В этой комнате присяжные выносят свой вердикт. Здесь решаются судьбы, и на карту ставится жизнь.
Как поступить по правде, когда на стороне лжи - власть и большие деньги? Какое решение принять, когда уголовный закон вступает в борьбу с другим законом - твоей совести? Что происходит с душой в своего рода чистилище, которым становится совещательная комната присяжных?
Эти и другие "тайны совещательной комнаты" раскрывает роман известного журналиста, который отталкивался от реального судебного дела и от подлинных судеб присяжных.
Содержание:
-
Пролог 1
-
Часть первая - ЭКСПОЗИЦИЯ 2
-
Часть вторая - ПРЕНИЯ 10
-
Часть третья - ПУТЕШЕСТВИЕ 24
-
Часть четвертая - ПЕРЕМИРИЕ 46
-
Часть пятая - "ЗА" И "ПРОТИВ" 59
-
Часть шестая - ВЕРДИКТ 74
-
Эпилог 87
-
Две истории этого романа 87
Леонид Никитинский
ТАЙНА СОВЕЩАТЕЛЬНОЙ КОМНАТЫ
Моей жене Галке, единственной, которая знала, что я могу написать роман, когда этого не мог знать еще никто, и меньше всех я сам
Сюжет основывается на нескольких подлинных судебных историях, известных автору как журналисту, но все остальное является плодом его вымысла как литератора
Познаете истину, и истина сделает вас свободными
Пролог
Четверг, 11 мая 2006 года, 12.00
Анна Петровна Мыскина подсчитала, что почистить восемь галстуков у нее в химчистке - это как раз и будет ее месячная зарплата. Или еще можно за те же деньги восемь раз почистить один галстук. Директор, раздражавший ее своей молодостью, полным отсутствием интереса к ней самой и тем, что говорил по-русски с акцентом, появлялся здесь раз в день, иногда дважды, и называл эту застекленную конуру с прилавком и вешалками "офисом". Во время смены (а работала она через день) Анна Петровна имела право отлучаться из "офиса", не считая получасового обеда, не более чем четыре раза по десять минут - до туалета и обратно. Зато и работы в течение дня было не так много.
Галстуки и пиджаки или, весной, как сейчас, дубленки чаще всего приносили молодые и красивые женщины - жены, а иногда уже пожилые и одетые похуже - видимо, домработницы. Анна Петровна тоже могла бы быть на их месте, таскать наволочки в прачечную или галстуки в химчистку. Но что-то ее никто не звал. Иногда приглашали вымыть окна и убраться в квартире, но редко чаще одного раза в один и тот же дом, и она недоумевала, почему так, ведь убиралась она хорошо и, боже упаси, никогда не воровала. В последний раз, в апреле, когда она вымыла окна, вот такая молодая и красивая хозяйка велела ей снести на помойку старые вещи, оставшиеся от умершей свекрови. Анна Петровна спросила разрешения взять себе пальто, предназначенное на выброс, и несколько мотков шерсти. "Да, конечно, мне все равно", - сказала хозяйка, уже запирая за ней. А надо сказать, если что и умела Анна Петровна делать замечательно, так это вязать. Она могла связать вообще все, что хочешь. И нитки были отличного качества; там была зеленая, желтая и красная шерсть, да еще Анна Петровна распустила синюю кофту, которую почти не носила, и теперь, когда не сдавали галстуки - а днем они их почти и не сдавали, - она вязала сыну свитер, пряча клубки под прилавком.
Начала, естественно, со спинки: полоска синяя - полоска зеленая. Спина у сына была уже здоровенная, а мозгов-то еще не было совсем. Будущий узор на груди из желтой и красной шерсти (ее было немного) с сыном еще только обсуждался. Он сказал, раз есть красная, пусть будет вампир с клыками. Наверное, шутил так. Как бы его вообще убедить носить этот свитер? Надеть-то у него было не так много чего, и, может быть, все-таки потом прибавится мозгов. Ну, это еще будет видно. Анна Петровна представляла себе, что на груди будут рыбки: еще один моток недорогой голубой шерсти она уже приметила в отделе наверху. "Офис" химчистки находился на первом этаже огромного магазина, здесь было чисто и всегда хорошо пахло только что вычищенными вещами, а через стеклянную стену приглушенно слышалась музыка и объявления, и видны были, как в аквариуме, красивые молодые женщины с тележками. Анна Петровна опасалась, что директор, если увидит спицы и клубки, запретит вязать на работе, но он уже видел, потемнел, но потом секунду подумал и промолчал - как ей показалось, с акцентом.
Пятница, 12 мая, 11.00
Виктория Эммануиловна поскребла подпись на документе длинным и ухоженным ярко-оранжевым ногтем просто по привычке демонстрировать всем свои ногти, которые она красила каждое утро и порой в довольно неожиданный цвет.
- Могла бы уж и сама приехать из Лондона, - сказала она, не поднимая глаз, - Мы ведь с ней были знакомы когда-то, лет пятнадцать назад, она мне помогала шубу купить на рынке, они тогда все дружили, мы даже были у этого Лудова в гостях в Пекине, но с тех пор я изменилась, и он меня, конечно, не помнит.
Человек, сидевший напротив нее, молчал. Она не поднимала глаз, но знала, что сейчас он улыбается. Лицо… Лицо бритое, да какая разница, какое у него было лицо, она бы и сама уже сумела сделать такое же. А вот голос был необыкновенный, мягкий, таким хорошо по радио рассказывать сказки, и все малыши будут сидеть, как завороженные. Надо же, что раньше было важно у них для карьеры, как их дрессировали, молодым-то куда теперь до старичков, если даже они и генералы.
- Могла бы уж и сама приехать, - еще раз сказала Виктория Эммануиловна - ей было все же интересно знать, что он ответит.
- Она не может приехать, - мягко сказал ее визави. - Может, они уже и не живут?
- Он уже не живет, - поправил собеседник.
- Да бросьте вы!.. - сказала она, убирая доверенность в папку. - Я вообще специалист по авторскому и международному частному праву, вы вынуждаете меня, адвоката, выступать фактически на стороне обвинения, я рискую репутацией в профессиональных кругах. Но еще и идиотку из меня делать - это уж слишком.
- Вы не обвинитель, вы представитель семьи потерпевшего в суде, - успокоил ее собеседник, - Вы знаете абсолютно все, и только вы. Даже полковник Кириченко, руководивший расследованием этого преступления, не знает всего, да в этом и нет необходимости. Вообще, он неглупый, хотя и молодой, но он не может выступать в суде, а тут важно, чтобы в суде человек вашего уровня контролировал весь процесс. У вас есть еще государственный обвинитель, Эльвира Витальевна, вы подружитесь с ней.
- Я с ней уже познакомилась, она не произвела на меня впечатления подготовленного во всех отношениях специалиста.
- А в прокуратуре сейчас таких и нет. - Голос с богатыми модуляциями позволил себе едва заметную усмешку, - Но это и не нужно. Говорят, зато она производит очень положительное впечатление на присяжных.
- На присяжных? Зачем? - удивилась Виктория Эммануиловна, - Лудов не пойдет к присяжным. Убийство для них будет выглядеть убедительно, а по хозяйственному делу ему, богатенькому, идти к присяжным - это вообще безумие.
- Если не пойдет, то вы вообще там будете не нужны. Но он советовался в камере насчет присяжных, у нас есть информация, я поэтому вам и позвонил. Его дело будет вести адвокат Елена Львовна Кац, вы знаете такую?
- Ну конечно… - сказала Виктория Эммануиловна, не сомневаясь, что и они тоже обо всем справки уже навели, - Это очень опытный и умный адвокат. К присяжным? М-м-м… Когда я в молодости еще вела уголовные дела, никаких присяжных не было и в помине. А вообще я адвокат бизнеса, я уже давно не публичный человек.
- Что вы хотите сказать?.. - И, поскольку она не ответила, собеседник продолжал: - Вам совершенно не надо быть публичным человеком. Все сделает прокурор. Мне ее тоже показывали; представляете, у нее во-от такой бюст… Чтобы только ничего лишнего она там не болтала. У Кириченко в бригаде работает еще подполковник Тульский из угрозыска, очень опытный сотрудник, у него будет кто-то свой среди этих присяжных. Тульский будет вас держать в курсе изнутри, а ваша задача - общий контроль за ходом процесса. Вам не надо там никаких медалей зарабатывать.
- Пожалуй, с присяжными в таком деле гарантии нет, - сказала Виктория Эммануиловна, которая про себя уже прикидывала, как юрист, перспективы и недостатки такого хода, и стратегия Елены Львовны Кац в общем представлялась ей разумной.
- Нет, вы обязаны сделать все и употребить все возможные средства, - вкрадчиво сказал улыбчивый голос. - Будем считать, что в выборе средств вы ничем не ограничены, это государственное дело. Хотя безумствовать не надо… А у вас хороший офис.
Он таки заставил ее поглядеть, как будто она увидела все это в первый раз, на мрамор бездействующего камина с колодцем слишком аккуратных поленьев и поднять глаза выше к потолку, расстояние до которого казалось больше, чем ширина всей этой комнаты с четырьмя креслами вокруг стеклянного столика. Гость прекрасно знал, что это вовсе не ее офис, хотя с особо важными клиентами Виктория Эммануиловна встречалась именно здесь. А других у нее давно уже и не было.
Состав присяжных
(Моментальные снимки фотолюбителя с краткими комментариями журналиста)
Первый ряд стульев:
№ 1 (старшина присяжных) - Зябликов Игорь Петрович, 38 лет, "Майор". Ветеран чеченской кампании, негнущуюся левую ногу вытягивает вдоль барьера, который отделяет скамью присяжных от зала, и мешает ногой Журналисту (№ 2). У него стрижка бобриком, лицо его загорело до красноты вечным полевым загаром кадрового военного, сейчас оно еще деревянно и не выражает ничего, кроме солдатской готовности выполнить приказ и офицерской уверенности, необходимой, чтобы его отдать.
№ 2 - Кузякин Даниил Олегович, 32 года, Журналист. Носит длинные волосы в виде хвоста, перетянутого красной аптекарской резинкой; глазки у него маленькие, поросячьи, но быстрые и проницательные. Иногда он жует жвачку, но, даже когда вынимает ее изо рта, лицо его все равно криво, выражение непроизвольно-наглое, сложившееся.
№ 3 - Швед Клавдия Ивановна, 50 лет, "Гурченко"; действительно похожа на актрису Гурченко в ее лучшие, но не самые ранние годы. На скамье присяжных старается вести себя пристойно, но лицом часто выражает крайнее возмущение.
№ 4 - Климов Анатолий Петрович, 57 лет, Слесарь. Действительно слесарь шестого разряда, огромные шершавые ручищи сдерживает на коленях, как будто боится случайно кого-нибудь пришибить; на протяжении всего процесса думает только о жене, которая умирает в больнице. Он заикается, но вообще разговаривает неохотно.
№ 5 - Суркова Алла Геннадьевна, 42 года, "Сольфеджио". Учительница из музыкальной школы; когда кто-нибудь что-нибудь делает не так, болезненно морщится. Если говорит, то немного менторским тоном, но вместе с тем имеет слишком красивые и броские для учительницы волосы соломенного цвета; они всегда, впрочем, подобраны, да и вообще она доброжелательна.
№ 6 - Огурцова Марина Эдуардовна, 24 года, Ри. Выбивается из ряда присяжных тем, что слишком хорошо одета для этой скамьи и слишком красива, хоть сейчас на обложку глянцевого журнала, да и скамья ее пока как будто выталкивает, поэтому она сидит на краешке стула. Безукоризненные, чуть-чуть восточные за счет разреза светлокарих глаз, черты ее лица обладают вместе с тем некой незавершенностью, они находятся как бы в стадии перемены, но пока невозможно понять, преображение ли это к еще большему совершенству или, наоборот, разложение.
№ 13 (запасной) - Ивакин Антон Владимирович, 28 лет, Шахматист. На скамье занят тем, что тайком решает задачи в шахматном журнале, в комнате присяжных оживляется, только когда держит с кем-нибудь пари или во что-нибудь выигрывает.
Второй ряд стульев:
№ 7 - Кудинова Роза Равильевна, 37 лет, просто Роза. Владелица фирмы евроокон, она решила немного отдохнуть от хорошо поставленного бизнеса и познавательно развлечься, но дела настигают ее и в суде, поэтому, единственная из присяжных, она не подчиняется требованию отключить телефон и даже во время процесса принимает и отправляет sms-ки. Говорит по-русски очень бойко, но часто с английскими интонациями.
№ 8 - Звездина Елена Викторовна, 49 лет, "Актриса". Натруженное пластилиновое лицо делает ее похожей на обезьянку; походка легкая, фигура, как у девочки. Она очень чутко улавливает любой неточный жест, но собственную мимику старается сдерживать.
№ 9 - Драгунский Вячеслав Евгеньевич, 54 года, "Океанолог". Собирается в августе в экспедицию, но за процессом следит очень добросовестно. Миролюбив. При разговоре часто улыбается неожиданной детской улыбкой.
№ 10 - Рыбкин Арнольд Михайлович, 46 лет, "Фотолюбитель". Близко посаженные глаза делают его лицо несколько комичным, но позже выясняется, что в сочетании с фотокамерой они могут фиксировать какие-то вещи, невидимые глазу невооруженному.
№ 11 - Скребцова Тамара Викторовна, 23 года, "Хинди". Худенькая, совсем не рыхлая, как это часто свойственно веснушчатым людям; с веснушками на лице она еще как-то борется, но они разбегаются рыжим муравейником по шее и по рукам. Хочет выглядеть серьезной и главным образом для этого сейчас носит дымчатые очки в нелепой розовой оправе; впрочем, у нее и на самом деле минус три. Сразу рассказывает всем, что работает медсестрой в клинике нервных болезней. Еще она носит такие трусики, цвета одуванчика, но об этом мы узнаем только в середине повествования.
№ 12 - Петрищев Федор Петрович, 50 лет, "Медведь". Фигура действительно похожа на медведя; большое угреватое лицо не оставляет сомнений в том, что он алкоголик, да и выражение на этом лице пока еще соответствующее.
№ 14 (запасная) - Мыскина Анна Петровна, 46 лет, но выглядит старше. В комнате присяжных она вяжет свитер, шевеля губами, и только за этим занятием чуть оттаивает. А в зале суда, хотя дело происходит летом, и обычно душно, особенно по вечерам, когда в окно бьет солнце, она все время кутается в шерстяной платок, словно хочет сказать всем: "Некоторым хорошо, им тепло, а некоторым холодно".
Часть первая
ЭКСПОЗИЦИЯ
Четверг, 18 мая, 10.00
"Ри, ну в натуре, ну чё тебе надо?" - убеждала себя Марина, наблюдая с террасы, как ранним, по ее понятиям, утром садовник, имени которого она никак не могла вспомнить, возится у клумбы с цветами, названия которых она запомнить тоже никак не могла. "Ри, ну чё тебе еще надо, в натуре?" Но все было не то. Садовник, какой-то чурка, молодой и, кстати, красивый, не осмеливался поднять глаз в ее сторону. Не то чтобы он чувствовал себя здесь каким-то рабом египетским, просто понимал, что глядеть на хозяйку ему не полезно. Она была соблазнительна, как реклама бюстгальтеров, обманчиво порочна, хотя вряд ли так уж доступна, а с другой стороны, видимо, не считала его вполне за человека и могла таким ранним утром выйти на террасу в чем мать родила.
- Марина! - хрипло крикнул из-за стеклянной двери, подтверждая догадки садовника, молодой хозяин Александр Иванович, которого она называла "Сашок", - Ты хоть майку одень! Трясешь тут с утра!..
Когда-то прежде он звал ее, как все: "Ри", но почему-то перестал так называть.
"А что он злится?" - подумал садовник по-таджикски, щелкая ножницами.
- А ты сам-то! - крикнула Ри, тоже сразу заводясь, - На себя посмотри! Я-то, по крайней мере, выгляжу нормально…
Тем не менее она схватила с кресла майку с надписью "Dublin", которая натянулась у нее на груди, вроде и не такой уж большой, но крайне отчетливой.
- Не кричи так, дура! - прошипел Сашок, выползая из холла на террасу.
По тому, как он повернулся к жене, можно было догадаться, что на его пересеченном бледным шрамом, но не до степени уродства лице второй глаз стеклянный. Своим единственным глазом Сашок обозрел окрестности поверх забора, но забор был трехметровый, и выше виднелись только сосны. Ри между тем продолжала орать с ненавистью:
- Тебе тридцать лет, а у тебя вон бидон, как у дедушки! Мне-то стесняться нечего, а вот тебе самому надо сразу пиджак надевать, как из-под одеяла вылезаешь! - Голый живот Сашка в самом деле был не то чтобы совсем уж неприличен, но в комплексе с бицепсами "качка" выглядел как будто от другого человека, - А то припрешься в зал и ходишь там со своим бидоном, клиентов только мне распугиваешь…
Ри учила всяких бездарей теннису неподалеку в фитнес-центре, совладельцем которого был Сашок, но, когда он сам приезжал туда тягать свою тупую штангу, она испытывала дискомфорт: ну не такой должен быть муж у юной красавицы с теннисной ракеткой.
- Я и не хожу туда, некогда мне качаться! - кричал Сашок, стараясь взять подобающий бизнесмену иронический тон, как у соседа по даче справа. - Мне деньги зарабатывать надо тебе на игрушки. Чтобы ты там красовалась перед всякими… - Ироничный тон Сашку не удавался, он опять стал похож на того, кем всегда и был: на бычка, - Я-то вон, а ты, тварь, на что годишься? Сейчас я тебе покажу, на что ты годишься!..
Неожиданно проворно для своей комплекции, держа лицо вбок, чтобы видеть жертву, он начал огибать большой овальный стол на террасе. Ри метнулась в гостиную, но там он ее сразу настиг, развернул, порвал треснувшую у ворота майку и потащил на кожаный диван.
- Не трогай меня! - визжала Ри. Сопротивление было бурным, но недолгим.
Четверг, 18 мая, 10.15
Майор в отставке Игорь Зябликов, с лицом, выдававшим своим необыкновенным кирпичным загаром или комбайнера, или уж кадрового военного, ехал к брату в колонию усиленного режима, находившуюся не так далеко, в Тверской области. Машина "Князь Владимир", выделенная ему бесплатно Фондом ветеранов, была с ручным управлением, потому что левая, обутая в протез нога у Зябликова не гнулась. Но не это была беда, а вот ломался все время этот "Князь Владимир", всегда ни с того ни с сего, и никогда не угадаешь как. Вот и сейчас в нем что-то скрежетало, и инвалид неустанно материл и "Князя", и Фонд ветеранов. Наконец доехал, оставил машину на пыльном, несмотря на раннее еще лето, пятачке перед серыми воротами колонии и открыл первую дверь, ведущую дальше в забранный сварными металлическими решетками тамбур. Дежурный прапорщик позвонил куда-то по внутреннему телефону и назвал в трубку его фамилию: "Зябликов".
- Скажите, из угрозыска должен был звонить Тульский, - напомнил отставной Майор.
Через десять минут он уже сидел с братом в опрятной комнате, напоминающей о том, для чего она предназначена, двумя панцирными кроватями, которые были стыдливо затянуты покрывалами розоватого оттенка. Он выгружал на тумбочку гостинцы, а брат, более тщедушный, бритый и выглядевший в черной робе лет на десять моложе Майора, тем временем уже деловито жевал колбасу.
- А ты вроде вне расписания, - сказал заключенный, уплетавший колбасу так, как будто он боялся, что сейчас она исчезнет вместе с братом.