- Слабенько, - подытожила учительница. - Даты не умеешь вычитать и истории поселка не знаешь. Поэтому вот вам задание первое: восстановить в памяти прошлое нашего селения.
- Как это? - спросил Петрусь Крипак.
- Просмотрите дома свои прошлогодние записи, - помните, у нас были воспитательные часы на эту тему?
- С первым вопросом понятно, - сказал Сергей Громич. - А второй какой будет?
- Не спеши. Так вот, дети, к этому празднику готовятся торжественные мероприятия, в том числе большая концертная программа, состоящая из репертуара нашей школьной самодеятельности. И я прошу тех, кого Елена Васильевна пригласит на репетиции, отнестись к этому добросовестно, чтобы мне не пришлось краснеть за вас.
- Не волнуйтесь, не подведем, - заверил Игорь Куница, первый школьный солист, чем и покорил привередливое сердце Тамилы Вукоки, и не только ее. - Она уже предупредила, чтобы я пришел. Сбор назначен на пятницу, на восемнадцатое число, - уточнил он для порядка.
Мальчик не подозревал о своих преимуществах, и в их дуэте с Сергеем Рудиком верховодил Сергей. Возможно, потому что имел яркую внешность - высокий рост, широкие плечи, узкую и гибкую талию - и это позволяло ему чувствовать себя свободно, независимо, хотя осознанного в том ничего не было. Природа сама пока что руководила мальчиком, вооружив его тонкой интуицией. А Игорь с первого взгляда не бросался в глаза, держался скромно, даже как-то закомплексовано.
- И меня уже приглашали на репетицию, - отозвалась Киля Калина.
- И меня, и меня, - послышались голоса других участников школьной самодеятельности.
- Понятно. Теперь второй вопрос. Этот учебный год будет проходить, что естественно и закономерно, в свете нашего юбилея. И было бы хорошо прибавить к основным торжествам что-то свое - интересное, полезное и содержательное, что могло бы на круглый год наполнить нашу жизнь смыслом и оставить после нас след в истории школы.
- Давайте соберем гербарий, а после окончания школы оставим его здесь на память о нас, - послышался несмелый голос Саши Верхигоры.
- Предлагаю сделать большой аквариум и завести рыбок. Пора заводить в нашей школе живой уголок.
- А кто будет присматривать за рыбками? - возразили Толе Ошкукову.
- Зачем за ними присматривать? Зимой они сами подохнут от холода.
- Ты еще своих мышей сюда принеси!
- Лучше покрасить окна и прицепить табличку, что это наш подарок школе, потому что дирекция еще сто лет не приведет их в порядок.
- Тамила! Не ждала от тебя такой резкости. Дети, не устраивайте базар, - прекратила Раиса Ивановна пустую болтовню. - Идея с гербарием мне, в самом деле, понравилась. Ты, Саша, можешь сама это сделать. А нам нужно что-то масштабное, массовое. Если не возражаете, я внесу свое предложение.
В классе одобрительно загалдели. Этот гул прокатился затихающей волной и растаял в тишине - одиннадцатиклассники ждали чего-то необыкновенного. "Ну, чистые тебе дети, - подумала Раиса Ивановна. - Ждут конфетку, какую-нибудь диковину из кармана".
- Давайте начнем собирать местный фольклор: легенды, мифы, повествования, документальные свидетельства и тому подобное. А что? Объявим конкурс на лучшее сочинение, выберем жюри. Попробуем сначала в классе, а потом, если получится что-то стоящее, пригласим присоединиться учеников других классов, по их желанию.
- А нам тоже можно принимать участие в конкурсе по желанию? - невинно спросил Григорий Траппер.
Об этом Раиса Ивановна не подумала, почему-то была уверена, что идея заинтересует исключительно всех, подстегнет молодой энтузиазм, что дети напишут много замечательных произведений, и в тех произведениях к ней стекутся воспоминания людей, которым есть что сказать, а сами они написать не умеют, словом, намечтала себе всего наилучшего. И вот - в ее небесные палаты залетела первая земная ласточка.
- Нет, попробовать написать сочинение должен каждый из вас, иначе не стоит и начинать. Это уже будет не дружная инициатива нашего класса, не образец для подражания, не полезное начинание в честь юбилея школы, а клуб по интересам.
- Ты что, в натуре, губишь дело? - цыкнул Славка Мацегоров на своего хитроватого приятеля.
- Так ведь снова все будет несправедливо, - огрызнулся Григорий. - Сочинение есть сочинение. А я наделаю ошибок или предложение неудачно построю, и прощай победа, - пусть я хоть и наилучший материал соберу.
- Я тоже могу ошибок наделать, - поддержала Григория Оля Дидык, слабенькая ученица, ограниченная и ленивая.
- Писать письменную работу по литературному произведению легче. Там лишнего не накрутишь, так как можно текст из учебника запомнить, - прибавил сомнений Николай Лоскутов.
- Дайте и мне сказать, - вскочил Евгений Дычик. - Значит так. Нужно создать издательскую группу, ввести туда редактора, корректора. Кого там еще надо?
- Замечательная мысль, - подхватила брошенную судьбой соломину Раиса Ивановна. - Молодец Евгений. Сочинения соберу я, а издателям буду отдавать без фамилии, чтобы не сработали личностные симпатии.
- А почерк? - подала голосок Галина Пискун.
Но Раиса Ивановна уже получила завершенное, полное представление о будущем мероприятии, имела уверенность, что идея будет жить, более того - станет началом долголетней работы. Непрерывный конкурс, итоги - раз в квартал, издание газеты, организация кружка "Молодое перо", отбор талантливых детей, целевая подготовка... Одним словом, Васюки - шахматная столица мира.
- Все, все, все! Заканчиваем. Сочинения отпечатаем на машинке или на компьютере. Я это беру на себя. Еще организационные вопросы есть?
В класс возвратилась Татьяна и подала учительнице бумажку с номером телефона.
- Вот! Там уже все хорошо.
- Спасибо, - Раиса Ивановна показала на парту, где сидел Алексей. - Садись, не трать время. Пиши. Алексей, - обратилась она к мальчику: - повтори Татьяне, о чем мы тут говорили. - Так вот, - продолжала учительница. - Дивгород имеет собственный оригинальный фольклор, традиции и обычаи, имеет свое культурное лицо. Долгое время он был большим ярмарочным центром юга России. Но после семнадцатого года в его истории произошли изменения, и он потерял свое значение, сократив связи с окружающим миром.
Раиса Ивановна коротко рассказала детям историю поселка, познакомила с основными ее вехами, уточнила некоторые даты, назвала фамилии известных людей.
- Представляете, какой здесь происходил культурный обмен, сколько сюда приносилось инородного и как оно здесь, будто в тигле алхимика, переплавлялось и переходило в жизнь местного населения. А потом ничего этого не стало. Со временем дивгородцы начали забывать о своем бурном прошлом. Но кое-что осталось. Есть семьи, в которых уважают и берегут старину, передают ее сказания из поколения в поколение. Вот вы и найдите таких людей, носителей наших древних культурных ценностей. Теперь еще одна деталь, сугубо между нами, - она улыбнулась, словно сама сейчас была одиннадцатиклассницей. - Постарайтесь не разглашать информацию о наших поисках и своих собственных достижениях, то есть давайте, извиняюсь, меньше болтать. Мы начинаем солидное дело, основательное. Такой размах не терпит суеты и преждевременной огласки. От этого наше начинание может лишь потерять свежесть восприятия, а в конце концов и вес. Договорились?
По классу прошелся гул одобрения. Идея увлекла ребят. Они неохотно покидали класс, сбились в группки и оживленно обсуждали, как начать работу, какие темы разрабатывать в первую очередь, как охватить все информационное пространство и ничего не оставить без внимания.
- Вся полнота тем должна принадлежать нам. Если даже кто-то и попробует перехватить эту инициативу, то уже пойдет по нашим стопам, - горячился Толя Кука.
- Где, где брать материал? - бегала от группки к группке Оля Дидык. - Я никого в селе не знаю, мы здесь только три года живем.
- Надо составить список старейших жителей Дивгорода, - догадалась Рыжуха. - Только отбросить тех, кто живет здесь в первом поколении или втором, они мало знают.
- Дети, продолжим обсуждение во дворе, - вмешалась Раиса Ивановна. - Уже поздно, охранник нервничает, ему надо закрывать школу.
Охвативший их азарт не обошел никого. Юноши и девушки медленно выходили из школы. На улице к учительнице подошла Татьяна Коржик.
- Вам привет от тетки Жени и дяди Павла.
- Татьяна, - кивком поблагодарив ее, сказала Раиса Ивановна. - Ты пойди к Павлу Дмитриевича и попроси, чтобы он тебе рассказал что-то из своих побасенок.
- Так он же не здешний! - выхватилось у девушки. - То есть приезжий, - покраснев, своевременно нашлась она. - Я, извините...
- Ты ошибаешься, - не обратила внимания на ее смятение учительница. - Во-первых, он родился здесь. Во-вторых, провел детство в Багдаде, жил в румынском Кишиневе, много видел, много слышал, знает несколько иностранных языков. А потом в восемнадцать лет снова возвратился сюда и уже больше не покидал поселок, не учитывая, конечно, войны.
- Ой, спасибо. А можно... - замялась Татьяна.
- Взять кого-то с собой?
- Да, Алексея.
- Бери. Я уверена, что у Павла Дмитриевича хватит рассказов на весь класс.
Как в воду глядела Раиса Ивановна. Не напрасно почти все детство провела в его доме.
"Ну, вот, - думала по дороге домой. - Все наверстаю. Эти живчики накопают такой материал, какой я сама за все сознательные годы не собрала бы".
9
Алексей еще долго оставался в центре внимания одноклассников, и все фантазировал и фантазировал о конкурсе: как да как лучше сделать. Рыжуха не отходила от него ни на шаг, даже за руку хватала, нахалка, в рот заглядывала, поддакивала за каждым словом. Ужас!
Тамилка позвала домой Сашу, и за ними потащились два "хвостика" - Рудык и Куница. Молодец, Тамилка, умеет держаться, настоять на своем. Только, что ребята в ней нашли - кукла синтетическая, безжизненная какая-то. Кажется, она совсем неинтересный человек, умеет лишь молчать с умным видом.
Татьяна сидела на скамейке в стороне и наблюдала за друзьями. Так углубилась в себя, что не услышала, как к ней подошла Киля Калина.
Они с Килей были почти соседями - жилы на разных улицах, но их дома стояли на перекрестке этих улиц с одним и тем же переулком. Огороды их усадеб выходили друг к другу тылами и граничили рядом развесистых шелковиц.
Сейчас Татьяна и Киля мало встречались вне школы, а когда были детьми, то, как кукушки, вдвоем сидели на шелковицах и ждали, когда покраснеет первая ягода, чтобы сорвать ее, еще зеленую, кисленькую. А в пору массового созревания шелковицы обе ходили с фиолетовыми мордочками, руками, коленами, иногда и с фиолетовыми животиками. К сладкому соку приставала пыль, грязь. Хотя выстирай или выбрось, было, детей!
- Пошли домой, - сказала Килина. - Не сиди здесь.
В интонации слов ощущалось, что она понимает ситуацию, звучало сочувствие, читалось желание помочь Татьяне преодолеть в себе боль. Но Татьяна не приняла этого участия.
- Хороший вечер, почему бы ни посидеть.
- Пошли, у меня есть идея, обсудим ее дорогой, - настояла Киля.
- Да, пошли, - Татьяна оторвала себя от скамейки, безнадежно взглянула в сторону, где в окружении одноклассников все еще красовался Алексей. - Такой, значит, был сегодня день, - сказала, обращаясь неизвестно к кому и неизвестно что имея в виду.
"Никогда уже не выпадет мне побыть с ним наедине..." - думала, перебирая в памяти какие-то незначительные детали их встреч, детских, спонтанных. Это "никогда" удручало ее, так как она больше не представляла радости без этого мальчика. Если бы сейчас у нее спросили, кто ей самый родной, самый понятный в мире, она бы сказала, что Алексей. Казалось, что он - это она сама, только в другой, не проявленной ипостаси.
"Изменился, - отметила про себя об Алексее. - Возмужал, стал взрослым". Таким он нравился ей еще больше. Сердце сжимала незнакомая мука, а потом прокатывалась по всему телу и замирала где-то в коленах. Ноги подгибались и не хотели уносить ее душу от Алексея.
Они шли с Килей по главной улице поселка, на много километров бегущей к Днепру. Впереди медленной походкой шла неразлучная четверка, возглавляемая высоким "конским хвостиком" Тамилки Вукоки, словно это был символ независимости ее драгоценной особы.
Да, она, Татьяна Коржик, тоже сумеет взять себя в руки, сумеет преодолеть волнение, запрятать любовь в дальний уголок сердца, не выкажет больше слабости, не выдаст дорогое чувство.
Собирание камнейРаздел второй
1
На следующий день утром Киля Калина и Татьяна Коржик были уже у Павла Дмитриевича. Татьяна ни словом не обмолвилась о планах Раисы Ивановны относительно приглашения Низы Павловны на торжественную линейку. Вышло так, что посетить дядю Павла ее пригласила Киля. И она согласилась, ведь уже была настроена на этот визит.
- С чего начинать будем, девочки? - спросил Павел Дмитриевич, когда они сказали, что пришли за рассказами.
- С какого-нибудь приключения, а лучше расскажите об интересном человеке, не обязательно известном или заслуженном. Важно, чтобы он был колоритной фигурой. С необыкновенной судьбой, - предложила Татьяна.
- Я знаю ваши рассказы о Пепике, о Марке Докуче, как он ездил в "Трускавцы". Так расскажите еще нечто подобное, - попросила Киля.
- А если это будет человек из прошлого? - уточнил хозяин, так как и Пепик, и Марк Докуча были живы-здоровы, а Павлу Дмитриевичу уже надоело отбиваться от их надоеданий и нареканий, хотя о них можно было еще не одну историю поведать.
Мужички, ставшие прообразами его повествований, были ошарашены публикациями, едва познакомились со своими литературными портретами, а потом привыкли к славе, приспособились к ней и захотели еще попасть в художественные писания. Вот и начали преследовать рассказчика, дополнять свои приключения деталями, уточнять подробности, придумывать такое, чего и не было, надоедать, одним словом.
Павел Дмитриевич устал от них, хотел отдохнуть в покое, так как понимал, что надолго оставаться в тени не сможет, не дадут ему. Вот и подтвердились его подозрения - пришло юное поколение, давай, старый, рассказывай о жизни. Разве откажешь?
- О! Это еще лучше, так как и элемент документальности будет, - обрадовалась Татьяна. - Ведь там будут и эпоха, и характеры?
- Обязательно. Как же без этого? - пообещал Павел Дмитриевич. - Ну, тогда слушайте. Правда, этот рассказ лучше подошел бы ребятам, чтобы ценили знания, умели ориентироваться в обстановке...
- А мы чем хуже? - дуэтом вознегодовали девушки.
- Ну, - решился сомневающийся Павел Дмитриевич, - согласен. Я расскажу так, как помню эти события. А вы напишете, как вам надо.
- Ага! - согласились девушки.
2
Ивана Ермака - в селе его называли Яйцом, тут прозвище только один раз произнеси, так оно и присохнет к языку людям - выбрали депутатом местного совета. Тогда для этого достаточно было хорошо работать, быть хорошим семьянином и иметь природную мудрость.
В случае с Иваном все совпадало. Он был искусным кузнецом, причем от постоянного пребывания в сильном грохоте давно утратил остроту слуха, что лишний раз свидетельствовало о его солидном рабочем стаже. Громкий голос, не менее громкий, чем лязг железа, стал у него еще сильнее от приключившейся глухоты. Его утро начиналось с того, что он разжигал горнило, раздувал его, вдувал туда жизнь, а потом настраивал на песню наковальню. Рукоять огромного молота была гладкой, притертой, словно отшлифованной Ивановыми узловатыми ладонями, и поэтому на целый день намертво прилипала к рукам. Ахнет он ею - и брызги огня разлетаются во все стороны. Пока поднимется день и разгонит тьму, так у Ивана уже давно светло: огонь в горниле белый, не хуже солнца. Железо засунешь в него и вынимай обратно, а то сгорит, как тряпка, искры носятся по кузнице, иссекают лицо, замирают светлячками на полу.
- Га, что вы грите? - часто переспрашивал, сводя слово "говорите" к короткой форме, и прикладывал руку к уху наподобие паруса.
Иван дал жизнь трем сынам: - Николаю, Петру и Александру. Но к тому времени Николая уже не было - умер от чахотки. Жену свою Галину Игнатовну, Чепурушечку, очень любил на зависть многим женщинам, у которых мужья полегли под немецкими пулями или, если и выжили, то пьянствовали и туцкали их под бока кулачищами. Последних у нас называли дураками, но их количество от этого не уменьшалось.
Так вот, когда в поссовете нового созыва распределяли обязанности, Ивану Тимофеевичу поручили работать в комиссии по семейному воспитанию детей. Дескать, он сумеет, в случае надобности, и хулигана укротить, и о детях, имеющих таких отцов, позаботиться.
Люди отнеслись к его новым полномочиям одобрительно, и с тех пор Иван Яйцо потерял свободное время, больше ни себе, ни своей Чепурушечке не принадлежа. Ибо почитай ежевечерне к нему бежала кто-нибудь из женщин с просьбой защитить от пьяного мужа. Отказа женщины не знали: Иван, получив "сигнал", бросал домашнюю работу и шел разбираться с дебоширом. Долго приводил его в сознание, а потом сажал на стул - бывало, что от щедрот кузнецкой руки угощал перед этим хорошим подзатыльником - и начинал воспитывать.
- Не зли меня, браток, - предупреждал, - в следующий раз приложусь от души и, не приведи Боже, убью.
Воспитывая, говорил вещи простые, но искренние и доходчивые. Гляди, на день-два человек запомнит их, уймется. А потом, конечно, все повторялось, так как еще и господу Богу ни разу не удалось изменить природу человека.
"Вызовы" случались, в основном, в семьи, где возраст супругов лежал в пределах 25–45 лет. Молодые мужья еще не потирали об жен кулаки, а старики теряли кураж.
А тут вдруг явилась к Ивану Цилька Садоха и села во дворе важно: настраивалась на серьезный разговор. Из всего выходило, что готовилась к нему долго и имела иной мотив, чем жены пьющих мужей.
- Что, Циля, скате? - спросил Иван, по привычке сокращая слово "скажете", при этом он тщательно вымывал руки под рукомойником, так как накануне работал в огороде.
- Неудобно мне к вам, Тимофеевич, обращаться, но вынуждена. Вы знаете, - она вытерла указательным и средним пальцами заплесневелые уголки рта, - что мой Савел не пьет, не гуляет, вообще - тихий и порядочный человек. А сейчас... будто ему поделали, начал домой женщину приводить.
- Какую? Кого? - оттопырил уши депутат. - Не слышу ответа.
- Ничего не знаю, я ее не видела.
- Гувурите по существу, а не таинственными намеками, - от волнения Иван часто переходил на официальный язык, каким он его себе представлял.
- Так он же ее на позднюю ночь приглашает, когда я уже сплю. У нас... - она потупила взор, но затем продолжала: - У нас уже года два отдельные спальни. Он выбрал себе дальнюю, ту, что за светлицей будет, а мне досталась меньшая, рядом с кухней.
- Если вы спите, то откуда знаете, что делает ваш Савел? Га? Уважаемая, мне надо картофель полоть, а не ваши выдумки слухать.
- Они всю ночь смеются, толкутся там, а я просыпаюсь и не сплю. Плачу-плачу, плачу-плачу, а сказать некому. Кто меня защитит, сироту? Вот и пришла к вам. Может, он меня бросить задумал?
"Сироте" недавно перевалило за шестьдесят, а Савелу было года на четыре-пять больше.
- Поговорите с ним, - просила она дальше. - Он власти послушный. Пусть не издевается надо мной.