Он проследовал за Яблоковым в кабинет, написал заявление, объяснение и сделал опись имущества с указанием стоимости.
Оперуполномоченный, отложив все, кроме описи, в сторону, достал из ящика стола складной калькулятор. Пощелкал кнопочками и перевернул машинку, чтобы сидящий напротив потерпевший мог увидеть результат.
- Пожалуйста… Когда закончим, подойдите к секретарю, она выпишет квитанцию. Оплатить можно в любой сберкассе.
- Что "оплатить"? - не врубился замредактора "Муры".
- Вы же читали объявление, - спокойным, будничным тоном пояснил Яблоков, - постановление правительства. Пятнадцать процентов от стоимости похищенного в счет государства.
- Погодите… Но это в случае, если нашли вы. А тут я сам все нашел. Гнался, руки крутил… То есть эти пятнадцать процентов полагаются мне.
- В постановлении сказано четко: если вы обратились в органы с заявлением и ущерб вам возмещен, то налог платите все равно. Вне зависимости от того, кто что нашел.
- Вам не кажется такая ситуация абсурдной? - продолжал отстаивать свои права, в общем-то, законопослушный гражданин. - Все равно что поймать рыбу и самому себе ее продавать. В конце концов, я мог и не вызывать вас! Просто забрать вещи, и все!
- Нет, не кажется, - простодушно, но твердо ответил государственный муж. - Вам бы лишь свои пожитки вернуть. А что с этими бомжами делать, вы подумали? Их, между прочим, еще до суда довести надо. То есть арестовать, предъявить обвинение, кормить, поить, ублажать, наконец. А это все деньги, между прочим.
- Кто ж спорит? Это обязанность государства, мы платим налоги…
- Вы кем работаете? - не дав досказать, перебил Яблоков.
- Замредактора журнала "Мужская работа".
- И какая у вас зарплата?
Владимир Викторович смутился. Зарплата была потешной. Ибо основная ее часть по-прежнему, как в старые добрые времена, платилась в секретных конвертах.
- Три тысячи… рублей.
- Вы хотите сказать, что сотни баксов вам хватает на питание, кварплату, бензин, одежду и удовольствия типа кино?
Возразить было нечего. Опять пришлось позорно промолчать.
- Поэтому не надо про налоги… А то пойдем и проверим, все ли с вашей бухгалтерией в порядке.
Пристыженный Верещагин еще раз посмотрел на дисплей калькулятора. Вот идиот. Зачем такую сумму указал? И Эдуардыч тот еще советчик. "Пиши больше, пиши больше…" Знаток жизни. Вот такие и учат детей, а потом удивляемся, откуда в стране столько дебилов.
Опытный оперуполномоченный по направлению взгляда собеседника прочитал его мысли.
- Но есть вариант…
- Да?
- Варианты есть всегда. Вы курите?
- Нет.
- А я курю… Пойдемте на улицу, а то Госдума запретила смолить на рабочих местах. Ужасно неудобно.
В коридоре столкнулись с водителем, таскающим привезенное имущество в комнату с надписью "Камера хранения". Возле объявления о налоге Яблоков как бы невзначай ткнул пальцем в пункт о принудиловке. При этом скорчил оппозиционную мину - мол, сами не хотим, но куда деться?
Они обогнули здание и остановились у бетонной стены с подозрительными выбоинами и пятнами бурого оттенка. Яблоков закурил.
- Владимир Викторович, - он сменил официальный тон на дружески-разговорный, - давайте чисто по жизни. К вам, допустим, придет гражданин и попросит статейку нужную разместить. Не просто так, само собой. Вы же возьмете? Возьмете. И правильно сделаете - любой труд должен оплачиваться. Это по понятиям.
- У нас направленность другая. Рукоделие. Никто ничего не предлагает.
- Ну, это я к примеру… Вы думаете, нам больше делать не хрен, как с этими гастарбайтерами вшивыми возиться? Потом педикулез дороже лечить. Да, вы молоток, поймали. Кто против? Но и меня поймите…
- Вы, кажется, хотели предложить какой-то вариант.
- Короче… Опись с заявой можно переписать. Укажете, что ущерб для вас незначительный, заплатите копеечный процент и никаких проблем. - Яблоков оглянулся, будто стоящий на стреме налетчик. - Ну а мне за хлопоты половину от реальной стоимости. Прикиньте, половина - гораздо приятнее. Всего-то две штуки с хвостиком.
- Вы говорите, что я могу переписать заявление? Значит, оно еще не зарегистрировано? Тогда давайте я просто заберу его.
- Оно зарегистрировано в журнале входящей информации, просто в нем, в журнале, не указана сумма ущерба. Это раз. - Судя по невозмутимости, Яблоков работал в органах давно. - Второе. Если вы его заберете, нам придется выпустить этих обормотов, и никаких гарантий, что завтра ваш домик не превратится в живописную кучку пепла. А это, с учетом их обиды, вполне реально. Скупой, как говорится, платит трижды.
"Блин, прав Эдуардыч, проще было прикопать…"
- Но они ж не только меня ограбили, - настаивал потерпевший, - там еще чьи-то вещи есть. Сажайте за это.
- К вещам хорошо бы заявления от обворованных граждан.
- Хорошо, раз заявлений нет, заберите вещи себе, и в расчете!
- Как у вас все просто. Это ж присвоение чужого имущества, на минуточку. Статья. В общем, выбирайте. - Яблоков затушил окурок о каблук остроносого ботинка. - У вас десять минут. Или работаем, или мы их выпускаем, и они идут к вам в гости.
"Какая у нас прекрасная и удивительная страна, - посмотрел на покоцаную стену Владимир Викторович, - так и хочется на Марс улететь… Марс… А что, если?..
…Жаль, конечно, "Ублюдка"… Но отдавать три тысячи не пойми за что еще обиднее. И не в сумме дело. А в принципах".
- Хорошо… Я не буду забирать заявление… Но у меня нет с собой, только сто рублей. Но если хотите… Я подарю вам картину.
- Какую, блин, картину? - тоном учителя перед контрольной спросил Яблоков.
- Там, - махнул рукой в сторону отдела Верещагин, - среди вещей. В раме. Это Кадинский. Настоящий. В смысле - подлинник.
Владимир Викторович умышленно убрал одну букву из фамилии знаменитого живописца Кандинского. Вроде как и не соврал - он же мог выбрать себе такой созвучный псевдоним? Можно было назвать и родную фамилию, но собственная творческая манера несколько отличалась от манеры великого однофамильца.
- Что, тот самый? - недоверчиво посмотрел на жертву кражи оперуполномоченный.
- Да!.. Я, вообще-то, на даче его не держу, только дома, там сигнализация. Просто… У меня сейчас семейная ситуация напряженная. На грани развода. С разделом имущества и все такое.
Опытный беллетрист на ходу придумывал острый, но правдоподобный сюжет, благо, работая над девятилогией о лифтах, набил руку.
- А картина формально жены. От тестя осталась, а тот вроде с Кадинским дружбу водил… В общем, я ее припрятал… Обойдется без Кадинского… А сейчас прикинул, что она его по-любому отсудит. Свидетелей найдет. Понимаете?
- Ну и чего?
- Да я лучше вам ее отдам, чем этой дуре спятившей.
"Прости, жена, но это для общего блага и сохранения семейного бюджета, о котором ты так печешься".
- Только все между нами. Будем считать, что ее просто не нашли.
- А-а-а… - проглотил наживку Яблоков, - И сколько она стоит?
- Да уж всяко больше трех тысяч. Это ж середина прошлого века.
- А мне-то что с ней делать? На рынке продать?
- Можно и на рынке. Только не через Интернет. Жена сразу пронюхает… А еще лучше, у себя оставить. Лет через десять она на порядок дороже будет стоить. Особенно на Западе. Искусство развитого социализма. Тогда и продадите.
- А как я объясню, откуда у меня такая вещь?
- Я вас умоляю… Вы же опытный юрист. Да хотя бы нашли в лесу…
"Ну да… В наших лесах не только Кадинского можно найти, но и Репина с Малевичем".
Яблоков взял дополнительную минуту для раздумий. Что-то прикидывал, загибая пальцы. Наконец кивнул:
- Лады, по рукам. Пойдемте, глянем на картинку.
Забрав ключи у дежурного, Яблоков отпер дверь камеры хранения. "Ублюдок" стоял на полу между холщовыми мешками, от которых исходил аромат свежескошенной травы. Детектив вытащил его, поставил на мешок, отошел на пару метров, чтобы оценить с расстояния.
- А ничего… Как называется?
- "Одиночество", - тут же скреативил художник. - На него тогда гонения были, вот он это и нарисовал. Видите, какая палитра? Ни грамма красного. Аллегория, протест против режима…
Владимир Викторович резонно прикинул: если получится переписать заявление и опись, то потом хоть трава не расти. Поэтому будем гнать.
- Забирайте, - тяжко, словно разочаровавшийся в идеях революции боевик, вздохнул он, - и наслаждайтесь.
Яблоков, точно опытный эксперт, проверяющий шедевр на подлинность, поднес полотно вплотную к глазам, пошкрябал ногтем краску и согласился.
- Лады. Забираю… Только чтоб без реверсов.
- Я вас умоляю. Мне оно надо? А если вдруг жена прибежит, так и скажите - ничего не нашли… Ой, погодите. А как же опись? Там же понятые…
- Ерунда, других впишем, - ни на секунду не задумавшись, ответил оперуполномоченный, из чего Верещагин понял, что даже самый жесткий закон в умелых руках - всего лишь пластилин. Что пожелаем, то и слепим.
Детектив поднял картину за раму и попросил потерпевшего:
- Гляньте, никого в коридоре нет?
Владимир Викторович выглянул. Кроме бюста Дзержинского, никого не увидел.
- Нет.
Яблоков, словно футболист, выбегающий из офсайда, быстро прошмыгнул в свой кабинет, где засунул "Одиночество" под диван. Затем неспешно вернулся, запер дверь кладовой и возвратил ключи дежурному.
На исправление заявления и описи ушло минут пять. В приемной начальника, у секретарши, напоминавшей строгую королеву из свежего фильма про Алису в Стране чудес, Владимир Викторович получил квитанцию на сумму двадцать пять рублей, семнадцать копеек и отбыл. Вещички, кроме, разумеется, картины Кадинского, Яблоков обещал вернуть через неделю, после соответствующих следственных действий.
Конечно, жаль было расставаться с "Ублюдком", но чем только не пожертвуешь для победы здравого смысла над абсурдом. Вот где настоящая страна чудес!
На дачный участок он вернулся затемно. Сосед-педагог еще не уехал. Сидел на крыльце дома и чистил шомполом ружье.
- Эдуардыч, а ты действительно хотел их пристрелить? Или только попугать?
- Я разве похож на пугало? - обиженно ответил сосед, посмотрев на Верещагина через дуло двустволки. - Я детей учу.
Не похож… И возможно, как учитель средней школы, имел право на выстрел. И был бы оправдан присяжными заседателями по всем пунктам обвинения.
Едва оперуполномоченный Яблоков возвратился с ужина, его вызвал начальник отдела, заехавший проконтролировать работу подчиненных. Начал без артподготовки:
- Натурой берешь?
- Не понял, Аркадий Сергеевич.
Шеф молча развернул плоский экран монитора и щелкнул мышкой. На экране отразился пустой отделенческий коридор. Через пару секунд по маршруту "кладовая-кабинет" со скоростью "Сапсана" промчался человек, похожий на Яблокова, транспортировавший в правой руке картину в раме.
- Что это ты бегом, а? - прищурил острый глаз начальник, - Пожара вроде нет. Красиво, хоть на YouTube выкладывай.
- Да я… это… к телефону бежал, - попытался спастись оперативник, матеря себя за то, что забыл про видеокамеру в коридоре.
- Вместе с картиной?
- Ну, так получилось… Не бросать же.
- Ты мне бальзам на уши не лей. Что-то я в описи изъятого никакой картины не заметил, - шеф пододвинул к себе материал по верещагинской краже, - да и стоимость похищенного какая-то подозрительная. Может, мне у потерпевшего уточнить?
Возразить было нечего, оперуполномоченный виновато склонил голову на плечо, словно ребенок, собирающийся расплакаться из-за отнятой игрушки.
- О чем ты во дворе с терпилой договорился, дело твое. Главное, не забывай, что ты не один работаешь. И что был уговор делиться… Как минимум пополам.
- Мне что, картину распилить?
- Ерунду не городи. Когда продашь, принесешь долю. И не вздумай слукавить. Я не государство - липа не проканает. Все равно узнаю, сколько она реально стоит.
- Ну, я, вообще-то, и так собирался поделиться. Что я, понятий не знаю?
- Вот и хорошо. Ступай… А что кражу раскрыл - молодец. Нам сейчас раскрытия, как никогда, нужны.
Вернувшись в кабинет, Яблоков вытащил из-под дивана полотно. Душа протестовала против начальственного рэкета, но деваться было некуда. Оперативное чутье, однако, подсказывало, что идти с картиной на рынок чревато. Собственная безопасность тоже мечтала жить достойно и тоже могла потребовать долю. А то и вообще унизить по полной программе. Ситуация патовая. Продавать нельзя, но шефу максать надо.
Остается одно. Пусть подавится.
А в следующий раз буду брать деньгами.
Он поднял картину, посмотрел на нее, как отец на дочь, предназначенную в жертву Минотавру, и вышел из кабинета.
Утром следующего дня на мобильный телефон Аркадия Сергеевича, начальника отдела милиции, позвонил чиновник районной администрации, надзирающий за органами внутренних дел.
- Привет, Сергеич! Как жизнь, как преступность?
- Боремся, - не очень бодро ответил шеф Яблокова.
- Ну, Бог в помощь… Что-то не заглядывал давно.
- Да дела… Кручусь…
- Крутиться нужно… Слушай-ка, тут у нас жалоб на ваш отдел поднакопилось. Хочу заскочить, разобраться. Не возражаешь?
- Конечно… Заезжайте.
- Часика в три буду. Не убегай, как в прошлый раз. До встречи.
Аркадий Сергеевич отключил телефон и раздраженно снял с запястья золотой "Franck Müller", подаренный супругой на юбилей.
* * *
Год спустя Верещагина вызвал главред холдинга и попросил-приказал собираться в дорогу.
- Владимир Викторович, сегодня в городском правительстве пресс-конференция. На два дня. Представление нового главы комитета по борьбе с коррупцией и его программы. Наташа приболела, вы не могли бы съездить?
Наташа отвечала в холдинге за политические новости. Вчера она освещала какую-то презентацию, поэтому действительно могла не успеть восстановиться.
- Хорошо, съезжу… Это в Смольном?
- Нет. У комитета отдельное здание, где, не помню, посмотрите в Интернете. Только захватите удостоверение, там вход по спискам.
- Конечно.
- К утру постарайтесь сделать материал. Тем более что ничего нового вы там, скорее всего, не услышите.
Погрузившись в постаревший тормозными колодками, но не душой "опель", замредактора "Муры" покатил на конференцию, придумывая, какой вопрос задаст новому руководителю комитета.
В новый департамент тот пришел из отдела по учету использования земельных ресурсов. Прославился тем, что инициировал в городском собрании интересный законопроект, который народные депутаты после небольших дебатов превратили в закон. Взимать дополнительный налог с владельцев транспортных средств. Специально проведенные чиновником исследования за госсчет показали, что подавляющее большинство автолюбителей хранит в багажниках своих машин имущество, явно не относящееся к обслуживанию транспорта. То есть всякий хлам. Машины же, в свою очередь, находятся на городской территории. Получается, что автовладельцы совершенно бесплатно используют казенные земли для хранения барахла, что в принципе недопустимо. За все надо платить. Хотя бы копеечку.
Народ, конечно, возмутился, но дальше Интернета дело опять не пошло. ОМОН, присланный из соседних регионов на учения, оказался как никогда кстати. В общем, закон приняли, и теперь хозяева машин платили дополнительную дань еще и за аренду городских территорий.
Владимир Викторович, который ничего, кроме запаски, в багажнике не хранил, платил тоже, потому что закон не делал исключений. Сегодня не хранишь - завтра хранишь. Если не платить, придут приставы и отключат жизнь.
Помучившись в пробках, он опоздал минут на пятнадцать и был вынужден занять стоячее место в углу просторного кабинета, которому позавидовал бы и Юлий Цезарь.
Хозяин апартаментов - породистый муж с благородной проседью и комплекцией Валуева, сидя за столом, заставленным фалангой микрофонов, хорошо поставленным голосом доносил до репортеров, каким образом и в каком раунде собирается нокаутировать коррупцию.
Владимир Викторович включил диктофон и стал высматривать среди пишущей братии знакомые физиономии. Но высмотреть не успел - взгляд притормозил на ближайшей к нему стене…
Между портретами Петра и президента висел его "Ублюдок на Марсе". В той же самой резной "ленинской раме" под позолоту. Верещагин, потеснив приглашенных, подобрался вплотную к "Ублюдку", осторожно прикоснулся, дабы убедиться, что это не видения и не глюк. В последнее время мучила бессонница, да еще очередной конфликт с супругой, решившей вдруг, что им не о чем разговаривать. И не подыскать ли ей интересного собеседника. Поэтому глюки вполне реальные штуки.
Но нет… Это не видение. Если ошиблись глаза, то выручил нос. Даже год спустя дурманящий запах краски подмосковной фабрики продолжал щекотать ноздри. А вон след от пролетавшего над сараем дрозда. Чуть не испортил шедевр, гад, пришлось закрасить. Но немного не попал в тон… "Ублюдок", милый мой "Ублюдок"…
Боже мой! Как быстро промчался год! Быстрее, чем президентский кортеж. Где бы купить тормозные колодки для времени?
Владимир Викторович не слушал выступления, он был сейчас там, на Марсе, рядом с ублюдком. Они сидели на краю огромного сине-зеленого каньона и, попивая клюквянку тестя, болтали о проблемах школьного воспитания, игре Аршавина и семейных неурядицах. Ублюдок, естественно, говорил голосом соседа Эдуардыча. Голос последнего, в свою очередь, напоминал голос Никиты Джигурды. Надрывный такой, царапающий, словно наждак, - учительский, одним словом. Над ними кружили черные дрозды, но не те дрозды, не полевые. А перехватчики последнего поколения. И сквозь дымку облаков с небес светился улыбающийся лик вождя мирового пролетариата. Было так хорошо, что Верещагину никуда не хотелось отсюда уходить…
Но пришлось. Он вздрогнул от щелчка остановившегося диктофона. Марс с ублюдком исчезли, кабинет остался.
- Попрошу вопросы, - объявил лысоватый помощник, сидевший по правую руку от чиновника, по всей видимости пресс-секретарь, - у вас есть тридцать минут.
Его лицо показалось Владимиру Викторовичу знакомым. Что неудивительно - к сорока четырем годам ячейки памяти изрядно засорены. Школа? Университет? Армия? Литература?.. Наверное, без подсказок зала и не вспомнил бы. Но обратил внимание на пальцы секретаря. Они ловко пересчитывали страницы доклада. Это было лишено всякого смысла - зачем пересчитывать листы? Даже если что-то потерялось - это же не секретные инструкции по эксплуатации ядерной боеголовки?
Пальцы! Можно забыть лицо, но жесты… Вспомнил! Блин, вспомнил! Тот самый тип из "Розы ветров", которому Верещагин, будучи послушным предпринимателем, таскал дань для Вити Большого! Видимо, сейчас бывший администратор упражнял пальцы, чтобы не потерять квалификацию.