- Кто убил?
- Женщина.
- Это нам и без того понятно.
- Почему? Ведь есть же еще и шофер. А дверь в гараж совсем рядом с той дверью, через которую можно из кабинета через студию выйти в сад. Или войти…
… - Итак. Кузнецов Михаил Федорович, тридцать один год, значит. Шофером у Листовых давно работаете?
- Лет восемь.
- И никогда не хотелось работу поменять? Прислугой быть не скучно? Не унизительно?
- Я не прислуга. Я шофер.
- А согласно показаниям свидетелей Эдуард Листов, войдя в кабинет и увидев тело отца, произнес: "Прислугу сюда пускать не надо". Я так понимаю, что он имел в виду вас и Ольгу Сергеевну.
- Сволочь. Это он убил.
- Увы. Он был с братом в саду. Увы. А вы, значит, в гараже. Один?
- Нет.
- С кем?
- С Настей.
- А почему она об этом ничего не говорит?
- Я был в гараже с Настей, когда раздался выстрел. Все.
- Вам надо пройти дактилоскопию.
- Пожалуйста…
…- Ольга Сергеевна, а вы в доме давно работаете?
- Я здесь живу.
- Давно живете?
- Лет пятнадцать уже.
- Сколько же вам лет?
- Сорок девять.
- И почему вдруг в прислуги подались?
- Я… Какая разница? Захотела.
- Вы в Москве родились?
- Да. Нет.
- Так да или нет?
- А какая разница?
- Я в том смысле, что… Квартира у вас есть?
- Есть. Однокомнатная.
- И что с квартирой?
- Сдаю.
- Так. Квартиру сдаете, а здесь зарплату получаете?
- Да.
- Вы одна живете? То есть дети у вас есть?
- Нет. Я когда-то была замужем, но детей нет.
- И что с деньгами? Живете на всем готовом, зарплату получаете, квартиру сдаете.
- Вы разве налоговая инспекция? Я все, что положено, плачу. Можете проверить.
- Где вы были в момент выстрела?
- В гостиной.
- Что там делали?
- Прибиралась.
- Чего ж там прибирать? Я был, все очень чисто.
- Потому и чисто, что прибиралась.
- Кроме вас никого не было в гостиной?
- Нет. У каждого из хозяев своя комната. - А они что, все вам хозяева?
- Да.
- Дактилоскопию вам надо пройти, Ольга Сергеевна.
- Хорошо…
… - Итак, Мария Эдуардовна Кирсанова.
Она никак не могла собраться с мыслями. Мария Эдуардовна Кирсанова. Как же так? Надо бы сказать правду, но в горле по-прежнему стоит ком. Никогда еще Майя не имела дела с милицией, и ей теперь было страшно, очень страшно, и больше всего на свете хотелось к маме. Пусть будет педагогический институт или грядки, которые надо каждый день полоть, пусть. Только бы забыть увиденное в кабинете. Майя кивнула головой, попробовала откашляться. Все нужные слова словно застряли в горле.
- Кто может подтвердить вашу личность?
- Мои документы… Их украли на вокзале.
- А почему в милицию не заявили?
- В милицию? - она посмотрела на следователя с ужасом. Остальных обитателей дома приехавшие мужчины допрашивали по одиночке, а на нее навалились все разом. Следователь каждое Майино слово тут же заносит в протокол. Неужели же думают, что она убила? - Я не убивала.
- Но вас прибежавшие на выстрел люди увидели в кабинете с пистолетом в руках. Как же так?
- Не знаю. Услышала выстрел, заторопилась к… Моя комната ближе всех. Споткнулась в кабинете, там ковер завернулся, упала, наткнулась рукой на пистолет, взяла. Мне плохо, голова болит.
- Врача позвать?
- Кажется, мне надо в больницу.
Она, действительно, чувствовала себя очень плохо. Голова кружилась, в груди нестерпимо болело. Прилечь бы.
- Что вы спросили?
- Надо бы кого-нибудь позвать, - сочувственно сказал пожилой следователь. - Девушке плохо. Кажется, на сегодня хватит.
Ночь
Наконец-то Майя оказалась в своей комнате. Вернее, в той, что отвели ей в этом богатом доме. Осмотревшая ее врач, приехавшая на "скорой", сказала:
- Полный покой. Ребра еще не срослись, и после такого падения вполне могло открыться внутреннее кровотечение. Или не могло… В больницу бы надо, снимок сделать.
- Я никуда не поеду, - прошептала Майя. - Я лучше здесь. Мама!
- Девочка, тебе плохо? - присела возле ее кровати Нелли Робертовна.
- Да.
- Никто больше тебя не побеспокоит. Они сейчас уедут.
- Но ведь его убили. Убили.
- Я верю, что это была не ты. Я им все расскажу.
- Все? А вы все знаете?
- Господи, и зачем ты только взяла этот пистолет?
- Мне не везет. Всю жизнь не везет. Можно телефон?
- Да-да, конечно.
Нелли Робертовна деликатно ушла из комнаты, но Майе уже было все равно. Скорей бы приехала мама! Майя несколько раз набрала номер домашнего телефона, но вместо ответа слышала только долгие гудки. Что же это? Сейчас, когда мама так нужна, ее нет дома! Она долго плакала, и снова набирала номер. Зачем я увидела в поезде этого парня? Ведь все из-за него. Голову потеряла, стала рассеянной, не заметила, как разрезали сумочку, украли деньги, документы. Эдик словно околдовал ее. Но так хочется смотреть на него, слышать его голос…
- Майя? Ты не спишь?
Должно быть, это сон. Эдик стоит возле ее кровати, склоняется и внимательно смотрит в глаза. Майя чувствует запах одеколона, запах сладкий, колдовской.
- Нет.
- Послушай, зачем ты его убила?
- Я не убивала.
- Да? А разве тебе мама-учитель не говорила, что нельзя поднимать с пола пистолеты, если в комнате лежит труп?
- Какие еще пистолеты?
- В кабинете был кроме тебя кто-нибудь, когда ты вошла?
- Нет.
- А дверь? Дверь в студию?
- Кажется… Открыта, да.
- Черт! Вот идиотка!
- Кто?
- Впрочем, это мне на руку. Меньше проблем. В кои-то веки повезло! Спасибо тебе, госпожа Фортуна, за то, что на этот раз вижу твой перед, а не зад! А ты им уже сказала, что не Мария Кирсанова?
- Нет. Не смогла. То есть, я растерялась, и… голова закружилась.
- Понятно. Тебе и в самом деле плохо, или ты притворяешься?
Майя опять расплакалась. Какое уж тут притворство!
- Ладно, ладно, верю. Но положение у тебя серьезное. Если ты будешь выдавать себя за Марию Кирсанову, то у тебя есть мотив для убийства: наследство. Если не будешь, и скажешь, что ты Майя, тем более.
- Какой?
- А ты не понимаешь? Я сказал отцу правду о тебе, он хотел тебя разоблачить, и ты его убила. Испугалась, разволновалась, взяла со стола пистолет и выстрелила. Непреднамеренное убийство, но ведь так оно и было, а?
- Как же я… Нет, я не могла.
- Ты хотела выдать себя за Марию Кирсанову, получить наследство. Деньги-то огромные! Как все складывается, а? Может, настоящей Марии Кирсановой сейчас самое время исчезнуть?
- Как это исчезнуть?
- Прежде всего, ты должна молчать. Я тоже никому ничего не скажу. Лежи, говори всем, что плохо себя чувствуешь. Можно вызвать врача из больницы, где ты лежала, чтобы осмотрел. Можно просто поместить тебя в больницу, где тебя никто не тронет. Если будут допрашивать, ты позовешь врача, а он скажет, что тебе сейчас нужен полный покой. Очень удобно. Лежи себе, изображай мученицу. Главное - это потянуть время. А там придумается что-нибудь. Ты никому ничего не говори. Поняла?
- Нет.
- Тогда делай то, что я тебе советую. Я с тобой.
Эдик взял ее влажную руку и легонько сжал. Потом нагнулся, чуть тронул губами щеку. Майя мысленно перелистнула еще одну страницу придуманного романа. Неужели же это возможно? И боль словно ушла куда-то.
- Лежи, отдыхай. Поспи.
Он отошел от кровати, а Майя обессиленно прикрыла глаза и только услышала, как захлопнулась дверь ее комнаты. Разве мама не говорила, что нельзя поднимать с пола пистолет, если в комнате лежит труп? Да разве мама знает что-нибудь о трупах, о пистолетах, о милиции и о том, что можно стать подозреваемой в убийстве, да еще получается так, что при любом раскладе у нее есть мотив! Что так, что этак.
Нет, только не спать. Интересно, а что же остальные? Кому-нибудь в эту ночь удастся забыться сном хоть ненадолго?
…- Миша, почему ты сказал, что я была с тобой в гараже?
- А разве не так?
- Нет. Это я сидела там и ревела, а тебя не было.
- Я там был.
- Зачем, ну, зачем? Это мне не поможет.
- Скажи правду: ты брала пистолет? На нем есть твои отпечатки, да?
Настя не смогла ничего сказать, только кивнула. Он взял ее руки, крепко сжал и энергично тряхнул несколько раз:
- Но и она тоже брала, понимаешь? Маруся. Тебе-то, зачем его убивать? А ей есть резон. Кому ж охота наследством делиться! Сядет теперь, как пить дать сядет. А про тебя никто ничего не узнает. Ты была со мной, и точка.
- Один человек знает, что я была в кабинете.
- Понятно, - мрачно посмотрел на нее Миша. - Понятно, какой человек. Так и знал, что это он все подстроил! Чужими руками, значит. Давно хочу дать ему в морду.
- Не надо.
- Надо. Не переживай, я разберусь.
- Он тебя не боится.
- Забоится.
- Но кто-то же должен быть виноват? Ведь дядю убили, понимаешь! Убили!
- Девчонка эта и убила.
- Но ей нельзя в тюрьму. Как же мы тогда? Я, тетя Нелли? Как же? Что будет с этим домом? Ведь тогда конец. Она разозлится на нас, и ничего не будет. Я не хочу отсюда уходить!
- Глупая. Что ты все цепляешься за этот дом. Ну, что тебе здесь? Хватит уже. Я понимаю, что страшно. Надо все начинать заново - жить, работать. Надо взрослеть, детей рожать. Не хочется, да? Страшно?
- Каких еще детей?
- Я заберу тебя отсюда. Пусть сами разбираются. Ты была со мной в гараже, и точка. У нас есть алиби. Так что ли? Будешь жить со мной.
- Что ты говоришь?
- Ну, все, все, Настя, все. Хочешь, завтра заявление в ЗАГС подадим?
- Я не знаю. Ничего не знаю.
- А я знаю. Пойдем ко мне? Там тихо, никто тебя не найдет, посидим, чайку попьем. Пойдем, Настя.
- Мне надо к тете.
- К тете? Зачем?
- Надо. Я потом приду.
- Ладно. Я пока найду этого хмыря и потолкую с ним.
- Миша, не надо. Не трогай его.
Настя увидела невразумительный кивок. Неужели же после сегодняшнего кошмара вместо Эдика рядом с ней теперь будет этот грубый мужик? Ничего к нему нет, никаких чувств, прислуга и есть прислуга. Рожать ему детей? Какой кошмар! Дети шофера! Может, и ей придется пойти в учительницы, вставать каждый день на работу, сидеть над тетрадями, ждать отпуска, чтобы поехать куда-нибудь отдыхать. Отдыхать? А деньги будут на это? А как же выставки в Париже, в Лондоне, в Вене? А как же разговоры об искусстве, утонченные рассуждения с бокалом шампанского о том, что вот эта картина не удалась, а та, напротив, украсит любую коллекцию? Ведь талантливые люди, они, как дети. Их надо нянчить, кормить с ложечки, и на своих руках внести в историю, чтобы благодарные потомки вспоминали тех, кто был рядом, и воздавали им должное. А у Маруси талант, это все признают. Как же?
- Тетя Нелли!
Она в своей комнате, кажется, собралась принять снотворное.
- Не спится. Настя, что-то случилось?
- Я выхожу замуж за шофера.
- Что!?
- Это ты во всем виновата! Ты!
- Настя!
- Ведь ты была в кабинете. Я все знаю.
- Знаешь? Откуда?
- Какая разница? Ты там была. И я знаю, о чем вы разговаривали с дядей Георгием. Знаю. Ты должна во всем признаться.
- Признаться? В чем признаться?
- Вы ссорились. Ты не хочешь отсюда уезжать, как и я. И все могло получиться случайно. Но, тетя, разве тебе много присудят? Мы денег дадим. Маруся даст. Наймем хороших адвокатов. Она не может не оценить того, что ты сделаешь. Ведь это ее подозревают. А получится, что ты ее спасешь.
- Настя!
- Ты посидишь немного в тюрьме и выйдешь. Совсем немного. Чуть-чуть. Это же случайно получилось, да? А, может быть, он сам? Случайно выстрелил, когда ты хотела забрать пистолет, да? Правда?
- Настя!
- Тетя, ты должна это сделать для меня. Ты всегда говорила, что я тебе как дочь. Мама умерла, и у меня кроме тебя никого нет. Никого.
- Ты была в студии?
- Да.
- Но как же, Настя? Зачем?
- Какая разница? Может, я тоже хотела с ним поговорить? Все хотели.
- Ты с Георгием?
- А что, я совсем не имею права голоса? Разве я не член семьи?
- Значит, ты была в студии.
- Ну и что?
- И ты хочешь, чтобы я села в тюрьму.
- Ну и что? Тебя могут и условно осудить. Ты главное признайся.
- А если я не хочу?
- Ради меня и не хочешь?
- А я мало для тебя сделала? Мало? О, Господи, Георгий был прав - ты давно уже не ребенок. Тебе двадцать восемь лет! Ты не работала ни дня, даже Не представляешь, как это делается. Ты живешь на всем готовом. А ведь я тебе не мать. Я вспоминаю теперь, как ты легко предала Тоню. Когда я сказала, что девочка может жить с нами, со мной и Эдуардом в большом хорошем доме, учиться в хорошей школе и по протекции поступить в престижный институт, твоя мама была против. Ведь и у нее кроме тебя никого не было. А ты… Ты стеснялась своей матери. Поэтому Тоня и не хотела к нам переезжать. Но ты уже тогда понимала, что легкая жизнь на всем готовом лучше ежедневного, изнуряющего труда. Ты не хотела, чтобы тебе чуть-чуть помогли. Ты хотела получить все сразу. Все самое лучшее.
- Все хотят.
- Но не у всех находятся такие богатые, глупые, бездетные тетки, изголодавшиеся по материнству. Матери себя так не ведут, они не боятся нашлепать, когда стоит это сделать, не боятся отругать. А я все время: "Да, Настя, хорошо, Настя, что ты, Настенька, хочешь?" Вот и получила. Что ж, спасибо.
- А для кого тебе жить? Для кого?
- Какая ты жестокая, оказывается!
- Я нормальная.
- Вы с Эдиком друг друга стоите.
- Ведь я могу и по-другому поступить. Просто сказать следователю, что видела тебя в кабинете. И слышала, как вы ругаетесь. Сказать правду. Разве это плохо? Разве ты меня не этому учила, тетя?
- Ты уже мне угрожаешь. Хорошо, я подумаю, что делать. Неужели же все это из-за испорченного недостойного мальчишки? Это просто демон какой-то! Ведь он же тебя бросит в первый же год, даже если женится! Использует и бросит.
- Я найду, чем его удержать.
- И чем?
- Я буду его любить.
- Какая отвратительная смесь жестокости, цинизма и наивности! Да если даже Эдика какая-нибудь женщина будет любить с силой, равной силе любви всех женщин мира, он переступит через нее ради собственного удобства, не задумавшись ни на миг! Не нужно ему этого, просто не нужно. Абсолютно пустой человек. Это профессиональный жиголо, но он хочет многого. Огромных денег, чтобы не утруждать себя даже комплиментами. И для него ты меня просишь признаться в убийстве! Ты хотя бы знаешь, что такое тюрьма?
- А ты знаешь?
- И я не знаю. Знаю только, что даже день, проведенный там, способен перевернуть жизнь и поломать все, что создавалось таким трудом долгие, долгие годы. Это страшно.
- Подумаешь!
- Уходи. Я просто в ужас прихожу оттого, что наделала!
- Не мудрено. Ты красиво сейчас говоришь, а как ты на него кричала? На дядю? Как ты отстаивала свое право жить в этом доме? А диссертация, которую ты за него писала? А все эти книги? Ты его покупала! Да-да, я все слышала! А он что тебе сказал? Просто выбросил, как старую, ненужную тряпку!
- Замолчи!
И она, не выдержав, ударила племянницу по щеке:
- Замолчи!
Настя, вытирая злые слезы, только огрызнулась:
- Я тебе это припомню!
- Уходи.
Настя задержалась в дверях и заискивающе сказала:
- Ну, тетя! Тетя, же! Ну, что тебе стоит?
Ушла, так и не дождавшись ответа, а Нелли Робертовна долго еще смотрела на захлопнувшуюся дверь. Все, ради чего жила, оказалось только фасадом, за которым вместо теплого, уютного дома - пустота. Она одна, совсем одна. И снова осторожный стук в дверь.
- Да, Настя, войди.
Подумала, было, что племянница решила извиниться, но вошла Ольга Сергеевна:
- Не спите, Нелли Робертовна?
- Нет, не сплю.
- Мне пару слов надо вам сказать. Я уж милиции не стала говорить.
- Что еще?
- Дверь в гостиную ведь почти что напротив кабинета. Не слепая же я, да и голоса порой слышно.
- Вы что, подслушивали?
- Не надо так. Я ведь тоже право имею.
- Какое право?
- Да такое вот право. Как все, а, может быть, и побольше. Они все допытывались: что, да как? Я ведь женщина простая. Куда мне против вас! Я всегда это знала. Все денег хотела накопить. Я ведь поначалу убить вас хотела. Думала нанять кого. Самой-то боязно было. И все хотелось, чтоб никто не узнал.
- Ольга Сергеевна!
- А вы как думали? А пока деньги копила, и до развода дело дошло. Всего-то и надо, что подождать, а горячку не к чему пороть. Можно счастье отвоевать, а можно и высидеть. Но, выходит, что ни вы ему были не нужны, ни я.
- Что вы такое говорите!
- Он все не хотел стариком казаться, Эдуард Олегович. И женщин любил. Тянуло его отчего-то к простым. Все говорил, что я на Алевтину очень похожа.
- На Марусину мать?
- Может и так. Маялся сердешный. То ехать туда хотел, то забыть про все. Как сердце стало прихватывать, так к прошлому и потянуло. Все говорил, что долги, мол, надо отдавать.
- Какие долги?
- Уж не деньги, понятно. Да и мне не денег было надо. Началось с одного, а закончилось-то по другому. Ведь он ко мне по-человечески был, по простому, не то, что вы - прислуга! Красивый он был, Эдуард Олегович, и в старости своей красивый. Эдик такой же. Не за деньги я здесь. За справедливость.
- Что вы хотите?
- Думаю вот, как поступить? Тюрьма для вас будет пострашнее смерти.
- Да за что вы меня все? За что?
- Ладно, я уйду. Только в милицию-то все равно вас скоро вызовут. Вы уж подумайте.
Ушла. Нелли Робертовна потянулась к пузырьку с таблетками. Спать, немедленно спать. Надо пережить все это во сне. Утром кошмар рассеется.