Из полученной справки Алексей Иванович узнал, что Евдокия Трембачова проживала в дворовом флигеле дома № 16 по Конногвардейскому переулку. Поскольку путь на Васильевский остров в Горный институт пролегал через Благовещенскую площадь и Благовещенский мост, то Шумилову вольно или невольно пришлось бы проезжать мимо этого переулка. Поэтому он решил не откладывать свой визит к Евдокии.
Район этот вовсе не был районом бедняков. Скорее даже напротив. Прямо в створе Конногвардейского переулка, на противоположной стороне Мойки, был виден массивный Юсуповский дворец. А неподалёку от начала переулка, на Благовещенской площади, высился монументальный короб другого известного дворца - Великого князя Николая Николаевича. Так что место, где проживала Евдокия Трембачова, можно было считать весьма пристойным. Но лишь до тех только пор, пока взгляд не натыкался на тот флигель, в котором она квартировала.
По одному его виду можно было понять всю безнадёжность материального положения его обитателей. Притулившийся во дворе-колодце, куда никогда не заглядывало солнце, сырой и заплесневелый, пошедший от самого фундамента опасными трещинами, этот ковчег тихого человеческого отчаяния производил очень тяжёлое впечатление. Шумилов, свернувший во двор дома № 16, даже застыл от неожиданности: настолько убогий вид флигеля контрастировал с вполне приличным фасадом дома, выходившим на улицу.
Появление Алексея Ивановича не укрылось от глаз дворника, накидывавшего в тачку дёрн в углу двора. Прервав свою работу, он с видимым усилием разогнул спину и неулыбчиво спросил:
- Чтобы вы хотели, господин хороший?
- Мне бы Трембачову… - ответил Шумилов.
- Сынка нет-с, а мамаша на понтоне бельё стирает. На Мойке, значит. Тут минута ходу.
- Гм… А у неё есть сын? - удивился Шумилов. Об этом он услышал впервые.
- Есть, конечно. И племянники, и братья, и сёстры. Не здеся, правда, обретаются, но… показываются.
- Что ж, братец, спасибо, - Шумилов поспешил к набережной реки Мойки.
Указание дворника оказалось вполне точным. На воде, сцепленные друг с другом, плавно качались три массивных деревянных плота, закрытые с боков высокими щитами. Официально эти странные сооружения городская власть именовала "купальнями", но в них никто никогда не купался. Понтоны и плоты уже на протяжении почти полутора столетий использовались в столице для стирки белья прачками. Даже появление центрального водопровода в Санкт-Петербурге не сразу привело к отмиранию архаичного промысла публичной стирки белья. В тех местах, где набережных не существовало, "купальни" обеспечивали удобный доступ к глубокой воде, поскольку стирать с топкого берега не всегда представлялось возможным. Там же, где берега были одеты в мрамор массивных набережных, деревянные плоты давали возможность одновременного доступа к воде большого количества прачек. Во многих местах города можно было видеть длинные ряды массивных чугунных колец, вделанных в стенки набережных специально для того, чтобы к ним крепились "купальни".
Шумилов посмотрел с набережной вниз: под его ногами, на плотах у воды работали всего две женщины. Обе были схожи обликом - маленькие, худощавые, быстрые в движениях, в самой что ни на есть убогой одежонке.
- Я прошу прощения, сударыни, - подал голос Шумилов, привлекая к себе внимание, - Кто из вас будет Евдокия Трембачова?
Женщины выпрямились, переглянулись, затем одна из них робко ответила "Я!"
- Имею дело до вас важное, - провозгласил Шумилов, - Касательно работы…
- Ну, ежели отстирать чего, то вы можете адрес назвать и оставить мешок с бельём либо у горничной… - заговорила женщина, но Шумилов не дал ей закончить:
- Стирка меня не интересует.
- Да? - удивилась Евдокия, - А что тогда?
- Давайте вы ко мне поднимитесь, и мы с вами спокойно потолкуем, чтоб не всю округу кричать, - предложил Шумилов.
Женщина, негромко уронила соседке "Глаш, последи за бельём" и живо поднялась на набережную. Алексей Иванович извлёк из кармана заранее заготовленный пятирублёвый билет и протянул его прачке:
- Возьмите, это чтобы стирка ваша не простыла.
- Да как жешь… - голос женщины пресёкся, - это ж мой недельный заработок, почитай.
- Очень хорошо. Моя фамилия Шумилов, а зовут меня - Алексей Иванович.
Трембачова несколько секунд недоверчиво рассматривала странного визитёра, затем быстро сжала в кулачке полученные деньги и неуловимым движением отправила их куда-то в недра своей юбки. Несмело пошла рядом, поглядывая на Шумилова выжидающе и настороженно. Они не спеша двинулись вдоль Мойки в сторону от понтона.
На набережной были видны посторонние, но в этот час их было совсем немного. Всяк был занят собою, на Шумилова и Трембачову никто не обращал внимания, поэтому ничто не мешало разговору.
- И давно вы прачкой работаете? и почему? небось платят не ахти? - спросил Шумилов.
- Да уж конечно… - она горестно вздохнула. - Целый день либо у корыта стоишь, либо у канала в непристойной позе, а денег совсем мало. Руки вон, все стёрла, аж до волдырей. Да и кожа трескается. Зимой вообще беда, глицерин покупаю, руки мажу, а толку никакого.
- Ну, как же так? Вы ведь кухарка знатная. А кухарку хорошую найти сейчас большая проблема. Вот моя домовладелица с ног сбилась, ищет хорошую кухарку. Вроде бы возьмёт женщину на работу… два-три дня проходят… ну, самое большее неделя, а потом всё - расчёт… нет, говорит, хороших мастериц…
- А вы, простите, сударь, - перебила его Евдокия, - от кого обо мне слышали?
- Господин Волков вас очень расхваливал.
- Извините, не знаю такого.
- Ну как же не знаете? Полковник в отставке Волков, друг госпожи Барклай. Очень мне ваши паштеты нахваливал.
Тень легла на лицо женщины. Несколько секунд она молчала, затем со вздохом пробормотала:
- Теперь поняла, про какого вы Волкова.
Перемена в выражении её лица и голосе была слишком заметна, чтобы не придавать этому значения. Поэтому Шумилов прямо спросил:
- Вы что же, не верите, будто Сергей Викентьевич хорошо о вас отзывался?
- Почему же, верю. Да только вряд ли я подойду вашей домовладелице. - уныло пробормотала Евдокия.
- Почему вы заранее так говорите?
- Так ведь никто не захочет взять повара без рекомендаций, - не то спросила, не то предположила Евдокия. - А у меня нет рекомендательного письма.
Шумилов тут чуть не крякнул. Это действительно была новость. Стало быть, госпожа Барклай оставила свою лучшую кухарку без рекомендаций… Что же такое могло произойти, чтобы отличную повариху уволили без рекомендаций? Другими словами, без надежды найти хорошее место? Это ж как надо обидеть работодателя! Шумилов почувствовал: горячо. Он сам ещё не понимал, что именно надеется выудить из этой истории, но ни на секунду не сомневался в том, что затронутую тему следует развить.
- Странно как-то, неужели госпожа Барклай не снабдила вас рекомендательным письмом? - вопрос был риторическим, но его непременно следовало задать.
- Не снабдила, значит.
- Но может быть, попросить её… - Шумилов умышленно ввернул эту фразу, чтобы проверить, знает ли Трембачова о гибели Барклай.
- Извините, господин Шумилов, я вижу, вы человек хороший и мне стараетесь помочь, да только ничего из этого не выйдет. Поэтому не обессудьте, не смогу я быть поваром у вашей домохозяйки
- Но позвольте, нельзя же просто взять и отклонить такое серьёзное и выгодное предложение. Неужели полоскать чужие штрипки в Мойке - это более достойный труд? Объясните мне, почему Александра Васильевна не дала вам рекомендации? Я уверен, мы сумеем обойти все препоны.
- Не знаю, что и сказать. Обратитесь-ка с этим лучше к самой Александре Васильевне.
Шумилов понял, что Трембачова ничего не знает об убийстве.
- Я удивляюсь вам, Евдокия. У меня имеется выгодное предложение, а вы даже толком не хотите со мною объясниться. Что вам мешает? Что у вас вышло с госпожой Барклай?
Глаза Трембачовой бессмысленно блуждали ни на чём особенно не задерживаясь. Было видно, что в мыслях она далеко и всякий интерес к разговору у неё пропал. Шумилов не мог понять, почему это произошло, но он был уверен, что случилось это после того, как речь зашла о рекомендации Барклай. Трембачова знала, что такое рекомендательное никогда не получит, а потому весь разговор представлялся ей лишённым практического смысла.
- Извините, господин Шумилов, я пойду. Не обессудьте, я не та кухарка, что вам нужна, - пробормотала Евдокия. - У меня работа стоит, так что простите…
Сказать, что Шумилов был озадачен этим разговором, значило ничего не сказать. Общение с Евдокией Трембачовой оставило раздражающее душу ощущение недоговорённости; Шумилов не сомневался, что история взаимоотношений госпожи Барклай с собственной кухаркой таила в себе какие-то неприятные моменты, причём тайные до такой степени, что о них не знали даже самые близкие убитой люди. Ничего ведь о Трембачёвой не говорил Дмитрий Мелешевич, ни одного плохого слова о ней не сказал и Волков. Значит, ничего о ней не говорила и сама Александра Васильевна. И тем не менее…
И тем не менее это могло ровным счётом ничего не значить. С момента расставания Барклай с кухаркой прошло почти четыре месяца. Трембачова даже не знала об убийстве прежней работодательницы. При упоминании её фамилии никаких отрицательных эмоций не демонстрировала. Ну уволила её Барклай без рекомендательного письма, может, увидела, что та руки плохо моет, так что ж, теперь из этого можно вывести? Да ровным счётом ничего.
Оставив Конногвардейский переулок, Шумилов направился в Горный институт. Нельзя было позволить себе запутаться в посторонних мелочах: главная интрига его розысков была связана именно с Горным институтом. По крайней мере так он считал сам.
Швейцару на входе Алексей Иванович степенно объяснил, что совершенно случайно нашёл тубус с дипломной работой выпускника Горного. Внушающий полное доверие облик Шумилова, его манера развёрнуто формулировать и обстоятельно излагать свои мысли, не вызвали ни малейших сомнений или вопросов у швейцара. Тот препроводил Шумилова в ректорат, где Алексей Иванович точно также спокойно и неторопливо рассказал о том, как нашёл тубус с чертежами в трактире на третьей линии Васильевского острова.
- Чертежи я с собою не взял, поскольку между ними были заложены деньги, - пояснил Шумилов проректору-фельцейхмейстеру, - Посему я не жалал бы показывать сами чертежи до того момента, как владелец признает тубус. Я всё верну - и притом безо всякого вознаграждения! - но я желал бы быть уверен в том, что тубус, чертежи и деньги попадут именно в руки хозяина…
Проректор кивал и, похоже, не испытывал ни малейших сомнений в искренности Шумилова. Он лишь кратко и робко поинтересовался:
- Вы уверены, что на чертежах не было фамилии студента?
На что Алексей Иванович без малейших колебаний соврал:
- Абсолютно. Чертежи не были закончены. Часть была в карандаше, часть - в туши. Но все без заполненных полей.
Проректор покрутил тубус, если точнее, покатал его по столу, читая надписи, идущие по кругу, затем флегматично пробормотал:
- Сейчас мы что-нибудь придумаем.
В течение следующей четверти часа на тубус посмотрели все преподаватели кафедры начертательной геометрии и одни из них уверенно заявил:
- Это явно вещь, принадлежавшая нашим студентам. "Пулей" называли студента Пуликовского, "Йориком" - Анохина. Сначала у него было прозвище "Череп" ввиду чрезвычайной худобы лица, а потом кто-то придумал использовать в качестве клички имя шекспировского черепа. А "Герасимом" звали Александра Герасименко, он уже закончил институт, кстати, очень талантливый был молодой человек. Все они родом с Урала - из Перми, Екатеринбурга. У них здесь своего рода землячество, держатся вместе.
Шумилов был готов расцеловать преподавателя.
- Последним владельцем тубуса, насколько я могу судить, был студент с кличкой "Ворон", - заметил Шумилов. - Не помните, кто бы это мог быть?
- Очень даже помню. Уральцы "Вороном" называли Алексея Воронцова, кстати, тоже очень одарённого молодого человека. Хорошо его помню, хотя мой курс он уже закончил. Эпюры Монжа щёлкал как орехи, не поверите. Сечения фигур рисовал сразу в туши, карандашом не пользовался принципиально. Очень развитое пространственное мышление. Большой инженер из него вырастет, вот увидите! - не вызывало сомнений, что преподаватель прекрасно знал человека, о котором говорил.
- А как бы его отыскать? - поинтересовался Шумилов.
- Ну, это вопрос к нашей учебной части, это они ведают размещением иногородних. Могу только сказать, что Алексей Воронцов из очень бедной семьи и на этом основании получал деньги на оплату жилья от Института.
Через пять минут Шумилов в сопровождении проректора прошёл в учебную часть, где один из делопроизводителей грохнул перед ними на стол толстенный "пофамильный журнал" со списочным составом учащихся и начал листать в поисках фамилии "Воронцов".
- Воронихин Пётр… Воронков Борис… - скользил его палец по казавшемуся бесконечным столбцу с фамилиями, - Воронцов Алексей, сын Митрофанов. Зачислен в 1885 году… Предъявлена справка заводоуправления о доходах отца, приходована номером таким-то… так, получал с первого курса квартирные из бюджета Института… так, стипендиат… что тут дальше? номер группы и факультет нужен?
- Давайте и номер группы, и факультет, а заодно и адрес проживания, - попросил Алексей Иванович.
- Ну-с, числится Алексей Воронцов по геологоразведочному факультету в группе пятьдесят один, кстати, у них занятия здесь совсем недалеко, сейчас скажу, в какой именно аудитории… - делопроизводитель извлёк огромную "простыню" из склеенных листов бумаги, оказавшуюся расписанием занятий всех институтских групп на первое полугодие, - да-с, так и есть, занятия у них сейчас в классе кафедры исторической геологии, это тут совсем недалеко по третьему этажу. А проживает наш Алексей Воронцов… так-с, для этого у нас другая книга есть.
Из шкафа был извлечён ещё один внушительных размеров том, затем последовало его стремительное листание и менее чем через минуту делопроизводитель продолжил:
- Так-с, можете записать: с ноября 1887 года Воронцов числится прописанным по адресу: Адмиралтейская часть, Конногвардейский переулок, дворовый флигель при доме номер шестнадцать.
Шумилову при этих словах кровь бросилась в голову. В первую секунду ему показалось, будто он ослышался. Ведь именно в этом самом флигеле он менее часа назад искал Евдокию Трембачову.
12
Алексея Воронцова в классе исторической геологии Шумилову отыскать так и не удалось. Выяснилось, что уже третий день студент не является в Институт, сказываясь больным. Впрочем, возможно так оно и было на самом деле, Алексей Иванович вовсе не был уверен в том, что Алексей Воронцов именно тот, кто ему нужен. Зато Алексей Иванович был уверен совсем в другом: вовсе неслучайно бывшая работница убитой Барклай проживала рядом с тем человеком, в чьём тубусе напавший на Шумилова преступник переносил своё орудие преступление.
Вернувшийся во двор дома № 16 по Конногвардейскому переулку Алексей Иванович дворника там уже не застал. Но отыскать его оказалось совсем несложно: мальчик в дворницкой важно заявил Шумилову, что "батянька понёс самовар в бельэтаж и через минуту вернётся". Дворник действительно появился очень скоро и без долгих околичностей объяснил, как отыскать комнату Воронцова.
Перейдя двор, Шумилов толкнул дверь флигеля, прошёл изгибавшимся буквой "Г" коридором за угол. Там, пользуясь отсутствием посторонних глаз, он вытащил револьвер и аккуратно, боясь причинить боль травмированной руке, взвёл его курок. Спрятав пистолет под плащ, переброшенный через руку, Шумилов постучал в нужную ему дверь. Ударил нарочно два раза через два, чтобы стук получился необычный, словно бы свойский.
- Заходите! - раздалось из-за двери. - Открыто.
Алексей Иванович резко распахнул дверь, готовый встретиться с противником лицом к лицу и, если потребуется, пустить в ход пистолет.
Но никаких воинских подвигов совершать не потребовалось. Сидевший на кровати молодой человек не имел ничего общего с детиной, напавшей на Шумилова во дворе. Это был невысокий, худощавый паренёк, коротко стриженный; щетина покрывала его лицо, но щетина эта никак не походила на ту длинную рыжеватую бородёнку, что носил обладатель молотка с длинной ручкой. Определённо, этот юноша никак не мог быть преступником.
- Здравствуйте! Могу ли я видеть Воронцова Алексея Митрофановича? - поинтересовался Шумилов.
- Можете. Он перед вами. Извините за мой вид: третий день болею, не схожу с кровати, - отозвался молодой человек. - Чем, собственно, обязан?
- Посмотрите-ка, не ваш ли, часом, это тубус?
Шумилов протянул Воронцову тубус, тот недоумённо покрутил его в руках, затем положил подле себя.
- Да, мой, - уверенно ответил он, - А вы, простите, кто таков будете?
- Моя фамилия Шумилов. Я нашёл этот тубус и решил возвратить его вам.
Молодой человек фыркнул:
- Вообще-то, я его не терял. На этом основании вознаграждения выплачивать не стану.
- Да я не ради вознаграждения беспокоился. Мне просто интересно, кому вы его давали?
- Никому не давал. Он всегда был со мною. Я учусь в Горном институте, мне без него никак.
- А как давно вы его видели в последний раз?
- Ну-у… - Воронцов на секунду задумался, - вчера или может второго дня.
Молодой человек был абсолютно спокоен и не выражал ни малейшей тревоги из-за расспросов Шумилова. Он явно не понимал к чему клонил странный визитёр и это непонимание служило лучшим доказательством его полнейшей неосведомлённости о криминальных событиях, связанных с его тубусом.
- Дело в том, что вчера вечером ваш тубус был найден довольно далеко отсюда и притом при весьма драматичных обстоятельствах. Вы не могли бы уточнить, где обычно вы его храните?
- Извините, а вы не могли бы уточнить при каких таких "весьма драматичных обстоятельствах" кто и где его нашёл? - молодой человек ответил вопросом на вопрос и, не дожидаясь ответа, добавил. - Повторяю, все эти дни он был здесь, со мною. Я его никому не передавал.
Шумилову стало ясно, что нападавший на него человек воспользовался тубусом без ведома хозяина.
- Хорошо, Алексей Митрофанович, давайте зайдём с другой стороны: вам знаком мужчина примерно двадцати пяти лет, выше меня на вершок, обладатель редкой рыжеватой бородёнки? Его рот обычно полуоткрыт, видны передние резцы, совсем как у мыши…
- Ванька…
- Что, простите? - не расслышал Шумилов.
- Вы как про зубы сказали, типа мышиных, так я сразу понял, что вы описываете Ваньку Трембачова. Это мой сосед за стенкой. У него ещё залысины вот такие, - молодой человек показал на своей голове, - Над ним "Йорик", ну то есть Дмитрий Анохин, мой сосед, всегда потешался, "плешивым" называл.
- Про плешь ничего не знаю, не видел, - признался Шумилов. - А скажите, пожалуйста, молотка с длинной металлической ручкой у Ивана Трембачова нет ли часом?
- Есть. Это его рабочий инструмент. Он же на водопроводе работает. Ему такой молоток нужен, чтобы узкие места, куда руки не проникают, доставать.