Для начала Владимир воздал должное закускам. Маврина к еде не притронулась - с удовольствием следила, с каким аппетитом ест гость. Они перебрасывались редкими фразами. О погоде, о диких ценах в магазинах и на рынках, о том, что новые власти пытаются достичь для себя лично таких благ, которых старые аппаратчики добивались семьдесят лет.
- Так ведет себя мелкая шпана,- сказал Фризе.- А для мелкой шпаны характерна глупость. Это я вам говорю как криминалист. Кто-то из мудрецов писал: дурак видит выгоду, умный - ее последствия.
- Ой! Голубцы! - воскликнула Алина Максимовна.- Я забыла про голубцы! - Она легко вскочила и выпорхнула из гостиной. И тут же появилась, неся блюдо с голубцами.- Еще бы секунду, и они пригорели. Я вам положу три. Осилите? Приятно смотреть на человека, у которого хороший аппетит.
Голубцы были изумительные, и Фризе чуть было не принялся отпускать комплименты хозяйке, но вовремя вспомнил о том, что у Мавриной есть приходящая прислуга. Скорее всего, голубцы - ее заслуга. Но Алина Максимовна сама разрешила сомнения следователя.
- Голубцы - мое фирменное блюдо. Алеша их очень любил.- Она первый раз назвала покойного мужа Алешей и вложила в это имя столько тепла, грусти, нежности, что Фризе лишь посмеялся в душе над своими недавними сомнениями.
Они выпили лишь по одной рюмке водки, не чокаясь, как и положено пить за усопшего. Выпили молча - любое слово прозвучало бы сейчас фальшиво. Фризе пришлось по душе, что Маврина не настаивала, чтобы он пил еще, не заставляла. Выпивка стояла на столе - ты волен распоряжаться сам.
Она не торопилась рассказывать ему о записях мужа на утраченных страницах. Фризе не настаивал. Ждал. Ждал, несмотря на то, что время уже приближалось к десяти и он представления не имел, как часто ходят по вечерам электрички на Москву. Он лишь позвонил Берте; предупредил, что приедет поздно.
Когда они закончили ужин, Алина Максимовна предложила снова подняться в кабинет.
- Мне будет проще вам все рассказать. Там он и сам мне поможет.
В кабинете горела настольная лампа с зеленым абажуром. Маврина направилась к большому окну, отдернула занавеску. В заснеженном саду горел единственный фонарь на высоком столбе. В отсветах его желтоватого сияния медленно летели к земле крупные снежинки.
- В тот день,- Алина Максимовна горько усмехнулась,- в день юбилея, снег падал стеной. Медленный, пушистый. И - тишина. Даже проклятые самолеты не гудели. Мы с Алешей вышли проводить последних гостей, постояли в саду. Он сказал: "В такой прекрасный вечер и умереть не страшно". И умер через час вот в этом кресле,- она показала на старое кресло с потертыми подлокотниками.- В своем любимом кресле. Счастливый человек.- Она подошла к креслу, провела рукой по спинке. Села. Словно о чем-то вспомнив, положила дневники на журнальный столик.
- Присаживайтесь. Я вас, наверное, раздражаю. Все хожу вокруг да около.- Подождав, пока Фризе сядет, Алина Максимовна раскрыла одну из тетрадей в том месте, где торчала закладка, и протянула ему. Страницы в тетрадке были нумерованы. Фризе посчитал - отсутствовало страниц десять.
- Что за мины расставил на этих страницах Алексей Дмитриевич? Кто боялся на них подорваться?
- В том-то и фокус - там не было никаких мин. Никакой взрывчатки. Чего не скажешь о других страницах. Есть несколько человек, известных писателей, которым публикация дневника могла бы принести несмываемый позор. Эти страницы - целы. Алеша предупредил меня: их имена не должны попасть в прессу…
- Среди них литературный критик Борисов?
- Откуда вы знаете? - Маврина напряглась как струна. Ее темные глаза смотрели теперь с подозрением.- В КГБ мужу обещали этот донос предать забвению. Они все рассказали вам?
- Нет. Даю вам честное слово. Но есть люди, которые все знают. Они не делают из этого секрета и даже строят различные версии, не лишенные здравого смысла.
- Ерунда,- отмахнулась Маврина.- Борисов знал, что муж не собирается публиковать его донос. Кто же вам наябедничал?
У Фризе появилось искушение назвать Огородникова, но он сдержался. Еще начнут выяснять отношения! Он только развел руками, давая понять, что не волен распоряжаться чужими секретами. Но Алина Максимовна не собиралась отступать.
- Герман Огородников? - сказала она, пристально глядя на Владимира.- Он постоянно пасется в прессбюро КГБ. И делал какие-то глупые намеки Алеше. Бедняга. Ему всюду мерещатся интриги. Но сейчас он в трансе. Сдох любимый пес. Наверное, считает, что это козни соседей.
Фризе вспомнил, как дернулся Герман Степанович при упоминании о собаке, и мысленно посетовал на свою оплошность.
- Ладно,- вздохнула Маврина.- Возьмите с собой тетрадь. Вы все поймете. Алеша был счастливый человек. Он постоянно повторял мне строчки Шефнера: "Если помнить все на свете, ставить все в вину судьбе, мы бы, как в потемках дети, заблудились бы в себе". Хорошо, правда?
- Ну, а вырванные страницы? Откуда у вас такая уверенность, что к этому не приложил руку сам автор?
- Когда "скорая" увезла его, я читала Алешины дневники. Все страницы были на месте. Не сомневайтесь.
- Почему же вы не хотите сказать, о чем там говорилось?
- Я разве не сказала? - Маврина резко тряхнула головой, будто сбросила с себя одолевавшие ее сомнения.- На этих страницах Алексей Дмитриевич набросал план своего будущего романа. Какое-то подобие сюжета, черты характеров героев. Несколько блатных фраз. Яркие детали. Он вынашивал идею написать детектив. Даже настоящий триллер. Говорил, что серьезному романисту нечего стыдиться детектива. Приводил в пример Грэма Грина, Пристли, Сомерсета Моэма. Но время шло. Он писал романы, а до триллера руки так и не дошли. Жаловался: никак не найдет достойного сюжета. А недавно он лежал в больнице, познакомился с молодым парнем из какого-то кооператива при мэрии. Парня готовили к операции. Врачи намекнули Алексею, что шансов у кооператора почти нет. Да и парень это чувствовал. И он такого порассказывал мужу! Волосы дыбом! Вернувшись из больницы, муж и сделал эти записи.
- Алина Максимовна, вы не смогли бы восстановить их? Конечно, не дословно. Все, что запомнилось.
- Зачем вам? Парень этот, наверное, умер. Да и рассказал он мужу доверительно. По секрету.
- Я не собираюсь открывать новое уголовное дело. Хочу только понять, почему исчезли эти страницы. Так обещаете?
- Попробую,- нерешительно сказала Маврина.- Только детали я вряд ли смогу передать точно. А имена, наверное, вымышленные.
Фризе поднялся.
- Мне пора. А то опоздаю на последнюю электричку.
- В эти часы у нас можно подхватить такси. Вам повезет, у меня легкая рука. Если бы я знала, что вы без машины! Не отпустила бы шофера.- Взяв со стола одну из тетрадок дневника, Алина Максимовна протянула Фризе: - Вы понимаете, как она дорога для меня?… Может статься, и для литературы. Дневник только для вас, милый Володя. Я вам верю, у вас глаза хорошие.
Они спустились вниз, и Фризе, надев свою яркую пуховку, попробовал положить дневник в карман. Но там уже лежал пистолет и записи Покрижичинского.
- Завернуть в газету? - сказал он, все еще пребывая в смятенных чувствах после "милого Володи". Ни слова не говоря, Алина Максимовна скрылась в гостиной и тут же вернулась с узким черным дипломатом с металлическими ободами по краям и замками с кодом.
- Здесь будет целее,- улыбнулась она.- Мужу подарил его один арабский принц, когда он летал на Ближний Восток. Принц сказал: "Даже агенты спецслужб не смогут узнать, о ком вы пишете свой новый роман, если спрячете рукопись в этом кейсе".
Фризе положил в роскошный кейс тетрадь, достал из кармана бумаги Покрижичинского. Перехватив внимательный взгляд Мавриной, сказал:
- Еще один секретный манускрипт.- Он хотел переложить из кармана и пистолет, да постеснялся вынимать его. Внезапно ему пришла в голову мысль: - Алина Максимовна, в больнице ваш муж, наверное, тоже вел записи? Когда он встречался с кооператором, слушал его рассказы, он же не записывал в дневник?
- Вряд ли Алеша вообще что-то записывал. Может быть, потом? У него была привычка заносить всякие мелочи в записную книжку: незнакомое словечко, бытовые детали, иногда сюжеты.- Маврина, наконец, поняла, к чему клонил Фризе.- Да, да! Сюжеты! Если поискать в его записных книжках, можно, наверное, наткнуться и на того кооператора.
- Записные книжки целы? - с надеждой спросил Фризе.
- Не знаю. Они могут лежать в городе.
- Поищите. Я понимаю, вам сейчас не до них…
- Ну почему же? Мне…- она недоговорила, прижала руку к горлу, как будто этим жестом помогала себе остановиться. Не высказать чего-то такого, о чем никому, кроме нее, знать не следовало.
"Хороша! - подумал Фризе.- Если бы за "милым Володичкой" последовало продолжение, ни один младший советник юстиции не устоял бы".
- Мы вас разоружили,- сказал он. Ружье, из которого Маврина застрелила санитара, прокуратура изъяла.- Не боитесь?
- У Алеши в кабинете,- она показала глазами наверх,- целый арсенал. Он любил ружья. Но это - между нами.- Алина Максимовна засмеялась.
Уже на веранде, поцеловав хозяйке руку, Фризе сказал:
- Алина Максимовна, простите мою настойчивость, но я на секунду хочу вернуться к Борисову.
- А я не хочу! - Маврину словно подменили. Она стала колючей и настороженной. Куда только пропала ее мягкая и обворожительная улыбка.- Володечка! Не спрашивайте меня о Борисове. Вы прочитаете дневники мужа. Поверьте, он все написал искренне. Алексей Дмитриевич не собирался публиковать эти записи.
- Я могу в это поверить…- Фризе начинало раздражать, что Маврина взяла за правило называть его Володечкой. Она что, не принимает его всерьез? Не может ощутить разницы между дружеским разговором и допросом?! - Я могу поверить, что это правда,- повторил он.- Но это только часть правды. А мне нужна вся. Нет объяснения тому, что человек, отсидевший девять лет в лагере, чудом избежавший смерти, прощает доносчику и клеветнику!
- Не хочу говорить о Борисове! - упрямо повторила Маврина.- И не могу взять в толк, к чему все эти разговоры?
- Это не разговоры, Алина Максимовна, а вопрос к свидетелю.
- Свидетелю чего, Володечка?
Фризе еле-еле удержался от какого-нибудь едкого замечания.
- Мой муж умер от старости. Вы этому не верите? Сердце…
- Пиво с цианидом, которое выпил санитар Уткин, могло предназначаться вашему мужу. Вот о чем я думаю, хотя у меня и нет пока - пока! - доказательств. Когда санитары из "Харона" приехали за покойным, Уткин мог незаметно положить в карман банку "Туборга".
- А отравленное пиво подсунул мужу бедный Борисов?
- "Бедный" клеветник Борисов,- усмехнулся Фризе.- Нет, я в этом не уверен. Это лишь одна из версий. И раз она существует - мое дело исследовать ее. Но есть и другая - уцепившись за нее, я, похоже, разворошил осиное гнездо.
НАПАДЕНИЕ
Метель прекратилась. Подмораживало. Сухой снег скрипел под сапогами раздражающе громко.
Обещанное Алиной Максимовной такси с ярким зеленым огоньком не замедлило выехать из какого-то глухого проулка и не остановилось, несмотря на все призывы следователя. Наверное, водителю уже некуда было складывать выручку. Фризе вспомнил мужчину, голосовавшего однажды на Киевском шоссе - он сидел на чемодане, а рядом на асфальте стояла бутылка водки.
Фризе медленно шел между двумя высокими заборами, за которыми спали в своих уютных дачах известные и не слишком известные писатели. А может быть, и не спали, а писали свои романы и поэмы или пили коньяк, если сумели отоварить талоны за декабрь.
"Ну и суматошный денек",- думал Владимир, прислушиваясь, не заурчит ли в тиши поселка машина. И тут перед его мысленным взором предстал его родной "жигуленок" с проколотыми шинами. Кто это сделал? Обыкновенные хулиганы? Он даже не обратил внимание, с одним ли его "жигуленком" случилась беда. Или досталось и другим машинам? У подъезда прокуратуры парковал машину не он один. Но предчувствие подсказывало ему, чьи руки сделали это дело.
…Человек бесшумно метнулся на Фризе из-за угла, и он, отбросив пакет с банками пива, лишь успел инстинктивно загородиться кейсом. Удар ножа был рассчитан точно в подвздошную артерию. Лезвие со скрежетом пробило обшивку, и от резкого удара кейс вырвался из рук и полетел в канаву, зарывшись в сугробе.
- У, с-сука! - в голосе нападавшего прозвучало такое злобное разочарование, что у Фризе спина покрылась испариной. И тут же он понял причину этого разочарования - ножа в руках у бандита уже не было.
"Что у него в запасе?" - подумал Фризе и рванул "молнию" на куртке, освобождая путь к пистолету и примериваясь для удара ногой. Нападавший ловко, как акробат, отпрыгнул назад, и Фризе понял по развороту руки, что тот сейчас нажмет на спусковой крючок молниеносно выхваченного пистолета. Падая, Фризе услышал один за другим несколько негромких выстрелов. Так щелкают мальчишки, засунув палец за щеку и резко выдернув его. Похоже, пистолет был с глушителем. Фризе спас забор - одного броска ему хватило, чтобы оказаться под защитой углового столба,- и когда нападавший, уверенный, что теперь-то он не оплошал, крадучись двинулся вдоль забора в его сторону, Фризе нажал на спуск. Всего один раз. Звук выстрела разнесся по поселку и отозвался эхом где-то в стороне Мавринской дачи.
У бандита могли быть сообщники и Фризе не торопился подниматься с заснеженной дорожки. Зачем подставляться еще раз? И еще он ждал, когда уляжется неприятная дрожь в ногах. Его удивило, что пытавшийся убить его человек сунулся в снег без стона, без единого звука, словно и не был никогда живым. И сейчас он лежал совсем неподвижно, и эта неподвижность таила в себе угрозу. "Может, затаился и ждет, когда я поднимусь?" - подумал Фризе.
На соседней улице раздался резкий утробный всхлип сирены - выстрел не остался без внимания. Милицейский "Москвич" выскочил из-за угла. Фризе поднялся, положил пистолет в карман. От резкого торможения "Москвич" занесло и он встал поперек дороги. Из машины выскочили два милиционера, один из них с автоматом. Яркий свет фар осветил распластавшееся на снегу тело. Фризе увидел, что нападавший на него человек одет в красивую черно-зеленую куртку. Меховая шапка валялась поодаль. Голова была гладко выбрита.
- Руки вверх! - скомандовал милиционер с автоматом. Фризе поднял руки.
- Сюда, сюда, потихоньку,- милиционер показал дулом автомата на дорогу перед машиной. Второй милиционер, держа руку за пазухой, внимательно оглядывался по сторонам. Как ни был Фризе ошеломлен, он отметил, что ребята опытные, действуют четко. И на место примчались моментально.
Все так же, с поднятыми руками, Владимир перешел канаву по скользкой обледенелой доске и остановился в нескольких шагах от патрульных. Тот, что держал руку за пазухой, подошел к Фризе, скомандовал:
- Руки назад! - и защелкнул наручники.
Роста милиционер был небольшого, по плечо Владимиру, и ему пришлось приподняться на носки, чтобы залезть во внутренний карман куртки и пиджака. Но обыскал он Фризе умело, вынул пистолет, записную книжку. Раскрыв удостоверение, он удивленно воскликнул:
- Олег! - и прочитал вслух: - "Фризе Владимир Петрович, следователь районной прокуратуры".
- Что же вы молчите? - недовольно сказал тот, которого звали Олегом.- Оружие у вас табельное?
- Табельное,- буркнул Фризе.- Чего бы я тут, возле трупа, вам объяснял?
- Правда ваша,- согласился милиционер. Фризе увидел у него две звездочки на погонах.- Все бы прокуроры в наше положение входили.- Он протянул Фризе руку.- Младший оперуполномоченный Волков.- И смутился.- О, черт, Геннадий, браслеты.
Второй милиционер снял наручники. Фамилия его была Завьялов, звание - старший сержант. Он отдал Фризе документы и пистолет. Потом приподнял шапку и ладонью вытер потный лоб. Лоб был крутой и от этого Завьялов напоминал молодого бычка.
- Свяжись с отделением,- сказал ему Волков.- Пусть присылают группу. А мы с товарищем следователем посмотрим, может, жив еще.- Он бросил взгляд на человека, лежащего на снегу.
"У меня даже мысли не мелькнуло, дышит ли?" - огорчился Фризе.
Они подошли к телу.
- Каждую ночь патрулируем. Ехали по соседней улице - и вдруг выстрел. Мы, конечно, ходу,- милиционер нагнулся и приподнял голову лежащего. Лицо с крупными чертами, искаженное гримасой удивления и боли.- Залетный,- прошептал лейтенант.- Похоже, и в розыске не числится, мне его лицо незнакомо.- Он повернул тело. На снегу расплылось большое темное пятно. Несколько минут он пытался определить, нет ли признаков жизни. Потом сказал со вздохом: - Мертвее не бывает. Вы его в сердце.
Рука убитого до сих пор сжимала пистолет с длинным самодельным глушителем. Лейтенант, не притрагиваясь к оружию, с интересом осмотрел его.
- Серьезная машинка. На газовый не похожа. Ваше счастье, что опередили его. Из этой штуки выстрела мы могли бы и не услышать.
- Вы и не услышали.
- Он стрелял?
Фризе кивнул. Лейтенант обрадовался:
- Тогда все проще. Иначе бы, сами знаете, сколько объяснительных записок начальство требует.
- Он не только стрелял. Сначала пером решил побаловаться.- Фризе стал внимательно разглядывать снег.- Я нож "дипломатом" выбил. Придется поискать.- Он спустился в канаву, вытащил из снега чемоданчик и удивленно ойкнул: лезвие проткнуло кейс насквозь, по самую наборную ручку. Кончик лезвия выглядывал из второй стенки.
- Вот это удар! - в голосе лейтенанта сквозило восхищение.- Геннадий, посмотри! - позвал он сержанта.
- Вы в рубашке родились,- сказал сержант, внимательно разглядывая финку.- Чего же он хотел? Кошелек или жизнь?
- Он мне не доложил. Выхожу из-за угла и натыкаюсь на нож.
- Подстерегал? Проходил у тебя по делу? - перешел на "ты" лейтенант.
- Нет. Как и ты, впервые его вижу.
- Дела…- озадаченно сказал лейтенант, а старший сержант лихим жестом сдвинул шапку на брови, отчего теперь стал похож на мальчишку. И на бычка тоже.
- И часто ты здесь ходишь?
- Второй раз. Сегодня позвонила вдова Маврина…
- Алина Максимовна?
- Она самая. Попросила приехать - поделилась новой информацией.
Похоже, что у лейтенанта было много вопросов, но в это время приехал "рафик" с оперативной группой. Включили большой прожектор и началась неспешная, так хорошо знакомая Фризе работа, именуемая официально следственными действиями. Привычная рутина, только на этот раз Фризе находился в необычной для себя роли - главный герой и статист в одном лице.
К Берте он приехал в четыре утра, подбросила оперативная группа. Дневник Маврина и записки Покрижичинского, проткнутые финкой, следователь местной прокуратуры вернул Фризе, а кейс арабского принца оставил у себя. Как вещественное доказательство.
Покорно предоставив Владимиру возможность снять с себя рубашку, Большая Берта, такая теплая и разнеженная, прошептала в полусне:
- Нехороший. Я трижды ставила мясо в духовку. Засушила стейк…
Если бы она знала, какими разносолами потчевала его Алина Максимовна.