Тут ее начал одолевать сон. Лилиан закрыла глаза и задремала на камерной койке. Перед ней в каком-то сюрреалистическом хороводе вереницей проходили знакомые лица - отец, Леннарт и Сара. За спиной Сары возникло лицо Стига, изнуренное и исхудалое. Но в середине хоровода кружилась мама. В паре с чудовищем, обнявшись и прильнув щекой к щеке, она исполняла страстный танец и нашептывала: "Мэри, Мэри, Мэ-э-э-ри-и-и-и".
Затем накатили темные волны сна.
Сидя у окошка дома престарелых, Агнес всей душой жалела себя. На улице хлестал дождь, барабаня по стеклу, и она вздрагивала так, словно его плети били ей прямо в лицо.
Она не понимала, почему Мэри не приходит ее навестить. Откуда такая ненависть, такая злоба? Разве она не делала для дочери все, что только могла? Разве не была для нее такой хорошей матерью, лучше которой невозможно себе представить? А все неудачи случались ведь не по ее вине. Виноваты в этом были другие, а не она. Если бы ей хоть немножко больше везло, то все сложилось бы иначе. Но Мэри этого не понимает. Она воображает, будто во всех несчастьях виновата Агнес, и сколько Агнес ни старалась ей объяснить, как все было на самом деле, девочка ее не слушала. Из тюрьмы она отправила много-много писем и в них подробно объясняла, почему ее нельзя винить в том, что случилось, но девочка оказалась какой-то невосприимчивой, она словно бы ожесточилась.
При мыслях о такой несправедливости старые глаза Агнес заслезились. Никогда она не видела от дочери ничего хорошего, хотя сама всю жизнь на нее положила. Все то, за что Мэри на нее обижалась, она делала для ее же блага. Она же вовсе не для собственного удовольствия наказывала дочь и говорила ей, что она толстая и безобразная. Нет, ей, напротив, самой было очень больно, но материнский долг вынуждал ее поступать так жестоко. И ведь часть ее усилий дала свои плоды. Разве Мэри в конце концов не взяла себя в руки и не избавилась от лишнего жира? Взяла и избавилась. И все благодаря стараниям матери, только где, спрашивается, признательность!
От сильного порыва ветра по стеклу ударила ветка. Агнес в инвалидном кресле так и подскочила, но тотчас же посмеялась над собой. С чего бы ей на старости лет становиться пугливой? Она же никогда в жизни ничего не боялась - за исключением бедности, холода, голода, грязи, унижения. Все это в юные годы нагнало на нее такого страха, что она потом до умопомрачения боялась снова впасть в нищету и искала спасения в связях с мужчинами, которых встречала в США, потом - с Оке и Пером-Эриком. Но все они ее обманули, все нарушили свои обещания, в точности как отец. И все были за это наказаны.
В конечном счете последнее слово всегда оставалось за ней. Голубая шкатулка и ее содержимое служили ей постоянным напоминанием о том, что только она сама управляет своей судьбой и в этой борьбе все средства хороши.
Золу, которая хранилась в шкатулке, она раздобыла вечером накануне отплытия в Америку. Под покровом тьмы она сходила на пожарище и собрала золу в том месте, где, как она знала, лежали Андерс и мальчики. Зачем - она тогда еще не отдавала себе отчета, но с годами поняла причину своего импульсивного решения. Деревянная шкатулка с золой всегда напоминала ей о том, как легко сделать шаг, приближающий к цели.
Этот план сложился и постепенно созрел по мере приближения дня, когда предстояло отправиться в Америку. Она понимала, что ее судьба будет навсегда предрешена, если она покорной овцой отправится за океан вместе с семьей, которая сковывала ее, будто каторжная цепь. Одна же она получит возможность построить себе новое будущее, в котором бедность останется далеким и странным воспоминанием.
Андерс даже ничего не успел понять. Нож вонзился ему точно в сердце, по самый черенок, и он бездыханным рухнул на кухонный стол, будто кусок мяса.
Мальчики в это время спали. Она тихонько прокралась в их комнату, вытащила из-под головы Карла подушку и положила ему на лицо, затем всей тяжестью навалилась сверху. Все получилось на удивление легко. Он немного побрыкался, но из-под подушки не вылетело ни звука, и Юхан спокойно проспал смерть своего брата. А затем настал его черед. Она повторила процедуру, но на этот раз ей пришлось труднее. Юхан всегда был покрепче и посильнее Карла, но он тоже недолго смог сопротивляться, а скоро сделался таким же безжизненным, как его брат. Оба лежали, уставясь незрячими глазами в потолок, а Агнес стояла над ними в каком-то странном оцепенении. Она словно бы поставила все на свои места, как тому следовало быть. Они не должны были рождаться, и вот их не стало.
Но прежде чем уйти, чтобы заняться устройством своей жизни, ей предстояло сделать еще одну вещь. Она свалила на полу в кучу одежду мальчиков, а затем пошла на кухню, где за столом осталось тело Андерса. Выдернув нож из его спины, она, напрягая силы, перетащила труп в комнату детей. Муж был настолько крупнее и тяжелее ее самой, что, когда она наконец свалила его, как мешок, на пол, вся одежда на ней насквозь промокла от пота. Она достала бутылку водки, которая хранилась в доме, вылила ее на сложенную в кучу одежду и раскурила сигаретку. С наслаждением сделав несколько затяжек, она осторожно положила зажженную сигарету на пропитанные спиртом вещи. Оставалось надеяться, что она успеет отойти подальше от дома, пока огонь не разгорится.
Голоса в коридоре оторвали Агнес от воспоминаний. Она напряженно выжидала, пока они не пройдут мимо, надеясь, что пришли не к ней, и успокоилась только тогда, когда голоса миновали ее дверь и стали удаляться.
Ей не пришлось разыгрывать ужас, когда она, вернувшись из магазина, увидела пожар. Она даже не ожидала, что гореть будет так сильно и огонь так быстро распространится. Однако пламя уничтожило все дотла, и ее план удался вполне. Никому даже в голову не пришло заподозрить, что Андерс и дети сгорели уже мертвыми.
В первые дни после этого ее наполняло дивное чувство свободы, и она даже порой поглядывала себе под ноги, пытаясь убедиться, что от счастья не парит над землей. Внешне она соблюдала приличия, разыгрывала перед людьми безутешную вдову и мать, а про себя хохотала, видя, как легко обмануть глупую человеческую доверчивость. И самым большим дураком оказался ее отец. Ее так и подмывало рассказать ему, что она сделала, потрясти перед ним своим преступлением, точно скальпом, и сказать: "Смотри, что ты натворил. Смотри, к чему ты меня подтолкнул, изгнав из дома, словно вавилонскую блудницу". Однако она удержалась. Как ни хотелось ей возложить на него часть вины, его сострадание было для нее выгоднее.
Все сработало как нужно. План удался. Но все равно ее преследовали неудачи. Первый год в Нью-Йорке прошел так, как она рисовала себе в мечтах, сидя в бараке каменотесов, но потом все опять обернулось не так, как она заслуживала. Все время ее преследовала несправедливость!
Агнес почувствовала, как в груди у нее поднялось возмущение. Ей так хотелось освободиться от этой старой, мерзкой оболочки. Сбросить ее с себя, как кокон, и вылететь на волю той бабочкой, какой она когда-то была. Она ощущала исходивший от нее старческий запах, и ее тошнило от отвращения.
Вдруг ей пришла в голову утешительная мысль: может быть, она упросит дочь прислать сюда голубую шкатулку с золой. Самой Мэри эта вещь совершенно не нужна, а вот ей было бы так приятно в последний разок ощутить, как этот пепел сыплется у нее сквозь пальцы. От этой идеи она оживилась. Так и нужно сделать. Попросить Мэри, чтобы отдала ей шкатулку. Если дочь сама ее принесет, то можно будет, пожалуй, рассказать ей, что на самом деле там хранится. Говоря с дочерью, она всегда называла это "смирением", когда в подвале кормила ее содержимым шкатулки. На самом же деле то, чем она хотела напитать девочку, называлось "целеустремленность" - та сила, которая требуется, чтобы добиться всего, чего хочешь. И ей показалось, что она в этом преуспела, когда девочка выполнила ее пожелание относительно Оке. Но потом все рухнуло.
Ей так захотелось снова подержать в руках эту золу, что ее охватило страшное нетерпение. Агнес потянулась трясущейся морщинистой рукой за телефонной трубкой, но не успела. Рука замерла в воздухе, а затем со стуком упала вниз и повисла, голова опустилась на грудь. Глаза пустым взглядом уставились в стену, а изо рта вытекла на подбородок струйка слюны.
С тех пор как они с Мартином увезли Лилиан прямо из больницы в участок, прошла неделя. За это время Патрику довелось пережить чувство и облегчения, и отчаяния: наконец они нашли убийцу Сары, но преступница упорно отказывалась хоть как-то объяснить свои действия.
Патрик положил ноги на диванный столик и потянулся, закинув руки за голову. На этой неделе ему удавалось больше времени проводить дома, и это успокаивало его совесть. К тому же домашние дела, кажется, начинали идти на лад. Он с улыбкой посмотрел на Эрику, которая твердой рукой "укатывала Майю", толкая коляску туда и сюда в дверном проеме между гостиной и прихожей. Он тоже успел освоить эту технику, и на то, чтобы уложить девочку, им теперь требовалось не более пяти минут.
Эрика осторожно задвинула коляску в кабинет и затворила дверь. Это означало, что Майя спит и у них есть сорок минут, которые они Эрикой спокойно могут провести вместе.
- Ну вот, она уснула, - сказала Эрика, забираясь на диван к Патрику.
Ее тоска как будто почти прошла, хотя порой он замечал еще ее отголоски в те дни, когда Майя задавала Эрике жару. Но они явно находились на пути к улучшению, и он решил со своей стороны приложить все усилия, чтобы способствовать такому развитию событий. Соответствующий план зародился у него неделю назад, а теперь окончательно сложился после того, как вчера благодаря дружеской помощи Анники последняя деталь встала на свое место.
Он как раз собирался открыть рот, но вдруг Эрика сказала:
- Ой, я сделала ошибку, встав сегодня утром на весы.
Она замолчала, а Патрик почувствовал, как в нем подымается паника. Должен он на это что-то сказать? Или лучше ничего не говорить? Обсуждать с Эрикой проблему ее веса было все равно что гулять по минному полю, где нужно каждый раз тщательно выбирать место, прежде чем ступить.
Так как по-прежнему царило молчание, он понял, что от него ждут комментариев, и лихорадочно начал подыскивать подходящую реплику. И наконец, с пересохшим горлом, осторожно произнес:
- Ну и как?
Ему захотелось стукнуть себя по башке - неужто ничего умнее нельзя было придумать? Но пока он, кажется, не наступил на мину, и Эрика со вздохом продолжила:
- Да вот, до сих пор вешу на десять килограммов больше, чем было до беременности. Я думала, что набранный за это время вес уйдет все-таки быстрее.
Осторожно, шажок за шажком, он начал выискивать безопасную почву и наконец сказал:
- Но ведь прошла только пара месяцев. Тебе нужно набраться терпения. Я уверен, что сейчас, когда ты кормишь, дело пойдет быстро. Вот увидишь, когда ей исполнится полгода, все уйдет без следа.
И, затаив дыхание, Патрик стал ждать ответа.
- Да, ты, наверное, прав, - согласилась Эрика, и Патрик вздохнул с облегчением. - Вот только я чувствую себя такой ужасно несексуальной. Живот висит, груди громадные, и из них все время сочится молоко. Я постоянно потная, не говоря уже об этих ужасных пигментных пятнах, вызванных гормонами!
Она засмеялась, как будто все сказанное было шуткой, но Патрик расслышал в ее тоне настоящее отчаяние. Эрика никогда не комплексовала насчет своей внешности, но Патрик догадывался, как это, наверное, тяжело - принять такие заметные перемены в собственном облике. Он и сам с трудом мог примириться с тем, что за время беременности Эрики у него неожиданно появилось брюшко. И после рождения Майи он тоже от него еще не избавился.
Краем глаза он заметил, как Эрика отерла слезу, и понял: настал самый подходящий момент для того, что он собирался сделать.
- Сиди и не двигайся! - сказал он взволнованно и вскочил с дивана.
Эрика бросила на него вопросительный взгляд, но послушно осталась на месте. Роясь в карманах куртки, он чувствовал спиной ее взгляд. Нащупав то, что искал, он снова спрятал эту вещь и вернулся к Эрике.
Как влюбленный юноша, он опустился перед ней на колени и взял ее за руку. Он понял, что она уже почувствовала нечто необычное и ждет, что он скажет. При виде того, как заблестели ее глаза, он с надеждой подумал, что этот блеск означает радость. Во всяком случае, ему показалось, что она с нетерпением ожидает его слов. Он откашлялся, так как голос почему-то не слушался.
- Эрика София Магдалена Фальк! Не согласишься ли ты сделать из меня честного человека, выйдя за меня замуж?
Не дожидаясь ответа, он дрожащими пальцами достал из заднего кармана спрятанную там коробочку и не без труда открыл замочек. Внутри оказалась синяя бархатная подушечка. Патрику оставалось только надеяться, что Эрике понравится кольцо, которое им с Анникой удалось выбрать совместными усилиями.
От стояния на коленях у него немного заныла поясница. Затянувшееся молчание начало его тревожить. Он вдруг понял, что до сих пор ему как-то даже не приходила в голову возможность отказа, но сейчас закралось неприятное чувство, и он пожалел о своей самонадеянности.
Но тут Эрика просияла, расплылась в улыбке, а по ее лицу покатились слезы. Плача и смеясь, она протянула ему безымянный палец, чтобы он надел ей обручальное кольцо.
- Это значит "да"? - спросил он с улыбкой.
Она только кивнула.
- Я бы никогда не сделал предложения никому, кроме самой красивой женщины на свете, как ты знаешь, - сказал он, надеясь, что она расслышит неподдельную искренность его тона и не посчитает эти слова грубой лестью.
- Ах ты…
Она умолкла, не находя нужного эпитета.
- Знаешь, ты иногда очень точно понимаешь, что надо сказать и когда. Не всегда, но часто.
Потянувшись к нему, она поцеловала его долгим теплым поцелуем, но затем снова откинулась на спинку дивана и, вытянув руку, стала любоваться своим новым украшением.
Потрясающее кольцо! Не может быть, что ты выбрал его сам.
В первый момент он немного обиделся на такое несправедливое суждение о его вкусе, и ему очень хотелось возразить: "Нет, я действительно сам его выбрал". Но он тут же опомнился, поняв, что она права.
- Анника ходила со мной в качестве консультанта. Так значит, тебе нравится? Точно нравится? Ты не хочешь его обменять? Я не стал заказывать гравировку, пока ты сама не посмотришь. А то вдруг бы оно тебе не подошло.
- Я в восторге, - с чувством сказала Эрика. И он понял, что она действительно так думает.
Она наклонилась к нему и поцеловала снова, на этот раз поцелуй был еще нежнее и крепче…
И тут раздался телефонный звонок. Патрик почувствовал досаду - вот приспичило же кому-то позвонить так некстати!
- Да, Патрик слушает! - резче обычного ответил он, взяв трубку.
Некоторое время он молча внимал, потом тихо повернулся к Эрике. Она все еще улыбалась, любуясь кольцом на руке. Заметив, что он на нее смотрит, она обратила к нему сияющее лицо, но счастливая улыбка медленно растаяла, когда она увидела, что он не улыбается ей в ответ.
- Кто это? - спросила она упавшим голосом.
- Звонят из стокгольмской полиции, - совсем невесело ответил Патрик. - Спрашивают тебя.
- Да, это Эрика Фальк, - пробормотала Эрика в трубку, и в этом кратком высказывании уместились тысячи опасений.
Патрик напряженно наблюдал за ней, пока она слушала то, что говорил ей мужчина на другом конце провода. Потом она с недоуменным видом обернулась к Патрику.
- Они сказали, что Анна убила Лукаса.
Затем трубка выскользнула из ее руки. Патрик едва успел подхватить невесту, когда она стала падать.
Благодарности
В первую очередь я хочу поблагодарить моего мужа Микке за его неизменный энтузиазм и поддержку. В прошлом году у нас дома было очень много хлопот с двухлетним шалуном и только что появившейся на свет дочуркой. Разумеется, это приносило нам большую радость, но в то же время много забот. Благодаря хорошей взаимопомощи мы справились со всеми трудностями. Эта книга является в значительной мере семейным проектом.
Как всегда, с набором, вычиткой и советами помогали несколько человек: Мартин Перссон, Гуннель Лэкберг, Золи Лэкберг, Андерс и Ида Тореви, а также Мона Эрикссон или "свекровь", как я люблю называть ее, несмотря на ее протесты.
Я хочу также поблагодарить Гуниллу Сандин, Петера Гисси и Ингрид Кампос, которые, каждый по-своему, способствовали тому, чтобы книжка состоялась.
Огромную благодарность я хочу выразить моему издательству "Форум" и его сотрудникам. С вами хорошо работается, у вас я чувствую себя в надежных руках. Особенно я рада, что у меня есть такой редактор и издатель, как Карин Линге-Нурд, которой приходится, вооружившись красной ручкой, брать на себя неблагодарную работу по расчистке моих пространных языковых пассажей.
Благодарю также Анну-Кристину Юханссон из библиотеки Бухусленского музея, которая помогла мне собрать материал о каменотесах.
Агентство "Nordin Agency" в лице Бенгта Нордина и Марии Энберг также безусловно должно быть упомянуты с благодарностью. Работа с вами проходит спокойно и продуктивно, и, в частности, в результате этой работы мои книги вышли в ряде других стран в переводе на иностранные языки.
Нельзя не упомянуть в этой связи также и полицейских из участка Танумсхеде. Ведь я не раз использовала их рабочее место как сцену для действия, а они соглашаются принимать скромную компенсацию в виде приглашения на чашечку кофе, когда я бываю в этих местах. Фольке Осберг из полицейского участка Танумсхеде и на этот раз не пожалел времени, чтобы прочесть мою рукопись и высказать свои замечания. Кроме того, он кумир моего сына с тех пор, как дал ему поносить свою форменную фуражку. Поэтому в мире моего сына все полицейские - ужасно хорошие люди и зовут их "дядя Фольке".
Благодарю персонал усадьбы Йино за то, что вы целую неделю так хорошо ухаживали за мной, когда я заканчивала работу над книгой.
Благодарю также и вас, мои читатели, присылавшие мне в прошлом году электронные письма, и вот я, пользуясь случаем, горячо вас благодарю и передаю большое СПАСИБО.
В заключение я хочу поблагодарить человека, которому посвящена эта книга, Ульрику Лундбек. Удивительную, замечательную, чудесную Уллу! Я знаю Уллу уже более десяти лет, и она была рядом с самого начала. Она подбадривала меня, читала рукописи, а главное, гордилась мной так, как всегда гордится Улла достижениями своих друзей. Она сняла меня для замечательного портрета, который украсил две мои первые книги. Поэтому я посвящаю эту книгу ей.
Улла, я благодарю тебя также за выпавшую мне честь стать твоим другом. Ты душевный, обаятельный, умный, внимательный человек, ты умеешь приносить людям радость. Я говорю все это в настоящем времени, потому что ты по-прежнему значишь для меня очень много и никакая волна не может это изменить!
Спасибо за все прекрасные воспоминания. Я обещаю сделать все, что в моих силах, для того чтобы жить в согласии с тем девизом, которому ты вместе с мужем следовала всю свою жизнь: "Как можно больше счастья!"
Нам не хватает тебя,
Камилла Лэкберг-Эрикссон
info@camillalackberg.com
www.camillalackberg.com
P. S. Все ошибки в книге, как всегда, на совести автора.