– Врешь ты все… Врешь, холоп! – Михаил Кац презрительно хмыкнул и, лениво растягивая слова, стал вбивать гвозди в свежесколоченный гроб порядочного чиновника Нахимова. И делал он это явно с удовольствием: – Я при своих девочках далеко не все вопросы обсуждаю, – поведал он уважаемой публике. – Они у меня, конечно, все лапочки, но есть вещи, которых им лучше не знать. Так вот, где-то в начале второго мне позвонил партнер из Израиля. И, чтобы не обсуждать свои дела при народе, я на минутку выскочил в коридор. Признаюсь честно, разговор был очень важный, поэтому я за происходящим вокруг наблюдал не очень внимательно. Но, тем не менее, удаляющегося в сторону лифта Нахимова я увидел. Кстати, Мишань, а ты чего молчишь? Ты же с ним тогда буквально столкнулся!
Присутствующие завороженно перевели взгляд с разоткровенничавшегося Каца на недовольно скривившегося Никифорова. Мол, а действительно, ты чего молчишь-то?
– Забыл, – довольно грубо ответил тот. – У меня, между прочим, помимо этой всей суеты других дел хватает.
И по его злобно перекошенной физиономии все поняли, что ни фига он не забыл. И что о состоявшимся столкновении уважаемый олигарх умолчал сознательно.
А вот интересно – чего это он вдруг? Мэра, что ли, выгораживает? Тогда возникает следующий, не менее интригующий вопрос: а зачем ему выгораживать проворовавшегося чинушу? Ой, не чисто тут дело!
– Сколько вам этот Черномор пообещал за молчание? – вежливо поинтересовалась у Никифорова Ёлка.
Хорошо быть дочерью крутого министра! Можно богатым всемогущим дядькам ужасные вопросы задавать – и знать, что ничего тебе за это хамство не будет. Потому как у нас в стране политики помогущественней олигархов будут. И все об этом знают…
– Чего молчите-то, уважаемый? Или вы с него не деньгами брать собирались? Щенками борзыми али недвижимостью у самого Черного моря молчание свое оценили? – Элка понимала, что границы хамства она уже вовсю нарушила, но остановиться не могла.
– Не твое дело, соплячка. – Никифоров взял себя в руки, улыбнулся и еще раз повторил ранее озвученную версию: – Я забыл, что встретил Николашу. Провалы в памяти, что поделаешь. Возраст, пьянство и напряженный темп жизни сказываются, склероз одолевать начал. Как вернусь в Москву, сразу же пойду к врачу, честное слово!
Он нервно покрутил в руках мобильник, что-то в нем нажал и почти с ненавистью бросил аппарат на стол. Бедная штукенция крутанулась на полированной поверхности, обиженно мявкнула и затихла.
Олигарх пожал плечами. Мол, извините, люди добрые, предъявить вам мне нечего.
И предъявить ему действительно было нечего. Хрен же ж докажешь отсутствие склероза у этого наглого типа… Надо будет, он и справку принесет о провалах в памяти, за таким прохиндеем не заржавеет.
– Странное у нас с вами какое-то дело получается… – Похоже, детективу надоели все эти разборки, и он решил взять власть в свои руки. То есть продолжил свое странное расследование. – Выходит, весь тот час гостиничные коридоры просто кишели людьми! Я-то искренне считал, что постояльцы сидели по своим номерам и предавались делам и одиночеству, а теперь выясняется, что они шлялись где попало и каждый из них мог в любой момент зайти в номер журналистки и совершить убийство!
Д’Ансельм развел руками, мол, а не оборзели ли вы в своем вранье, граждане русские?
– Ну, так уж и все! – искренне возмутился Кац. – Не надо причесывать всех под одну гребенку. Я вот, например, все время был с девочками, и они могут это подтвердить…
Наверное, он и еще бы что-нибудь добавил, но плохо воспитанный и раздраженный поголовным враньем этих наглых русских детектив бесцеремонно оборвал пламенную Мишанину речь и через переводчика, то есть с Ёлкиной помощью, обратился к золотистой стайке кацевских спутниц:
– Девушки, вы можете подтвердить, что господин Кац постоянно был у вас на виду?
Рыбулечки заволновались, встрепенулись и принялись наперебой доказывать, что ни на секунду не оставались без своего покровителя:
– Конечно!
– Михаил все время был с нами!
– Да-да-да, Мишенька нас одних вообще никогда не оставляет! Ни на минуточку!
Вразнобой, по-московски растягивая гласные, затянули они недружную песню. И ни фига не синхронно принялись кивать головами, мол, полностью подтверждаем слова уважаемого человека.
От этих их киваний Элка чуть не ослепла – золотистые всполохи, отражающиеся в многочисленных ресторанных зеркалах, солнечными зайчиками заметались по залу. Атака блестючек, честное слово!
– Да вы что! Ай-ай-ай! А вот сам Михаил только что утверждал, что он на какое-то время выходил из номера, чтобы в тишине поговорить по телефону! – широко открыв глаза, показушно удивилась Элка. – То есть он все-таки не постоянно был с вами, а вы этого даже не заметили?
– Может, вы точно так же пропустили момент, когда ваш покровитель выходил, как говорят у вас, "на дело"? Выскочил, по-быстренькому задушил журналистку и вернулся к вам? – подхватил детектив. И тут же взорвался: – С вами со всеми невозможно иметь дело! Вы же все постоянно врете!
Вот ведь наивный французский парень! А он, собственно, чего хотел? Чтобы все вдруг кинулись к нему на шею и поочереди начали признаваться в совершенных преступлениях? Ага, прям разбежались по свеженастеленному паркету!
Обстановка накалялась. Д’Ансельм кипел, Идея возмущенно похрюкивала, публика волновалась. Трагедь, второй акт.
– Ну и компашка тут собралась, граждане соотечественники! – резюмировал сложившуюся ситуацию невозмутимый Никифоров. – Прям не дорогой курорт, а слет рецидивистов! Брост, казалось бы, всеми уважаемый человек – ан нет, оказывается, он жулик, аферист и взяткодатель. И чем был занят в момент убийства – непонятно. Белка – воровка мелкая, предательница. И тоже алиби свое доказать не может. Нахимовы – один другого краше! У Идеи, оказывается, была масса поводов придушить журналистку. Николаша – импотент, ворюга и прохиндей. Кстати, каждый из вас без присмотра шатался по гостинице в то роковое время. Так что оба вы под подозрением, дорогие мои… А тут еще и Мишу к этому темному делу приплели! Это ж какой-то ведьмовской шабаш и организованная преступная группировка получается, доро…
И опять зазвонил телефон. Кто говорит? Слон, ититская сила!
На этот раз, похоже, даже обладатель завибрировавшего аппарата не на шутку обозлился на столь не вовремя позвонившего ему человека.
– Что надо?!! – прорычал он в телефон. Послушал немножко, сбавил обороты и куда как более миролюбиво ответил: – Тебе это прямо сейчас надо? Полчаса подождать не можешь? У меня их нет с собой, позвони бухгалтеру. О господи, какие же вы все идиоты-то! Повиси минутку, сейчас разберусь.
Выслушав собеседника, Никифоров, не обращая внимания на разгневанный народ, поинтересовался у Каца:
– Миш, я тебе вчера бумажку с реквизитами сунул, ты ее в кошелек убрал. Дай мне на минуточку! У моего помощника какие-то заморочки с платежами… Ты мне деньги кинул?
Кац кивнул.
– Записку, говорю, дай, чего головой машешь! Там у них чего-то непонятное происходит, свериться надо.
Кац молча распахнул пиджак, достал из внутреннего кармана пухлое портмоне и вывалил из него на столик кучу непонятных бумажек, листочков, записулечек и прочего мусора…
– Ищи, которая тут твоя! – беспечно обратился он к Никифорову. И пояснил уставившимся на эту гору бумажного хлама соотечественникам: – У меня еще со стародавних времен есть привычка в кошельке помойку устраивать. Я все чеки, листочки, визитки и прочий мусор в лопатник запихиваю и раз в две-три неделю все оттуда выгребаю, сортирую и, что не надо, выкидываю. Уже много лет пытаюсь от этой дурацкой привычки избавиться, но вот все никак не могу. Это еще ничего, раньше я все по карманам распихивал… Как больной кенгуру ходил, с оттопыривающимися кармана´ми. Знаете, сколько полезных и важных документов после стирок и химчисток погибло?
Пока Кац объяснил, как он складирует ненужный хлам, Никифоров рылся в куче мусора, раскиданной по столу.
В какой-то момент он замер, выудил оттуда небольшую цветную фотографию и каким-то сиплым голосом поинтересовался:
– Так ты что, все это время знал про него что ли? Миш, ты зачем девку грохнул, неужели нельзя было по-хорошему договориться?
– Я случайно узнал, что у Мориши есть ребенок. И что это сын Каца. – Никифоров говорил очень тихо и каким-то потухшим голосом. Глаз он не поднимал. – Мы с ней в кабаке бухали, а у нее мобильный зазвонил. Она как номер увидела, сразу сорвалась и побежала куда-то. А меня в тот момент такое любопытство разобрало, что я тоже из-за стола выгреб и поплелся за ней. Да, говорю честно, я подслушал, чего она там щебетала. Оказывается, ей мать звонила. Я это из разговора понял. А еще я услышал, как Ларски сначала у родителей выспрашивала, как там ее Ангелочек Михайлович поживает, а потом с самим сыном сюсюкалась. Во время разговора Моришка стояла ко мне спиной, поэтому не видела, что я уши грею. А потом, когда повернулась, я понял, что девонька откровенно перепугалась. Ее аж затрясло от ужаса. Вот тут я повел себя как откровенная скотина. До конца не поняв, чего это она так запаниковала, я просто прижал ее к стенке и угрозами заставил рассказать мне всю правду. Мне, знаете ли, вдруг стало ужасно любопытно, почему это наша львица в панику ударилась. Да, я тоже человек и мне тоже присущи простые человеческие пороки. Когда мы вернулись за столик, Мориша жахнула стакан коньяку и поведала мне слюнявую историю про брошенную мать-одиночку. Про себя то есть. Оказывается, после вашего с ней, – Михаил поднял виноватые глаза на Каца, – романа она выяснила, что беременна…
Внезапно раздался жуткий грохот. Притихшая было публика заволновалась и воззрилась на источник безобразия – на Каца. Ибо именно он, пошатнувшись, оперся рукой о стол – стол не выдержал и упал.
– Вранье это все, – прохрипел виновник грохота. – У меня не может быть детей.
– Угу, – кивнул, соглашаясь с ним, Никифоров. – Морише ты об этом рассказывал, поэтому она особо и не предохранялась. А еще у нее у самой были проблемы, ей лет пять назад диагноз поставили – безнадежное бесплодие. Так вот, представь, каково было бедной девке, когда врач торжественно объявила ей о радостном событии? Ты уверял, что бесплоден, у нее заморочки в этом деле, а она бах – и вдруг на сносях! И никто, кроме тебя, отцом ребенка быть не может! В ту пору юная журналистка была влюблена в богатого прохиндея по уши и совершенно тебе не изменяла. То есть случилось невероятное. У двоих абсолютно не имеющих возможности заиметь ребенка людей вдруг наметилось потомство.
Кац всхлипнул, осмыслив услышанное, помотал головой и, все еще не понимая, что тут, собственно, происходит, попытался издать членораздельные звуки. Получилось у него это плохо.
– А я… А она… Почему мне об этом никто не сказал? Почему она мне не рассказала???
Никифоров вытер о джинсы внезапно вспотевшие ладони и ответил:
– Она собиралась. Речь заготовила, собралась цветы тебе подарить по случаю радостного события. Она даже в лабораторию обратилась, где делают анализы на отцовство еще до рождения ребенка. Получила оттуда справку, чтобы тебе ее вместе с букетом предъявить, и, радостная, к тебе поперлась. Фея, блин, беременная…
– …лять, – сказал Кац. И замолчал. Похоже, мужчина что-то вспомнил.
Вежливая публика притихла в ожидании продолжения. Но оба Михаила почему-то молчали.
– Ну! Почему …ять-то? – первой не выдержала любопытная Ёлка.
– Потому что. И я прекрасно помню тот день. Моришка в то утро умчалась куда-то по своим дурацким делам, я решил, что у нее шопинг очередной… – через силу начал рассказывать Кац.
– А на самом деле она в эту самую лабораторию рванула. Ей очень хотелось иметь на руках ту злополучную справку, чтобы у тебя даже тени сомнения не было, – пояснил Никифоров.
– Но я-то не знал об этом!!! – Каца прорвало, и он перешел на крик: – Я же не знал! Я подумал, что раз она по магазинам поперлась, то это надолго! Вызвал девок, устроил групповуху! И в самый разгар веселья вдруг Моришка заявляется! Я же тогда решил, что ей этот идиотский букет какой-нибудь любовник подарил, а она его сдуру ко мне домой приперла! Мало того, эта девица мне с порога начала какие-то странные предьявы устраивать. Мол, как ты мог мне изменить, негодяй, и все в таком духе! Что мне оставалось делать? Я, не долго думая, объяснил наглой девке, что не обязан оправдываться перед каждой подстилкой, развернул ее лицом к двери и вломил хорошего пенделя.
Ёлку аж передернуло. В воображении четко всплыла вся эта быдлячья сцена – пьяный мужик на глазах у своры проституток выставляет обескураженную женщину на улицу. Без денег. Беременную. Униженную.
Писец. Сука. Скотина мерзкая!!!
– Ну ты гандон… – прошептала Идея Нахимова.
– Епт, а я не верила в рассказы, что рублевские бабы за цацки и деньги терпят побои и унижения от своих престарелых спонсоров… – эхом вторила толстухе Элка. – А вы все там действительно крысы поганые… Идка права, ты гандон.
Белла почему-то ничего не ответила. Она только вздохнула и уставилась в пол. Господи, неужели и ей доставалось? Это что ж такое в продажном мире олигархов делается-то…
– Насколько я понимаю, именно тогда мадам Ларски пропала из вашего поля зрения на довольно длительный срок? – Детектив уже все понял.
– Ага. Это она к родителям рожать ездила, – ответил за тезку Никифоров. – Об аборте и речи быть не могло – и для самой Мориши, и для ее родителей этот ребенок был просто Боженькиным подарком. Мальчика назвали Дмитрием, в честь деда. Сказать, что родственники его обожали, – ничего не сказать. Мать в нем души не чаяла, бабка с дедом просто от счастья с ума сошли. Естественно, когда встал вопрос о том, что Моришке придется вернуться в Москву, потому что в их деревне нет возможности заработать, родители оставили внука себе, а Ларски регулярно отправляла им довольно крупные суммы.
– Дмитрий… Дмитрий Михайлович… представляете, у меня наследник есть!
Похоже, до Каца вдруг дошло то, что он только что услышал. Мужчину откровенно подколбасило, а на его круглой физиономии светилась такая счастливая улыбка, что искренность его эмоций ни у кого не вызывала сомнений.
…Вот только… Если он не знал о ребенке, откуда тогда в его портмоне фотография мальчика?..
– Я… Я завтра же поеду в этот Мухосранск! Господи, у меня сын есть! Он живет в какой-то деревне, мой бедный мальчик! Он должен жить в Лондоне, с отцом, то есть со мной! Лучшие школы, университеты, да я… да я ему… все что захочет… Митька… Митенька мой!
Кац носился кругами, сбивая все на своем пути. Лицо миллионера полыхало, он размахивал руками и нес околесицу – про то, что первым делом он купит ребенку дорогущего скакуна, познакомит с внуками королевы Англии и что…
– Вот именно поэтому Мориша не рассказывала тебе о мальчике. Она прекрасно понимала, что, узнав о наследнике, ты первым делом сядешь в самолет и отберешь ребенка у нее и у ее родителей. Как следует поразмыслив, Ларски решила, что уж лучше Димка будет расти без отца-миллионера. Отдавать его тебе никто не собирался, – завершил свою речь Никифоров.
– Но ты все же как-то о мальчике узнал. И, чтобы Мориша не смогла тебе помешать, просто избавился от матери своего ребенка. Миша, ты однозначно гандон, – подытожила бездетная Идея Нахимова.
Глава 8
Господи, как это все мерзко… Как это все мерзко…
Осознав, кто и за что убил бедную журналистку, Элка словно сдулась.
Она, честно говоря, никогда не считала нынешних нуворишей высокоморальными людьми, но то, что она увидела и услышала сейчас, просто выбило у нее землю из-под ног.
Оказывается, права была Ларски, решив ничего не говорить биологическому отцу о наследнике. И очень жаль, что этот подонок какими-то неведомыми путями узнал о сыне.
– Ну что, граждане подозреваемые, вашего полку прибыло. Принимайте нового члена секты, – проговорила Элка, взмахом руки указывая Кацу на скучковавшихся соотечественников. Нахимовы, Белла и Брост кровожадно разулыбались, приглашая нового участника шоу в свои недружные ряды.
Идейка даже позволила себе сострить:
– Вэлкам, дорогой. В тесноте, да не в обиде.
– А если учесть, что у тебя было больше всего мотивов ее задушить, то мы совершенно искренне тебе рады, – поддакнул Брост. – Может, теперь этот французишка наконец оставит нас в покое.
А вот Белла ничего не сказала. Она сидела на стуле, бледная как мел. И ни на что вокруг не обращала внимания. Похоже, после того как ее деловая репутация рухнула ниже плинтуса, женщина просто перестала замечать все, что происходит вокруг.
Кац не сразу понял, о чем говорят Брост и Нахимова. Он даже, повинуясь гостиприимному жесту Идеи, было направился в их сторону, но, сделав пару шагов, остановился.
– Э-э-э, вы чего? – недоуменно уставился он на хищно улыбающихся подозреваемых, потом перевел взгляд на детектива. – Вы тут все с ума, что ли, посходили? Вы что, решили, что это я Моришку того, в смысле поясом? – произнести слово "убил" Кац не решился. – Еще чего не хватало! Я понятия не имел, что у Ларски от меня ребенок! Вы же сами только что видели!
– Ага. А еще мы видели, как из твоего кошелька фотография этого самого неизвестного тебе ребенка вывалилась. Или она там случайно оказалась? Понравился тебе мальчишечка на карточке, вот ты ее и прихватил. И в портмоне по старой привычке сунул. Вот только где ты эту фотографию взять мог, папашка? Не иначе как у остывающей Ларски из рук вырвал?
Мрачный негодяй Нахимов, почуяв, что с него вот-вот снимут обвинения, разошелся не на шутку:
– Что, подонок, неприятно, когда на тебя самого подозрения пали? Может, ты наконец поймешь, каково приходится человеку, когда его несправедливо обвиняют в убийстве!
– Вы тут все белены объелись. Неужели я похож на человека, способного задушить женщину? – огрызался Кац.
Элка хмыкнула:
– Час назад я бы ни за что не поверила, что вы способны пнуть женщину. Однако ж…
Михаил Романович напрягся, пытаясь понять, о чем говорит эта девчонка, но тут же сник:
– Да, но тогда я же не знал, что она беременна! И к тому же в тот злополучный день я был пьян.
– Ага, а позавчера ты был трезвый, можно подумать! Миша, посмотри правде в глаза – ты постоянно пьян, ты очень импульсивен, и мы все прекрасно понимаем, что в ответ на нежелание отдавать тебе сына ты просто избавился от досадной помехи в лице Мориши. А фото мальчика прихватил из сентиментальных соображений. – Похоже, на этот раз Идея совершенно искренне распереживалась. Она не показушничала, не изображала из себя жертву несправедливого оговора – она просто поражалась человеческой подлости. – Мне вот только одно непонятно: как ты будешь смотреть в глаза ребенку, когда тот про маму спросит? Скажешь, что она была летчиком и погибла на задании? Или наговоришь про бедную Моришу гадостей, чтобы навсегда отбить у малыша мысли о биологической матери? Я думаю, что ты выбьешь последний вариант, он поподлее будет. Как раз в твоем стиле.
На Каца было страшно смотреть. Глаза его горели, волосы нелепо топорщились в разные стороны, а лицо наливалось краской.