* * *
Телефон настойчиво звонил, побуждая хозяина выплыть из черного моря сна. Сумбурного и алогичного. Откуда же было телефону знать, что именно сегодня его владельцу наконец-то удалось заснуть раньше пяти утра. Мобильник раз за разом играл "Пионерскую зорьку", пока короткие узловатые пальцы, чуть не промахнувшись в темноте, нажали кнопку отзыва.
– Слушаю, – последовал короткий заинтересованный ответ, не давая мобильному собеседнику усомниться в том, что его звонка с нетерпением ждали.
– Дело сделано. Все как договаривались.
– Чисто? – Меранский, заснувший на нерасправленной кровати, приподнялся на локте.
– Почти, – замялся звонивший. – Пришлось немного помять объект.
– Черт тебя подери! Я же русским языком сказал: аккуратно! – рыкнул разбуженный мужчина, заставив собеседника поспешно оправдываться:
– По-другому не получилось бы. Никак. Это я вам говорю.
– Ладно, не дрожи. Что сделано, то сделано. Остается только ждать результата. Будем надеяться, что я и ты старались не впустую… Спокойной ночи. Привет супруге передавай, если она у тебя еще не спит.
Не дослушав вежливого ответа, Анатолий Васильевич широко зевнул, с удовольствием потянулся, и, убедившись, что теперь до пяти утра однозначно не заснет, зашаркал на кухню. Бессонница, чтоб ее!
* * *
Бессонница, чтоб ее… Я битых два часа ворочалась на диване, надеясь погасить мельтешивший в сознании клип, вкривь и вкось скроенный из сегодняшних событий. И самое отвратительное заключалось в том, что человек, который мог бы избавить меня от бессмысленного созерцания темноты, не придет ни за какие коврижки. И правильно поступит. Что ему делать со мной, если рядом на диване сопит умаявшаяся Наташка, а на полутораспальной кровати у противоположной стены ворочается во сне мама?..
Даже не припомню, кто настоял на подобном распределении. Наверное, никто – самой собой получилось. Просто, папе нужно быть рядом с Хуаном. На всякий случай. Маленькая ранка хоть и казалась неопасной, упорно продолжала кровоточить. Похоже, острие задело какой-то крупный сосуд. Так что Павел, ночевавший с Элей в маленькой комнате, мог теперь ни на что не рассчитывать.
Промучившись еще немного, я осторожно поднялась и, стараясь не слишком скрипеть новехонькой дверью, выскользнула в коридор. Маршрут мой, после выпитых перед сном трех кружек чая, был закономерен, как растущая инфляция. Проходя мимо гостиной, где спали отец с братом, я пересекла узкую полоску света, и поняла, что ошиблась. Они не спали. Тихий разговор, доносившийся из-за неплотно прикрытой двери, завершился испанским ругательством Хуана и приглушенным стоном.
Как я оказалась возле щели, сквозь которую устремлялся в коридор свет двурогого торшера, теперь не вспомнить. Утешая себя тем, что я все-таки женщина, и ничто женское, в том числе и любопытство, мне не чуждо, я заглянула в комнату. И уже не могла оторваться.
На освещенной ярко-розовым светом кровати, закусив губу, лежал Хуан, а сидящий на краешке отец вводил ему в ранку толстенную иглу огромного шприца. Ноги мои приросли к полу, а язык примерз к гортани, так что мне оставалось только безмолвно наблюдать, как заполняет пластмассовый цилиндр кровавое содержимое. Б-р-р!
Не успев толком осознать, что же здесь такое творится, я была вынуждена со всех ног броситься в ванную. Видать, совсем нервы расшалились, если такое вполне невинное зрелище может вызвать у меня приступ тошноты. Ведь даже соображать перестала, пока не услышала приглушенный голос Павла, доносившийся из ванной, дверь которой я уже приготовилась распахнуть.
– Да. Да, вы правильно меня поняли. Разговор окончен. Я устал, и не собираюсь тратить на вас драгоценное время. Мой ответ вы получили. Вот и закончим на этом.
Колоссальным усилием воли я подавила дурноту, и поспешно ретировалась в свою комнату, покачивая головой, как китайский болванчик.
Глава четвертая
Утро разогнало мрачные предчувствия, как первый солнечный луч – свинцовую предрассветную мглу. А морозный воздух, от которого сразу перехватило дыхание, вынудил срочно заняться оздоровительным бегом до ближайшего киоска. От похмельной головной боли Хуану не помогали ни таблетки, ни ледяной душ, ни сочувственно-обожающие взгляды Эли. Не женское, скажете, дело – за пивом по утрам ходить? И будете тысячу раз правы! Именно поэтому я за него и ухватилась. А Павел ухватился за меня, и шел теперь нагруженный пивными бутылками, гремя при каждом шаге не хуже средневекового рыцаря в ржавых доспехах. Не будет же Хуан пить в одиночестве, подобно закоренелому алкоголику. Подумала, и рассмеялась. Это надо же такое придумать: Хуан – алкоголик.
Увиденное и услышанное посреди ночи не давало мне покоя до утра. Ну, с Павлом все более-менее ясно. Скорее всего, он продолжил разговор с "дедком", начатый на скамейке в сквере Нефтяников. И судя по тому, что после этого телефонного разговора наш адвокат бестрепетно выпустил меня из квартиры (хоть и в своем сопровождении), он согласился на предложенную враждебной стороной сделку.
Как ни странно, но это "предательство" не вызвало во мне ровно никаких эмоций. Борьба отца за правое экологическое дело была такой же далекой и невнятной, как война Алой и Белой розы. Слабый интерес вызывали только условия этой самой сделки. Что они посулили ему? Чем купили? Безопасностью Эли? Или… моей?
– Может быть, нам с Элей не нужно уезжать? – пустила я пробный шар, оглянувшись на пыхтевшего под тяжестью пива Павла.
– Береженого Бог бережет, – пробормотал он, на секунду задумавшись. – Твоим родителям так будет спокойней.
Родителям. Стало быть, я права, и он за меня с Элей уже не беспокоится. Значит ли это, что я могу поехать с Элей, оставив Хуана здесь?.. Ведь контракт… Да пошел он, этот контракт! Не стану я его больше охранять. Отец ему теперь вместо няньки будет. Вон как возится с сыночком. А обо мне даже не вспомнил. Как будто я – пустое место. В конце концов, я Элю тоже охраняла. А бывших телохранителей не бывает… Или я просто хочу сбежать? Снова сбежать от человека, который несет полные сумки пива, и бросает мне в спину тяжелые взгляды? "Мэй би", как говорят англичане…
– Сейчас здоровье поправим, и на вокзал, – за билетами, – продолжал тем временем Павел, догоняя меня. – Поезд только вечером. В нашем распоряжении целых восемь часов…
Поравнявшись со мной, он неожиданно совершил финишный рывок и, перегородив вход в подъезд, почти слово в слово повторил вчерашнюю фразу:
– Поедем в гостиницу, Ника. Поедем!
Черт! Опять он за свое. Сколько волка не корми… Впрочем, я-то как раз его и не кормила. Вон, какими глазами голодными на меня смотрит, того и гляди – съест. Ох, чует мое сердце, доиграюсь я… Нельзя его так долго в подвешенном состоянии держать. Сорвется – мне мало не покажется. Надо уже что-то решать. Или-или.
– Дай мне время до вокзала, – не слишком вразумительно буркнула я, пытаясь протиснуться в подъезд мимо упрямого сексуального маньяка. – Билеты купим, и обсудим твое предложение.
– Ладно. – Я почувствовала, как напряжение немного отпустило его. Похоже, он не рассчитывал даже на такой невнятный ответ. – Ладно. До вокзала я потерплю. Но – не дольше. Слышишь, Ника? Не дольше!
В квартиру мы заявились надутые друг на друга, как мыши на колхозную крупу. Но, глядя как Хуан принимает "Клинское" лекарство, я все больше отвлекалась от своих проблем, и мысленно возвращалась к тому, что видела ночью в розовом свете изогнутого интегралом торшера. Что отец делал с кубинцем? Зачем? Хотел еще раз удостоверится, что рана не опасна? Не похоже. Тогда…
– Ну, все, нам пора на вокзал, – снедаемый нетерпением, Павел буквально вытащил меня из-за стола. – А то все билеты разберут.
– Я с вами! – Подпрыгнула Эля, в очередной раз приведя меня в замешательство. Я-то думала, что она от Хуана ни на шаг не отойдет. Ну что ж, чем меньше она будет вертеться вокруг моего красавчика-братца, тем лучше. Вдохновленная этой мыслью, я сумела сломить яростное сопротивление Павла, и через каких-нибудь полчаса мы трое уже входили в здание вокзала.
Глядя на наши измазанные сажей куртки, которые мне так и не удалось привести в божеский вид, милицейские наряды, лениво прохаживающиеся по залу ожидания, сразу же приободрялись. Но нам все-таки удалось беспрепятственно проследовать к железнодорожным кассам, и встать в очередь.
Раскрыв сумочку, я приступила к проведению поисковых работ, дабы извлечь из захламленных недр кошелек с паспортом, и неожиданно наткнулась на маленькую чайную ложку, неизвестно как очутившуюся в одном из отделений. Красивая такая, на ручке – голова слона выгравирована… Мама дорогая! Это же ложка из ресторана "Бомбей"! А я и не заметила, как по своей клептоманской привычке умыкнула ее прямо со стола. Стыд объял меня липкими лапами, и пока Павел, заметивший мое невменяемое состояние, покупал билеты, я уже приняла неотвратимое решение – вернуть проклятую ложку с ресторан. Благо, от вокзала до "Бомбея" пять минут черепашьего шага.
Решение, надо признать, идиотское. Ведь не обеднеет "Бомбей" без своей ложки! К тому же, она вполне могла стать украшением моей коллекции, собранной благодаря той же клептомании, в многочисленных ресторанах и кафе нашей необъятной родины. И все-таки я твердо вбила себе в голову восстановить статус-кво. Дурь, блажь, мракобесие. Ну, не понравилось мне, как этот слон на ручке смотрел на меня своими человечьими глазами. Будто домой просился, честное слово! А я мучения животных с детства не переношу. Вот люди – другое дело.
– С какой стати? – фыркнул Павел после того, как я заявила, что собираюсь на минутку заскочить в ресторан. – Что ты там забыла?
– Так, ерунду одну… Но очень важную, – туманно ответила я. – Это пять минут.
– И я с тобой! – Подскочила Эля. – Иначе братец меня своим занудством до "не могу" достанет…
– Даже не думайте! – заупрямился Павел. – Без меня – ни шагу. Хотите пройтись – только под моим конвоем.
А вот это меня не устраивало. В мои планы отнюдь не входило посвящать его в свой тайный порок. Пришлось прибегнуть к последнему средству убеждения, и прошептать Павлу на ухо:
– Помнишь, я обещала тебе обсудить один вопрос?
– И?..
– Подожди меня пятнадцать минут. Мы пробежимся до ресторана, а там я посажу Элю на такси, и вернусь.
Сказала, и язык прикусила. Далась мне эта ложка, чтоб из-за нее на такие жертвы идти! Или, все-таки, не жертвы?.. "Тебе просто нужен был какой-нибудь повод, – подало голос мое высшее психологическое образование. – Браво, Ника. Похоже, скоро ты не будешь так яростно отпихиваться от того, что само идет к тебе в руки, опасаясь впоследствии это потерять".
– Честное слово, вернусь, – обреченно вздохнула я, почти соглашаясь с внутренним голосом.
Павел перевел сбившееся дыхание, и широко улыбнулся.
– Ладно, идите уж, – милостиво кивнул он нам с Элей, и тихо добавил, чтобы слышала только я: – Здесь, напротив, как раз гостиница…
Мы вышли под слепящее зимнее солнце, изредка затягиваемое дымом труб химического комбината, и бодро двинулись по направлению к "Бомбею". Пришлось посветить Элю в мой план возвращения похищенного имущества, в котором основная роль отводилась ей. Обжигающий сильнее красного перца стыд не позволял мне переступить гостеприимный ресторанный порог. В ответ на мои невнятные объяснения, Эля, рассмеявшись, покрутила пальцем у виска, но бывшую телохранительницу не предала, пообещав подбросить ложку прямехонько в кухонную мойку.
Не успела я испытать положенное облегчение, как нервы мои снова натянулись гитарными струнами – играй, не хочу. И я не хотела, очень не хотела, чтобы это оказалось правдой. И даже убедила себя, что ошиблась – ведь ощущение длилось секунду. Всего лишь секунду я была уверена, что за нами следят. Мурашки, бросившиеся отплясывать рок-н-ролл на спине, разбежались быстрее, чем я успела моргнуть. Было? Не было? Пожалуй, все-таки не было… Ведь не может слежка длиться мгновение? Вот и я говорю – не может.
Операцию по подбрасыванию ложки Эля провернула с поразительным профессионализмом. Всего лишь три минуты ей понадобилось, чтобы войти в двери "Бомбея" с ложкой, и выйти уже с пустыми руками и моей чистой совестью. А вот на то, чтобы уговорить ее поехать в нашу штаб-квартиру, времени понадобилось куда больше. Упрямая девица сопротивлялась до тех пор, пока я, выведенная из себя, не намекнула на то, что у нас с Павлом должен состояться серьезный разговор. И малолетние настырные сестры станут непреодолимой преградой на пути к нашему консенсусу.
Услыхав из моих уст подобное заявление, Эля возликовала не меньше брата, и беспрекословно вызвала такси, всего лишь три раза переспросив у меня адрес нашего, вчера приобретенного бункера. Через десять минут выкрашенные под цвет столичных таксомоторов "Жигули" притормозили возле нас, проехав на гололеде всего лишь пять дополнительных метров. Посадив Элю в машину, я зверским голосом заявила водителю, что на всю жизнь запомнила его номер, и если он не довезет доверенную ему драгоценность по адресу!.. Услышав, что я пообещала сделать с несчастным таксистом в этом очень тяжелом для него случае, моя подопечная просто расцвела. И, чмокнув меня в щеку, пообещала не слишком портить мне нервы, когда я выйду замуж за ее ненормального братца.
Едва уносящее Элю желто-охристое допотопное чудовище скрылось за поворотом, я сразу же попыталась найти мало-мальски подходящую причину, чтобы не возвращаться к нетерпеливо меряющему зал ожидания Павлу Челнокову. Не нашла, и, согнувшись под тяжестью честного слова, вырванного у меня не иначе как врагом рода человеческого, побрела к утонувшему в снегу и людской сутолоке вокзалу.
Я так загрузилась, что даже не почуяла неладного, когда проезжавшая мимо машина притормозила, и поехала рядом, приноравливаясь к моему черепашьему шагу.
– Ника Валерьевна! – Знакомый голос заставил меня отпрыгнуть в сторону метра на два. – Да что вы так перепугались? Неужели я похож на Бармалея?
Виктор Крешин с видом нашкодившего мальчишки улыбался мне из своего зеркального джипа.
– Вот еще! – не слишком любезно буркнула я в ответ, пытаясь справиться с сердцебиением. Что-то опять нервишки расшалились, надо срочно провести себе сессию аутотренинга. – Какая ерунда. Кто вы такой, чтобы я вас боялась?
– Кто я такой? – Крешин старательно нахмурил лоб. – Да самый обыкновенный мужик, который собрался к вам клеиться.
Насладившись изумлением, отразившимся на моем лице, он гостеприимно распахнул переднюю дверцу.
– Покатаемся? Все-таки праздник сегодня. Хоть и иностранный.
Я смутно припомнила, что сегодня и впрямь католическое Рождество, но не нашла ничего лучшего, чем съязвить:
– Значит то, что вы сегодня без охраны и водителя – рождественское чудо?
– Разумеется, – беззаботно улыбнулся олигарх. –
Ну как? Вы согласны составить мне компанию в этот невозможный день чудес?
– Я…
Не успела я гордо, но опрометчиво отказаться от предложенной прогулки, как спиной ощутила движение.
– Она никуда не поедет, – неизвестно откуда материализовавшийся Павел был настроен очень решительно.
– Да ну? – делано удивился Крешин. – С чего это вы решили, что имеете право распоряжаться госпожой Евсеевой? Вы ее отец? Брат? Может быть муж? Кто?
– Телохранитель. – Павел был явно не намерен продолжать дискуссию. – Пошли отсюда. Если ты не забыла, у нас дела.
– Забавно, – протянул Крешин. – Телохранитель телохранительницы. Прям, для "мыльной оперы" название.
Вместо ответа Павел ухватил меня за рукав, и потащил прочь от насмешливо наблюдавшего за нами химического магната. Вернее попытался потащить. Потому что я, вырвавшись из цепких пальцев бывшего омоновца, прошипела подколодной змеей:
– Я собой еще пока сама распоряжаюсь!
– Ты что, совсем? – Сжатые в кулак пальцы бывшего омоновца чувствительно постучали меня по лбу. – Давно не похищали?
– Да брось ты. – Я стряхнула его руку с занемевшего от железной хватки плеча. – Кто так похищает? Он же один. Да если меня похитить хотели, то уже сто раз похитили бы.
– Совершенно верно, – закивал Крешин, наверняка обладающий абсолютным слухом. – Можете мне не верить, но у меня самые некриминальные намерения. Ну, так что, Ника Валерьевна, согласны вы составить компанию одинокой и несчастной акуле бизнеса? Гарантирую почти дипломатическую неприкосновенность. Можете даже взять с собой вашего телохранителя, если уж так опасаетесь.
– Да что она, с Останкинской башни упала, чтобы в твой джип садиться? – Павел тянул и тянул меня за рукав, как будто собирался оторвать его с "мясом". – И вообще, говорить ей с тобой не о чем.
– Двум образованным людям всегда есть, о чем поговорить… – В синих глазах Крешина плясали лезгинку две роты чертей. Похоже, он последовательно и методично выводил Павла из себя. И своего добился. Только вместо того, чтобы броситься на миллионера и голыми руками превратить его джип в "Запорожец", нервно подергивающий щекой Павел набросился на меня:
– Или ты сейчас же идешь со мной, или…
Вот это он зря сказал. Если до появления на сцене этого Отелло я даже не собиралась принимать приглашение химического мальчика, то теперь!..
– Прекрати мной командовать! – Я уже перестала обращать внимание на прохожих, поспешно проскакивающих мимо с приторно-вежливыми лицами. – Сопли сначала вытирать научись!
– Хорошо, – неожиданно согласился Павел, обводя отсутствующим взглядом привокзальную площадь. – Прекращаю командовать. Делай что хочешь. Хочешь – катайся с этим… пока не укачает. Хочешь – прямо сейчас под паровоз бросайся. Толку больше будет. А я пойду учиться вытирать сопли.
И ушел. Ушел, даже не оглянувшись; оставляя меня наедине с возможным похитителем! Мама дорогая, что ж теперь делать-то?
– Садитесь, госпожа Евсеева. – Виктор Николаевич Крешин призывно улыбнулся, и повторил приглашающий жест. – Хоть я и акула бизнеса, но не кусаюсь. Честное капиталистическое.
"Лучше бы кусался", – отрешенно думала я, как сомнамбула делая шаг к олигарху.
"Я бы хоть знала тогда, что делать: бросок через бедро, и коленом в зубы", – продолжала я размышлять, пока серый снег, слетевший с моего каблука, кощунственно таял на блистающем чистотой порожке джипа.
"Мама дорогая, что я наделала?" – мысленно вопрошала я, наблюдая в зеркало за стремительно удаляющимся вокзалом.
Честно скажу, даже на секунду мне не приходило в голову сомневаться в своей безопасности, иначе ни за что не села бы в машину, но… Но зачем я вообще в нее села? Ответ напрашивался сам собой: чтобы досадить нахалу, вздумавшему распоряжаться мной, как своей собственностью. Пусть помучается. А я вот мучатся не буду, а пользуясь случаем, прощупаю противника на его территории.
– И куда мы едем? – вырвался у меня банальный вопрос.
– Да никуда. – Крешин беззаботно пожал плечами. – Или, вернее, куда хотите. Сегодня я свободен, как птица.
– Надо же. А я думала, что у таких как вы выходных не бывает…
– Каких – таких? – переспросил Крешин.
– Ну… – я почему-то смутилась, уловив в его вопросе давнюю горечь, и брякнула наобум: – Ну, таких… Олигархов.
Сказать, что сидящий за рулем мужчина рассмеялся, значит погрешить против истины. Он даже не расхохотался, – он заржал.
– Да что вы, госпожа Евсеева! Какой из меня олигарх? Я ведь самый обыкновенный директор завода.