Беспокойные мысли в голове мелькали, словно птицы. Разве мог он несколько лет назад подумать, что в таком жалком виде ему придется брести по ночному городу. Была нормальная жизнь, большая семья, а потом проклятая война все поломала. Одни погибли, другие пропали без вести, отец заболел, ослеп. Это самая большая беда, его спасать надо. Известный полевой командир, который рос с Махмудом на одной улице, в Грозном, хорошо знал его отца. Он обещал помочь, добавить денег на операцию. Не всю сумму дать, а добавить, сколько Фирзоевым не хватает. Это бы решило проблему, но они с другом потеряли связь. Говорили, что он сейчас скрывается в Грузии. Окажись рядом, конечно, помог бы, тут и сомневаться нечего. Без него же трудно на что-то рассчитывать, хотя Другие тоже говорят о поддержке. Во время налета в Назрани захватили полным-полно оружия: пистолеты, автоматы, гранатометы, ящики с патронами. Такая большая добыча, что невозможно все отсюда увезти. Решили спрятать часть в лагере беженцев. Но разве в спешке можно сделать что-нибудь путное. Спрятали так, что во время проверки милиционеры многое находили, потом увезли. При удачном стечении обстоятельств некоторые менты закрывали глаза на найденное оружие. Не просто так закрывали - платить приходилось. Войдут двое в палатку и что-нибудь найдут. Если товарищи их не видят, возьмут деньги и уйдут. Скажут, мол, тут все чисто. Много денег ухлопать пришлось. Кто их точно считает, кто ведет всю бухгалтерию, Махмуд толком не понял. Все ссылаются на какого-то назрановца по кличке Домосед. Это чеченец, который здесь уже четыре года живет по фальшивому паспорту. То есть он раньше был фальшивый, а после обмена в прошлом году появился настоящий. Якобы Домосед вербует местных боевиков, чеченское командование ему полностью доверяет, и он распоряжается в Ингушетии всеми деньгами. Джангиров тоже ссылается на него, намекает на то, что является его правой рукой.
Индийский бог Шива, у которого много рук, может позавидовать Домоседу. В лагере несколько человек называют себя его правой рукой. Это слышно от главаря каждой группировки. Сейчас в лагере обстановка недружная, все время возникают разные группировки, ругающиеся между собой. А все потому, что здесь собрались не только несчастные люди, потерявшие на войне родных и кров. Тут появилось много аферистов, желающих получить деньги за потерянное при бомбардировках жилье. Между тем их собственные дома в Чечне стоят целыми и невредимыми. Такие, получив деньги, больше всего мутят воду. Они тогда смеются над легковерными русскими из Москвы, подкармливающими их, дают Домоседу часть денег - на сопротивление.
Махмуд хотел бы поговорить с этим Домоседом чисто по-человечески, рассказать про отца. Если он настоящий чеченец - поможет слепому старику. Только этот Домосед очень труднодоступный человек, к нему мало кто вхож. Во всяком случае, Махмуд к таким не относится. В лагере его не принимают всерьез, считают обыкновенной "шестеркой". Что ж, отчасти люди правы. Он и Ахмед слишком поздно присоединились к сопротивлению, да и то вынужденно, когда им потребовались большие деньги. До этого они всю войну работали в Грозном. Махмуд хороший шофер, работал на персональных машинах, возил много важных людей, в том числе и федералов. Ахмед - тот образованный человек, знает английский язык. До войны у него даже ученики были, хорошо брат зарабатывал, всем покупал дорогие подарки. Чья бы голова могла подумать, будто жизнь повернется так, что Ахмеду и ему ради денег придется убивать людей?! Если бы до войны кто-нибудь сказал такую глупость, они бы этого пророка на смех подняли. И уж совсем невозможно было предполагать, что они будут иметь дело с Джангировым, ведь между ними существует семейная вражда. Если нормально рассуждать, не должен Махмуд Фирзоев иметь дела с Артуром. Он же имеет и сейчас, после ранения, пришел к нему домой. Такие случаи Ахмед называет иронией судьбы.
- Рана не опасная, - осмотрев и ощупав ногу, поставил диагноз Джангиров. - Кость не задета - это главное.
Он промыл рану спиртом и вытащил пулю, воспользовавшись для этого непонятно откуда имевшимися у него зубоврачебными щипцами. Так и пулю он тащил - будто зуб дергал, разве что без заморозки. Разглядев пулю, спросил:
- Кто же в тебя стрелял из автомата?
- Я так думаю, милицейский патруль на шум прибежал. Там собака сильно гавкала.
Кровотечение почти остановилось. Артур Абдулович со знанием дела перебинтовал ногу и натянул поверх бинта компрессионную повязку. После этого обессиленный Махмуд заснул.
Утром ему оставалось только удивляться, как он вчера с такой раной прошел чуть ли не полгорода. Сейчас, стоило самую малость ступить на левую ногу, ощущалась сильная боль. Поэтому он передвигался медленно, опираясь на пятку - тогда идти легче.
Ему хотелось, чтобы Артур отвез его в лагерь, но сейчас об этом нечего говорить. В доме спрятаны два пленника. С девушкой жена Джангирова и ее сестра еще как-то возились, причем делали это с явным неудовольствием. К мужчине же их не хотел подпускать и сам Артур, приказав:
- Следи за ним, Махмуд, накорми. Мы должны вернуть его в хорошем состоянии, - улыбнулся, - иначе федералы откажутся принимать. Мне нужно отлучиться по делам. Ненадолго.
На кухне Махмуд нарезал на кусочки тонкое магазинное хачапури, подогретое женой Артура, сделал крепкий чай и спустился с завтраком в подвал. Прежде чем снять со рта Виктора липкую ленту, предупредил:
- Не вздумай кричать. Иначе твоей девушке сделают больно.
- Как она себя чувствует?
- Нормально. Не волнуйся.
У Махмуда не было ни малейшей неприязни к этому парню. Когда он кормил его, поднося поочередно кусочки хачапури на вилке и кружку с чаем, то поймал себя на мысли, что ему даже приятно позаботиться о человеке.
Артур Абдулович вернулся ровно через два часа. Ничего не рассказывал, было заметно, что сильно расстроен. Он узнал, что Исмагил арестован, наверное, Скобеев тоже. Во всяком случае, связаться с ним почему-то невозможно, впрочем, как и с Круликовским. Руставел убит, а из автомата стреляла его жена. Обо всем этом, как всегда, таинственным образом пронюхал Домосед, который позвонил ему. Каким образом он, крайне редко выходя из дома, первым добывает самые свежие новости, для Джангирова было и остается загадкой.
Достав из барсетки бумажник, он отсчитал пять стодолларовых купюр и дал их Махмуду. Посмотрев на деньги, тот удивился:
- Слушай, почему так мало? Мы договаривались по-другому.
- Потому что ты не убил этого лейтенанта, Махмуд. Только слегка ранил.
- Не мог я его не убить, Артур, Что такое ты говоришь! Я в упор стрелял, попал в голову. Сам видел, как тот свалился. Еще полторы тысячи нужно.
- Что ты мог видеть в темноте?! Говорю же, слегка ранило, ухо задело.
- С чего ты взял? Не мог я промахнуться, - упорствовал Махмуд. - Давай деньги.
- Домосед сказал. Он точно знает, что там было два человека: Руставел и его жена, молодая девчонка. Если ты его убил, кто в тебя стрелял? Не женщина же. Она затвор не сможет оттянуть, не то что стрелять. Зачем мне тебя обманывать! Ты сам пострадал, ранен - могу добавить в утешение сто долларов. Больше дать не могу. Деньги не мои - я за них отчитываюсь. Если что - Домосед мне голову снимет. А тебе совсем не надо сегодня горевать. У меня есть очень хорошее известие - Ахмед нашелся.
Услышав про брата, Махмуд мигом забыл и о деньгах, и о больной ноге:
- Где он?
- В больнице лежит. Его случайно избили. Очень сильно. По голове били. Но сейчас дело идет на поправку. Врачи уже разрешили ему садиться в постели.
Глава 8
ВОЗЬМИ СЕБЕ, БОЖЕ,
ЧТО МНЕ НЕГОЖЕ
Какое-то время оба стояли совершенно неподвижно: по одну сторону грубой деревянной калитки Захарин с растерянно-напряженным выражением лица, на пороге дома застыл прицелившийся в него Келинов.
Ситуацию разрядил торопливо вышедший из машины водитель Ростан, который обратился к хозяину дома на ингушском языке. Судя по всему, резким окриком он пристыдил его за негостеприимное обращение с приезжим. Келинов, продолжая целиться в капитана, с горячностью что-то отвечал тому. Между ними разгорелся шумный спор, о смысле которого Захарину оставалось только догадываться. По интонации он понял, что водитель в чем-то убеждает Келинова, а тот отстаивает свою правоту, постепенно сдавая позиции. Наконец он опустил ружье и приблизился к калитке.
Ростан объяснил Захарину:
- Он правильно делает, что злится. Я бы на его месте тоже за ружье схватился. У них тут несправедливо участкового арестовали, вот он и злится. Когда в понедельник вечером мимо села проезжали боевики, участковый, майор, хотел остановить их. Так те отобрали у него пистолет, а самого связали и увезли с собой. Эго многие люди видели. Но куда бежать, кому сообщать - телефона-то нет. Участковый потом сам в суматохе сбежал, пришел в райотдел милиции и рассказал всю правду, все как было. А хорошего человека обвинили в предательстве и арестовали. Так до сих пор находится под стражей. Его избили, а у него больное сердце, давление. Разве такое позволяется! Я объяснил Келинову, что лично вы в этом не виноваты. Теперь можете с ним разговаривать.
- Он по-русски хорошо понимает?
- Свободно говорит.
- У вашего участкового есть помощник? - опросил Захарии грозного собеседника.
- Нет.
- А опорный пункт в милиции в селе существует?
- Нет, ничего нет. Один участковый, майор. Двадцать четыре года служит тут, и всегда была спокойная обстановка. А теперь его не отпускают. Без него здесь может стать плохо.
- Попробую вам помочь, - сказал капитан. - После налета творится полная неразбериха, хватают и правого, и виноватого. Лучше ведь лишнего задержать, проверить, чем впопыхах упустить преступника. Султан Рамазанович, уверен, недоразумение быстро разъяснится. Я обязательно прослежу.
- И я обязательно министру скажу, - добавил Ростан. - Генерал наверняка вашего участкового знает.
- Да-да, обязательно скажи генералу, - уже миролюбивым тоном попросил Келинов. В дом он капитана так и не пригласил, что очень странно для Ингушетии.
- Вообще-то я приехал к вам по-другому поводу, - продолжал Захарин. - Меня интересует ваш автомобиль "Москвич" коричневого цвета.
При этих словах Келинов опять закипятился.
- На хер мне этот "Москвич" сдался! - в сердцах сказал он. - Разве это машина! Его больше чинить приходилось, чем ездить. Я уже был готов этот "Москвич" в пропасть сбросить.
- Продать нужно, - осторожно посоветовал Захарин темпераментному владельцу машины.
- Кто такое дерьмо купит! - Видимо, это определение Келинову показалось наиболее точным, потому что он охотно просклонял его на все лады: - Самое настоящее дерьмо! Дерьмо на палочке!
- Где же сейчас эта машина?
- Вам-то зачем знать?
- Понимаете, Султан Рамазанович, той ночью боевики угнали из Назрани много легковых автомобилей, потом их бросали. Теперь мы разыскиваем владельцев, чтобы вернуть.
- Мне такое дерьмо возвращать не надо. Я давно отдал ее Исмагилу. Пусть сам чинит.
- Кто такой Исмагил?
- Как - кто такой? Обычный человек.
- Я имею в виду, это ваш родственник или знакомый?
- Нет, он мне не родственник. Это моей жены родственник. Очень дальний. Даже не знаю, - как он называется по-русски.
- Это неважно, - сказал Захарин. - Вы ему дали доверенность на управление машиной?
- Обязательно доверенность. На бланке, все как полагается.
- Он где живет?
- В Назрани живет.
- Вы его адрес, телефон знаете?
- Есть и адресуй телефон. Найти надо. Сам я ему не звонил, писем не писал.
Только тут капитан был приглашен в дом. К поискам была привлечена суетливая жена Келинова, благодаря которой чудом удалось обнаружить в одной из потрепанных тетрадок координаты нынешнего владельца коричневого "Москвича" Исмагила Маирбекова.
Расстались почти друзьями. Келинов называл милиционеров кунаками и еще раз попросил, чтобы они не забыли вызволить из беды их участкового.
- А это дерьмо верните Исмагилу! - громко крикнул Он вслед. - Пусть сам чинит.
Глава 9
НОВЫЙ ДОН КИХОТ
Единственное, что могло бы порадовать сегодня директора ЗАО "Интер-медиа" Маирбекова, так это подскочившие тиражи газет. В них описывались и на все лады комментировались события позавчерашней ночи, поэтому их раскупали как пирожки. Даже убогий "Триумф" разошелся. Об этом Исмагилу рассказал, позвонив рано утром, директор оптового магазина. Такого интереса к газетам следовало ожидать, с утра у Исмагила было хорошее настроение, а дальше все пошло наперекосяк.
Началось с того, что по пути на работу в него стреляли. Он остановился на перекрестке на красный свет. В это время с его "ниссаном" поравнялся старый "жигуленок". Такой задрипанный, что ему самое место на свалке, но тем не менее у этой рухляди были тонированные стекла. Одно из них слегка опустилось, и оттуда выстрелили в Исмагила. Благо тот случайно нагнулся, независимо от выстрела: он когда тормозил, лежавшие на панели бумаги соскользнули на пол, и нужно было их поднять. То есть его спасла чистой воды случайность. Не положи он сверху бумаги, не упади они, то все - ему бы хана. А задрипанный "жигуленок" после выстрела, нарушив все мыслимые и немыслимые правила, нагло вильнул налево, скрылся, только его и видели.
Кто же пытался его убрать? Именно об этом и размышлял Исмагил, когда ему неожиданно позвонил старший лейтенант Семеренко из ФСБ и сказал, что хотел бы задать ему несколько вопросов.
- Это не телефонный разговор. Попросил бы вас зайти ко мне.
- По какому поводу?
- Вы не пугайтесь. Я же вас не арестовываю. Просто хочу выяснить для себя некоторые вещи. Возможно, вы поможете разобраться.
Договорились, что Маирбеков придет к трем часам.
Положив трубку, Исмагил задумался. С одной стороны, идти в ФСБ нельзя, оттуда можно и не выйти. Глупо самому лезть в капкан. С другой стороны, в него стреляли, ему угрожали. Может, имеет смысл переждать опасное время пусть даже за колючей проволокой. Ведь не расстреляют его там, в конце концов, даже если за что-то и осудят. Он ведь не совершал супертяжелого преступления, работал по мелочам… А вообще же - какой он все-таки болван, что не послушал Домоседа, который, после того как Исмагил отдал в общее пользование келиновский "Москвич", относился к нему будто отец родной. Тот предлагал уехать ему на некоторое время в Нальчик или в Грозный, говорил, что без работы Исмагил не пропадет, ибо он сам вкупе с соратниками из Иордании, Сирии, Саудовской Аравии всегда обеспечит его деньгами. Нет, не послушался и в результате, вместо того чтобы, потягивая оранжад, развалиться в шезлонге на краю бассейна, должен сидеть с бьющимся сердцем в скучно обставленном кабинете и напряженно думать: арестуют или не арестуют?
Отвлеченные размышления директора "Интермедиа" о будущем аресте были прерваны грубой реальностью. Позвонил один из стоявших в главной проходной секьюрити и растерянно сказал, что сюда пришли милиционеры, которые предъявили постановление об аресте Исмагила Талгатовича.
- Пошли они к дьяволу! - рявкнул директор. - Наверное, это переодетые боевики из тех, что остались в городе. Ни в коем случае не пропускайте их.
Но он уже понял: счет пошел на минуты. Милиционеры быстро докажут, что они настоящие. Что ему остается делать? Необходимо срочно бежать отсюда. Не на машине, которая может застрять где-то по пути и вообще достаточно приметна. Сейчас за городом понаставили столько блокпостов, что никаких денег не хватит откупиться. Нужно надеяться только на свои ноги, мчать изо всех сил в лагерь беженцев. Домосед предупреждал: в случае чего там обязательно спрячут. А дальше будь что будет.
Уже не обращая внимания на то, что сейчас сработает сигнализация, Исмагил открыл окно. Он легко спрыгнул со второго этажа на травяной газон и побежал к воротам, через которые обычно въезжали привозившие прессу машины.
Подобный вариант побега Маирбекова был предусмотрен конвоем. Поэтому один из милиционеров расположился так, чтобы видеть и главную проходную, и ворота. Заметив выпрыгнувшего из окна человека, он моментально дал знак своим товарищам и первый бросился вслед за ним.
Выскочив из ворот, Исмагил пересек узкую улицу и очутился на площадке строящегося дома. Тут, не найдя другого выхода и заметив приближающихся милиционеров, он заметался. Рабочие едва не схватили его, но Исмагил вырвался от них, бросился к башенному крану и с обезьяньей ловкостью забрался на площадку первой секции.
Собравшиеся внизу омоновцы до беспамятства напугали Исмагила, и он забрался еще выше. Один милицейский прапорщик полез за ним. Беглец стал швырять в него камни и железки, которые валялись на площадках крана. Однако решительный прапорщик все же добрался до верхолаза. Когда он схватил Исмагила, тот стал так отчаянно вырываться, что, потеряв равновесие, упал за ограждение. В последний момент милиционеру удалось схватить его за ноги. Но держать такую тяжесть на весу ему было крайне неудобно, а приемлемой опоры у него не было. Вернее, он даже не держал беглеца, а сильно прижал его к металлическим перилам, и теперь тот - по миллиметрам - все же продолжал скользить вниз. "Если ты пошевелишься, - натужно просипел прапорщик, - то упадешь и разобьешься. Это тебе не второй этаж".
Товарищи спешно поднимались, чтобы помочь ему. Когда они перехватили Исмагила, прапорщик с облегчением уселся на площадку. От напряжения у него из-под ногтей выступила кровь.
…Исмагила Маирбекова привезли в прокуратуру около одиннадцати часов.
Турецкий ожидал увидеть статного богатыря с отважным лицом и раздувающимися от злости ноздрями. Вместо этого перед ним предстал высокий худой парень с внешностью Дон Кихота, сходству с литературным воителем способствовали рыжеватые усы и бородка. После приключения на башенном кране он умудрился слегка привести себя в порядок, одет был аккуратно, но невыразительно. Казалось, его одежда куплена равнодушным человеком в скучном магазине.
От очной ставки с Аштрековым он отказался, согласившись с его показаниями. Сам Исмагил прокурора Бритаева отродясь не знал, никогда с ним не сталкивался.
На вопросы следователей - кроме Турецкого его допрашивал Докучаев - Маирбеков отвечал без видимых усилий. Когда его арестовали, испугался, что навесят вину за разгром диспансера. Там он действительно бушевал, забыв всякую осторожность. Попадись на глаза кому-либо, имел бы тьму проблем. Посредничество в деле с вызволенным из дому Бритаевым не тянуло на большой срок, здесь он играл вторую скрипку, поэтому можно не запираться. Распоряжение привести Бритаева, которое он передал Мустафе, было получено им по телефону от человека, которого тоже в глаза не видел.
- Верится с трудом, - прокомментировал Турецкий слова про неведомого руководителя. - Тогда откуда вдруг взялась такая безропотная исполнительность? Надеюсь, деньги за свои действия вы получали?
- Деньги платили, - подтвердил Исмагил.
- И какой механизм передачи денег? Вы получали их по почте или кто-то приносил?
- Женщины приносили, чеченки. Каждый раз другая, из лагеря беженцев.
- Вы говорите, он вам иногда звонил, - сказал Леонид Максимович. - Как он при этом представлялся?