- Дядя Женя мне сказал, что у него есть компрометирующие материалы на многих видных деятелей нашего городка, - скромно сказала Валюша. - Он их может вывести на чистую воду, но для этого ему нужно время и еще какие-то условия… я не поняла. Скажи, Турецкий, а милиция везде покупается и продается?
Он отшутился:
- Они просто халтурят. В свободное от работы время трудятся на стороне противника. Какие бы ни были у дяди Жени компрометирующие материалы, он не мог их сунуть с собой в трико, выходя в подъезд с мусорным ведром. А если хранил дома, то там их уже нет. Так что забудь, нет никаких материалов. А что касается дяди Жени… Сейчас ты мне популярно объяснишь, как добраться до Тасине, а потом идешь к какой-нибудь старой забытой подруге, о которой не знают твои родители и остальные подруги, и сидишь там, пока рак на горе не свистнет.
- Ты что, с дуба рухнул? - она покрутила пальцем у виска. - Как я могу узнать, когда он свистнет, если к вечеру у меня разрядится телефон, а домой, сам говоришь, нельзя? Нет у меня таких подруг, к которым я могла бы отправиться на постоянное место жительства. У всех матери, отцы, отстойные взгляды на жизнь… И еще - на твоем месте я бы в одиночку в Тасино не совалась. Гиблые там места. Если не можешь взять с собой роту десантников, то возьми хотя бы меня. И не смотри, как Ленин на вошь. Во-первых, без меня тебе туда не пробраться. Во-вторых, дядя Женя с тобой даже разговаривать не будет - сделает засаду, отоварит оглоблей, и спокойной ночи, мальчики и девочки… Серьезно, Турецкий, не выкаблучивайся. Возьми меня с собой, тебе же веселее будет.
Он рылся в мыслях, выискивая подсказку. Подсказок не было. Девчонка смотрела на него большими незамутненными глазами, ждала, пока он примет это единственное неверное решение.
- Учти, электрички через Колядино ходят не так уж часто, - добавила Валюша, - и еще, на нашем месте я бы не совалась на вокзал в Колядино. Это слишком просто, и нас там приберут. Следующая остановка электрички - в Щечино, вот туда мы и должны добраться на машине, не имеющей отношения к городскому таксопарку. Отсюда ехать примерно минут тридцать - поскольку перегон длинный. И третье, Турецкий. В электричке нам лучше разделиться: ты поедешь в одном вагоне, я поеду в другом. Будут искать высокого мужчину в кожаном пиджаке и маленькую девочку с рюкзаком, которые путешествуют вместе. На мужчин и девочек в отдельности смотреть не будут. У них же нет, надеюсь, наших фото? Выходим в Подгорном и вновь воссоединяемся, идет?
- Может, у тебя еще и "в-четвертых" имеется? - сварливо пробрюзжал Турецкий.
- Да, имеется, - кивнула Валюша, - оно логично вытекает из третьего. Не хочу претендовать на твои финансы, но что-то надо делать с нашей внешностью. Так дальше продолжаться не может, Турецкий. Мы должны быть Незаметны, понимаешь? А наша одежда - слишком вызывающа и видна за километр. В такой одежде трудно бросать вызов природе…
Когда он очнулся от раздумий, она, склонив головку, с интересом его рассматривала. "Кто из нас умнее?" - с какой-то глупой мужской ревностью подумал Турецкий.
- И где нам лучше ловить машину? - проворчал он.
- Нигде, - хихикнула девчонка, - гони пятьсот рублей и сиди кури. Я сбегаю за машиной, найду чего-нибудь. Да не волнуйся, я справлюсь, все пройдет штатно.
Глава десятая
На громыхающем тарантасе, водитель которого за сиреневую купюру согласен был ехать хоть до Колымы, они промчались проспект Маршала Конева, за несколько минут миновали дубовское захолустье - несколько кварталов аварийных бараков.
- Не обращай внимания, - покосилась на него Валюша, - в Нью-Йорке тоже есть такие места.
- И давно ты из Нью-Йорка? - проворчал он.
- Я путешествую только мысленно, - ухмыльнулась девчонка, - я дальше Тулы вообще нигде не была, довольствуюсь каналом "Дискавери". Но какие мои годы, согласись? Вздремни, Турецкий, за окном ничего интересного больше не будет.
Он давно уже понял, что палец в рот ей лучше не класть - откусит по самое колено. За окном мелькали поля, увенчанные стайками "быстроногих" стрижей, березовые перелески. Асфальтовое покрытие давно оборвалось, машина прыгала на ухабам, доставляя этим самым удовольствие всем сидящим в салоне, кроме Турецкого. Шофер беззаботно посвистывал, временами косился в зеркало на странную парочку, Валюша держалась за ручку над дверью и каждый раз, подлетая к потолку, восторженно вопила "Оппа!". Подобные ощущения Турецкий испытывал, когда в далекие студенческие годы пролетал на "кукурузнике" над кукурузными же полями, направляясь в стройотряд под Брянском. Но в том путешествии давали картонные пакеты, и он был несколько помоложе.
Дорога петляла, зарываясь в поросшие гигантскими борщевиками пустоши. И вдруг вылетела к кладбищу - неизменному спутнику хоть какой-то, но цивилизации. Стая ворон, испуганная грохотом, взмыла с заросшего молочаем бугра. Но вот кресты и покосившиеся памятники остались в стороне, потянулась заброшенная ферма, зияющая пустыми глазницами. Одна из глазниц оказалась не пустой - оттуда немигающим взором таращилась на гремящую колымагу черная лошадиная морда. И снова извечная русская "идиллия" - дорога, вспаханная ковровой бомбардировкой, непересыхающие лужи в глубоких рытвинах, "пьяные" столбы линии электропередач. Деревня стартовала внезапно. Просевшая крыша всплыла из-за ломаного очертания плетня. Дорогу перегородил ржавый остов трактора "Кировец". Водитель сбросил скорость, объехал преграду. Собака с радостным гавканьем бросилась под колеса. Шофер ругнулся, чуть не наехал на забор, увенчанный насаженными на штакетины кирзовыми сапогами и человеческим лицом, выражающим ленивое любопытство. За развалюхами на околице потянулись нормальные частные дома, отдельные из которых можно было отнести к зажиточным. Дорожное покрытие стало практически плоским, расширилась проезжая часть. Подросла этажность зданий, и несколько минут спустя водитель остановился перед унылой бетонной постройкой, символизирующей, судя по всему, местную остановочную платформу.
Получив обещанную сумму, водитель испарился. Обстановка менялась кардинально, не в лучшую сторону. "Привокзальная площадь" переживала трудные времена. Рыночные ряды пустовали, став прибежищем своры бездомных собак, не проявляющих, к счастью, склонности к агрессии.
Здесь не было никакого транспорта, не считая запряженной лошадью повозки, нагруженной молочными баками - она стояла у строения с надписью "Продукты". О наблюдении со стороны дубовских законников речь пока не шла. У магазина старушки торговали редиской, укропом, прошлогодней картошкой, ходили люди не самого презентабельного вида. Безбожно чадя, подъехала "Газель". Турецкий насторожился. Но это были "свои" - выбрался водитель в спадающих трико, поплелся к кузову, распахнул двери. Через минуту он уже ругался с упитанной теткой по поводу доставки товара. Показалась местная молодежь: двое парней, умирающих от скуки, не знающих, куда применить свои энергию и таланты, с любопытством уставились на новоприбывших - особенно на Валюшу, у которой в ухе торчал наушник. Дополнительные неприятности вроде были ни к чему.
- Не обращай внимания, - отмахнулась Валюша, проследив за его взглядом, - народ здесь такой живет. Наглы называются. Работы у них нет, всеми днями шатаются, приключений ищут. Будут приставать - ты только не размахивай руками. Я сошлюсь на местного парня - некоего Колю Карачуна, он здесь в авторитете - и от нас отстанут. Постой здесь, я сбегаю расписание посмотрю.
Он остался в одиночестве, продолжал осматриваться. На другой стороне пустыря красовалось одноэтажное бетонное здание со странной вывеской "Универ…". К зданию подъехал пыльный "УАЗик", вышли мужчина и женщина, скрылись в здании.
Прибежала Валюша, покосилась на местную молодежь, которая продолжала их рассматривать, не в силах побороть лень.
- Электричка неизбежна, - глубокомысленно поведала Валюша, - но она опаздывает - что, кстати, совершенно нормально. У нас в запасе сорок минут.
- Это что, местный университет? - Турецкий кивнул на бетонное здание с загадочной вывеской.
- Нет, - покачала головой Валюша, - это "маг" отвалилось. Магазин, как видишь, работает. Ты не собираешься менять наш имидж?
Цены в логове местных негоциантов были практически доперестроечные. Не сказать, что полки ломились от товаров, но то, что он считал необходимым в "деревенской жизни", быстро нашлось. Они ходили по рядам, поражаясь примитивности патриархального заведения. За их перемещениями из-за массивного кассового аппарата бдительно следила крашеная особа.
- Ненавижу магазины, - вынесла неожиданный вердикт Валюша. - Знаешь, Турецкий, если ты не жмот, купи мне, пожалуйста, вот эту курточку за двести рублей, в которой умерли семеро подростков, и вот эти очаровательные черные резиновые сапожки. Дорога от Щечино, знаешь ли, не балует. Ну, и себе что-нибудь по обстановке. Слушай, - она сделала большие глаза, покосилась на кассиршу, - а у тебя есть пистолет?
Турецкий рассмеялся и демонстративно вывернул карманы. Валюша разочарованно вытянула мордашку.
- На твоем месте я бы не стала смеяться. Какой же ты следователь, если у тебя даже пистолета нет? Тогда купи бейсбольную биту… хотя откуда в этом сельпо бейсбольная бита?
- Валюша, перестань, - сказал он строго. - Наша миссия закончится через несколько часов. Потом ты вернешься к родителям… ну, может быть, а я займусь делами, не связанными с загородной жизнью.
- Ну-ну, - она некультурно шмыгнула носом, - на твоем месте я бы не зарекалась.
Он купил все, что она просила, истратив на ребенка целых триста рублей, приобрел прочную сумку, в которую после приобретения сложил короткую брезентовую штормовку, резиновые полусапожки.
- Лучше сразу преобразись, - посоветовала Валюша, - мало ли что…
Подумав, он так и поступил, спрятав в сумку кожаный пиджак, модные итальянские туфли и Валюшино барахло, включая плеер и рюкзачок. Из универмага они вышли преображенные. Забежали в продуктовый магазин и оттуда вышли. Валюша обозрела его с прищуром, соорудила хитрую мордашку.
- Отлично выглядишь, Турецкий. Можно задать деликатный вопрос?
Он посмотрел на часы. До прибытия опаздывающей электрички оставалось несколько минут.
- Задавай, - вздохнул Турецкий.
- У тебя есть женщина?
- У меня жена есть, - усмехнулся он.
- Да не, - она отмахнулась, - я не особо разбираюсь в таких вещах, как замужество. Я тебя о другом спрашивала. У тебя женщина есть?
- Нет, - сказал он чистую правду, услышав которую супруга Ирина издала бы мучительный стон облегчения.
- Правда? - Валюша задумалась. Стала машинально рассверливать пальцем дырку в ухе, оттянула мочку, согнула ушную раковину. - И что это значит, Турецкий?
- А что это должно значить? - он пожал плечами. - Все в мире взаимосвязано. Если у кого-то нет женщины, значит, у кого-то их две.
- Мне кажется, ты несерьезен. - Она приподняла головку, насторожилась. - А ну-ка побежали, электричка идет. Ты - в пятый вагон, я - в третий…
* * *
Оставшись один, он испытал ужас, граничащий с безрассудной паникой. Этому страху не было объяснения. Он не был уверен, что поступает правильно, он еще не составил мнения об утренних событиях, но страх уже сидел в подкорке, помыкая организмом. Валюши не было рядом, это его бесило. Он чувствовал ответственность за взбалмошную девчонку. Он сделал все возможное, чтобы погрузить ее в это болото, и теперь при любом раскладе она подвергалась опасности. Чем бы ни закончилась поездка, эта опасность не рассосется. Оставалось поздравить себя с новым приобретением и постараться хоть как-то приглушить муки совести.
В провинциальных электричках за последние сорок лет ничего не изменилось. Грязный проход, жесткие деревянные сиденья. Неизменная надпись на дверях, извещающая о том, что "звери отрыгаются ароматически". Даже пассажиры оставались те же самые. Дачная публика, состоящая на девяносто процентов из пенсионеров, рабочий люд. Турецкий вошел в вагон, чувствуя себя каким-то изгоем в "приличном" обществе, стащил с плеча сумку, отправился по проходу вдоль вагона. Новая штормовка давила в плечах - нужного размера в магазине, как всегда, не нашлось. Он сел примерно посередине вагона, против движения, рядом с проходом, напротив женщины средних лет с клетчатым пакетом, пристроил сумку на колени. Перегон между Щечино и Сплавным был таким же длинным, как предыдущий - электричка разогналась, колеса гремели на стыках, вагон болтало из стороны в сторону. Он сидел, как на иголках, гадая, как бы набраться терпения. В конце вагона хохотала распущенная молодежь, в отсеке напротив двое работяг в жилетах путевых рабочих резались в подкидного. В следующем отсеке девушка в огромных "ботанических" очках оторвала глаза от книги, мазнула рассеянным взглядом Турецкого, снова уткнулась в чтиво. Дрогнули ресницы, она опять украдкой подняла глаза. К черту этих провинциальных тургеневских девушек…
Возникла дикая мысль: а оторвал ли он ярлычок от ворота? Ничего он не отрывал. Нет, кажется, Валюша что-то отрывала… Яростно зачесалась спина, он потерся хребтом о спинку. Девушка в очках в третий раз оторвалась от своего неинтересного чтива, вздохнула, вновь принялась искать знакомые буквы… Электричка замедляла ход, приближаясь к Сплавному. Остановились, разъехались двери, публика потекла в вагон. Рыбаки с зачехленными спиннингами, старушки с тележками, потомственные тунеядцы и алкоголики. Один из последних чуть не отдавил Турецкому ноги, втискиваясь в отсек. Проблеял что-то нечеловеческое, сел на одно с ним сиденье, обдавая смачным ароматом перегара. Развалился - одну руку забросил за спинку сиденья, другую пристроил на окно. Подмигнул сидящей напротив даме (последнюю чуть не стошнило), закрыл глаза, захрапел.
Турецкого уже выкручивало от нетерпения. Словно чувствовал, что назревают неприятные события. Перегон до Павино оказался не длинным, поезд заскрежетал суставами, замедляя ход. Вагон тряхнуло. Выходили и заходили какие-то люди, звенело в ушах. Электричка неторопливо набирала скорость, проплывала платформа, одиноко стоящие граждане. Когда появились милиционеры в серой "полевой" форме, он был уже на взводе…
И все-таки свершилось! Он не мог поверить. В горле пересохло, сердце аритмично забилось. Разъехались двери, в вагон вошли двое молодых служителей законности в форменных кепках. У каждого на поясе наручники и дубинка. Неопрятные, мятые, с недовольными физиономиями. Обозрели перспективу вагона, медленно двинулись по проходу, внимательно рассматривая немногочисленных пассажиров. Заткнулась компания подвыпившей молодежи, примолкли оживленно галдящие пенсионерки. Насупились, но не бросили игру дорожные рабочие. Турецкий окаменел. Встать и двинуть к выходу? Не будет ли это слишком вызывающим? Или терпеливо ждать? В принципе, он может справиться с двумя сосунками, мнящими из себя хозяев жизни. Несколько ударов - и здравствуйте, новые неприятности…
Он сидел, окаменев, а милиционеры неумолимо приближались. До них оставалось метра три. Он перехватил взгляд сержанта, исполненный скуки и высокомерия, потупил взор в пол. Ведь эти ребята, как собаки - очень не любят, когда на них долго и недвусмысленно смотрят…
- Ваши документы, гражданин? - прозвучал над головой металлический голос.
Он уже знал, что они не пройдут мимо. Не спасут ни штормовка, ни резиновые сапоги, ни сумка "потомственного бродяги". Он один такой в этом вагоне, на других не похожий, выбивающийся из "монохромной" народной массы… Он поднял голову, сжимая кулаки. Лучше сразу бить, используя фактор внезапности…
Но ударить первым он не решился. И правильно сделал. Строгий сержант смотрел не на него, а поверх его головы. С запозданием Турецкий сообразил, что милиционер обращается к алкашу, придавившему на массу. Волна облегчения захлестнула с головой. Алкоголик проворчал что-то неразборчивое, выпрямил спину, осоловело уставился на вопрошающего.
- А-а, - прохрипел, сообразив, чего от него хотят, полез во внутренний карман, вытянул замызганную книжицу. Передача основного документа, удостоверяющего личность гражданина, произошла непосредственно перед носом Турецкого. Он сидел, неподвижно глядя перед собой, - а как еще себя вести? Не улыбаться же? Сердце бешено колотилось, поезд подпрыгивал на рельсах, казалось, сейчас оторвется от полотна, полетит с балластной насыпи…
- И что с ним делать? - проворчал сержант, обращаясь к напарнику. - Посмотри на него. Хотя с документами вроде все в порядке.
- Да оставь ты его, - бросил второй, - нужна тебе эта проблема?
- Ладно, держите, гражданин, все в порядке. - Потертая книжица проплыла перед носом, "гражданин" что-то хрюкнул, забирая свою собственность. Милиционеры потекли дальше. Сердце бешено тряслось, не могло успокоиться. Алкоголик сыто заурчал, вновь развалился, захрапел. Турецкий смотрел на удаляющиеся серые спины, видел, как люди провожали их глазами - кто-то равнодушно, кто-то с презрением, со страхом, кто-то даже не смотрел на них. Мозги кипели от усердия. Сейчас они войдут в четвертый вагон - и только богу ведомо, как быстро его пройдут. А в третьем - Валюша. Как она себя поведет при виде мундиров - неизвестно. Как поведут себя милиционеры при виде одинокой девочки - тоже тайна. Обратят на нее внимание? Можно не сомневаться. "Я девочка-бомж, со мной прикольно знакомиться, ведь меня не нужно провожать домой…" Шутки шутками, но могут быть и неприятности… Милиционеры скрылись в тамбуре, прошли его без остановки, втянулись в "гармошку" между вагонами. Забилась дверь, которую они забыли закрыть. Когда же, черт возьми, остановка?.. Ожидание становилось невыносимым. Он подхватил сумку, зашагал к выходу, едва сдерживая себя, чтобы не побежать. Вывалился в тамбур, сунулся в распахнутую дверь. Вторую дверь милиционеры тоже не посчитали нужным закрыть. Было видно, как они идут по четвертому вагону. Остановились примерно на середине, стали докапываться к кому-то из пассажиров. Но и здесь победила вселенская лень - не нашлось увесистых оснований, чтобы докопаться по полной программе. Милиционеры перебросились парой слов, побрели дальше. Ох, зря они так, их должно что-то остановить… Но их ничто не могло остановить, они уже приближались к тамбуру. Поезд и не думал останавливаться. Хотя, впрочем…
Заскрежетали тормозные колодки, деревья за окном побежали чуть помедленнее, вот еще замедлились. Электричка приближалась к остановочной платформе "Подгорное"… Но патруль уже был в тамбуре, вот он уже перетек в третий вагон, где совсем одна сидела Валюша. Он чуть не стонал от нетерпения. Бежать за ними? Бить, если девчонка привлечет их интерес? Но поезд уже конкретно тормозил - со скрипом, лязгом, скрежетом. Уже проехали начало остановочной платформы, бетонную будку с выцветшей надписью "Подгорное", вот уже почти остановились… За спиной разъехались двери - кто-то из вагона собрался выходить. Он оттеснил желающих плечом, встал у двери, готовый сорваться с высокого старта. Поезд остановился. Но двери не открывались - словно издевался машинист этой чертовой каракатицы! Но вот разъехались со стуком.