Воин мочика - Лин Гамильтон 5 стр.


Я позвонила своему адвокату. Оказалось, она в отпуске. Уехала на неделю на Мауи. Тогда я набрала номер Роба Лучки.

- Ответь, ну ответь же, - заклинала я, слушая длинные гудки. Вообще-то они с Барбарой собирались в Монреаль навестить ее сестру, но я молилась, чтобы они уже вернулись.

- Алло, - наконец произнес в трубке знакомый голос.

- Ты дома! - я чуть не заплакала от облегчения.

- Только вошел. Что стряслось?

- Мне нужна твоя помощь. Случилось ужасное. - И я начала взахлеб рассказывать про Алекса, мертвеца и пожар.

- Сейчас еду, - перебил он.

Слов нет, как я обрадовалась. Хотя иной раз кажется, будто мы с Робом живем на разных планетах, я считаю его своим другом и, несмотря на регулярные ссоры (как правило, из-за его черно-белых взглядов на жизнь), надеюсь, что и он думает то же обо мне. Мысль, что он скоро приедет, придавала уверенность.

Не прошло и получаса, как мы уже сидели на плоской крыше моего дома, попивая ледяной чай с лимоном. Стоял дивный летний вечер, и мне больше всего на свете хотелось просто-напросто отдыхать и не думать о произошедшем. Однако, обсудив погоду, Монреаль и еще пару нейтральных тем, Роб деликатно перевел разговор на события в лавке. Он излучал сплошное сочувствие - пока дело не дошло до фотографии Ящера.

- Я сказала Льюису, что не знаю человека со снимка, но хотя и в самом деле не знаю, кто он такой, я видела его на аукционе у "Молсворта и Кокса", - я замялась, слыша, как Роб резко втянул в себя воздух, но, набравшись смелости, зачастила. - Думала, они обвиняют Алекса в чем-то ужасном, а меня - в поджоге и мошенничестве со страховкой. А у меня так болели голова и рука…

Даже мне было понятно, что все эти оправдания звучат жалким лепетом.

- Лара, мы говорим об убийстве! Как по-твоему, хорошо ли вы с Алексом будете выглядеть, если… то есть, скажем, когда, когда полиция выяснит, что ты видела жертву, но солгала?

- Я думала, может, мне сказать, что у меня был шок от потрясения, а потом память вдруг вернулась. Ну то есть…

Роб смерил меня таким взглядом, будто я у него на глазах выползла из-под мерзкого скользкого камня. Он буквально и искрился от ярости. Так стиснул зубы, что я побоялась - они раскрошатся в порошок.

- То есть ты намерена громоздить ложь на ложь? По-твоему, это хорошо?

- Ох, Роб, только, пожалуйста, без морали! - парировала я. - Ну ладно, я допустила ошибку. Почти все люди время от времени ошибаются. Конечно, может, ты не из их числа, и эта миссис Совершенство, с которой ты живешь, тоже. Но большинство из нас, обычных людей, порой ошибаются. И мне не нужны сейчас лекции о том, что цель никогда не оправдывает средства, о гражданском долге, ответственности и обо всем в том же роде. Я прошу у тебя совета, что мне делать сейчас, как помочь Алексу и выпутаться из всей этой неразберихи.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он заговорил снова.

- Мне придется им рассказать все, что ты мне сообщила.

На меня накатила внезапная волна сочувствия к его дочери Дженнифер, которая, как я знала, неоднократно становилась жертвой понятий Роба о морали и очень из-за этого страдала.

- Даже если Алексу от этого станет только хуже? Роб, - взмолилась я, - а я-то думала, ты мой друг. Я просила тебя о помощи!

Он поднялся.

- В первую очередь я полицейский. Если ты не хотела, чтобы я докладывал об этом, не надо было ничего мне рассказывать.

Он зашагал прочь.

- Послушай, может, тебе немного пересмотреть приоритеты? - прокричала я в его напряженную спину. Он не остановился. - Может, жизнь не так проста, как ты думаешь?

Он молчал.

- Спроси Дженнифер, что она считает по этому поводу, - крикнула я ему вслед, когда он уже совсем уходил. Это был удар ниже пояса. Я услышала, как щелкнула, закрываясь, дверь.

4

Потребовалось довольно много времени на то, чтобы определить, что пропало, - отчасти из-за царившего в магазине беспорядка, а отчасти из-за того, что пропало совсем не то, что я ожидала.

Утром констебль Чу снова заступила на дежурство и отвезла меня в магазин. Я была признательна за услугу - все тело у меня болело еще сильнее, чем накануне.

Честно говоря, я ужасно боялась. Не столько того, что увижу в магазине, сколько новой встречи с сержантом Льюисом. Рассказал ли ему Роб про Ящера или нет? Если нет - вполне можно попробовать басню про внезапно вернувшуюся память. Но если рассказал - я сделаю только хуже.

На душе у меня скребли кошки. Я понимала, что нехорошо обошлась с другом: поставила его в безвыходное положение. Мне хотелось позвонить и извиниться, но он ушел таким злым, что я не решалась. Ночью, томясь от бессонницы, я много чего передумала. Почему последнее время я веду себя так по-детски? Ведь, казалось бы, давно уже не девочка. Могла бы уже своих детей вырастить, а не выкаблучиваться, как малолетка. И ведь не всегда же я такая. У меня успешный бизнес, я без проблем путешествую по всему миру - но стоит появиться на сцене моему бывшему мужу, как напрочь теряю здравый смысл. Пора взрослеть.

Но как? Вот в чем вопрос.

Когда я перешагнула порог, в ноздри мне ударил крепкий букет запахов: залитого огня, мокрой псины и, причиной чему было мое не в меру богатое воображение, запах смерти. Я показала констеблю Чу точное место, где нашла Алекса, и, пока она делала пометки в блокноте, огляделась по сторонам.

Сам пожар нанес на удивление мало вреда. Дверь кладовой и косяк здорово обгорели, а стены вокруг закоптились. Но в целом противопожарная система хорошо справилась с задачей и быстро потушила огонь.

А вот вода - это другое дело. Часть антикварной мебели уже растрескалась, повсюду виднелись подтеки. Диваны насквозь промокли, а ковры, прелестные старинные "килимы", которые я несколько месяцев назад вывезла из Пакистана во время совершенно головокружительной поездки, хлюпали у меня под ногами. Требовалось срочно принимать меры - но дверь по-прежнему была опечатана желтой полицейской лентой. Еще немного - и ничего уже не спасешь. Я чуть не плакала.

Появился Льюис.

- Пропало что-нибудь? - осведомился он в обычной своей отрывистой манере.

Я огляделась по сторонам. Собственно, наш магазин ничего особенного собой не представляет: всего лишь большая выставочная комната с крохотным кабинетиком за прилавком, кладовая сзади и еще одна маленькая выставочная комнатка справа. Для большей наглядности мы расставляем товары так, как они стояли бы в доме: обеденный стол с креслами и столовыми приборами, свешивающийся с потолка замысловатый светильник, у стены - диванчик, кушетки и мягкие кресла, кофейный столик с расставленными на нем безделушками, а на стене - старинное зеркало или гобелен.

Когда какой-нибудь товар покупают, мы приносим что-нибудь новенькое и переставляем все экспонаты так, чтобы не получалось брешей. Другими словами, наша выставка находится в постоянном движении. Алекс - тот знал бы точно, где что стояло, но мне потребовалось бы несколько дней, чтобы полностью разобраться и провести инвентаризацию. Однако я честно попыталась.

Начала я с кабинета, где оставила нефритовый флакончик. К немалому моему удивлению, да и облегчению, он был на месте. То есть не совсем на месте, - его, вместе с остальным содержимым трех ящиков письменного стола, зашвырнули в угол, но никаких повреждений на флакончике не обнаружилось, ни царапинки. Сейф был по-прежнему заперт. Кругом царил полнейший хаос, но никаких пропаж я не заметила.

Я заставила себя зайти в кладовую. На полу комнаты белели сделанные мелом очертания лежащего тела.

- В кабинете вроде бы ничего не пропало, - сообщила я Льюису и обвела взглядом кладовую. - А он сгорел заживо?

Голос у меня дрожал. Сгореть заживо - какая ужасная смерть!

- Задушен. Проволокой. Врезалась в шею. Потом подожгли и заперли дверь. Кто-то очень уж старался, чтобы он умер. - Льюис немного помолчал и добавил. - Заперто вашими ключами. Торчали в двери кладовой. Напрасная предосторожность. Все равно он был уже мертв. - Не успела я отреагировать на это косвенное обвинение, как он закончил: - Продолжайте осмотр.

Я в ужасе повиновалась. Ящичек с драгоценностями на столе стоял нараспашку, содержимое перетряхнуто и перемешано. Там хранилось несколько довольно дорогих вещиц, но, насколько я могла судить, вроде бы ничего не пропало.

Я совсем уж ничего не понимала. Мне-то думалось, Ящер охотился за нефритовым пузырьком - ведь в той коробке с аукциона больше и не было ничего ценного. Но флакончик ночных грабителей не заинтересовал. Что же тогда? Исходя из предположения, что на аукционе Ящер не смог заполучить чего-то, очень ему нужного, я вернулась в выставочную комнату и стала перебирать в памяти содержимое коробки.

Ваза! Пропала та красивая реплика перуанской вазы доколумбового периода со змеей и странными фигурами. Я почти час обыскивала все кругом на случай, если Алекс накануне переставил ее в какое-то другое место, но она так и не обнаружилась. Зато и ничего больше не пропало.

Я боялась сообщать Льюису, что недостает всего лишь одной странной перуанской вазы. Если это не ограбление, сержант немедленно переключится на какую-нибудь другую теорию, наверняка самую что ни на есть неблагоприятную для нас с Алексом. Однако вспомнив все обещания, что я дала ночью сама себе, я решила все-таки рассказать. Тем более если сделать это правильно, возможно, он нападет на верный след, а нас с Алексом оставит в покое.

- Я обнаружила только одну пропавшую вещь, - сообщила я сержанту. - Это ваза, примерно шести с половиной дюймов в высоту, репродукция доколумбовой перуанской керамики. Очень красивая. Я купила ее в партии всяких мелочей на аукционе у "Молсворта и Кокса" пару недель тому назад.

Ну вот, про аукцион рассказала! Может, теперь он сумеет углядеть связь.

Но нет.

- Подделка? Проверьте еще раз, - отрезал он. - Трудно представить, чтобы кто-то взял фальшивый перуанский горшок, а деньги и драгоценности даже не тронул. Разве что, конечно, дело не в воровстве.

Это была самая длинная фраза, какую я слышала из его уст - и содержавшийся в ней намек мне очень не понравился. Еще больше, чем когда сержант высказал его впервые.

Примерно через час поисков Льюис наконец позволил мне уйти. Констебль Чу отвезла меня домой и сказала, что надо будет еще заглянуть в полицейское отделение и подписать показания.

Дом показался мне очень тихим и пустым. Я проверила автоответчик. Мойра по-матерински напомнила мне вовремя принимать лекарства и не забывать про еду. Сара позвонила из телефонной кабинки на краю Алгонквинского парка, чтобы сообщить, что задерживается еще надень. Она извинялась, что звонит мне домой, а не в магазин, но туда она просто не смогла дозвониться. "То ли с телефоном что-то случилось, толи я неправильно набираю номер", - сказала она. "С телефоном и впрямь что-то случилось", - подумала я. Вырван из розетки, обгорел и разбит вдребезги. Я отнюдь не радовалась, что очень скоро мне придется рассказать Саре о произошедшем. Еще на автоответчике оказалось сообщение от моего друга и коллеги, Сэма Фельдмана, со всякими сочувствиями. От Роба - ни слова.

И тут до меня дошло, что я точно так же не слышала ни слова от множества других моих друзей и коллег. Наверное, в сложившихся обстоятельствах нельзя было их винить. Возможно, они всего-навсего хотели дать мне возможность оправиться от шока. Но я была более чем уверена, что дело в другом. Эти люди, которых я считала друзьями, сейчас на полном серьезе обдумывали, не я ли сама подожгла магазин. Газеты, во всяком случае, высказывались на этот счет вполне определенно.

Будущее представлялось мне в самом мрачном свете. Чего доброго, если вся эта история не прояснится в ближайшее время, знакомые при встрече со мной начнут поспешно переходить на другую сторону улицы, чтобы не здороваться. Я понимала, что если останусь дома, то впаду в полное уныние, а потому решила куда-нибудь выйти и развеяться. Мойра и так уже много со мной возилась, не стоит надоедать ей еще, но вот Сэм Фельдман сам позвонил, так что вполне можно нанести ему визит.

Мы с Сэмом познакомились несколько лет назад. Я посещала занятия, которые он вел в Торонтском университете. Тогда он был директором музея, но позже решил, по собственному выражению, удариться в коммерцию и открыл галерею на Западной Куин-стрит. Его музей специализировался на восточных древностях, и, когда я начала делать закупки в той части мира, Сэм очень помог мне наладить деловые связи. А я взамен давала ему советы, как вести дела в магазине, так что мы поддерживали связь. Мне нравился Сэм - с ним всегда было весело, он обладал даром превосходного рассказчика. Пожалуй, визит к нему - лучший способ слегка взбодриться.

Я с превеликой осторожностью уселась за руль машины и поехала на Куин-стрит. Там я застала Сэма с его молоденькой помощницей.

- Привет! - поздоровалась я. - Спасибо за сочувствие. Я тут временно осталась не у дел, вот и решила проверить, не выкроишь ли ты время на чашечку кофе. Можешь ненадолго оторваться?

- От чего? - хмуро вопросил он, обводя рукой пустую галерею. - Видишь ли ты покупателей? Или хотя бы одного покупателя? И ради этого я бросил низкооплачиваемую, зато стабильную работу в музее? Куда пойдем?

Мы оставили в галерее его помощницу - он звал ее Дженни - и отправились в "Старбакс".

- Насколько я поняла, ты намекаешь, что дела идут не очень-то бойко?

Он засмеялся.

- Да нет, ничего. Конечно, ни тебе славы, ни тебе богатства, но я всегда хотел работать сам на себя - вот и работаю. Мне ужасно жаль, что так вышло с твоим магазином. Ужас, просто ужас. Вы застрахованы?

Я кивнула.

- Это хорошо, - сказал он. - Дай мне знать, если понадобится моя помощь.

Я ответила благодарной улыбкой.

Мы еще немного поболтали, а потом мне вдруг пришло в голову, что он и впрямь может помочь мне кое-какой информацией.

- Тебе говорит что-нибудь имя А. Дж. Смиттсон? И Смиттсоновская галерея?

- Да. Ты и сама наверняка помнишь.

- Звучит как-то знакомо, но, убей бог, вспомнить не могу, - покачала я головой. - Так что расскажи. Я же по лицу вижу - у тебя в запасе имеется хорошая история.

- История-то и впрямь имеется, а вот "хорошей" я бы ее не назвал, - возразил Сэм. - Смиттсон, Антон Джеймс Смиттсон - друзья, к числу которых я не принадлежал, звали его просто Эй-Джи, - торговал произведениями искусства и держал галерею на Западной Кинг-стрит, в одном из перестроенных промышленных зданий старой части города. А сам жил в роскошной квартире над галереей.

Дела у него шли очень успешно - мне, как я начинаю понимать, такого успеха в жизни не видать. Он устраивал всякие экстравагантные выставки. Я несколько раз бывал на открытиях. Этакие корпоративные вечеринки. Его галерея находилась всего в нескольких кварталах от моей. Шампанское, икра, устрицы - все самое лучшее. Но эти приемы в галерее ни в какое сравнение не шли с частными приемами, которые он давал у себя наверху. Я только раз удостоился приглашения, но это было незабываемо. Невообразимая роскошь. Всюду цветы, еда просто фантастическая, гости - сплошной блеск остроумия, кинозвезды, политики, все сливки общества.

У него было абсолютно все, что душа пожелает. Чудесный каменный домик за городом, зимняя резиденция в Сан-Мигель-де-Алленде. И безупречный вкус. Просто исключительный. Картины у него наверху висели - умереть можно. - Сэм на секунду умолк. - Прошу прощения, учитывая все произошедшее после, это не самое удачное выражение. Но в столовой у него висела пара Ротко, за которые я бы руку дал себе отрубить.

К несчастью, у Смиттсона было несколько слабостей. Ну, во-первых, уж слишком, на мой взгляд, он преуспевал. Возможно, это и звучит из серии "зелен виноград", мою-то галерею никто слишком преуспевающей не назовет, но в нашем деле нужно очень разборчиво относиться к товару и не принимать краденого. А ведь, что греха таить, такое встречается сплошь да рядом, мы с тобой оба знаем. Ну например, когда ты покупаешь древности на Востоке, всегда надо удостовериться, что это не национальные сокровища и на них есть разрешение на вывоз.

Я кивнула, а Сэм продолжал.

- Конечно, тут нетрудно попасть впросак. Помнится, когда я пополнял музейную коллекцию, мне принесли совершенно исключительные серебряные украшения. Персия, тринадцатый век. Мне безумно хотелось приобрести их. Ты не хуже меня знаешь всю эту кухню. Канада - участница всевозможных соглашений ЮНЕСКО по правилам торговли предметами искусства, а также участвует в договорах с различными странами. Поэтому надо было удостовериться, что эти предметы покинули Персию или Иран еще до того, как Канада подписала соответствующие документы.

Я попросил у того, кто принес мне эти украшения, требуемые доказательства. Кстати, этот человек даже не требовал денег, что было крайне удачно, учитывая, что в наши дни у музеев практически нет собственных бюджетов и существуют они на пожертвования. Ему только нужно было скостить налог с оборота, что делается очень легко. И вот этот человек, который останется в рассказе безымянным, показал мне некие документы, из которых следовало, что украшения находились в Нью-Йорке уже в конце пятидесятых годов, а значит, мы могли безбоязненно принять их. Но мы-то с тобой знаем, что основной поток ценностей из Ирана хлынул после свержения шаха, когда множество древних богатых семейств уносили оттуда ноги, а заодно и фамильные сокровища. Я решил для очистки совести навести справки. И навел, о чем, наверное, буду жалеть до конца дней своих. Потому что выяснилось, что украшения эти вплоть до свержения шаха в 1979 году находились в Иране, а нью-йоркские документы - фальшивка. Конечно, я все равно мог бы принять поддельные свидетельства. Если бы история когда-нибудь всплыла на поверхность, что маловероятно, все решили бы, что я просто стал жертвой обмана. Но я не смог так поступить. Я знал, что принял правильное решение - но как же непросто было его принимать!

Рассказываю тебе это все лишь для того, чтобы ты поняла: у меня всегда складывалось впечатление, что Смиттсон бы на моем месте не стал наводить дополнительных справок. Вот и все, что могу сказать наверняка. Возможно, дело заходило и дальше и он вполне сознательно покупал нелегальные товары, но веских оснований утверждать это у меня нет. Когда я был у него на квартире, мне показалось, что иные из выставленных там древностей и украшений - очень, очень редких и ценных - едва ли имели право храниться в частной коллекции. Само собой, я бы не мог ничего доказать, даже и пытаться бы не стал. Живи и дай жить другим. Но всякий раз после этого вечера, когда я пожимал ему руку, мне казалось, будто я вымарался в грязи.

Такое вот длинное предисловие. А теперь и сама история, которую ты должна бы помнить. У Смиттсона были по крайней мере еще две слабости: кокаин и красивые юноши.

Он на несколько секунд замялся.

- Мы никогда не обсуждали эту тему, но, полагаю, ты заметила, что я гей.

- Конечно, - кивнула я.

Назад Дальше