– Реинкарнация, к вашему сведению, – не закрытый процесс. Человек погружается в свое прошлое, будто в глубины океана. Уровень погружения зависит от индивидуального психического состояния. Многие, если не сказать большинство, останавливаются сразу под поверхностью, и только единицы достигают дна своего прошлого.
– И что они видят там?
Профессор улыбнулся, словно его забавляло невежество оппонента.
– На дне они встречают становление и уход, рождение и смерть.
– А как человек понимает, что он есть перерождение другого человека?
– По-разному. Некоторые начинают говорить о вещах, о которых прежде не слышали. Могут описывать строения, в которых никогда не находились, разговаривать на языках, которые никогда не учили. Часто таких людей непонятным образом притягивают какие-нибудь места или люди. Случается, они ищут место захоронения или, как в вашем случае, мумию.
– Но почему они это делают?
– Они часто сами этого не знают. Они чувствуют непонятное влечение, наподобие слепой любви, иррациональную, безумную влюбленность в другого человека. Такой влюбленный человек делает непонятные в глазах окружающих вещи, только чтобы приблизиться к объекту вожделения. Если хотите, влюбленность и реинкарнация – сходные феномены. Со времен возникновения человечества были люди, которые необъяснимым образом имели власть над другими.
– Значит, вы приписываете Бент-Анат подобную силу?
– Вполне возможно.
Ясность и уверенность, с которой профессор разобрал этот случай, пугала. Макорна не покидало чувство, что профессор знает намного больше, чем говорит.
Макорн думал, что прямыми вопросами сможет задеть Вендерса за живое.
– Есть критики вашей теории, которые утверждают, что реинкарнация – это не что иное, как подмена трезвой оценки действительности субъективными желаниями. Девушка-продавец тоже хочет быть принцессой, ну хотя бы в прошлой жизни.
– Убедительный аргумент, – ответил профессор Вендерс, – но он уже давно устарел. В университете Вирджинии были исследованы тысячи случаев реинкарнации. Результат вас поразит: лишь незначительное количество людей утверждало, что они являются реинкарнациями известных людей прошлого. Для остальных прошлая жизнь означала упадок социальной стороны жизни.
– Тогда рассказанный мной случай скорее исключение из правила. Бент-Анат была царицей, а женщина, о которой идет речь, – простой врач.
– Совершенно верно. Что касается врачей, то на эту тему тоже проводились исследования. Среди них большей частью были образованные и даже ученые люди, которые утверждали, что уже жили в теле другого человека.
Хотя все эти общие теории и привлекали Макорна, он все же решил перейти к сути своего случая и задал такой вопрос:
– Профессор, какие выводы вы можете сделать из того, что упомянутый человек ищет данные о своей прошлой жизни в древних документах? Если спросить по-другому: чего можно ожидать, если она все-таки найдет ключевое событие?
– Это интересный аспект, и мы можем только голословно рассуждать на эту тему. Но я думаю, мы должны поступить так. Здесь прежде всего следует обратить внимание на вопрос личных связей, отношения мать – ребенок, любовь и партнерство, рождение и смерть. Что известно о жизни Бент-Анат?
– Немного, практически ничего. Только то, что она была дочерью Рамсеса II и позже стала его супругой.
Вендерс задумался.
– Полагаю, все это объясняется беспокойным поиском возрожденного "Я" с помощью подсказок прошлого. Я уверен, эта женщина будет появляться везде, где хранятся документы времен Бент-Анат. И рано или поздно она снова окажется у гробницы мумии.
– Это невозможно, – перебил его Макорн, – гробницу затопило Асуанское водохранилище.
– Бог мой! – тихо произнес профессор. – У меня страшное подозрение. Но подозрение абсолютно не научное, чистое предположение. Во всяком случае, вы должны немедленно отыскать эту женщину. И чем скорее, тем лучше.
51
Макорн предпринял все возможное, чтобы убедить профессора рассказать, что же его так беспокоит. Он вернулся назад в Мюнхен с намерением провести дальнейшие поиски Геллы Хорнштайн без Камински. Он хотел наконец-то разобраться во всей этой истории. Этот случай вышел далеко за рамки профессиональных дел, которые он до этого расследовал. Он сам превратился в персонаж этой истории.
С Камински за это время произошла странная перемена. Макорну казалось, что Артура дальнейшие поиски Геллы интересуют постольку-поскольку – казалось, он хочет оставить все как есть.
Камински начал сильно пить. Таким Макорн его еще не видел. Камински пил так много красного вина, что Макорну каждый вечер приходилось отводить его в постель.
Вернувшись домой после разговора с профессором Вендерсом, он застал Артура в уже ставшем привычным состоянии физической беспомощности. Но, как всегда, Камински был способен реагировать на речь.
Слова Макорна о том, что он разговаривал о случае Геллы Хорнштайн с профессором парапсихологии, подействовали на Камински отрезвляюще. Его безмятежное лицо мгновенно омрачилось, он раздраженно взглянул на друга.
– Мы же договорились оставить эту историю в покое. Что еще ты пытаешься найти в моей жизни?
– Артур, – осторожно начал Макорн, потому что знал, какие приступы гнева случаются у Камински во время опьянения, – я понимаю твое положение. Оно усложнилось и для меня. Но проблема не решится, если мы спрячем головы в песок. Я журналист, и это самая захватывающая история, с которой я когда-либо сталкивался. Я слишком много потратил на нее сил и средств. И думаешь, я так просто скажу: "А в принципе-то ничего и не произошло"?
Камински сунул руку в карман, словно искал деньги.
– Хорошо, хорошо, – сказал он с наигранным дружелюбием. – Сколько ты потратил на это… дело? – Последнее слово он произнес угрожающим тоном. – Все издержки я беру на себя, можешь не беспокоиться! Ясно?
Майк чувствовал, что радушие, с которым его встретил друг, фальшиво. Он представлял, что происходит на самом деле, и попытался успокоить Камински.
– Ты же знаешь, что это не мои деньги. Это были деньги журнала, и там ожидают от меня статью, понимаешь? И вообще, мне кажется очень важным, чтобы ты узнал, что происходит. Артур, это не сенсация, когда людям неинтересно. Ты знаешь это лучше, чем я!
– Все! Забудь! Хватит! – Камински хлопнул ладонью по столу. – Я не могу больше слышать имя Геллы Хорнштайн!
– Но это же ерунда! – повысил голос Макорн. – Ты прячешься от своей проблемы. Тебе, может быть, даже удастся это сделать на пару дней или недель. Но потом ты снова вернешься к Абу-Симбел, и все начнется сначала!
– Я не могу больше слышать этого имени! – повторил Камински.
– Ах вот как! Могу поспорить, что, если сейчас в дверь позвонит Гелла Хорнштайн, ты подпрыгнешь от радости, словно ничего и не было.
Камински взглянул на Майка. Ему было трудно скрывать свое опьянение. Макорн от души сочувствовал ему.
– Ты должен смириться с мыслью, – осторожно продолжил Макорн, – что в случае с Геллой мы имеем дело с реинкарнацией. Гелла – это перерождение царицы Бент-Анат, по крайней мере она так думает. Такие случаи, как этот, нередки.
– И что сказал этот Вендерс?
– Это действительно так.
– Величайшее открытие. Но мне до этого нет дела.
– Ты должен это осознать! Вендерс детально объяснил мне поведение Геллы. Она сейчас ищет свою прошлую личность. Она ищет объяснение тому, что произошло. На скарабее она нашла указание, но оно ничего не прояснило. Именно поэтому Гелла появляется везде, где можно найти тексты о жизни Бент-Анат. Гелла только тогда обретет покой, когда будет знать все о своей прошлой жизни. Только тогда она станет той, которая так много для тебя значит.
Камински свесился с дивана и разглядывал свои ботинки, словно все это его не касалось. Его поведение разозлило Макорна. Упрямство Артура больше подходило ребенку, чем взрослому человеку. Майку безумно хотелось схватить его за плечи и хорошенько потрясти, но, скорее всего, это только усугубило бы ситуацию.
Пока Макорн размышлял, Камински тяжело поднялся, отправился в коридор и, вытащив из шкафа свои потертые чемоданы из синтетического материала, начал запихивать туда нехитрые пожитки.
– Что ты делаешь?
– Я сваливаю отсюда, – ответил Камински, не прерывая своего занятия. – Ты злоупотребил моим доверием. Я сматываюсь.
Макорн больше не мог сдерживаться и разъяренно закричал:
– Ну и катись! Проваливай. Иди куда хочешь. Но больше Не попадайся мне на глаза!
Камински остановился, взглянул на Макорна и ответил:
– В этом можешь не сомневаться!
Он надел пиджак, взял чемоданы и ушел. Макорн услышал, как хлопнула дверь. Вдруг стало неприятно тихо.
Только на следующий день Макорн понял, как он привязался к Артуру, насколько важной была для него жизнь этого человека. Может, стоило найти его и попросить вернуться? Майку эта мысль показалась абсурдной. Он знал упрямство Камински. Но у него не возникало сомнений, что Артур вернется.
Макорн ошибся. Камински не пришел ни на следующий день, ни через день. Может, Майк заблуждался относительно его?
Через четыре дня ему позвонили. Это был Балое. Он нашел место архивариуса в газете "Пари Матч" – это, конечно, не профессия его мечты, но по крайней мере он зарабатывал деньги, которые так были нужны ему и Рае в первое время.
Причина звонка испугала Макорна, хотя ничего страшного Балое ему не сообщил. Француз рассказал, что нашлась Гелла Хорнштайн, причем при странных обстоятельствах. Именно эти обстоятельства и заставили Балое позвонить Макорну. Он хотел знать, где Камински.
Макорн, чтобы не усложнять ситуацию, решил умолчать о ссоре с Камински. Он ответил, что непременно все передаст Артуру.
Балое рассказал (очевидно, это была его попытка извиниться перед Камински и сделать ему приятное), что он встретил Геллу на станции метро Pont Neuf.
Он сразу ее узнал и заговорил с ней. У Геллы был отсутствующий вид, и она повела себя так, будто не знает его, – обругала и попросила не приставать.
На вопрос Макорна, не ошибся ли он (все-таки по Парижу ходят сотни тысяч туристов), Балое ответил, что это исключено. Даже если и существует какая-нибудь другая госпожа Гелла, просто похожая, это было бы крайне необычно, потому что у этой женщины был такой же низкий хриплый голос и она так же приволакивала левую ногу, как и Гелла Хорнштайн.
Балое стало ясно, что Гелла Хорнштайн не желает с ним общаться. Возможно, она болезненно восприняла историю с КГБ. Балое решил, что ее поведение было таким именно из-за этого, и извинился, сказав, что, наверное, ошибся. Он поднялся по ступеням метро, чувствуя, что Гелла наблюдает за ним, опасаясь, как бы он за ней не проследил. Но, увидев, что он перешел на другую сторону станции, она продолжила свой путь, уже не опасаясь слежки. Балое издалека видел, как она прошла по Рю-де-Риволи и вошла в Лувр.
"Лувр… – подумал Макорн. – Конечно, я должен был догадаться! В Лувре находится величайшая в Европе коллекция египетских предметов древности. Если не там, то где же еще искать сведения о жизни царицы Бент-Анат?"
Майк Макорн раздумывал недолго и заказал билет на ближайший рейс в Париж. Он был уверен, что там еще немного приблизится к решению проблемы. А кроме того он, как и все репортеры, очень любил Париж.
52
Отель "Дантон" находился на одноименной улице в Сен-Жермене. Макорн был ограничен в средствах, а цены в отеле были приемлемыми, кроме того, отсюда можно было дойти пешком или же добраться на метро до любых объектов в городе.
Макорн надеялся встретиться в Париже с доктором Хорнштайн. Он решил проверить теорию реинкарнации профессора Вендерса на практике. Он бы уж от Геллы не отстал и вывел ее на чистую воду. В этом он был профессионалом. У него на руках было достаточно фактов, чтобы заставить ее заговорить. И это интервью будет грандиозным финалом всей истории.
В первый же вечер Макорн встретился в маленьком ресторанчике с Жаком Балое и Раей Куряновой. В меню была рыба, исключительно рыба, – большинство названий были незнакомы Макорну. Жак и Рая, которая взяла себе фамилию Тенэ, выглядели счастливыми. По их виду можно было с уверенностью сказать, что на них больше не давит секретная русская служба. Они выглядели свободными и незаметно для других сполна наслаждались этой свободой. Потому что оба многие годы страдали недоверием к окружающим.
Рая, или лучше сказать Симона (Жак ее тоже так называл), через пару месяцев собиралась устроиться на работу, пока же ее выговор немного отличался от парижского.
Макорну пришлось сознаться, что он поссорился с Камински. Но он не говорил плохо об Артуре, как раз напротив. Дальнейшие поиски, как утверждал Макорн, нужны были ему не для репортажа, а чтобы выложить перед Камински все доказательства и вытащить его из пропасти. Где сейчас был Камински, он точно сказать не мог. Он не знал.
Нет, Макорн всерьез относился к дружбе с Камински. И когда Балое однажды заявил, что Камински – шпион КГБ и заманил его с Раей в ловушку, Майк начал доказывать, что это противоречит фактам, что Камински в Абу-Симбел думал только об одном – о Гелле Хорнштайн.
Что касается поисков Геллы, то Балое не мог предложить ничего лучше, как сидеть в Лувре и ждать. Бессмысленное занятие, потому что в Лувре несколько входов. Макорн решил идти другим путем.
Он нашел Египетский отдел в Лувре и показал каждому сотруднику музея, работающему в этом зале, фотографию Геллы Хорнштайн. Он спрашивал, не появлялась ли здесь эта женщина в последние дни. После двадцатой попытки Майк сдался.
В конце концов Макорн отправился к директору Египетского отдела, Пьеру Ледо, и рассказал ему правду. Не было причин что-либо привирать или скрывать журналистское расследование. И профессор Ледо, приверженец оккультных наук, увлекся этой историей.
– Реинкарнация царицы Бент-Анат? – произнес Ледо по слогам. Случай заинтересовал его. – Чем я могу вам помочь?
– Все очень просто, – ответил Макорн. – В вашем отделе есть документ, который имеет отношение к Бент-Анат или рассказывает что-нибудь о ее жизни?
Ледо, хитрый француз с сальными волосами, почесал затылок и на мгновение задумался.
– Подождите, мосье… Бент-Анат… – Он пролистывал в голове каталог Египетского отдела. – Вы должны понять, – виновато объяснил он, – Бент-Анат не была значимой личностью в истории. Даже Нефертари, главная супруга Рамсеса, о которой есть множество документов, малозначимая личность в истории Египта.
– Я знаю, – согласился Макорн, – но в связи с вышеупомянутым Бент-Анат значит намного больше! Вы точно уверены, что в этом огромном музее нет никаких сведений об этой женщине?
Ледо уверенно кивнул.
– Абсолютно.
Ответ Ледо вызвал у Макорна недоверие. Гелла Хорнштайн, как он понял, была истинной представительницей своего пола. Может быть, Гелла перетянула Ледо на свою сторону и заплатила за его молчание? Она в своих поисках документов о Бент-Анат ни разу не промахнулась.
С другой стороны, среди ученых существовала сильная конкуренция, что, в общем-то, объясняло поведение Ледо. Макорн не поверил французу, однако такой ответ не поверг его в уныние. И он сказал об этом своему оппоненту. Maкорн спросил:
– Скажите, профессор, сколько археологов сейчас работает в Лувре? Я имею в виду экспертов по египтологии.
– Кроме меня еще трое, – ответил Ледо, – я охотно их вам представлю.
Макорн вежливо отказался. Если профессор что-то скрывает, ему не составит труда заставить своих сотрудников молчать. Макорн поблагодарил профессора и вышел из кабинета в приемную.
Секретарши в приемных просто притягивали Макорна. Причина крылась не в их привлекательности, а скорее в ценности информации, которой они обладали. Используя последний шанс, Макорн показал фотографию Геллы секретарше Ледо – улыбчивой даме в черном костюме. И задал вопрос, не появлялась ли здесь эта женщина.
Попытка провалилась. Секретарша не смогла вспомнить.
Макорн хотел уже уходить, как вдруг в дверях показался профессор.
– Хорошо, что вы еще не ушли, мосье. Я как раз припомнил…
Ничего не объясняя, Ледо сделал знак следовать за ним. Взволнованный, он быстро шел по бесконечным залам музея. Макорн едва поспевал за ним. Поднявшись по широкой лестнице, они наконец добрались до длинного зала с витринами по бокам.
Во время этого похода по Лувру Ледо не проронил ни слова. От Макорна не ускользнуло, что профессор о чем-то напряженно думал. У одной из витрин между окнами профессор остановился и указал на стеклянный ящик размером не больше коробка из-под обуви.
– Я думаю, вам это будет интересно, мосье.
Он указал на окрашенную охрой деревянную коробочку с нарисованными фигурками полулюдей-полуживотных, окруженных тонкой вязью иероглифов.
– Шкатулка времен Рамсеса II, – пояснил Ледо. – Особой ценности она не представляет, но в очень хорошем состоянии. Прежде всего это касается надписей. Доподлинно не известно, кому принадлежала шкатулка. Я предполагаю, что Рамсес подарил ее одной из своих многочисленных жен. Ваш рассказ натолкнул меня на мысль…
Макорн забеспокоился. Профессор подозвал сотрудника и дал ему какие-то указания. Пока тот не вернулся, Ледо не произнес ни слова. Он неотрывно смотрел на ящичек и едва различимо шевелил губами, будто что-то шептал Макорн не решался ему помешать.
Сотрудник вернулся с маленьким ключом и открыл витрину Ледо указал на крышку шкатулки. На внутренней стороне красовались искусно выписанные иероглифы. Ледо присмотрелся к надписи. Так он простоял несколько минут. Ни он, ни Макорн не обращали внимания на людей, которые с интересом за ними наблюдали.
– Вот! – вдруг произнес профессор, указал на косой иероглиф и начал, запинаясь, расшифровывать: – "Я, безымянная, обнимаю глаз Узат и буду веселиться на свету. Я та, на которую смотрит око Хора, и живительный аромат ока Хора очистит мое тело. Помазанная ароматом ока, я стану духом света, и мои кости и члены воссоединятся, Усермаатра-Сетепенра из-за моей измены разбил…"
Макорн был поражен тем, что профессор вычитал в запутанных символах. Он никогда не занимался такими вещами. Его это привлекало, хотя он ничего не понял в содержании текста.
– Как это можно толковать в связи с моим делом?
Профессор еще раз повторил прочитанное.
– У этой шкатулки темная история. Она попала в Париж после египетской компании Наполеона. Она находилась у крестьянина, жившего в окрестностях Абу-Симбел. Ни один исследователь, да и я сам, не придавал значения ее происхождению. Все думали, что шкатулка какими-то путями попала в Абу-Симбел из Долины царей. После вашего рассказа о находке гробницы Бент-Анат эта шкатулка и ее происхождение приобретают совсем другой смысл.
– Вы думаете, эта шкатулка из гробницы Бент-Анат?
– Я думаю, что это возможно, мосье. "Я, безымянная" – это о царице Бент-Анат. Конечно, пока что это только версия. Но все косвенные доказательства указывают именно на нее.
Интерес Макорна все возрастал. Он не понимал, какую роль могла играть в этой истории Гелла Хорнштайн. Также у него не укладывалось в голове, почему в тексте Бент-Анат названа "безымянной".
Ледо заметил сомнения Макорна.