Вообще-то состояние моего холодильника позволяло приготовить только одно, зато традиционное - со времен альмаматери - блюдо: яичницу на сале. Сам я ее никогда не делал (руки не оттуда растут), но много раз поедал и рецепт знаю. Сало надо нарезать мелкими кубиками и растопить на сковороде до состояния шкварок, после чего бросить на сковородку такие же по размеру кубики хлеба, а когда он впитает в себя жир - зеленый горошек из банки и мелко порезанный укроп. Причем режется весь пучок, как его связали на рынке. Яйца взбалтываются с добавлением имбиря, чая и коньяка (можно рома или бурбона, но не водки или джина). Затем болтанка выливается на сковородку и перемешивается практически все время приготовления, чтобы раньше времени не возникла корочка внизу. Именно этим (перемешиванием перед тем, как все окончательно перевернуть кверху поджаренным пузом и подать на стол, посыпав кунжутом) и занимался Пол, когда я вышел из ванной.
Одновременно он вел сложные телефонные переговоры с собственной супругой. Через две фразы до меня дошло, что он объясняет ей свое отсутствие в течение недели поездкой на машине к больной бабушке в деревню под Курском, непролазной грязью размытых дождем проселков, двумя проколами шин, осенним перекапыванием восемнадцати соток из сорока, невозможностью отыскать трактор и буксировочный трос в деревне без стольника или бадьи самогона. Ну и дырками в сотовой связи на полдороге к Курску, забытой дома подзарядкой для мобильника, бабушкиным девяностолетием и чем-то еще, произносимым в самую трубку тихим низким голосом с хрипотцой.
- И она этому верит? - вякнул я.
Пол показал мне жестом "заткнись, все в порядке", и я ушел натягивать домашние джинсы. И тут до меня дошло. Зараза Пол каждому из нас предложил ту версию, в которую мы готовы верить. Был ли он в Чечне? Был ли он у бабки? Может, он с девчушкой из отдела информации на Кипре неделю загорал. А поэму мою в номере под кроватью или в Ту- 54-м, только не эмчеэсовском, а какой-нибудь "Ямал-авиа", под сиденьем забыл.
И что мне теперь делать, скажите на милость? Вышвырнуть его пинком ноги или плюнуть на все в 13528-й раз и выпить с ним рюмку водки? Вопрос настолько риторический, что не был задан даже мысленно. Я надел джинсы, футболку и пошел есть яичницу, способную произвести впечатление только в горячем виде.
Кстати, о рюмке. После третьей, кажется, Пол, дослушав мои приключения, вдруг стал оглядываться по сторонам и как бы что-то искать. Я ему в этом не помогал, так что он вынужден был начать сам.
- Слушай, я тут, помню, снимал что-то на новую камеру.
Зараза, думаю, ты у меня сейчас за поэму утащенную попляшешь.
- Камеру? А, это то маленькое безобразие, в которое превратили великолепный инструмент XVII века, - камер-обскуру, магический и одновременно естественнонаучный…
- Да-да-да, то самое. И ради Бога, не надо лекций. Это безобразие стоит кучу денег, а я даже не успел его толком рассмотреть.
- Ты уверен, что оставил ее здесь? Что ты ее покупал? Что был здесь с камерой? Что улетел в Чечню? Что ездил к больной бабушке? Что копал в Чечне грядки? Что вертолет МЧС проколол шасси? Что под Курском мобильник не берет? Что у тебя есть мобильник? Что у тебя есть совесть? Что у тебя есть друг?
Пули с визгом вонзались около его подошв, но он так этого и не заметил. Пол подтянул ноги к креслу, потянулся к центру и поставил "Whiskey & Wimmen".
- Ответ: да, да, да, нет, нет, нет, нет, да, да, не знаю, да. И хватит злиться из-за ерунды. Ты сегодня чуть не разделился на три неравные части, а выходишь из себя из-за дрянной книжонки.
- На, получи свою игрушку. Я, может быть, из-за той книжонки под поезд и попал.
Пол поймал камеру одной рукой и тут же стал нажимать на кнопки, одновременно делая знаки, в которых не было ничего таинственного. Я налил.
- Смотри-ка, вон твоя книжка, только, правда, первая и последняя страницы.
Он протянул мне камеру. На экране отчетливо была видна последняя страница поэмы с нарисованным на ней колоколом.
- Слушай, Пол, этот кадр можно увеличить?
- А то. Вон в твоем Acer'е.
- Значит, так. Я сейчас иду за водкой в… холодильник. Когда я вернусь из… холодильника…
- С водкой?
- С водкой. Кадр с рисунком должен быть там и там. - Я ткнул пальцем в компьютер и принтер. - И не говори "нет". Это самое малое послушание за грех вранья. И забудем об этом.
Я удалился твердым шагом. Сочувствую соседям снизу. Иногда им приходится нелегко.
Когда я вернулся, звучала "I Got Some Help". Пол протянул мне лист бумаги, на котором был крупно отпечатан рисунок колокола и один мой палец. На юбке колокола отчетливо видна была надпись в две строки. Точнее, надписью можно было назвать только верхнюю строку. Там значились два слова: "Оть рождешя". На нижней строке не было ни одной буквы, только стрелки вверх или вниз и после каждой стрелки число. Выглядело это так:
↓ 5.1; ↓ 3.5; ↑ 17.5; ↑ 5.2; ↑ 10.1; ↓ 6.8; ↑ 7.2; ↑ 21.5; ↑ 11.9
На языке колокола тоже были цифры, расположенные в три ряда:
↑ 1.6.3
↓ 1.4.4
↑ 4.2.2,3
- Числа и мудрость одно есть, - единственное, что пришло мне в голову, пока я рассматривал рисунок.
- Это кто ляпнул?
- Августин.
- Блаженный?
- Он.
- Это ты блаженный, а не он. Водка греется, а мы тут заняты тенью хрена.
- Чем мы заняты?
- Хренотенью, вот чем. Затемненным контуром означенного, образующимся на земле или прочей какой поверхности при размещении означенного между ней и солнцем, а также иным, природным или рукотворным источником света.
- Это кто намудрил?
- Дионисий Ареопагит. "О природе вещей и явлений, или Божественный помысел во всем видимом и ощущаемом. Комментарии на Аристотеля". Книга 4, глава 12.
- Нет у него такой книги.
- Тебе видней. Но "нет" звучит слишком категорично. Может быть, так: в современном состоянии нашей исторической науки отсутствуют сведения об этом произведении Дионисия Ареопагита, но надежда на пополнение наших фрагментарных знаний о выдающемся мыслителе такого-то века заставляет ученых-мысленологов чего-то такое делать - на деньги главным образом зажравшихся олигархов, вынутые из карманов трудящихся всех стран.
- Или так. Ты мне только поясни: выражение "главным образом" туг к чему относится - к деньгам или к зажравшимся олигархам?
- Это как редактор решит. Правка текста есть процесс, имманентный природе означенного, воплощаемый в бесполезном вождении рукойпо пергаменту или же глиняной или вощеной табличке, или же по воздуху. Ibid. Книга 6, глава 2. А хочешь, я расскажу, почему в метро у тебя все кончилось так хорошо и иначе не могло?
И Пол в обычной своей манере начал вспоминать, как в шесть лет он увидел первый цветной сон в своей жизни. В этом сне я, Вася Сретенский, ехал на красивой машине (красный кабриолет - нуда, это не мой сон) по шоссе, обгоняя убогие машинки отечественного производства, выехал на встречную полосу и на полном ходу врезался в "Ладу". После этого Пол видел во сне уже себя, участвующего в моих похоронах. Много цветов, мужчин в серых костюмах и девушек в красных платьях. Я, по его словам, лежал в гробу довольный, улыбался ему и подмигивал. Причем, как запомнилось Полу, оба мы в этом сне приличного возраста, не дети.
(Спасибо. Это как раз то, что мне нужно сегодня. Лучший друг всегда найдет способ подставить плечо в трудную минуту.)
- Не помню я, чтобы ты мне говорил об этом сне.
- То-то ты машину до сих пор не водишь.
- Я не люблю автомобилей. По-моему, именно здесь прогресс пошел не в ту сторону. Появление автомобиля уничтожило разницу между кучером и пассажиром. Вот что мне не нравится. Раньше говорили "ругается как извозчик". И это значило, что так не ругается больше никто. Пассажир по своему статусу должен быть человеком культуры, точнее, культурности. Он представляет собой ценность, которую нужно переместить в пространстве, сохранив ее качества. А извозчик - существо по определению служебное, мелкое, лакейского происхождения. Автомобиль же каждого, кто садится за руль, переводит в состояние кучера, то есть лакея, со всеми его культурными признаками: пьянством, грубостью, угодничеством перед полицией, жадностью и…
- Премного благодарны, барин.
- О присутствующих…
- …aut bene, aut nihil. Такты недослушал. На позатой неделе брал я интервью для одного научно-непопулярного издания у физика, настоящего доктора наук, занимающегося чем-то таким, что я сейчас выговорить не возьмусь. Он мне на диктофон много чего наговорил, да я никак расшифровать не соберусь. А между делом рассказал одну свою теорию насчет снов. Это последняя?
- Ну, еще виски есть, коньяк, ром…
- Хорошо, тогда расскажу - и к кофе.
Теория этого физика, если Пол его на ходу не придумал, состоит в том, что в каждый конкретный момент времени одновременно существует несколько параллельных миров. Он называл их "слоями реальности". В них, в этих слоях, параллельно живут одни и те же люди, но история в каждом своя. Таким образом осуществляется поливариантность мира и человеческой истории, как выразился то ли физик, то ли Пол. Сон - переход из одной реальности в другую. Заснуть в этом мире - значит проснуться в каком-то другом. Там человек живет в тех же обстоятельствах места и времени, но совершает поступки, какие до сна не мог. Или не хотел.
Поэтому он может во сне выбрать крутую работу, жениться на девушке, к которой не решился подойти на танцах в десятом шассе. Или попасть на войну, которой избежал, поступив в институт, и стать инвалидом. Или петь у метро. А может выиграть по лотерейному билету или уйти в бизнес и купить себе красный кабриолет. Все это реализация возможностей, возникающих в этой жизни.
- Ты не обращал внимания, как часто люди, только что проснувшиеся, бывают хмурыми или ошарашенными, а то и просто дикими?
- Я тут не часто вижу только что проснувшихся людей. Тараканов чаще.
Пол меня, похоже, не слышал.
- Это они к новой реальности привыкают.
Тот физик еще говорил Полу, что смерть в одной реальности не означает прекращения существования человеческой личности в других. А длительная задержка в одном из слоев реальности может привести к отсутствию в других. Это объясняет и клиническую смерть, и летаргический сон. При этом время в разных слоях реальности течет неодинаково. Поэтому сон позволяет поучаствовать в "опережающем" или "запаздывающем" развитии жизненного сюжета. Значит, сохраненный в памяти сон помогает объяснить прошлое или предсказать будущее.
- Ну, вспомни, - воззвал ко мне Пол. - Ты же сам во сне увидел, какие вопросы по истории будут у меня на вступительных экзаменах. А наутро пришел и, пока я завтракал, дал мне все ответы. Я поехал на экзамен и сдал на "пять".
- Быть того не может.
- Узнаю профессиональную память историка. Ты хоть помнишь, как звали Всеволода Большое Гнездо?
- Дмитрий Георгиевич его звали.
- Ну, правильно: это ж не с тобой было и не в твоей реальности. А я тебе вот что скажу: кому суждено погибнуть за рулем кабриолета, того поезд метро не переедет. Ты, главное, почаще в компьютерных гонках участвуй и за руль не садись в этой реальности.
- В компьютерных гонках "Лады" не участвуют.
Пора было менять программу вечера. Я пошел варить кофе. Пол зарылся в диски.
Когда я вернулся с подносом. Пол с обычной своей бесцеремонностью копался в моем Acer'е.
- Это твоя поэма? Из-за нее сыр-бор?
- Это один из вариантов. Или часть, выделенная из большой поэмы с какой-то целью, может быть, для того, чтобы цензуру пройти. А вторую часть ты увез.
- Ну, извини.
- Ничего, я нашел всю целиком, только это проверить надо.
Я достал сканер, и мы закачали большую поэму в лэптоп.
- Смотри-ка, - Пол прокрутил колесико мышки, - в поэме шестьдесят семь строф.
- Нуда.
- В каждой строфе десять стихов.
- Ну, пусть так.
- А последняя строфа в шесть строк.
- И что?
- А то, что шестьдесят семь умножить на десять - равно шестьсот семьдесят этих самых стихов или, если хочешь, строк. А в последней строфе не хватает четырех. Всего-навсего шесть строчек. Шестьсот семьдесят минус четыре - равно шестьсот шестьдесят шесть. Шутник был автор.
- Это не шутки. Если бы он с полным вариантом в цензуру пошел…
- Ну не пошел же. Где тут у тебя официальный текст, он же вариант А?
- Почему А?
- Потому что явный. Тайный будет В.
Мы сопоставили полный текст поэмы (назвав его вариант С) с тем, что я скопировал в библиотеке альмаматери, и выяснили, что пропавший вариант (В) начинается с третьей строфы большой поэмы. Пол снова вывел на экран Acer'а вариант С, выделил первые две строфы и нажал на DEL.
- Слушай, а проверить мы это как-то можем?
- Можем, ты же первую страницу тоже заснял. Давай ее сюда.
- Получите. Она, третья строфа.
Мы очистили "большую" поэму от всех строф варианта А. И на экране компьютера осталась она - "Молитва Иуды".
[файл "Поэма-2"]
Вариант В
Для странника в юдоли темной
Возжег Ты, Боже, свет ума:
Но свет сей, от тебя возженной,
То облежит сомнений тьма;
То кроют облаком напасти;
То гасит вихрь иль буря страсти.
Небесные сии лучи
Хоть редко иногда мелькают,
В другой раз вовсе исчезают,
И я блуждаю как в ночи.Воображение живое, -
Сей тонкий, мой любимый льстец,
Являет щастье мне прямое;
Где к гибели ведет конец.
Мои обманывая взоры,
Распутья кажет, ставит горы
Ко благу на прямом пути.
Он златом пропасть засыпает,
Цветами бездну прикрывает;
Коль я хочу на зло итти.Насилием жестокой власти
Наскучив в духе я своем,
Хочу владычественной страсти
Низвергнуть тягостный ярем.
Она внутрь скрывшись умолкает,
И вдруг страсть снова возникает
Несметная сия чреда
Ту власть дает им надо мною,
Что став их наконец игрою,
Пути не вижу и следа.О как я сам себе превратен,
Одно превратное любя! -
Как сам себе я непонятен,
Быв непохож сам на себя! -
Страх добродетели начало;
Чего тогда недоставало,
Теперь без меры то во мне.
Все странности во мне опасны,
Противоречия ужасны.
И крайности всегда одне.Сей час до расслабленья нежен,
И вдруг суров жестокосерд;
Сей час я вовсе безнадежен.
И вдруг в себе уверен, тверд;
Но твердости одна минута
И после скорбь сомнений люта
Всю внутренность мою грызет.
Скорблю, коль мира благ лишаюсь, -
Скорблю, коль к ним я прилепляюсь:
Тогда Тебя со мною нет.Коль сердце так во мне растленно,
И ум блуждает в слепоте;
Болезни тлеет тело бренно,
Дни исчезают в суете;
Коль шаг мой каждый - заблужденье
Мой каждый взор - есть преступленье;
Коль суету творений всех
В себе самом я заключаю;
Что я, и что в себе вмещаю? -
Увы! - ничтожество и грех!Я весь ничтожество - но внемле
Мой вере с гордостию ум:
Советом мудрых не приемлет: -
И тьма его глубоких дум,
Его парения игривы.
Его искания пытливы, -
Все - суемудрие одно,
Они питают дух мятежный:
Но погашают чувства нежны:
Все сердце в них иссушено.Душа в живых уже полмертва,
И скудный дряхлых дней конец, -
Сия ль Тебя достояна жертва?
О нет! - забудь щедрот отец!
Моих дней юных преступленья
Исправит лишь чудотворенье.
И в цвете лета моего
Перероди меня, Зиждитель!
Будь мой отец и обновитель
Пошли мне Духа Твоего!Коль истины не постигаю:
Постигну ль правые пути? -
Коль сердца своего не знаю;
Могу ли истину найти? -
Не видя истины и тени,
Я сплю во мраке смертной сени,
Или средь чуждыя земли
Блуждаю так, как бессловесной.
Отец премудрости небесной!
Мне духа мудрости пошли.Чтоб вечно вежды не смежая,
Мой взор я устремлял к Тебе;
И всю надежду полагая
В Твоей божественной судьбе
Своей внимать отрекся воле.
На внутреннем моем престоле,
О Боже! царствуй Ты Един;
Чтобы во мне какой доброты,
Кроме святой Твоей щедроты,
Я не мечтал других причин.Клянуся быть Тебе покорен;
Но лишь противное что зрю, -
Уже судьбою недоволен,
Уже скучаю и скорблю.
О самолюбие жестоко!
Как ты проникнуло далеко
В изгибы сердца моего.
О Боже, Боже милосердный!
Дай мне терпения дух твердый,
Влияньем Духа Твоего.Льзя ль Бога не любить всем сердцем
И всеми силами души? -
Но скрою ль что пред сердцеведцем?
О Боже! ты мне поспеши:
Ужасно для моей природы, -
Любительницы злой свободы
Отречься от любви своей.
О Боже моего спасенья!
Дай дух мне кротости, смиренья;
Мятежник да умолкнет сей.Какая гибельная бездна
Всех зол в душе моей лежит?
Понятиям моим невместна.
Какая-то мне тайна льстит,
И в самой кротости, в смиреньи,
В самом себе уничиженьи.
Ах! только гордости покров.
Сие есть душ чистейших свойство,
Сие прямое благородство
Духовных, истинных сынов.Нет! Нет! Исчезни, мысль безбожна.
В ком душу дух Твой возродил,
О Боже! кротость в том не ложна:
Тот все свое уничижил.
Так в сердце Ты мое приникни,
В нем Духом все Твоим проникни
И в прах кумир мой сокрушай.
Да помню, чувствую миг каждый,
Что грех есть сущность Духом правды,
И соружается душа.Мудра есть фарисейска сила.
О Боже! Дух Твой все творящ,
Простя в начале тонки крыла.
Как голубь над гнездом сидящ,
Носился ими помавая, -
Себя с твореньем не сливая,
Жизнь мертвой бездне сообщил.
Так духа силу неизследну,
Да оживит во мне тьмы бездну,
Яви на мне, о Боже, сил!Моленье детское, простое
Достойно Всеблагих Небес,
Моленье чистое, святое
С потоками горячих слез.
Но я чрез многие уж годы
Не знаю, сколь целебны воды
Простертых к небесам очей.
Так чувства все мои увяли;
Так сердце мне болезни сжали,
Иль пламень иссушил страстей.Пусть сердце я ношу холодно;
Пусть сухость чувствую в себе
И запустение бесплодно:
Но Боже! я молюсь Тебе.
Молюсь - для теплого моленья,
Пошли мне духа умиленья,
Молиться сердце научи.
Моих усилий тщетна мера;
Душе заграда только вера,
Из камня воду источи.Молюсь и буду я молиться
Дотоле, Боже! пред Тобой;
Доколе слух твой преклонится
Моим стенаньем и мольбой.
Доколе сердца к обновленью,
Души растленной к возрожденью
Мне духа твоего пошлешь. -
Мое надеянье не ложно;
Во век то будет непреложно,
Что ты единожды речешь.