Телеграмма
"… Кирсановой Марии Эдуардовне Срочно приезжайте подать заявление вступлении права наследства Упомянуты завещании Сообщите телеграммой когда встречать
Нелли Робертовна Листова".
- Кто такая эта Нелли Робертовна?
- Жена, стало быть. То есть, теперь уж вдова.
- Это мне с ней надо делиться?
- Маруся! Может, он тебе всего-навсего рухлядь какую завещал? У него законные наследники имеются: жена, сынок да внуки. А ты уж сразу делиться!
- Мать, я сегодня же возьму билет и отобью телеграмму. Одна поеду, ты не суйся. Справимся. И деньги мне его не нужны, просто посмотреть охота на всю эту семейку. На кого папаша нас с тобой променял. Интересно же.
- Другая бы счастлива была, что в жизни так повезло! Ну и наградил меня Бог дочкой! И в кого ты такая взбалмошная?
- Надо было думать, от кого рожать.
Телеграмма
"Прибываю двадцать второго июня Казанский вокзал шесть ноль две вагон пятый купе пятое встречать не надо
Мария Кирсанова"
Э. Листов. "Женщина с корзиной грибов". Портрет в розовых тонах, холст, масло
Нелли Робертовна провела в этой комнате не один час, разглядывая портрет. Ее муж категорически запрещал продавать картину. Эдуарда Листова больше нет в живых, портрет, как и все прочее его имущество, должен перейти к кому-то из наследников. Теперь его можно выставить на аукционе. Сколько же могут дать?
Очень и очень много. Последняя картина Листова ушла за тридцать тысяч долларов, но тогда он был еще жив. А после смерти художника цена на его творения взлетает до небес. Так сколько же? Пятьдесят тысяч? Сто?
Во всяком случае, она, Нелли Робертовна, не имеет на картину никаких прав. Но именно она, несмотря на возможность выручить солидную сумму, никогда не стала бы продавать портрет. Потому что это лучшая картина Эдуарда Листова, несмотря на его последующий оглушительный успех, пейзажи, проданные за большие деньги, восторги критиков, хвалебные статьи в газетах и журналах. Все началось с портрета в розовых тонах, и выше его Эдуард Листов так и не поднялся.
Но судьба этой картины теперь не ясна. Так что же? Неужели она осядет в частной коллекции, ее не будут видеть люди, а она не будет вызывать в них чувства светлой и тихой грусти?
"Прибываю двадцать второго июня…" Какая же ты, Мария Кирсанова?
КРАСНЫЙ
Отъезд
- Грибочки-то, грибочки солененькие не забудь, Марусенька! Грибочки-то!
- Да не суйся ты со своими грибами! Нужны они мне?
- Родне гостинец передашь. Не с пустыми ж руками?
- Обойдутся. Пока, мамаша. Как приеду, телеграмму отобью.
- Ты позвони мне, Марусенька, ежели что. Ежели какие ни то сомнения будут. Приеду я.
- Да зачем? Сидите уж здесь. Ну, все. Не надо, не ходи за мной в вагон. Господи, и этот здесь! Вовка! Ты зачем притащился? Вот олух царя небесного! Не хватало еще, чтобы все мои кавалеры провожать пришли!
Это шоу с интересом наблюдали все, кто пришел в тот июньский день на городской вокзал: Мария Кирсанова отъезжает в столицу. Яркая, красивая брюнетка в модных обтягивающих джинсах, расклешенных снизу по последней моде, она, как всегда говорила громко и грубовато. Весь город был в курсе ее стремительных романов и авантюрных выходок. Вслед ей, покрутив пальцем у виска, обычно говорили многозначительно: "Что поделаешь, дочь художника!"
Вызвавший Марусино недовольство Вовка даже не решился подойти к пятому вагону, стоял поодаль, смотрел с тоской, как отбывает его любовь покорять столицу. Рано или поздно это должно было произойти: маленький провинциальный городок для плавания такого роскошного парохода, как Мария Кирсанова, был мелковат. Молоденький проводник, стоя у того же пятого вагона, то и дело косился на красавицу, на ее стройные, обтянутые джинсами ножки и, видимо, прикидывал, как бы половчее завязать знакомство.
В это время у шестого вагона тихая, строго и просто одетая женщина лет сорока пыталась отговорить дочь от поездки.
- Майя, может не стоит больше пытаться поступать в театральное училище? Третий год подряд, и все никак не успокоишься! Ну не для простых людей это, сама должна понимать. Почему тебе обязательно надо стать актрисой?
- Мама!
- Подумай, как следует.
- Мама!
Девушке хотелось только одного: поскорее сесть в вагон. Если мать называет Майей, значит, сердится. Когда она добрая, зовет по-домашнему: Марусей. А красивое имя дал отец. Он тоже отговаривал ехать. Да, они все правы - шансов поступить в театральное училище, так же как и в прошлый раз никаких. Но отчего же ее каждый год снова тянет в Москву очередной раз проверить свои возможности? Откуда такое упрямство?
- Ну что ты все заладила, "мама" да "мама"!
- Мама, ты возвращайся, пожалуйста, в деревню, к папе, к братьям. И за меня не беспокойся. Я уже взрослая.
- Взрослая! Ну, как же Майя? Ведь там даже телефона нет, в деревне, да и телеграммы не дождешься! Почтальон опять запил, где замену-то найти? Я буду волноваться. Очень буду волноваться. Давай с тобой договоримся так: ровно через неделю я приеду в городскую квартиру и буду весь день ждать твоего звонка. Сообщи, как устроилась, как с гостиницей. Если нет мест, не пытайся найти квартиру в частном секторе…
- Мама, я забронировала место. Не в первый же раз, не беспокойся.
- Ох, Маруся!
- Мама, все будет хорошо. Через месяц я вернусь.
- Вот. Ты сама даже не веришь, что поступишь. Я сколько тебе твержу: поступай в областной педагогический. Все равно работаешь в школе секретарем, и тебе это нравится.
- Все, мама, поезд сейчас отойдет. Я весь год деньги копила.
- Ну и купила бы себе хорошую, дорогую вещь…
- Не хочу. Ничего не хочу. В Москву хочу. Все. Пока. Целую. Позвоню обязательно.
- Через неделю! Майя? ТЫ слышишь? Через неделю!
Вот и все. Две женщины, оставшиеся на перроне, вытирают платочками глаза. Уплыл вдаль и пятый вагон, и шестой…
- Добрый день, Вероника Юрьевна,
- Здравствуйте, Алевтина.
- Али провожаете кого?
- Дочь. В Москву поехала, в институт поступать.
- Вот и моя туда же, в Москву. Не слышали, поди, что Эдуард Олегович скончался?
- Какой Эдуард Олегович?
- Да, полно! Сколь уж лет прошло! Неужели ж не остыло?
- Послушайте, вы все время делаете мне какие-то сомнительные намеки. Я и так десять лет протежировала вашу дочь, уговаривала учителей, чтобы завышали ей оценки.
- Вы ж завуч, Вероника Юрьевна, у вас авторитет. К кому же как не к вам? А причины понятные: ведь это его дочь.
- Всего хорошего, - ответила Вероника Юрьевна, одетая в строгий костюм, и отстранилась от немного поблекшей за последние годы, но еще очень красивой Алевтины, одетой во что-то яркое и переливающееся.
- Что ж, и вам того же.
Ночь в поезде
- Эй, гарсон, ту ти ту-ту-ту.
- Не понял?
- Два чая, говорю, в двести двадцать вторую. Не слыхал такой анекдот? Все равно тащи мне два стакана в пятое купе.
- А анекдот расскажите?
- Обойдешься.
Она знала, что чай проводник все равно принесет. Не родился еще на свете мужчина, способный хоть в чем-то отказать Марии Кирсановой. У нее бездна обаяния, хоть она грубовата и чересчур откровенна, но зато мужчинам так проще. Девушка очень четко знает, чего от нее хотят, и цену себе тоже знает. Да что с них взять, с ее прежних знакомых? Болваны неотесанные, одно слово - провинция! Ей же нужен не простой парень, не такой, как этот лопух-проводник, а существо, близкое по духу. Авантюрист, нахал, беззастенчивый красавец, чтобы понимал с полуслова все дикие, необузданные желания, от которых закипает кровь. Девятнадцать лет прошли в маленьком провинциальном городке, где любого человека, какими бы талантами он не обладал, засосет, словно болото, тихая, стоячая жизнь.
А жить так хочется! Просто страсть, как хочется жить, и по-настоящему, лихо, с размахом!
- Ну, что, гарсон? Где мое пойло?
- Я вам целый пакетик цейлонского…
- Ну, закудахтал! Прямо как моя мамаша! Кстати, вагон-ресторан в вашем суперэкспрессе имеется? Бутылочка пива мне бы не помешала.
- Я вам принесу.
- А как насчет ресторанной наценки?
- Могу угостить за свой счет.
- Только не думай, что за бутылку пива я буду всю ночь терпеть твое общество. Шутка! Батончик "Финт" только для тех, кто вправду крут. Кстати, почему в моем купе никого нет? Ты, что ли, подсуетился?
- На другой станции, наверное, сядут.
- А какая будет? Черт! Забыла, что это не суперэкспресс и, наверняка, тормозит у каждого столба. Ладно, двенадцать часов не вечность, да и ты не Ален Делон. Можешь зайти на бутылочку принесенного тобой пива.
"Какая ни какая, а все ж компания", - вздохнула она про себя и зевнула. Двенадцать часов, конечно, не вечность, но надо их как-то пережить. А кто лучше молодого, симпатичного мужчины способен скрасить одиночество девушки? А впереди вновь сплошная скука: жадная до денег папашина родня и бесконечные разговоры о том, какой это был гениальный художник и необыкновенный человек. Нервы помотают, будь здоров. Денежки так просто никому не достаются. Интересно, а много ли ей завещано денег?"
…Он стоял на перроне, то и дело поглядывая на часы, красивый, высокий блондин в светлых брюках, модной рубашке, со спортивной сумкой, ремень которой перекинул через плечо. Пятый вагон, пятое купе, все места в нем скупил заранее. Хорошо, что сейчас не сезон для поездок в Москву, народ тянется на юг, к солнцу, к морю, да и билет в купейный вагон дорого стоит. Да и народ предпочитает плацкарт, а вот ему сейчас нужно купе без свидетелей, полупустой вагон и полная свобода действий. Вот уже полдня он ждет проходящий поезд на этом вокзале. Но игра того стоит.
Где ж она, эта девица? И какая она? Хорошенькая, или страшная, а, может быть, самая обыкновенная? Выкинуть бы ее на железнодорожное полотно из этого поезда, да и дело с концом. Но что дальше? Дальше новая игра, которая, конечно, стоит свеч, но и правила ее гораздо жестче. А начинать надо с этой девицы.
Пятый вагон, пятое купе. Вспомнил вдруг, как удивилась кассирша на Московском железнодорожном вокзале необычной просьбе продать три оставшихся билета именно в пятое купе, и улыбнулся. Удивилась, но все, что попросил, сделала. Не родилась еще женщина, способная ему хоть в чем-то отказать.
Блондин еще раз самодовольно улыбнулся и вновь посмотрел на часы. Поезд опаздывал на десять минут. А у него, между прочим, будет не так уж много времени. Всего шесть часов. За шесть часов надо придумать, что делать с попутчицей. Шесть часов и пустое купе. Он и девятнадцатилетняя девушка. Хорошенькая или страшненькая? А вдруг пугливая, как заяц? Едва только он войдет, тут же завизжит и кинется к проводнику, проситься в другое купе, к женщинам. Есть и такие особы, а уж в провинции их хватает. Тогда решено - под поезд ее. А дальше уж, как фишка ляжет. Фишка, фишка… В любви слишком уж везет, а вот фортуна, хоть и тоже баба, его не любит. Ревнует, что ли?
Вот показался поезд. Пятое купе. Что ж, поехали. Ставки сделаны, господа, игра идет по крупному. На кону целое состояние…
…Он оказался скучнейшим типом, этот молоденький проводник.
- Ну вот. В гостинице, где-то за границей, у администратора звонит телефон. Тот берет трубку и слышит: "Ту ти, ту, ту, ту". Думает, что это хулиганы и, пожав плечами, кладет трубку на место. Через минуту снова звонок: "Ту ти, ту, ту, ту". Снова думает, что хулиганы и бросает трубку. Сверху спускается посыльный, администратор ему говорит: "Слушай, уже в который раз беру трубку, а там только "ту ти, ту, ту, ту". Посыльный говорит: "Русские в гостиницу селились?". "Селились". "Ну вот: два чая в двести двадцать вторую". Ха-ха-ха! А ты, чего не смеешься?
- А чего смеяться?
- Господи, ну, тупой! "Ту ти, ту, ту, ту" - это на никаком английском два чая в двести двадцать вторую. Ту - это два. Ти - это тиа, чай, то есть. А двести двадцать два на самом деле звучит как ту хандрет твенти ту. Ну? Смешно?
- Не-а.
- Да-а. С тобой не соскучишься. А у нас преподаватель английского был уж такой лапочка! Мы много с ним занимались дополнительно. Все, чему учат красивые мужчины, я запоминаю влет, такой уж характер. Вот и с инглишем ноу проблем… Слушай, кажется большой станции подъезжаем?
- Черт! Забыл! Я же на работе! Ладно, побегу.
- Пойти, что ли воздухом подышать? Долго стоим?
- Минут десять.
Проводник убежал, а она со вздохом закрыла дверь купе и посмотрела в зеркало. Поправила волосы, протяжно зевнула. Еще целых шесть часов ехать, а этот парень теперь вряд ли отстанет! Туповат оказался, скучно. Сказать что спать очень хочется и выставить его за дверь? Негромкий, осторожный стук.
- Да! Не заперто! Войдите!
Уже опять прибежал? Быстро он обернулся! И про работу забыл!
- Не помешал?
На пороге купе стоял ослепительный блондин, и у нее даже дух захватило! Ох ты, мама родная, и такие существуют на самом деле?! А как одет! Дорого, модно. Вещи не с рынка. Она, Маруся, прекрасно осведомлена, чем там торгуют. Нет, блондин отоваривается в фирменных дорогих магазинах и стрижется не за тридцать рублей. Она девушка смелая, а тут слегка растерялась. Никогда бы не подумала, что такие мужчины ездят в поездах!
- Входи… те.
- До Москвы едете?
- Да. - Слова как будто в горле застряли. Где ж ее хваленое обаяние? Уф! Надо сначала в себя прийти.
- Я тоже до Москвы, а поскольку нам вместе ехать, разрешите представиться: корнет Оболенский.
Блондин слегка поклонился и как бы прищелкнул каблуками.
- Не поняла?
- Фамилия моя - Оболенский. Эдуард Оболенский.
- С ума сойти!
- А вас как зовут?
- Маруся. То есть, Маша. Мария.
- Мария, вы, кажется, хотели воздухом подышать?
- Воздухом? Нет уж, я лучше здесь посижу.
Она вроде бы отдышалась, пришла в себя и уставилась в лицо блондину с откровенным интересом. У него и в самом деле черные глаза, или это ей только кажется при свете неяркой лампы? Черные глаза, черные ресницы, брови, нос прямой и в самом деле аристократический. Ничего не скажешь - хорош.
"Нет, эта не побежит к проводнику проситься в соседнее купе…"
- Корнет, вы какими судьбами в этих краях?
- Путешествую. По делам. Можно звать меня на "ты" и просто Эдиком.
- С ума сойти! Моего папашу тоже Эдуардом звали, между прочим. Эдуард Листов, слышали про такого художника?
- Листов? Этот тот, который недавно умер?
- Точно.
- И вы его дочь? - Опа! Она его заинтересовала! А папаша, оказывается, и мертвый может на что-то сгодиться! - Это интересно. Можно я тогда за вами поухаживаю?
- Ладно, корнет, не церемонься. Ты мне сразу понравился, да и я девушка симпатичная. Чего зря время терять?
Вот тут он откровенно рассмеялся. Все оказалось гораздо проще. Ну и девица! И это дочь Эдуарда Листова?! С ума сойти, как она правильно недавно заметила! Посмотрел повнимательнее на эту Марию Кирсанову и улыбнулся.
- Курите?
- Конечно!
- Пьете?
- Еще бы!
- А…
- Корнет, давай короче, дело-то к ночи. Пригласи меня для начала в вагон-ресторан. Меня бы устроил джин с тоником и какая-нибудь нормальная еда взамен мамашиных домашних котлет. Настоящей жизни хочу.
- Вот как?
- Батончик "Финт" только для тех, кто вправду крут. Ты как, корнет? Соответствуешь?
- О'кей. По джин-тонику за знакомство и по рукам.
- В смысле?
- Мария, ты веришь в любовь с первого взгляда?
- Только давай без этого, корнет. Я не вчера женщиной стала. А ты мужиком. Сразу видно, и не смотри на меня так. Договориться мы с тобой можем только об одном: ты сверху, я снизу. О'кей?
- Ты о полках в купе? - подмигнул блондин.
- О них самых. И не надо про любовь, я тебе умоляю.
- Что ж, теперь еще больше верю, что мы договоримся.
Снова стук в дверь.
- Да! Войдите!
- Уф, тронулись. Маша, ты не спишь? - просунул голову в купе проводник и, сразу же заметив блондина, сказал кисло: - Что, попутчик объявился?
- Точно, - кивнула девушка. И без всякого стеснения заметила: - Мы собираемся в вагон ресторан, а ты иди бай-бай. Сегодня явно не день Бэкхема.