Пошлешь - как рек - с Преторией сферы
Мне Духа, Боже! Твоего:
И тьму разгонишь светом веры
Внутрь бездны сердца моего.
Не веры мертвой и холодной
Сухой и суетной, бесплодной,
Которая, как зимний луч,
Лишь на поверхность упадает;
Или как молния блистает,
Во мраке исчезая туч.Твоей то благодати дело,
Чудотворением мудра,
Чтоб Истина во мне горела
Желаньем чистого добра.
Чтоб знаменье скорбей святое
За иго я считал благое
И все с любовью принимал:
Чтоб дух покорности, смиренья
И кроткого к себе терпенья
Воззреньем на Кресте питал.Воззрю на ребра прободенны
Точащи жизни питие: -
Сквозь раны кровью обагренны
Здесь узрю сердце я Твое
Щедрот исполненное вечных,
И Благ, о Боже! безконечных, -
Кто ж благости причастник сей?
Я - червь ничтожный - насекомо,
Гордыней к мятежу влекомо
И против благости Твоей.Не слезы буду лить искусства,
Иль на мгновение одно
Внезапно тронутого чувства,
Которым свойства не дано.
Росы небесной, животворной:
Не слезы зависти притворной;
Иль в низких что родит душах
Пристрастье к твари непомерно,
Иль малодушие безверно,
Иль месть бессильна, рабский страх.Такие слезы безотрадны. -
Всещедрый Боже! пред Тобой
Пролью я слезы благодатны
Любви признательной, живой.
Дохнешь - и потекут вмиг воды
Увядшей на лице природы;
Все нову жизнь приимет вдруг.
Полмертвы чувства оживятся;
Душа и тело воскресятся;
Возстанет к свету падший дух.Тогда, как солнца взор орлиный,
Мой будет, Боже! взор вперен
К востоку Твоея святыни;
И дух желаньем устремлен
К Твоим божественным урокам,
Как странник в жажде вод потокам.
Тогда спасенья чашу я
И хлеб - Твой хлеб приму небесный,
Пролью ручьи в восторге слезны.
Тебе, о Боже! песнь поя.Ни злата мне тогда сиянье,
Ни блеск честей не будет льстить,
Ни бренных прелестей блистанье:
Мой будет дух горе парить.
И чем путь странника прельщает,
Коль он отчизну вображает? -
Так на земле и я пришлец;
Мое на небесах все благо,
И там - и там мне нет инаго,
Кроме Тебя, любви Отец!Умом и сердцем погруженный
Во всеобъемлющей любви:
От духа в нову жизнь рожденный
В святой Спасителя крови.
Любить я всех, как братьев, бузу;
Его примера не забуду;
Добро злодеям сотворю.
Благословлю меня клянущих,
И миром встречу брань несущих,
Молитвы за врагов пролью.Не позавидую лукавым,
Их блеском щастия прельщен;
Но буду ревновать я правым,
Их светом доблестей пленен;
Не для своей корысти, славы
Священны соблюду уставы,
Но имя чтилось чтоб Твое.
Моя же будет честь, блаженство,
Ты, Боже! благ всех совершенство,
Ты, все сокровище мое.Так! все тогда мир обещает
Неоцененно благо - мир;
Все радость чисту предвещает.
Когда разрушит мой кумир, -
Мне вера ставит наказанье
Твое всеждущее дыханье;
Когда своим мне Духом Ты
Растленну обновишь природу,
Душ чистых возвратишь свободу
И дар невинной простоты.Тогда не буду утешений
Нигде, кроме Тебя, искать:
Моих источник услаждений -
Твоя лишь будет Благодать.
Меня зол не потопит море.
Возстанут тучи бед - и вскоре
Разсеет их Твой луч един, -
Одно мое воспоминанье,
Что я Твое есмь достоянье,
Что Ты Отец - и я Твой сын.Душе заграда только вера,
Жить буду, Твой закон храня;
Ты искушенный выше меры,
Отец! не нашлешь на меня.
Паду - и в тот же миг восстану,
Весь пред Тебя в слезах предстану;
И взор опять Твой - быв прощен
Во свете узрю лучезарном,
И буду в сердце благодарном
Любовью большей распален.Твою испытывая благость
В моих падениях Творец!
Мою в Твои щедроты слабость
Повергну вовсе наконец,
И весь Твоей предамся воле.
Не будет мне закона боле,
Кроме Твоей любви святой;
Пророка и его науку
Приму, Твою лобзая руку,
Утешен тем, что весь я Твой.Меня не позабудешь, Боже!
Наука преблаженна, да!
Пойду ль, возлягу ли на ложе,
Со мною будешь Ты всегда.
Ты свет - я озарюся светом;
Ты истина - Твоим советом
Наставлен, буду вечно жив;
Ты свят - я освящусь Тобою;
Ты благ - спасусь Твоей судьбою,
Путь правды верой совершив.Чем дальше мысли углубляю
В сокровище Духовных благ:
Творец! тем больше ощущаю,
Сколь беден я и слеп и наг.
Твои ж щедроты неизследны,
К Тебе зову из мрачной бездны:
Пошли мне Духа Твоего.
Он там, где хощет, жизнью дышит;
Сердцами кротко к благу движет:
Он жизнь, Он есть душа всего.Коль узники так жаждут света
В последние их уж часы,
Или земля под зноем лета
Прохладной вечера росы,
То умираю я от жажды.
Твоей я жажду света правды,
Дождя Твоих, о Боже! благ,
Твоим был обнадежен словом. -
Поставь меня во свете новом,
И ороси иссохший прах.
Пол читал поэму так, как он обычно это делает: медленно, пережевывая каждое слово своими большими губами, закладывая ее на хранение.
- А знаешь что? В таком виде она производит впечатление. Не скажу точно какое, но производит. Давай доведем дело до конца и посмотрим, что он там зашифровал.
- А как мы это сделаем? Стрелки вниз и вверх, положим, указывают на то, сколько надо отсчитать строк или строф.
- Строф, строки, через точку.
- Пусть так, но у нас нет точки отсчета.
- Как нет? А это вот: "от рождения". Находим в поэме "рождение" и начинаем отсчет. Но сначала пронумеруем строфы, а то автор не озаботился.
Мы так я сделали, но слова "рождение" в поэме не было.
- Ничего страшного. - Пол, похоже, воспринимал наше занятие как квест. - Нет таких крепостей, которые нельзя было бы взять с помощью глотка "Famouse Grouse". Строфа 8. "Перероди меня, Зиждитель". Строфа 18. "Души растленной к возрожденью".
- Во-первых, натяжка, во-вторых, предпоследняя стрелка показывает 21 вверх. Мы со свистом вылетаем за пределы поэмы. Если строфами считать.
- А если первая цифра обозначает строку, а вторая - букву или знак?
Мы принялись считать. В варианте с восьмой строфой получилось: КИ-(Н)СВСЕАИ, в варианте с восемнадцатой - ПКЕОП,(Б)НРЛ.
- Бред какой-то.
- А ты чего хотел?
- Я хотел заклинание. Типа "сим-сим" или "у-зенон". А это же произнести невозможно! Слушай, давай вернемся к первой мысли - строфы-строки. Может, он чье-то рождение зашифровал?
- Может, свое.
- А ты знаешь дату его рождения?
- В общем, да. 22 января 1763 года.
Мы стали искать строки, отсчитывая их от 22-й строфы.
Получилось так:
Не позавидую лукавым
И чем путь странника прельщает
Но твердости одна минута
Пусть сухость чувствую в себе
Льзя ль Бога не любить всем сердцем
Растленну обновишь природу
Нигде, кроме Тебя, искать
То кроют облаком напасти
Дай мне терпения дух твердый.
- Ну что же, вполне связный текст. Я что-то тоже в себе сухость чувствую.
Пол бодрился, но и он, и я понимали, что обе наши попытки провалились. Иных вариантов решения задачки не было. Поэтому по общему согласию мы порешили закончить вечер рюмочкой конька "Grand Breuil XO". Дабы растленну природу все-таки обновить.
Другими словами:
Дитя, сестра моя,
Уедем в те края,
Где мы с тобой не расставаться сможем;
Где для любви века,
Где даже смерть легка,
В краю желанном, на тебя похожем.
ВТОРНИК. УТРО
Сегодня или никогда. Во-первых, мусорное ведро, во-вторых, пакет целлофановый с бутылками и банками. Неделю уже не выносил, а такого настроения еще недели две может не быть. Так что гори все синим пламенем, я иду сор выносить. А Пол пусть дрыхнет, проснется - сам знает, что нужно делать и где что найти. А вот кассету, или дискету, или на что там цифровые камеры записывают свои цифры, я вытащил и спрятал. Мне с поэмой не повезло, я сам ее купил. Пола втягивать не хочу.
Мусор выбросил, портфель забыл. Вернулся домой за портфелем, вспомнил, что потерял его в метро. Сел горевать, потом встал, пошел на работу. У метро вспомнил, что текст лекции так и лежит в столе. Я ж без портфеля. Вернулся, взял бумаги, схватил машину и не опоздал! Ну почти.
Студентов в аудитории - поменьше, чем неделю назад, но подходят, а значит, здороваются друг с другом, новости обсуждают. Надо бы их чем-нибудь огорошить, внимание привлечь. Может, доску уронить? Ладно, хватит мечтать, поехали.
Сретенский В. М. КУЛЬТУРА ВОСКРЕСЕНИЯ И ХРИСТИАНСКАЯ ТРАДИЦИЯ [конспект лекции]
Когда я подбирал название для сегодняшней лекции, мне хотелось, чтобы оно напомнило всем вам о чем-то очень знакомом, но в то же время хорошо забытом, поскольку, на мой взгляд, таковым является в современной России все христианство. Так родилось словосочетание, напоминающее "культуру поведения", например, за столом. "Культура воскресения" в этой лекции будет рассмотрена двояко. Как сообщение, меняющее свое значение в зависимости от того, какой язык избран для его передачи, поскольку тот язык, на котором оно было составлено, давно и безвозвратно утерян. Но так же как и набор правил поведения, способ действий, позволяющий правильно воскреснуть, существует примерно так же, как различные приемы, позволяющие правильно пить чай а культуре Англии, России или Японии.
Понятие "воскресение" представляет собой сердцевину христианского вероучения и вместе с тем своеобразный "нулевой меридиан", зная о существовании которого можно вычерчивать сетку координат христианской культуры. Недаром главный праздник христиан не Рождество, а Пасха, а единственный день недели, отражающий христианские воззрения, так и называется: воскресенье.
Традиция эта - через почитание воскресшего Христа обособлять свою веру от всех остальных - идет от первых апостолов. Вот что пишет Петр в первом послании: "Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, по великой Своей милости возродивший нас воскресением Иисуса Христа из мертвых к упованию живому" (Первое послание Петра, 1:3), и далее: "…Христос, чтобы привести нас к Богу, однажды пострадал за грехи наши, праведник за неправедных, быв умерщвлён во плоти, но, ожив духом… Так и нас ныне подобное сему образу крещение, не плотской нечистоты отмытие, но обещание Богу чистой совести, спасает воскресением Иисуса Христа" (Первое послание Петра, 3:18, 21). Вот апостол Павел в "Послании к Римлянам" пишет об Иисусе Христе: "Открылся Сыном Божиим в силе, по духу святыни, через воскресение из мертвых…" (Послание к Римлянам, 1:4). Он же, во "Втором послании к Коринфянам": "А Христос за всех умер, чтобы живущие уже не для себя жили, но для умершего за них и воскресшего. Ибо не знавшего греха Он сделал для нас жертвою за грех…" (Второе послание к Коринфянам, 5:15,21).
На первый взгляд в едином культурном пространстве эллинистическо-римского Средиземноморья приводить воскресение бога в пример истинности религиозных воззрений как минимум странно. Вспомним еще раз булгаковского Берлиоза, с его списком умирающих и воскресающих богов: египетский Осирис, финикийский Фаммуз (Таммуз, он же шумерский Думузи), вавилоно-ассирийский Мардук, Вицлипуцли (Уицилопочтли) ацтеков.
К этим богам (за вычетом Уицилопочтли) мы, оставаясь в том же самом хронотопе Средиземноморья первого века, легко можем добавить греческого Диониса, хеттского бога Телепниуса, в разных мифах умирающего или засыпающего непробудным сном. Вспомним финикийско-сирийского (а потом и греческого) Адониса, возлюбленного Персефоны (зимой) и Афродиты (летом), которого кто только не убивал в разных вариантах мифа: Артемида, разгневанная тем, что тот видел ее наготу; Аполлон в отместку Афродите за ослепленного ею сына Аполлона Эриманфа; ревнивый муж Афродиты Apec. Наконец, что ближе всего, семитский Балу, трансформировавшийся в христианстве в Вельзевула. Убитый богом смерти Муту, он был погребен на горе Цапану сестрой и возлюбленной Анат. Затем Анат убила и перетерла в муку бога смерти Муту, после чего Балу воскрес.
А если на секунду покинуть этот уголок земли, то можно поговорить и об О-кунуси-но ками, главном божестве провинции Идзумо в Японии, боге добром, но несчастном. Собственные братья убивали его два раза. Первый раз - раскаленным камнем; второй - забили в трещину дерева и сдавили насмерть, но добрые богини Умуги-химэ (дева-моллюск) и Кисаки-химэ (дева-раковина) его воскресили. Так что не само воскресение, знакомое всем народам, выделяет Христа из числа современных ему и более ранних богов, а то, что значит это воскресение.
Но для начала давайте выясним, что значит в нашем языке не действие , а само слово "воскресение". Этимологический словарь русского языка Макса Фасмера соотносит корень "крес" с летним солнцеворотом, отмечая, что Иванов день в сербохорватском и словенском языках обозначается как "krиjes" и "kres". О том же пишет И.И. Срезневский в своем "Словаре древнерусского языка". Наконец, "Словарь русского языка XI–XVII вв." наряду со значением солнцеворота отмечает и просто "поворот, поворотная точка, предел". Таким образом, у славян древности до пышного церковнославянского "воскресать" существовало обозначение "кресити" - поворачивать от смерти в жизнь, доходить до предела и поворачивать обратно. Предел же этот, без сомнения, - безвозвратная смерть. О том, что такой поворот для древних славян был возможен, говорят нам сказки, являющиеся переделкой очень древних мифов и одновременно описанием обрядовых действий, этим мифам соответствующих.
Возьмем сказку "Гуси-лебеди" и соотнесем ее с материалами, собранными этнографами девятнадцатого века и археологическими находками века двадцатого. Для начала выясняется, что перелетные птицы - утки, гуси и лебеди - в народном сознании были связаны не только с осенним умиранием природы, но и с "отлетом" душ умерших людей. Сама Смерть часто принимала вид или перелетных птиц, или зайца, по осени меняющего шкурку. Вспомним также, что смерть Кощея находилась в яйце, яйцо - в утке, утка - в гусе, а гусь - в зайце. Таким образом, похищение мальчика гусями-лебедями символизирует (означает) смерть. Его сестра выступает в роли Орфея, спускающегося в ад, а ад, в свою оче-редь, выглядит как изба-домовина Бабы Яги - костяной ноги.
Тут не мешает вспомнить, что древний обряд захоронения у славян предусматривал размещение трупа в "домовине" - специальном деревянном гробу над поверхностью земли на четырех столбах или на высоко срезанном пне - до тех пор, пока от трупа не останутся одни кости. После чего кости перемывали водой, одновременно гадая: плохая (черные кости) или хорошая (белые) ждет человека посмертная судьба, и наконец хоронили ("хоронить" означает прятать) в земле.
Итак, вот вам воплощение темы воскресения мертвых в Древней Руси. Баба Яга олицетворяет Смерть, собравшуюся "съесть" мальчика, что привело бы к его безвозвратной утрате. Однако сестрица крадет братца из дома Смерти и возвращает его родителям, то есть воскрешает для земной жизни. О том, как ей это удалось, то есть о технологии воскрешения, мы еще поговорим, а сейчас вернемся в хронотоп Средиземноморья первого века и рассмотрим внимательно то место, куда уходят умершие, покинув бренные земные останки.
В религии иудаизма то, что мы привыкли называть адом, именуется "шеол" - место пребывания всех душ умерших, без различия на праведных и неправедных. Там нет мучения, а есть "томление", объясняемое тем, что в шеоле нет ни одной из земных радостей, к которым человек привык: еды, питья и многого другого из того, чем вы бы предпочли заниматься, не будь вы сейчас на этой лекции. Тяжелее всего отсутствие света, вечная ночь. Именно таким обиталище душ умерших предстает практически во всех религиях Средиземноморья. Таков греческий Аид, где, если верить Гомеру, "тени отшедших, лишенные чувства, безжизненно веют". Таково вместилище мертвых в Месопотамии, описанное в поэме о Гильгамеше: "…дом, где живущие лишаются света, где их пища - прах и еда их - глина, а одеты, как птицы, одеждой крыльев, и света не видят, но во тьме обитают".
В самом развитом заупокойном культе этого региона, египетском, мир душ умерших, мир "подземного Нила" более сложен. Там Ка - та часть человеческой личности, которая является на суд Осирису, в случае благоприятного решения живет "миллионы, миллионы лет", занимаясь тем же, что и при жизни, но не испытывая земных страданий. Но кто сказал, что земные страдания можно отделить от земных радостей? В сто семьдесят пятой главе "Книги мертвых", которую в свете ее точного перевода ("Изречения выхода в день") египтологи рекомендуют называть "Книгой Воскресения", содержится диалог между верховным божеством и душой только что умершего: "Говорит Осирис N (та самая душа):
- О, Атум, что это значит, что я являюсь сюда? Ведь здесь нет воды и нет воздуха. Это место такое глубокое, такое темное и такое пустынное!
- Здесь живут в спокойствии сердца.
- Но ведь здесь нет любовных наслаждений!
- Я дал просветление вместо воды, воздуха и любовных наслаждений и спокойствие сердца - вместо хлеба и пива, - молвит Атум. - Ты узреешь, что я не дам тебе страдать от лишений".
Итак, смерть - это уход от света в пучину мрака и томления в одних религиях (шумеры и их преемники в Месопотамии, семиты, эллины). Или же уход в некое место без света, но и без страданий лишь для праведников (Египет). В соответствии с индоиранскими верованиям, легшими в основу зороастризма, праведники через год после смерти могут обрести бессмертную плоть и присоединиться к богам. Для этого нужно как можно скорее расстаться с телом (для чего тела умерших сжигали или выставляли в пустыне на растерзание стервятникам), а потом сохранить кости. Остальных ждет подземное царство мертвых во главе с первым человеком-царем по имени Йийма (Яма), где они живут как тени.