его задержал.
Из-под арки выбежал квартальный с палашом наголо, а следом дворник. Увидев, что беглец стоит уже с заведёнными за спину руками, разбитым лицом и спущенными штанами, полицейский спрятал оружие в ножны и грозно спросил:
- Это ты кинул в меня табурет?
Вопрос был хорош, как раз по теме. В ответ задержанный лишь выдул из разбитого носа кровавые сопли, презрительно скосил глаза на квартального, да так и остался стоять безмолвным истуканом.
- Ладно, пошли к прачке, не здесь же разговаривать. - рассудил Агафон. - Квартальный, конвоируйте задержанного. Можете, кстати, штаны ему подтянуть, а то без ремня сваливаются.
- Я ему лучше пинка доброго дам, - прорычал квартальный.
Вся процессия потянулась во двор. Под аркой, пользуясь отсутствием посторонних глаз, Агафон притиснул задержанного к стене и строго сказал:
- Я задаю вопрос, ты отвечаешь. Если не отвечаешь, я бью тебя по печени. Веришь мне?
- Верю.
- Очень хорошо. Как тебя зовут?
- Василий Кожин.
- Погоняло..?
- Оборочник, - задержанный сделал ударение на втором "о".
- А чего ты, Василий, от нас побежал?
- Увидел вас в окно, вижу к Марфе процессия направляется, архаровец впереди при форме и амулетах. Решил, за мною…
- Тьфу, дурак. - Иванов даже сплюнул с досады.
Произошедшее получило разъяснение очень скоро. Оказалось, что Васька-Оборочник был вором, специализировавшимся на кражах одежды. Он только что доставил прачке для стирки несколько вещей, добытых явно преступным путём. Увидев шедших к той же самой прачке квартального и нескольких людей в штатском, рассудил, что они появились здесь с целью его ареста: Оборочник бросил в полицейского первое, что попалось ему под руку - а это был табурет из кухни - и бросился наутёк. Да только далеко убежать не смог.
Агафон Иванов, просмотрев вещи, принесённые задержанным на стирку, заметил на некоторых из них следы крови. Это открытие наводило на мысль, что Васька-Оборочник не просто обворовывал свои жертвы, а грабил их, то есть завладевал одеждой насильственно, посредством нападения. Грабёж был куда более серьёзным преступлением, нежели воровство, и это объясняло крайне нервную реакцию преступника на появление во дворе полиции.
- Всё это, конечно, очень интересно, - подвёл итог расследованию по горячим следам Гаевский. - Да только я бы хотел знать, что мы вообще тут делаем?
- Лакей Дмитрия Мелешевича отнёс этой самой прачке бельишко хозяина на стирку. Вот я и решил посмотреть, что именно Мелешевич надумал застирать, - пояснил Иванов.
- Что ж, разумно. - согласился Гаевский. - Давай посмотрим вместе.