- Он просто забежал. Повидать нас. Без всякой цели.
Вот тут-то я и усомнился, в самом ли деле он зашел просто так, без всякой тайной цели. Что, если он видел, как я вышел, и воспользовался моей отлучкой? Но для чего? Вряд ли он мог рассчитывать, что застанет Коринну одну. Как бы то ни было, поэтому, вероятно, он и не явился на свидание с Верой в лесу.
- Коринна была с тобой?
- Да, дорогой. Сначала. А потом ушла спать.
На коленях у Дженни примостился Бастер, она нагнулась, чтобы пощекотать его за ухом, и ее лицо скрылось под перистыми золотыми волосами.
- Значит, она не так уж безумно увлечена?
- Я попросила ее уйти.
- Весьма разумно, дорогая. Мы не должны давать повод думать, будто поощряем…
- Я сказала ей, что мне надо поговорить с Берти.
- Понимаю.
- Ничего ты не понимаешь!- воскликнула Дженни, вспыхивая.- Почему тебя не было дома? Ты ее отец. Неужели ты не сознаешь, в каком трудном я положении?
- Не мог же я знать, что он заявится сюда. Ты хотела поговорить с ним о Коринне?
- Конечно. О чем мне еще с ним говорить? Оставаясь с ним наедине, чувствуешь себя такой замаранной, что хочется пойти вымыться.
- Как он себя вел?
- Довольно нахально.
- В самом деле? Придется мне сказать ему пару ласковых.
- Он, видите ли, не виноват, что девчонка в него втюрилась. Его, мол, дело стороннее. Он предпочитает женщин в соку. И так далее.
Таких, как Вера Пейстон, сказал я себе. Мне стало муторно при мысли, что Вера во власти такого скота, жестокого и тщеславного.
- Я буквально молила… просила его, чтобы он перестал прикидываться, будто увлечен Коринной, ведь сам же говорит, что не увлечен.
Я был все еще так взбудоражен, что не услышал безмолвной мольбы, с которой взывала ко мне Дженни.
- И ты знаешь, что он на это сказал? Что мы можем в любой момент прекратить уроки, но по существующей между нами договоренности должны оплатить полный курс обучения.
- Это вымогательство. Но я думаю, что лучше всего поступить именно так. Хотя и не знаю, как отнесется Коринна…
Глаза Дженни сверкнули диким блеском, ее голос взметнулся ввысь:
- У меня не было другого выбора…
- Успокойся, моя любовь. Нельзя так нервничать. Мне очень жаль, что тебе пришлось пройти столь жестокое испытание. Я улажу все сам. А сейчас - спать.
Я так и не узнал, перед каким выбором стояла Дженни.
8. ЧЕЛОВЕК-НОЖНИЦЫ
Отныне можно было не опасаться появления цыганенка. Но на следующее утро я снова и снова мысленно возвращался к обстоятельствам его - точнее, ее - поимки. Откуда младший Гейтс и его шайка пронюхали, где искать цыганенка? Случайное ли это совпадение, что они оказались в нужный час на нужном месте?
Их действия несомненно направлял человек, который знал о ночных эскападах Веры. Этим указчиком мог быть сам Берти, возможно, он хотел сорвать их свидание в ту ночь, но если только Берти не надоела его любовница, вряд ли этот мерзкий человек поставил бы ее в положение, которое грозило бы разоблачением им обоим.
Может быть, Элвин? Ведь это он подбивал мальчишек выследить цыганенка. Вполне вероятно, что он знал и место свиданий. У него могли быть две причины, чтобы опорочить Веру: он стремился поквитаться со своим заклятым врагом Роналдом Пейстоном, а заодно и отплатить Вере за то, что она отвергла его домогательства. Но неужели пожилой человек может вести себя, словно ожесточившийся злой ребенок? Просто невероятно: одно дело - веселые розыгрыши, другое - кампания злобного насилия.
Некоторое время я прокручивал игривую мысль: уж не Пейстон ли доносчик? Я никогда не мог понять до конца его отношений с женой, но подозревал, что она стала для него лишь символом высокого положения в обществе. Убедись он в ее неверности, он не преминул бы выложить ей все, что по этому поводу думает, и, уж конечно, не стал бы прибегать к такому окольному способу унизить ее - к тому же публичный скандал грозил нанести урон его собственной репутации. И даже если бы это он напустил на нее мальчишек или же прибегнул к помощи кого-нибудь другого, вряд ли анонимные письма на его совести: ведь он тут мало кого знает. И все же нельзя не учитывать, что и эпизод с гранатой Миллза, и поджог стогов пришлись на те дни, когда Роналд был в своей резиденции.
События постепенно выстраивались в логическую цепь. Элвину я приписывал и историю с кукушкой - у него достаточно умелые руки, чтобы сладить механическую птицу,- и розыгрыш с председательством в охотничьем клубе, а возможно, и надпись на стене кабинета. Что до анонимных писем и последующих эпизодов, то они, по моей гипотезе, дело рук некоего Икса: подхватив розыгрыши Элвина, он начал подлую кампанию с еще непонятной для меня целью, рассчитывая, что все подозрения падут на Элвина.
Эти размышления так и не позволили мне заняться текстологической подготовкой первой книги "Энеиды"; в полдень я отправился на ферму возле Замка. По крайней мере в одном пункте Гейтс предвосхитил заготовленное мною объяснение. Я изложил ему свою версию эпизода с цыганенком, а в конце извинился за оплошность. Но Гейтс сказал, что не верит, что стога поджег цыганенок. Оказывается, он расспросил сына обо всем происшедшем накануне ночью и выяснил: ребятишки наткнулись на цыганенка совершенно случайно. Если все это правда, не может быть и речи о том, что кто-то их науськал. Еще я узнал, что к вечеру должен приехать инспектор страховой компании.
Во время нашего разговора прибыл сержант из уголовного розыска графства. Я повторил свой рассказ, который с каждым повторением приобретал все более отшлифованный вид. Сержант записал с моих слов приметы цыганенка; меня кольнуло нелепое опасение, что по этим приметам он может опознать Веру: с такой необыкновенной живостью стояла она перед моими глазами, но мое свидетельство, очевидно, совпало с показаниями младшего Гейтса, и сержант не придал ему особого значения - для него это была обычная рутинная процедура.
В надежде выведать что-нибудь интересное я пригласил его в таверну, и мы пошли мимо церкви и Замка в "Глоток винца". В баре сидел лишь один посетитель: крупный, немного обрюзгший, но еще крепкий мужчина в клетчатой спортивной куртке - Фред представил его как мистера Максвелла. Только-только взялись мы за свои кружки с пивом, как этот мужчина - по его словам, он приехал накануне ночью и на несколько дней остановился в таверне - заговорил о недавних событиях в Нетерплаше.
- Это ж надо, приезжаю из дымного города, чтобы тихо-спокойно отдохнуть здесь у мистера Киндерсли,- его порекомендовал мне наш общий знакомый,- и оказываюсь в самом центре военных действий.
- Ну, это уж вы чересчур,- с каменной физиономией процедил Фред.
- Вчера вечером в баре только об этом и толковали. Райский уголок, прекрасное место для отдыха. Вдали от обезумевшей толпы. В самом сердце сельского Дорсета - и такие безобразия! Можете побить меня камнями, если я вру. Правда, зато и народу побольше, верно, хозяин??
- Мне незачем швырять гранаты в собственные окна для привлечения клиентов,- сказал Фред.- Выпивка и так идет неплохо.
Странный незнакомец покатился со смеху.
- Ну сказанул так сказанул! Никто не обвиняет вас, старина. Не обижайтесь… И скоро вы надеетесь сцапать этого безобразника, сержант?
- Мы ведем расследование,- флегматично отозвался сержант.
- Здорово! А что, еще не хватает вещественных доказательств?
Время от времени я почитываю детективные романы и давно уже усвоил, что полицейские предпочитают задавать вопросы, а не отвечать на них, но толлертонский сержант, видимо, исключение. Энергично пустив в ход свой ручной насос, мистер Максвелл сумел выкачать некоторые любопытные, хотя и малополезные, на мой взгляд, сведения. Пункт первый: кроме Картов, еще несколько человек показали, что у них в доме, как память о первой мировой, хранятся гранаты Миллза, однако ни одна из них не пропала, все на месте, если только на чердаке у Картов в груде хлама не валялась еще одна штука - этого хозяева дома не помнят. Пункт второй: полиция так и не смогла установить, кому принадлежали игральные карты с приклеенными к ним анонимными записками, на них обнаружены только отпечатки пальцев их получателей. Единственный способ выяснить это - найти старые колоды, откуда изъяты джокеры; вышестоящее начальство, однако, не готово ходатайствовать о выдаче ордеров на обыск, впрочем, можно предположить, что автор анонимок уничтожил все эти старые колоды.
- И сколько таких анонимок было разослано?- поинтересовался Максвелл.
- Семь, насколько нам известно.
- Вряд ли, старина, у обычного деревенского жителя может оказаться семь использованных колод.
- Я тут навел кое-какие справки: колоды у всех целы.
- Но ведь джокеры,- заметил я,- употребляются лишь в таких играх, как покер или рамми.
- Ага!- воскликнул неподражаемый мистер Максвелл.- Шарики у нашего друга крутятся недурно. А ну-ка, спрашивает мистер Шерлок X., у кого здесь играют в покер? У викария? Там, верно, в ходу бинго. Нужны ли джокеры для игры в бинго? А как насчет вашего местного набоба… мистера… э?…
- Пейстона?
- Он и его друзья в плохую погоду играют скорее всего в покер.
- Да, иногда, как я понял, играют. Но его слуги уверяют, что все колоды на месте, все до единой.
- Он может позволить себе платить им хорошие деньги,- продолжал мистер Максвелл.- Говорят, его отец сколотил приличное состояние на металлоломе. Так-то вот, на металлоломе. А ведь эти гранаты Миллза, ей-же-ей, делали из металлолома. Ясно, приятель? Где был ваш мистер Пейстон в ту ночь, когда у нашего приятеля раскокали окно, есть у него алиби?
- В связи с этим происшествием мы выясняем, кто где был,- сурово произнес сержант.
- О'кей, о'кей, сержант. Молчу. Не хочу совать нос куда не просят. Я здесь чужак,- примирительно забормотал мистер Максвелл.
Возвращаясь домой к обеду, я старался припомнить, где я уже слышал подобную жаргонную речь - бойкую, грубовато шутливую, искусно скрывающую истинные мысли,- и наконец припомнил. Я ехал в йоркширском поезде. Много лет назад. На какой-то остановке в мое купе вошли - по одному - трое пассажиров и, когда поезд тронулся, начали разговаривать, как только что познакомившиеся люди. У них была такая же жаргонная речь - настолько характерная, что даже если бы проводник не предупредил меня, что на этой линии орудуют шулера, я все равно заподозрил бы, что они в сговоре. Через несколько минут один из них с ловкостью профессионального фокусника извлек колоду карт и предложил мне сыграть. Вагоны в поезде были с отдельными купе, без общих проходов, а эти трое были дюжие молодчики, и я позволил им обобрать себя на один фунт. Перед следующей остановкой, едва поезд затормозил, они выскочили из купе.
Этих-то людей и напомнил мне странный мистер Максвелл. Считать его мошенником у меня не было никаких оснований, но в его речи, в его добродушии и интересе к нашим деревенским делам сквозило что-то фальшивое. Уж не в сговоре ли он с кем-нибудь из присутствующих? Во всяком случае, не со мной и не с Фредом Киндерсли. Может, с сержантом из уголовного розыска? Впрочем, было бы нелепо даже предположить, что для расследования наших, пустяковых, в сущности, дел прислали не только сержанта, но и тайного агента в штатском. Тут я вспомнил, какого невысокого мнения Роналд Пейстон о местной полиции и как он жаловался, что старший констебль не проявил ни малейшего интереса к его версиям. Вполне возможно, что Максвелл - частный сыщик на службе у Роналда. Его шутливые нападки на Пейстона - скорее всего неуклюжая попытка отвести от себя подозрения. Сержант, по-видимому, это знает, потому и разговаривает так откровенно в присутствии человека постороннего.
За обедом Коринна была непривычно молчалива. Сквозь загар под глазами проступали синие полукружья: должно быть, она плохо спала. Ее полная апатия встревожила меня. Я обещал Дженни потолковать с Коринной, прежде чем принять окончательное решение о прекращении уроков; и после обеда, когда она лежала в гамаке с раскрытой, обложкой вверх книгой на коленях, я пододвинул шезлонг и сел рядом. Одно дело - поддерживать добрые отношения со своими детьми, совсем другое - вмешиваться в их личную жизнь. Как всякий мужчина, я инстинктивно избегаю эмоциональных сцен, и это делало мою миссию особенно неприятной. С большим трудом я наконец выдавил:
- Мы с Дженни беспокоимся за тебя, дорогая.
- Знаю,- ответила она, глядя на осенявшую ее листву.
- Тебе, пожалуй, не стоит больше видеться с ним.
- Пожалуй.- Голос Коринны звучал глухо и безжизненно.
- Мы могли бы подыскать тебе другого учителя верховой езды.
- Ну это-то меня меньше всего волнует,- воскликнула она.
- Ты сильно влюблена в Берти?- пустил я пробный шар.
- Это очень смешно - шестнадцатилетняя девица и мужчина уже за тридцать?- и вдруг она как будто хлестнула плетью:- Я не ищу у вас понимания. Хочу только, чтобы меня оставили в покое.
- Это совсем не смешно. Но дело это безнадежное, и тебе придется это признать.
- Я не согласна, что безнадежное. А если и так, мне наплевать.
Трудно иметь дело с девушкой в возрасте Коринны - уже не ребенок, но еще и не взрослая, она беспомощно колеблется между двумя состояниями.
- Но, моя ласточка, неужели ты надеешься, что он женится на тебе?
- Почему нет? Через год-другой?
- Потому что он не из тех, кто женится… Он… он просто меняет женщин. У него и сейчас есть по меньшей мере одна любовница. Я знаю это совершенно достоверно.
- А я не прочь стать его любовницей,- упрямствовала Коринна.- И кто же она? Миссис Пейстон, я полагаю?
- Я понимаю тебя. Это было бы потрясающе увлекательное приключение. Правда, недолгое.
Она резко приподнялась и впилась в меня глазами, которые так и сверкали сквозь упавшие на лицо волосы.
- Потрясающе увлекательное приключение? Уж не поощряешь ли ты меня, папа?
- Я сказал: недолгое. Твое сердце было бы разбито.
- Это уже произошло,- сказала Коринна, протягивая мне руку. Я с трудом удержался от слез.
- В твоем возрасте любовь - сплошная мука и отчаяние. Беспросветное отчаяние, потому что ничто не сможет умерить твою боль, отвлечь твои мысли.
- Не заняться ли мне благотворительностью?- Она чуть-чуть улыбнулась.
- Упаси Боже! Послушай, моя ласточка, я не хочу подвергать тебя вивисекции, а не пытался ли он?…
- Подкатиться ко мне? Извини, папа, я не хотела тебя шокировать.
- А ты и не шокировала. Женщины - существа здравомыслящие, обеими ногами стоящие на земле, к тому же достаточно толстокожие. Ты уже без пяти минут женщина, это совершенно ясно, ужасный ты ребенок!
Коринна пожала мою руку и засмеялась - ее голос слегка дрожал.
- Не беспокойся. Он только поцеловал меня однажды. В конюшне. Если уж быть откровенной, я сама навязалась. Наверное, меня подкупило то, что он разговаривал со мной, как со взрослой, делал комплименты. Я думаю, вы с Дженни ошибаетесь в нем.
- Ты умеешь хранить тайны?- спросил я чуть погодя.
- Да!
- Дженни терпеть его не может, потому… потому что он, как ты выражаешься, подкатывался к ней.
Все это время я как будто шел по минному полю и вот наткнулся на мину: сейчас грянет взрыв.
Коринна смотрела на меня широко раскрытыми глазами, затем отвернула свое хорошенькое личико.
- Бедный папочка!- выдохнула она.
- Погоди меня жалеть, молодая леди! Что бы ты там ни думала, не такой уж он неотразимый.
Коринна словно бы не слышала меня.
- Кое-какие подозрения у меня были,- медленно произнесла она.- Берти много расспрашивал меня - о тебе и о Дженни.
- В самом деле? Что же его интересовало?
- Трудно сказать… Ну, как у тебя обстоят дела. Богат ли ты. Можешь ли заплатить за мое обучение в Оксфорде. Деньги не сходят у него с языка. Брат, видимо, держит его на коротком поводке. Насколько я понимаю, Элвин унаследовал все деньги матери, сколько их там оставалось, и половину отцовских денег. Вторая половина досталась Берти, но он быстрехонько ее промотал, "весело пожил", как он говорит. Теперь он вынужден жить на то, что выделяет ему Элвин. Транжира он страшный, я не преминула ему это сказать,- не без некоторого самодовольства добавила Коринна.
- Ты полагаешь, что можешь его исправить?- ласково сказал я.- Это обычное женское заблуждение, очень губительное… И где вы обо всем этом разговаривали? Не перед всеми же этими кентаврихами в школе верховой езды?
- Нет. Ты знаешь, меня всегда провожала Дженни. Я иногда встречала его на прогулке. Честное слово, случайно.- Она покраснела.
- Верю тебе, моя ласточка,- сказал я, но в моей памяти прочно сидели слова Дженни о том, что в любви все женщины хитры.
- Он, конечно, безумно красив и такой великолепный наездник,- мечтательно продолжала Коринна.- Наверно, именно его безразличие - плевать мне, мол, на вас всех - так покоряет женщин.
- Да. И ему действительно плевать на всех. Рано или поздно бедные женщины убеждаются в этом.
В глазах Коринны засверкали озорные искорки.
- Стало быть, это я теперь должна провожать Дженни. Правда, имея такого мужа, она вряд ли даже посмотрит на другого мужчину.
- Вы слишком добры, мэм.
- Не тревожься за меня, дорогой папочка. Это была, если не ошибаюсь, про… профи…
- Профилактическая беседа.
В доме затрезвонил телефон. Я вошел в дверь с чувством сильного облегчения, но Дженни опередила меня. Она сняла трубку в гостиной, и из своего кабинета я услышал ее голос. Я уже хотел было вернуться в сад, но меня остановили непривычные, я бы даже сказал, фальшивые нотки в ее голосе. Разговор прерывался долгими паузами, говорил в основном тот, кто был на другом конце провода.
- …Нет, он в саду… Нет, нет, я категорически отказываюсь. Неужели вы не понимаете, что я не чувствую ничего, кроме глубокой антипатии?… Не будьте так глупо самонадеянны… Неправда… Да, я знаю, что… Не могла поверить, что вы это всерьез… Неужели вы сами не видите, как это мерзко… Ну что ж, раз вы не оставляете мне никакого выбора… Ладно, пусть будет по-вашему… Сегодня вечером?… Да, но… Да, я знаю, где это… Да, верно, но предупреждаю вас…
Я, пошатываясь, вышел на веранду. Лучезарный солнечный день померк у меня в глазах. Все это время я изо всех сил душил в себе ревность, но случайно подслушанный разговор свел на нет мои старания. У меня не было ни малейших сомнений, что Дженни разговаривала с Берти Картом. И согласилась на свидание с ним. Правда, согласие она дала как будто бы с неохотой, но ее возражения звучали в моих ушах фальшиво - обычные женские увертки, лишь сильнее распаляющие мужчину. Выходит, она только прикидывалась, когда грубила ему, или же, в лучшем случае, просто не отдавала себе отчета в собственных чувствах - тщетно стараясь их побороть. А чего я мог ждать? Мужчина, которому уже шестьдесят один,- и молодая жена?