Санный след, как и предполагалось, вывел к металлическим воротам садоводства и стенду объявлений, где висел единственный листок с просьбой заплатить в правление ежегодные взносы на прокладывание водопровода. По слухам, взносы собирались последние лет десять, но радостей водопровода так никто и не ощутил.
- Как пить дать, местные обнесли, - сделал очередной дедуктивный вывод человек с ружьем, окинув перспективу пламенным взглядом баррикадного демократа.
Под "местными" подразумевались жители небольшого областного городка, затерявшегося в трех верстах от садоводства. Градообразующий цементный завод погряз в долговых расписках, жители сидели на хлебе и воде без всяких перспектив. Наиболее оголодавшие совершали набеги на дачные участки сытых городских сограждан. Судя по прихваченным у Верещагина маринованным грибам, в городке цементников начинался голодомор.
Санно-шелуховый след тянулся вдоль жидкой лесополосы, ограждающей канаву, по которой якобы и собирались тянуть водопровод. Дальним концом канава упиралась в гигантский металлический бак, распространявший в радиусе ста метров аммиачное зловоние. Кому принадлежит бак, никто не знал и особо не интересовался, ибо в дачном хозяйстве был бы абсолютно невостребованной вещью.
- Я так чувствую, картошечку мою тоже они, суки, покопали, - предположил следопыт, - а я на кабанчиков грешил.
Эдуардыч занимался тем, что в ближайшем к садоводству леске незаконно разрабатывал земельные угодья и засаживал картошкой элитных сортов. А по осени собирал наживу. Но в прошлом году, буквально за неделю до сбора урожая, некто прошелся по плантации и картошечку приговорил. Причем грубо, по-звериному. Кто-то из дачников сказал, что видел в лесу кабаниху с кабанятами. Сосед два дня бегал по лесу с ружьем, чтобы утолить жажду мести, но, кроме заблудившейся дворняги, никого не нашел. Горе его не знало границ, и только верещагинская клюквянка немного заглушала боль утраты. Но спал Эдуардыч первое время с ружьишком.
Они устремились дальше, обогнув аммиачный бак. След оставлял надежду на торжество справедливости.
- А что делать будем, если поймаем? - задал резонный вопрос потерпевший, бросив взгляд на соседское ружьишко.
- Как - что? Поставим сволочей к ближайшей стенке и, как говорится, по законам военного времени. Без суда и следствия. Чтоб остальным урок впрок. А вещички заберем. Не ментовку же вызывать?
Сказано было без малейшего намека на иронию, словно судьей из "Часа суда". Замредактора "Муры" немного растерялся. Эдуардыча он, конечно, знал, но как доброго соседа, а вот как человека?.. Кто его разберет, вдруг и правда прикончит. А отдуваться обоим.
Через полчаса интенсивных движений нижними конечностями преследователи уперлись в чисто символический забор, ограждающий какую-то строительную площадку. Стройка была заморожена во всех смыслах этого слова. И заморозил ее совсем не Дедушка Мороз. Возможно, дедушка Кризис. Ударил волшебным посохом-дефолтом по кредитам, и все застыло. Теперь уж даже старожилы не помнили, что здесь хотели соорудить. Да и какая разница?
Забор, походивший на челюсть профессионального хоккеиста, с редкими штакетинами, не мог стать серьезным препятствием на пути гончих. На территории - присыпанный снежной шубой бетонный фундамент, окаменевший, словно мамонт, экскаватор и несколько унылых вагончиков-бытовок с забитыми фанерками окошками. Но один подавал признаки жизни - из окошка вверх тянулась труба буржуйки, из которой вился мутный дымок надежды.
И именно к этому вагончику вел санный след.
- Во, и крематорий работает, - кивнул на дымок Эдуардыч, - сразу и сожжем.
- Ты серьезно?
- Я за свою картошку две деревни сжечь готов, - голосом бойца заградительного отряда ответил сосед, взводя курки на двустволке.
Под бытовкой опытные глаза Холмса и Ватсона заметили и санки, вернее, приспособление, на которых вывозилось краденое. Две трубы, сцепленные досками наподобие катамарана.
Эдуардыч приложил палец к губам и, прячась за сугробами, побежал к бытовке, словно игрок в пейнтбол. Владимир Викторович, подражая соседу, тоже согнулся в поясе. Меньше чем через полминуты оба прижимались к холодной металлической стенке вагончика.
- Я зайду в дверь, а ты, Викторыч, стереги окошко. Чтоб не выскочили. Полезут - подставляй вилы, - дал указание стратег.
- Погоди… Может, все-таки милицию вызовем? - предложил потерпевший.
- Зачем? Сейчас спокойно спустимся с горы и оттрахаем все стадо, - улыбнулся Эдуардыч. - Не волнуйся. С нами Венгер.
Сосед скрылся за углом бытовки, автор "Ублюдка" подошел поближе к единственному окошку, из которого мог выскочить потенциальный злоумышленник. Сердце гнало кровь по сосудам, словно тренер проигрывающую команду к воротам соперника. Никогда еще замредактору "Муры" не доводилось направлять на человека вилы. А вилы у Эдуардыча хороши - с одного удара голову пробьют. Особенно если в глазки попасть.
Ничего, за правое дело можно и в глазки… А уж за "Ублюдка на Марсе" во все имеющиеся отверстия, и неоднократно.
Долго волноваться не пришлось, сосед был человеком дела. Его вычурное сквернословие, которым не побрезговали бы и обитатели "Дома-2", означало, что следы привели куда надо. И интуиция болельщика "Арсенала" не подвела - один из гадов действительно попытался улизнуть через окошко, но, увидев направленное на него сельскохозяйственное орудие, вернулся на исходную позицию.
А спустя еще пару минут Эдуардыч вывел на свет божий двух красавцев, походивших на героев старинной фрески из учебника истории "Неандертальцы у костра". Только облачены оба были не в шкуры убитых животных, а в засаленные фуфайки военного образца, с торчащей из многочисленных дыр ватой. На ногах кирзачи, на башке нечесаные заросли из не ведавших шампуня волос. Типичные гастарбайтеры, отбившиеся от рода-племени.
Красавцы не сопротивлялись, жалобно просили не убивать их и отпустить восвояси. Взамен обещая все вернуть. Однако сосед не поддавался на уговоры и не опускал ружья.
- Ну-ка, к стенке оба. И руки за голову… Викторыч, ну все, отбегались. У них картошка моя. Сорт синеглазка. Я ее на ощупь определил. Сбегай, погляди, может, из своего что найдешь…
Верещагин, не опуская вил (вдруг третий в засаде?), поднялся по обледеневшим металлическим ступенькам в вагончик. Чуть не потерял сознание от ударившего в нос зловония. Газовая камера по сравнению с этим - парфюмерный салон. Но на ногах устоял. Шагнул из тамбура в жилой отсек.
Обычная для подобных мест обстановка - шелковые обои, люстра от Сваровски, бюро красного дерева конца позапрошлого века, персидский ковер ручной работы, кровать с балдахином, кальян, ну и прочие "Филипсы" на стенках… Хороший, однако, запашок, торкает не хуже травки…
…Пара прожженных тюфяков на полу, буржуйка, дрова, ведро с каким-то варевом, стол из ящиков, копоть на стенах. И среди этого великолепия "Ублюдок на Марсе". Небрежно брошен на грязный пол, рядом с телевизором "Электроника". Остальное в темном углу. Надо же, и фонарик светодиодный здесь. Уже год, как потерялся. А эти нашли. Они все найдут, только волю дай.
Среди собственного, нажитого непосильным трудом имущества Владимир Викторович заметил чужое, но явно не вписывающееся в интерьер. Из чего напрашивался радостный вывод - он не единственная жертва набегов.
Не скрывая счастья, Верещагин поспешил на улицу глотнуть свежего воздуха. Сосед Эдуардыч разрешил господам помолиться, но те отказались, продолжая молить о пощаде.
- Не будет пощады! Вы, суки, хоть один метр земли вскопали? Хоть одну картофелину посадили? Хоть один сорняк вырвали? Готовьтесь!
- Не надо стрелять… Все возьмите… Дети у нас.
- Нечего детьми прикрываться. Эка невидаль. У меня тоже дети. Только картошку вы не для детей воровали… Ну что, Викторыч? Нашел вещички?
- Да, всё там, - кивнул начинающий художник, - даже фонарик.
- Ну и отлично. Не успели пропить… Поищи мешки какие-нибудь. Мы ж не басурмане, похороним по-человечески.
Эдуардыч вскинул ружье к плечу, направил ствол в грудь длинного и прищурил правый глаз.
- Ну, как говорится, прости, Господи, мою душу грешную…
Длинный, несмотря на аморальный облик, хотел жить. Поэтому выстрела дожидаться не стал. Сорвался с лобного места и, тараня снежные завалы, словно бур породу, помчался к лесу.
- Викторыч! Ату его! А я второго пока решу.
Верещагин так и не понял, шутит сосед или нет. Но на всякий случай побежал от греха подальше. Если теперь и случится расстрел, то без его участия. Вилы не выбросил, держа их над головой, словно Нептун трезубец.
Длинный, испытавший на своей шкуре всю прелесть предсмертных эмоций, сметал все на своем пути. Попадись экскаватор, снес бы и его. Догнать беднягу при таком раскладе мог бы только Аршавин, да и то в начале игры. Но и Владимир Викторович не сдавался без боя. Чем дальше убежит от места расправы, тем меньше потом вопросов у следственных органов.
Вот так, гонимые различными чувствами, соперники приближались к лесу. В принципе, прикинул догоняющий, если метнуть вилы, можно достать цель, но не факт, что попадешь. Да и терять оружие чревато.
Неизвестно, как долго продолжалась бы погоня, если б не коварная бетономешалка, вросшая в землю рядом с забором. Снег умело замаскировал ее, и со стороны могло показаться, что это невинная елочка или кустик малины. Длинный решил пробежать насквозь, ударив по препятствию ногой. И штопором спикировал носом вниз, словно подбитый истребитель. Керзач слетел с ноги и утонул в сугробе, из карманов ватника просыпались семечки. Ворюга, оскорбляя чужую мать, прополз еще несколько метров, волоча ногу, но наконец сдался, подняв руки и еще раз попросив о пощаде.
Владимир Викторович, обрадовавшись, что все закончилось так удачно и без применения инструмента, расслабился, опустил вилы, за что был тут же наказан. Длинный присел на корточки, с ревом раненого кабана оттолкнулся от земли и ласточкой прыгнул в ноги преследователю. Верещагин рухнул задницей в снег, выпустив оружие возмездия.
Но не зря он прошел суровую школу частного предпринимательства. Вытащил из кармана куртки подобранный у дверей замок и нанес врагу нокаутирующий удар в область сизого носа. Хватило. Потому что одновременно с ударом прогремел выстрел из лицензированного ружья. Враг тут же улегся на живот, прикрыл темечко неухоженными руками и опять замолил о пощаде, словно недобитый гладиатор. Бывший частный предприниматель поднял вилы и с нескрываемой тревогой посмотрел на место казни. Добивать пленного он не стал. Еще успеет.
Увы, и палач, и приговоренный оказались живы. Рваная дырка, появившаяся в стене вагончика, говорила, что палач либо промазал, либо у ружья сильно сбит прицел. Хотя оставался второй патрон, могущий постоять за честь первого и восстановить справедливость. Но Эдуардыч не торопился, видимо давая жертве в полной мере ощутить непередаваемые моменты перед отделением души от тела. Вопрос "Ну что, обосрался, заморыш?", долетевший до уха автора "Ублюдка", подтверждал сию нехитрую мысль.
Длинный же окончательно сник, лишь организм его инстинктивно протестовал, загрязняя свежий зимний воздух. Владимир Викторович поморщился и ткнул вилами в ватник, оставив еще четыре дырки. Не обманул сосед - точно, "под яблочко" заточены.
- Вставай…
- Не у… у… уби… убивай… убивайте… - заикаясь, словно заезженная пластинка, прошептал тот.
Верещагин мог пообещать только от себя, поэтому промолчал.
Длинный, поняв, что мольбы бессмысленны, смирился с участью и, зажимая разбитый нос, отправился обратно к вагончику принимать смерть жуткую-лютую. Судя по чертам лица и акценту, он был иноверцем, скорее всего мусульманином. Но Владимира Викторовича это мало волновало - у преступности нет национальности. Попадись ему христианин, он бы не изменил своих политических убеждений.
Иноверец вернулся к вагончику и смирно встал рядом со своим сообщником. Тот, кстати, на мусульманина не очень-то тянул, скорее на истинного арийца, правда с кривыми ногами.
- Короче, дорогие мои, у вас по красной карточке, - продолжил словесную расправу сосед, - то есть удаление с поля. Выбирайте, кого как будем удалять. Выбор невелик. Либо ружье, либо вилы. Я бы вас с радостью из ружья удалил, но патрон у меня один. Вы промеж собой решите и нам доложите. А не сможете, так я вас посчитаю.
Приговоренные молчали. Да и кто б в подобной ситуации пел?
Эдуардыч, подождав немного, пожал плечами:
- Ну, как хотите. Тогда я… На златом крыльце сидели царь, царевич, король, королевич…
- Погоди, Эдуардыч, - прихватил его за указательный палец однофамилец великого художника, - вещички-то на месте… Хрен с ними… Вызовем милицию, пускай сажают.
- Да кто на них время тратить будет? Сейчас прикопаем, и всего делов.
- Нет, я все-таки вызову. - Владимир Викторыч, опасаясь, что поклонник Венгера начнет самосуд, вытащил мобильник и с третьей попытки набрал знакомый с детства номер.
- Эх, добрый ты человек, Викторыч… Я бы не церемонился. - Сосед провел ногтем большого пальца по горлу.
- Алло… Здравствуйте… Моя фамилия Верещагин… Нет, не таможенник. Художник… В смысле замредактора "Муры", ой, "Мужской работы". Это журнал такой для рукодельников, может, слышали… Но я звоню как пострадавший…
Волнение сказывалось, но Владимир Викторович сумел взять себя в руки и связно объяснить ситуацию. Назвал примерные координаты заброшенной стройки.
- Какова сумма ущерба? - уточнил дежурный офицер.
- Не знаю, я пока не считал…
- Хотя бы приблизительно?
- Тысяч на пятнадцать наберется, - прикинул пострадавший рыночную стоимость похищенного, - минимум.
- Посчитайте точно, - попросил дежурный, - выезжаем.
Бывший беллетрист опять-таки с третьей попытки отключил мобильник.
- Обещали приехать. Попросили подсчитать сумму ущерба.
- Называй больше, - прошептал знающий жизнь сосед, - да еще припиши что-нибудь… Пускай платят, уроды.
- Да что с них взять? Фуфайки с кирзачами?
- Это не твои проблемы. Больше не меньше. Не хрен воровать…
- Я пойду тогда, прикину.
- Давай.
Владимир Викторович еще раз навестил вагончик и, используя калькулятор, встроенный в мобильник, приступил к подсчетам. Сколько сейчас стоит та же "Электроника", он не представлял, поэтому оценил телевизор, как антиквариат, - то есть дорого. В итоге без учета "Ублюдка" получилось двадцать с половиной тысяч. Плюс, конечно, моральный ущерб, оцененный отдельно в десятку. Как быть с картиной, он пока не знал. Для него "Ублюдок", разумеется, бесценен, но на черном рынке произведений искусства вряд ли за него дадут больше сотни. Рублей, понятное дело. И то только за Ленина.
Милицейский УАЗ с брезентовой, залатанной в некоторых местах крышей прибыл на удивление быстро, хотя до местного отдела, находившегося в цементном городке, было километров пять по разбитой дороге. Сотрудников оказалось двое: пожилой водитель с сержантскими погонами на прокуренном бушлате и пышнотелый молодой человек в китайском пуховике, представившийся оперуполномоченным криминальной милиции Яблоковым.
Владимир Викторович еще раз повторил детективную историю с погоней, опустив эпизод со стрельбой. Яблоков внимательно выслушал, кивнул водителю на задержанных, чтобы тот грузил их в уазик, а сам отвел потерпевшего в сторону.
- Ущерб подсчитали?
- Да… Тридцать две тысячи.
- Хорошо, - удовлетворенно кивнул оперативник. - Нам нужны понятые, чтобы составить протокол изъятия, ваш сосед не подойдет, он свидетель. Пока я пишу протокол, поищите кого-нибудь. Нужны двое, пол не важен.
- Но тут нет никого.
- Сходите в садоводство. Сегодня выходной, люди должны быть.
Владимир Викторович пожал плечами и отправился на поиски, по-прежнему держа в руке ставшие уже родными вилы. Ничего не поделать - закон есть закон, хотя непонятно, почему это должен делать он. Вон сержант пусть ищет. Ему и проще - кобура на ремне, никто не откажет.
Впрочем, ему повезло. Пара лыжников, по всей видимости муж с женой, бороздили снежные просторы буквально в сотне метров от стройки. Верещагин не стал объяснять им права и обязанности понятых, просто указал вилами в нужном направлении. Этого вполне хватило.
Когда протокольные формальности были выполнены, Яблоков приказал сержанту грузить похищенное имущество в "козлик".
- А разве я не могу забрать свои вещи? - насторожился автор криминальной девятилогии.
- По закону это теперь не вещи, а вещественные доказательства. Должны храниться в отделе до суда. И потом, здесь не только ваше барахло. Проведем опознание, сделаем опись… Не волнуйтесь, вернем все. Помогите лучше грузить… Потом поедете с нами, напишете заявление.
- Мне тоже ехать? - поинтересовался человек с ружьем.
- Желательно. Но, если хотите, можем вызвать позже. Телефончик оставьте только.
- Я тогда лучше позже, - выбрал Эдуардыч. - А телефончик записывайте.
Он продиктовал номер.
- Кого спросить?
- Константина Эдуардовича.
"О, хоть узнал, как соседа звать, - подумал Верещагин, - как Циолковского".
- Занимаетесь чем? - спросил на всякий случай оперуполномоченный.
- Завуч я… в школе. Ну и биологию преподаю.
"Теперь понятно, откуда такие замашки: к стенке без суда и следствия. С кем поведешься… Интересно, он бы их действительно расстрелял?"
Последней Владимир Викторович погрузил картину, аккуратно положив сверху, чтобы не повредить холст.
- Ценная картинка? - спросил Яблоков.
- Бесценная, - ответил Верещагин.
Прямо за порогом отделения, расположившегося в двухэтажном типовом здании серого кирпича, Владимира Викторовича встретило объявление, занимавшее, наверное, добрую половину стены. Даже человек с близорукостью минус сто сумел бы прочитать его без очков. Объявление было изготовлено типографским способом, что говорило о серьезности момента.
СОГЛАСНО ПОСТАНОВЛЕНИЮ ПРАВИТЕЛЬСТВА РФ С ЗАЯВЛЕННОЙ СТОИМОСТИ ВОЗВРАЩЕННОГО ПОТЕРПЕВШЕМУ ИМУЩЕСТВА ВЗИМАЕТСЯ НАЛОГ В СУММЕ 15 (ПЯТНАДЦАТЬ) ПРОЦЕНТОВ. В СЛУЧАЕ ОТКАЗА ОТ УПЛАТЫ НАЛОГА ПОСЛЕДНИЙ ВЗИМАЕТСЯ ПРИНУДИТЕЛЬНО. (Если имущество не найдено или не возвращено, налог не взимается.)
Владимир Викторович вспомнил, что действительно пару месяцев назад в народе активно обсуждалась идея властей взимать данный налог. Идея родилась в рамках объявленной войны коррупции и реформы милиции. Мол, дабы сотрудники были заинтересованы в поиске преступников, им нужно доплачивать из внебюджетных средств. А где взять внебюджетные средства? У "счастливых" потерпевших. Это раз. Второй плюс: возрастет благосостояние сотрудников, и им не придется подхалтуривать на стороне или брать взятки. Да и справедливо это: разыскал - получи бонус.
Народ бросился в Интернет с протестами и открытыми обращениями к президенту, но на особо говорливых обращенцев возбудили уголовные дела с экономическим уклоном, и полемика быстро закончилась. Кто-то попытался выйти на улицу, но из подъездов их не выпустил ОМОН, проводивший в тот день всероссийскую контртеррористическую операцию.
Владимир Викторович отнесся к нововведению спокойно, ибо считал, что его это не коснется. Зато сейчас, увидев объявление, немного занервничал. Но потом успокоился. Ведь он сам нашел свое имущество, поэтому под постановление правительства не подпадал.