- Ничего печального, - тряхнула она хорошенькой головкой. - Лучше разойтись с миром, чем клевать друг другу печень - то, чем они занимались последние лет десять. Я так устала от их ссор, передать невозможно! Всю мою подростковую жизнь родичи были заняты только собой - своими изменами, разборками. До меня им и дела никакого не было. Правда! Просто удивительно, что я не сбилась с праведного пути, - рассмеялась Марина, демонстрируя свои жемчужные зубы. И ямочки на щеках.
"Господи, до чего же она славненькая и хорошенькая", - умилялся про себя Борис Львович.
- А теперь все свободны, все дружат, все меня любят, - продолжала девушка. - И я наконец свободна от чужих проблем.
- Но на что же вы будете жить, извините за нескромный вопрос. Вы же еще учитесь.
- Ну и что? Я вечерами работаю. Менеджер по продажам бытовой техники. Продавец-консультант, если угодно.
- Где именно? С этого момента я стану покупать технику только у вас!
- В "Форуме".
- Это же здесь недалеко?
- Ну да. Я этот район потому и выбрала, что и институт недалеко, и работа близко.
- Но это временная работа? Вы же не собираетесь стоять всю жизнь за прилавком? - несколько ревниво спросил Ратнер. Такое очарование долго не простоит - умыкнут!
- А что в этом такого? У моего прилавка всегда многолюдно, - подтвердила его мысли Марина. - И по объему продаж я в отделе лидирую!. Кроме того, там вполне возможен карьерный рост. Я учусь на факультете менеджмента, так что и работаю почти по специальности. Ой, извините, что я все о себе да о себе. Вам, наверное, неинтересно.
- Что вы! Еще как интересно! - воскликнул опьяненный коньяком и вожделением Ратнер.
- Правда? Я совершенно не привыкла, что мои дела могут быть кому-то интересны…
- А что же, у вас нет подруг? Друга? - запинаясь от волнения, спросил Борис Львович.
Вот сейчас она ответит: "Друг есть! А как же?" И все…
- Подруги есть, а как же? Но у них те же проблемы, такая же жизнь, что же им рассказывать? А друг… Нет, друга нет. Парни пытаются ухаживать, но… Они такие мальчишки! Обидчивые, ревнивые, неуравновешенные. Мне этого в семье хватило выше крыши. Хочется, чтобы рядом со мной был человек много старше меня. Чтобы он мог дать мне нужный совет, позаботиться обо мне, утешить, приласкать, побаловать… Чтобы он был и мужем, и любовником, и отцом, и другом… Но это только мечты! Где же такого возьмешь?
Она опять весело улыбнулась. Борис смотрел в ее серо-зеленые глаза, любовался пухлыми губами, которые, наверное, так сладко целовать, пшеничной косой, которую, наверное, так сладко расплетать… И чувствовал, что влюбился по уши. Что погиб!
- Марина, а можно мне?.. Я могу надеяться?.. Я хотел бы стать вашим другом… Это возможно?
- Ну… Надо подумать, - весело тряхнула она челкой.
Сердце Бориса Львовича упало куда-то вниз и гулко забухало.
Борис Львович Ратнер вернулся домой в три часа ночи. Инна Яковлевна сидела возле кухонного стола, на котором стояла почти пустая бутылка коньяка. Рядом лежала телефонная трубка. Из комнаты отца слышался тоненький плач.
- Что у вас происходит? - нарочито спокойно спросил Борис Львович.
- У нас? Что у нас происходит?! Да!! У нас происходит! Твой отец окончательно рехнулся, он встретил меня с ножом в руке! Ты пропал на всю мочь. Я обзвонила все морги и больницы. Действительно, что у нас происходит?
- Инна, прости, что заставил тебя волноваться! Я попал в ДТП. Совершил наезд на человека.
- Что?! - закричала Инна. - Ты кого-то убил?
- Нет, слава богу! Но нужно было отвезти девушку в больницу, убедиться, что с ней все в порядке.
- Девушку? Это была девушка?
- Ну да. И что? Какая разница? - заорал вдруг Ратнер. - Девушек сбивать нельзя? Или им нельзя оказывать помощь?
- Не кричи на меня, я чуть с ума здесь не сошла, - разрыдалась вдруг жена. - Ты отключил мобильник, я не знала, что думать!
- Ну что ты? Не плачь, Иннуся, я жив, все в порядке… А почему отец плачет? - прислушался Борис Львович и направился к двери.
- Я заперла Леву! Он меня чуть не зарезал! - крикнула вслед Инна Яковлевна.
Лев Давидович, которого супруги называли между собой по имени, скулил за дверью. Когда Борис вошел, нож все еще был зажат в узловатой старческой руке.
- Папа! Что ты делаешь?
- Боря? Ты пришел? Слава богу, она меня обижает, Боря…
- Ну что ты, папочка… Никто тебе ничего не сделает, отдай ножик… Вот молодец, вот умница. Ну что ты плачешь, папочка? Не плачь, все будет хорошо, - прижав к себе лысую голову отца, приговаривал Борис Львович.
…Они легли наконец в постель. За стеной, накачанный снотворным, громогласно храпел Лев Давидович Ратнер, в прошлом известный всей Москве "цеховик", директор меховой фабрики, подпольный миллионер.
Борис Львович поглаживал вздрагивающие плечи жены.
- Боря, так больше продолжаться не может!
- Но что же делать, Инночка? Я не могу пренебречь сыновним долгом! У каждого свой крест!
- Но это мазохизм! Через некоторое время Лева попросту перестанет нас узнавать. И эти голоса… А если они прикажут убить нас? Он убьет, можешь не сомневаться! Он не просто старый человек. Он душевнобольной. Он невменяем и опасен! И если ты не согласишься принять адекватные меры, я попросту вызову "скорую" и его отправят в "скворечник".
- В дурдом для наркоманов и пьяниц? Ты с ума сошла! Ты не посмеешь!
- Еще как посмею! Он угрожает моей жизни. Ты весь день на работе, а я здесь с ним один на один. Я не хочу быть зарезанной из-за твоих ложных Представлений о порядочности. Гораздо более порядочно вызвать хорошего врача и поместить Леву в хорошую частную клинику, где будет оказываться квалифицированная медицинская помощь, где будет обеспечен должный уход…
Борис Львович слушал жену - и не слышал ее. Он все еще был там, в скромно, но мило обставленной однокомнатной квартирке блочной многоэтажки.
Он был потрясен. Потрясен юной девочкой, отдавшейся ему так ярко, так страстно, так бескорыстно, так доверчиво…
Борис Львович, несмотря на вполне вальяжную внешность, был человеком застенчивым и затурканным своей властной Иннусей. Он давным-давно разлюбил ее, но не имел ни смелости, ни времени полюбить кого-либо другого. Если бы в семье были дети, разумеется, он отдал бы им всю свою душу - он был чрезвычайно чадолюбив. Но детей Бог не дал. Инна не могла родить, хотя убеждала его, что у нее все в порядке и причина бездетности на нем. Но он знал, что это неправда. Его секретарша Анечка лет десять назад забеременела от него. Но тогда он не посмел уйти от Инны и не разрешил Ане сохранить ребенка. И горько сожалел об этом и сожалеет до сих пор. Аня его не послушалась. Она тут же выскочила замуж, у нее двое детей, один из них - его сын, как две капли воды похожий на него, Бориса. Но он не имеет права встречаться с ребенком, вообще каким бы то ни было образом обнаружить свое к нему отношение. Анна запретила, и он не посмел нарушить запрет.
Как скучна, монотонна и однообразна его жизнь! довольно успешный бизнес, связанный с подведением подземных коммуникаций к бензозаправкам, - этот бизнес последние пару лет стал приносить куда меньше дохода, но требовать гораздо больше времени и нервов из-за постоянных разборок между группировками, курирующими бензиновый ноток города.
Работа, дом, дача, друзья… Впрочем, это не его, а ее друзья. Все их окружение - это ее окружение. Так получилось, что он осел в Питере и все друзья юности, настоящие, близкие друзья, остались в Москве. У него - лишь отец, одряхлевший, ополоумевший старик, которого пришлось забрать из столицы, дабы он не спустил свои подпольные миллионы на сторону. Инна сама настояла на том, чтобы перевезти его в их дом, так как боялась, что овдовевшего свекра приберет к рукам какая-нибудь предприимчивая дамочка. Сама настояла, а теперь не дает никому жизни…
- Согласен? Ты что, спишь? - Жена трясла его за плечо.
- Нет, что ты…
- Так ты согласен?
- Прости, Иннуся, я все в себя прийти не могу… авария, отец… Еще раз, пожалуйста.
- О господи! - Женщина раздраженно вздохнула, но повторила: - Таня Самойлович рассказала, что здесь, в Питере, открылась замечательная частная клиника, где есть отделение геронтологии. Ее родная тетка лежала там, пока не умерла.
- Что значит, пока не умерла? Уморили, что ли?
- Да ей уже под сто лет было! "Уморили"… Скажешь тоже! А хоть бы и уморили… Кому такая жизнь нужна: башка не варит, перспектив никаких… Может, лучше уснуть навеки, освободить себя и других…
- Ты что несешь? - приподнялся на локте Борис Львович.
- Да это я так, к слову! Никто твоего драгоценного папашу не обидит, не волнуйся. Но врача-то мы можем пригласить? Пусть посмотрит его, что-нибудь порекомендует. А если предложат госпитализацию, нужно соглашаться! Условия там царские. Палаты одноместные, со всеми удобствами. Центр города, сообщение удобное. Конечно, это недешево. Но ведь ты на родного отца денег не пожалеешь? Еще не факт, что его возьмут! Кому такое добро нужно?
Борис откинулся на подушку. А что? Это мысль. Теперь, когда у него появилась Мариночка, он должен располагать своим временем. Больница - хорошее алиби! Кто проверит, сколько он там пробыл: час или три часа? Это мысль! А то, не дай бог, Мариночка забудет его, отвлечется на кого-нибудь другого. Она такая прелесть, а вокруг столько соблазнов… Нужно быть рядом постоянно!
- Что ж, это хорошая идея. Я понимаю, что ты устала от отца. И он действительно становится опасен. Хорошо, я согласен.
- Вот и славно, завтра же позвоню в клинику.
Довольная исходом беседы, Инна Яковлевна прижалась толстым боком к мужу. Тот резко отодвинулся, отвернулся:
- Извини, Иннуля, я так вымотался. Эта авария…
- Да кого ты сбил-то? Расскажи хоть! - Она тронула его за плечо.
- Откуда я знаю? Просто девушка. Выскочила на проезжую часть, я не успел остановиться, крутанул руль, ушел влево, но задел ее слегка… Да, в общем, ничего страшного, испугался только. Спокойной ночи…
Он лежал, закрыв глаза, боясь пошевелиться, стараясь дышать ровно, как спящий человек. А перед глазами стояла обнаженная Марина: длинные, стройные ноги, светлый пушок внизу плоского живота, маленькая грудь с торчащими сосками, нежная, атласная кожа, белокурые волосы, струящиеся по спине. Вся она, гибкая, стройная в его объятиях, ее губы раскрываются навстречу его поцелую, сильные ноги охватывают его бедра, впуская в себя, отдавая себя… Ее стон, ее страсть, ее волосы, в которые она заворачивает его член и тихонько вытирает и массирует… И он снова обретает силу, и снова проникает в упругое лоно… Неистовость, с которой она покрывает его поцелуями… Господи, да с ним никогда не было ничего подобного… Ее забота о том, чтобы у него не было неприятностей дома.
Авария - это ее выдумка, ему бы и в голову не пришло ничего подобного. Она сказала, что хочет продолжить отношения, и поэтому ему нужно научиться немножко лукавить. Именно так и сказала - лукавить. Смягчая смысл, не желая, чтобы он чувствовал себя низким лжецом. Она позаботилась не только о его теле, но и о душе… За что ему такое чудо? Не по заслугам… Но раз уж оно, это чудо, упало ему в руки, раз уж эта удивительная девушка оказалась в его объятиях, он никому ее не отдаст!
Инна Яковлевна завернулась в свое одеяло, отодвинулась к стенке. Ладно, пусть спит, не больно и хотелось! Главное - Борис практически согласился на госпитализацию! Пусть не впрямую, пусть пока только на визит врача, но это самый первый и наиболее важный шаг к цели! Врач уговорит мужа положить Леву в клинику, наверняка уговорит! А там…
Таня намекнула, что, если сговориться, старик, что называется, не залежится…
И тогда все его имущество: три московские квартиры, прекрасная дача на Николиной Горе, коттедж в Нарве, две иномарки, два гаража, валютные и рублевые вклады, драгоценности покойной свекрови - все это перейдет в руки Борюсика. То есть в ее собственные руки! Тогда и начнется настоящая жизнь!
Глава 17
ЗАСЕДАНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
- К черту! Невозможно работать! - Стрельцов отшвырнул газету с броским заголовком "Престижная клиника для криминала".
- Что ты психуешь? - подняла бровь Баркова. Она сидела на диване в углу кабинета, спокойно прихлебывая кофе.
- Вот оно, началось! Теперь затравят! Мало мне ежедневных проблем… Я даже не представлял, сколько на меня свалится заморочек! То выходит из строя теплоцентраль, то лифты останавливаются!.. Я же не могу заниматься всем этим сам!
- Ты и не должен этим заниматься! Твой предшественник этим не занимался, он поручал всю эту техническую возню другим и требовал выполнения!
- Я тоже поручаю…
- Но тебя никто не слушается, - как бы сочувственно произнесла Баркова. Но сквозь сочувствие явно слышалась насмешка.
Александр Арнольдович, будучи человеком слабохарактерным и нерешительным, любил пожаловаться на свою трудную судьбу. Но насмешливо-покровительственный тон, с которым Нина Павловна Баркова демонстрировала пренебрежение по отношению к нему, причем делала это еще и публично, в присутствии подчиненных, - этот ее тон доводил его до исступления.
- Я врач, в конце концов! Я выполняю ответственное и трудное дело! Мне и сегодня еще предстоит…
- Ах боже мой, никто не умаляет твоих заслуг… Из-за чего ты так нервничаешь?
- Макс нас бросил.
- И слава богу! На кой черт он нам теперь нужен? Он вложил средства, его топ-менеджер раскрутил нас. Чего еще? Мавр сделал дело и может уходить. В конце концов, если ты настолько не способен управлять клиникой, наймем другого топ-менеджера. Мало ли их, молодых и голодных? - мирно проговорила Баркова, прекрасно предвидя реакцию.
- Что? Опять посторонний человек? Мы и так потеряли кучу денег. И так снизили доход ниже всякого допустимого уровня!
- Тогда соберись и управляй сам! Или, может, сделаешь гендиректором меня? Или Елену? А что? У нас получится, - усмехнулась женщина.
Стрельцов бросил на нее злобный взгляд, но, не отреагировав на реплику, продолжил:
- И этот налет милицейский!
- А что - налет? Ну налетели. И улетели с добычей. Они свою задачу выполнили, им не до нас. Думаешь, ты так уж всем интересен?
- Мы! Мы, а не я! - злобно поправил он. - Если что случится, всех за горло возьмут.
- Ну что за паника? К нам поступили больные, мы их лечили. Лечили на основе лабораторных данных. А анализы делала Ковригина. Ну какие у нас проблемы? Если они и будут, то у нее, а не у нас.
- А пресса? - Он потряс в воздухе газетными листами. - Ты хоть читала статью?
- Читала. Между прочим, реклама в центральной прессе стоит дорого, а это бесплатный пиар. Ты думаешь, данная публикация отпугнет клиентов? Черта с два! Во-первых, там очень красочно расписан наш атриум, сверкающий кафель, персонал в безупречно белых халатах… Далее, народ знает, что криминалы в состоянии выбрать для себя лучшее лечение. И если выбор пал на нас, значит, мы лучшие. И, в конце концов, можно оплатить другую публикацию: о высочайшем профессионализме, о комплексности услуг… Это же элементарно! Так что не дергайся, работай спокойно. Что ни делается, все к лучшему. Макс нас бросил? Прекрасно - у нас больше свободы!
- От Макса - да, но не от братвы.
- Ну… Это твои… То есть наши проблемы. Но не бывает розы без шипов. Думаю, этот инцидент получил свою оценку там, где следует. И вряд ли в ближайшее время нам следует опасаться чего-либо подобного. Ладно, хватит воздух сотрясать! Скоро в приемной люди соберутся. И твоя жена в том числе. Возьми себя в руки, тебе конференцию проводить!
Стрельцов едва не заскрежетал зубами. Она его бесила своей уверенностью в том, что управляет им словно тряпичной марионеткой. И от сознания того, что дело именно так и обстоит, он бесился еще сильнее.
- Начало через двадцать семь минут, - холодно заметил он. - Вам, Нина Павловна, тоже следует покинуть мой кабинет и прийти на конференцию вместе со всеми.
Баркова хмыкнула, поднялась, надменно выставила вперед массивный подбородок и поплыла к двери. Уже взявшись за ручку, бросила через плечо:
- Я собираюсь перебраться в квартиру Бобровникова. Вернее, мы с Надей.
- А не рано ли? - прошипел Стрельцов. - Может, все-таки полгода подождете со своей Надей?
- Не подождем. Чего ждать? В живых никого не осталось, кроме девчонки, которая в тюряге сидит…
- Она сидит в СИЗО, ее еще не осудили.
- Осудят, с этим, уверена, проблем не будет. И вообще… Я полжизни в коммуналке прожила, потом…
- Что было потом, я в курсе, - прервал ее Стрельцов. - Потом коммуналка стала отдельной квартирой.
- Но в совершенно запущенном, дореволюционном доме, где каждый день то водопровод прорывается, то канализация засоряется. И я жить там далее не намерена! И заметь: сначала мы решали ваш квартирный вопрос. Теперь и я имею право на нормальную жилплощадь!
Не дав ему ответить, она вышла, аккуратно закрыв дверь.
Величавая старуха в шелковом, расшитом драконами халате полулежала на софе, вытянутая рука с бугристыми венами покоилась на покрытой белой салфеткой подушке. Из вены торчала игла с "бабочкой", флакон с раствором был закреплен на штативе. Звучали "Времена года" Чайковского. Молодой, симпатичный доктор следил за тем, как мерно капает жидкость, и слушал медленную, слегка заторможенную речь старухи.
- Да, Антоша, были люди… Николаша Ханоев… Вон два Малевича висят, видишь? Это подарок Николаши. Дивный был человек! Старше меня лет на тридцать, а помер всего лет пять тому… Царство ему небесное. - Старуха перекрестилась свободной рукой и продолжила монотонную речь: - Николаша родом из Одессы был. Одессит, но совершенный петербуржец! Потом уже, правда, голландец. Да-a, о чем я?
- О Малевиче.
- Ну да. Николаша дружил с ним. И с Хармсом, и с Заболоцким. С Хлебниковым… Формализм понимал как никто… Собиратель и хранитель русского авангарда.
Затворник. Какая коллекция живописи! А архив! Вы себе представить не можете, Антоша, какие бесценные бумаги! Рукописи Хлебникова, письма Малевича, бумаги Оси Мандельштама, Анны Ахматовой… Редчайшие документы по истории русского футуризма. Как он хранил все это! Как берег. Пережил и сталинскую чуму, и хрущевский маразм и брежневских гэбистов. Подозрителен был как мавр… В дом не пускал никого. На двери квартиры было написано мелом "Прошу не беспокоить", представляете, Антоша? Я приходила к нему в гости, стучала условным стуком, потом он чуть не четверть часа разглядывал меня в глазок… Женщину, которая пришла к нему на любовное свидание! Представляете, Антоша?
- Нет, не представляю, - улыбнулся доктор, внимательно изучая глазами убранство комнаты. Антикварную мебель орехового дерева, множество картин в дорогих рамах, статуэтки на изящных круглых столиках, бронзовые лампы в виде полуобнаженных пастушков и пастушек, массивные напольные часы с маятником…
- А это было именно так. Никого близко к себе не подпускал, так берег свое сокровище. И что вы думаете? Почти все попало в чужие руки!
- Как?