Пока Берта пробиралась к своим подругам, Фризе лихорадочно соображал, сможет ли он помешать отлету Грачева. Здравый смысл подсказывал: не сможет. Паспортный контроль Юрий Игнатьевич уже прошел, таможне нет дела, что у какого-то следователя районной прокуратуры есть претензии к вылетавшему в служебную командировку гражданину. Оставалось отделение милиции на транспорте.
В небольшой комнате за столом сидел капитан. Руки у него были скрещены на груди, голова опущена. При появлении Фризе он даже не пошевелился. "Спит",- подумал Владимир и осторожно сел на стул.
- Что случилось, гражданин? - неожиданно бодрым голосом, не поднимая головы, спросил капитан.
Фризе улыбнулся:
- Как вы догадались, что не гражданка?
- Гражданка заговорила бы от самых дверей.- Он посмотрел одним глазом, второй продолжал спать.
Фризе коротко рассказал, в чем дело. Капитан окончательно проснулся и посмотрел на него осмысленно:
- Ксивы с тобой?
Фризе предъявил удостоверение, капитан бросил на него беглый взгляд и кивнул:
- Сейчас снимем с рейса. Как зовут? - он записал фамилию и имя директора, снял телефонную трубку.
- Грачев - депутат городского Совета,- добавил Фризе, уже предчувствуя, что за этим последует. Трубка вернулась в исходное положение, а капитан, склонив голову на бок, посмотрел на Владимира, как смотрит няня в детском саду на оконфузившегося ребенка. Наверное, он хотел и подоходчивее высказаться, но недостаточно проснулся для этого. Да слов и не требовалось.
- Ну, извини! - сказал Фризе.- Я шефу позвоню?
Голос у прокурора был недовольный. Да и кто может радоваться, когда его будят ни свет, ни заря. Выслушав Владимира, он сказал:
- Нечего было и пытаться задержать. Никуда твой "Харон" не денется. А на скандал бы ты нарвался.
Фризе осторожно положил трубку, хотел поблагодарить капитана, но тот снова сидел, скрестив руки и уронив голову на грудь. Спал, наверстывая упущенное за ночь. Но когда Фризе пошел к двери, пробормотал:
- Инициатива наказуема, браток. Пора бы усвоить!
Садясь в "жигуленок", Фризе увидел, как к зданию аэропорта, к тому входу, который когда-то гостеприимно принимал очень большое начальство, подкатил черный "Мерседес" и машина сопровождения - "Волга", с мигалками на крыше. Из "Мерседеса" не очень ловко выбрался полный сутулый человек. Лицо чем-то напоминало птицу - усталого, выдохшегося орлана с большим опущенным клювом. Он постоянно мелькал на телеэкранах, на митингах, презентациях и симпозиумах. Этот человек, в дни выборов пообещавший москвичам вывести их из прозябания и заасфальтировать мостовые, добился своего: стал одним из столпов администрации. И теперь все ждали - когда же тронемся в путь по гладкому асфальту.
Ссутулившись, бочком, как будто стесняясь того, что ему приходится идти к самолету тем же путем, которым ходили презираемые им предшественники, "орлан" прошествовал к элитному входу. Один из сопровождающих распахнул перед ним дверь, другой важно прошествовал сзади с красивым замшевым чемоданом.
"Опять за помощью полетел!" - со злостью подумал Фризе и вспомнил, как два года назад, осенью, видел выступление "орлана" и его очень приятного, можно сказать, рафинированного заместителя, заявивших: хватит москвичам ездить на поля и убирать картошку вместо тех, в чьи обязанности это входит! Не те времена. Пока искали виноватых и митинговали - пошли дожди, картошка сгнила на полях, и на следующий год крестьяне сократили посевы. Неприхотливые клубни стали покупать за валюту.
"Эх, и чудики! - сказала тогда Берта. Она всегда старалась быть снисходительной в оценках.- Убрали бы сначала урожай, а потом искали "рыжего".
До начала работы оставалось два часа, и Фризе решил вернуться в свое временное пристанище - позавтракать и почитать, наконец, дневник Маврина. Дорога из аэропорта показалась как никогда утомительной. Снег валил стеной, под пушистым покровом образовалась предательская ледяная корка, машины буксовали. На Тверской образовался затор минут на пятнадцать. "Нет в мире счастья",- меланхолично думал Фризе. Для домашнего кайфа времени не оставалось. Хотелось подремать. Неожиданно он вспомнил об усатом председателе - самое время заглянуть на Большой Гнездниковский к Лидии Васильевне! Ее подвал рядом, из машины уже виден дом на Пушкинской площади, магазин "Армения", где не так уж и давно - всего лет пять-шесть назад - можно было купить бутылку армянского коньяка ереванского разлива И всего за восемь двадцать. И без бутылки на обмен.
В крошечных апартаментах инспектрисы произошла смена царств - за ее столом сидел пожилой хмурый мужчина с короткой прической, в темном костюме, при галстуке. "Отставной военный",- подумал Фризе, представившись и предъявляя свое удостоверение. По тому, каким наметанным взглядом скользнул мужчина по его лицу, Фризе понял, что этот отставник служил в милиции, в каком-нибудь захолустном отделении, что он неудачник и не смог дослужиться до приличного чина из-за того, что был или нечист на руку, или скор на расправу. Таких людей - из милиции они, или из прокуратуры - Фризе побаивался. Тот же урка. Только в форме. Никогда не знаешь, кто он на самом деле.
Изучив удостоверение, мужчина вернул его, не проронив ни слова. Готовности к контакту у него явно не наблюдалось.
- Вас как зовут?
- Андрей Андреевич.
- Андрей Андреевич, мне необходимо посмотреть книгу учета сотрудников кооператива. Идет следствие…
- Осведомлен,- не дал закончить фразу Андрей Андреевич.- Вот карточки учета на весь контингент. Есть листки по учету кадров - они точно соответствуют этим карточкам. Достать?
- Не надо. Я посмотрю картотеку.- Фризе нестерпимо захотелось курить, но куревом 'здесь не пахло, зато витал густой запах "Шипра", в прошлом непременного атрибута дешевой парикмахерской.
Карточка на Степанкова отсутствовала. Не оказалось ее и среди листков по учету кадров, которые были вытащены из сейфа. Не было среди мужчин кооператива и ни одного Андрея Андреевича.
- Андрей Андреевич, а вы работник новый?
- Вас интересует моя анкета? Она у председателя.
"А председатель в Женеве",- хотел добавить Фризе.
- Вас интересует моя биография? Председатель собирается оформить мне заграничный паспорт.
- Меня интересует фамилия.
- Ермолин.
- Несколько дней назад Лидия Васильевна показала мне "амбарную книгу", в которой записаны все сотрудники кооператива. И те, кто уволен или умер. Мне бы хотелось еще раз на нее взглянуть.
- Лидия Васильевна у нас не работает, и про такую книгу я слышу впервые.
- В том сейфе она лежала,- Владимир бросил быстрый взгляд на стенку, за которой был спрятан сейф.
- Нет там никакой книги. Можете глянуть.
"Наверное, и нет. Люди здесь собрались серьезные".- Фризе вспомнил, что, просматривая картотеку и листки по учету кадров, не обнаружил там и Лидии Васильевны.
- На какую же работу перешла Зеленкова?
Ермолин не удосужился ответить, развел руками.
- Домашний телефон, адрес - что-то же у вас осталось?
- С глаз долой, из сердца вон,- нагло усмехнулся Андрей Андреевич.- Все учетные карточки на тех, кто уходит, уничтожены.
- Это поправимо,- улыбнулся Фризе и встал.- Подруги, знакомые… Человек не иголка. До встречи! - Он повернулся и услышал, как новый кадровик бросил ему в спину:
- Поберегся бы, прокурор.
Фризе резко обернулся. Ермолин, наклонившись над столом, подравнивал стопку анкет, которые только что просматривал Владимир.
На домашний завтрак времени уже не оставалось. Фризе оставил машину в переулке и прошелся до единственного в Москве "Макдональдса". Приятным сюрпризом было отсутствие километровой очереди. Здешние завтраки москвичам теперь стали не по карману.
Еда в этой дорогой забегаловке вполне оправдывала рекламу: мясо - свежее, чипсы - хрустящие. Кофе - не слишком, но ароматен. Фризе не однажды заглядывал сюда - и один, и с Бертой, но старался не распространяться об этом на работе. "Макдональдс" для младшего советника - удовольствие не по карману. Не станешь каждому объяснять, что финансовая независимость досталась Владимиру по наследству.
В прокуратуру он приехал к началу рабочего дня и первым делом взялся за телефон. Три справки хотелось получить срочно: адрес или телефон Степанкова и Зеленковой, сведения о том, не служил ли в органах внутренних дел Ермолин и куда улетел сегодня утром глава московской администрации. Если улетел не один, то кто входил в состав "сопровождающих его лиц"? Если пойти обычным рутинным путем, пришлось бы писать запросы, которые томились бы в канцеляриях, уходило бы драгоценное время. Но Фризе обладал свойством располагать к себе людей добрым юмором и готовностью оказать поддержку товарищу. И такие товарищи имелись у него почти во всех учреждениях города. Со многими он встречался раз или два, но его почему-то хорошо помнили и всегда откликались на просьбы.
Через два часа Фризе уже знал, что глава администрации улетел заключать контракт на поставку в Москву медикаментов, а заодно прочесть несколько лекций в университетах Лозанны и Цюриха. Вместе с ним улетели - его личный помощник Сушкин и московский бизнесмен Грачев. Располагал теперь Фризе телефоном и адресом Зеленковой, и сведениями о том, что капитан милиции Ермолин служил в одном из районных отделений города, получил "служебное несоответствие", был переведен на работу в вытрезвитель. За обирание "клиентов" уволен из органов. Выслушав это сообщение от приятеля с Петровки, Фризе не без внутреннего самодовольства усмехнулся: "Мы, гражданин Ермолин, тоже не лыком шиты. Глаз - алмаз". А вот со Степанковым, как и ожидал Владимир, произошла осечка - точного имени и отчества Фризе не знал, а людей с такой фамилией оказалось в Москве много.
- Тебе, часом, не Генеральный прокурор России нужен? - съехидничал товарищ с Петровки.- Тоже ведь Степанков!
Набирая номер телефона, Фризе мало надеялся застать пышнотелую инспектрису дома - если ее так скоропалительно уволили, то у нее одна забота: отыскать новое место под солнцем. В том, что "солнце" кооператива "Харон" пригревало хорошо, Владимир был уверен. Вопреки ожиданиям, в трубке прозвучало знакомое ленивое контральто: - Але?!
- Здравствуйте, Лидия Васильевна. Вас приветствует знакомый следователь прокуратуры…
Вместо ответа он услышал короткие гудки. Фризе снова набрал номер. Бывшая инспектрисса ушла в глубокую оборону - просто не брала трубку. Измором ее взять не удалось.
После обеда Фризе позвонил Мавриной - ее телефон тоже молчал. Он снова набрал номер Зеленковой. Она еще не успела закончить свое ленивое "але", как Владимир доложил, что вызывает ее в прокуратуру повесткой и посылает за ней милиционера. Неплохой способ припугнуть честного человека. И на Зеленкову этот способ подействовал. Во всяком случае, она сказала:
- В "Хароне" я больше не работаю.
- Во время нашей встречи я заметил, что у вас феноменальная память.
- Память как память,- отозвалась женщина, но голос ее стал мягче. Лесть, такой ключик, который подходит ко всем замкам.
- Вы, конечно, помните, в каком месяце Степанков получал удостоверение?
- Точную дату не вспомню, два года прошло. По-моему…- тут она словно язык проглотила. Она почувствовала, что опять проговорилась, и не могла придумать, как следует поступить.
- Лидия Васильевна, вспомните! В той "амбарной книге", что вы мне показывали…
Про "амбарную книгу" ей были даны строгие инструкции. Она твердо заявила:
- Никакой книги я вам не показывала!
- Ну как же, тетрадь в клеточку? Я из нее выписки делал.
- Не показывала! Не могла показывать! У нас не было такой книги.
- А если я ее сфотографировал?
Похоже, что Лидия Васильевна не услышала нового аргумента:
- Не было никакой книги! Можете меня вызывать хоть с милиционером, хоть с овчаркой. Я на суде на Библии поклянусь! - В ее голосе появились истерические нотки и Фризе положил трубку. Женщину так запугали, что начни ей жечь пятки, она все равно будет кричать, что никаких списков работников предприятия она не вела.
ГЛАВНОЕ - ЧТОБЫ ОСТАТЬСЯ
Он откинулся на спинку кресла и смотрел в окно. Снег все сыпал на город и мрачный брандмауэр соседнего дома лишь угадывался за белой пеленой. "Сыпал бы не переставая неделю,- думал Фризе.- Занесло бы сугробами улицы, встал транспорт, люди не высовывали носа на улицу. Сидели по своим квартирам жулики и воры, милиционеры и младшие советники юстиции. Замолкли бы телефоны…"
На подоконник прилетела синица - пухленький серо-зеленый комочек. Она повертела головой и требовательно застучала клювом в стекло. Владимир подкармливал синиц семечками, покупая их в подземном переходе на Тверской.
- Стучи, стучи,- сказал Фризе, но с места не тронулся. Лень было двигаться. Синица сердито вспорхнула, взметнув фонтанчик снега.
"Берта уже в Женеве,- с завистью думал Владимир.- Прошла паспортный контроль и едет в гостиницу. Глазеет по сторонам. А Грачева везут фирмачи в шикарном автомобиле, ведут с ним вежливые разговоры и не догадываются, что перед ними жулик. А, может, и того хуже".
Ему стало грустно и одиноко. Все дело с убийством санитаров чудовищно расползалось. За какой факт он не цеплялся, с каким новым свидетелем не знакомился - оказывалось, что этот факт - лишь звено в цепочке, а у свидетеля - криминальная биография. У Владимира пробуждался азарт фокстерьера перед лисьей норой. Но фокстерьером двигал инстинкт, дарованный ему природой, а Фризе, какой бы интуицией и способностью он ни обладал, барахтался в путах служебных инструкций и устаревших законов. Иногда хотелось послать к черту все эти инструкции, политес, которым руководствовался его шеф - независимо от того, кто верховодил: аппаратчики или демократы. Но тогда надо уходить из системы, главное, из любимого дела.
Синица снова застучала в окно, и Фризе, превозмогая усталость и лень, встал и пошел за семечками.
Заливистым милицейским свистком дал о себе знать телефон. Фризе несколько мгновений помедлил, испытывая искушение не брать трубку, но все-таки взял.
- Владимир Петрович, это вы? - голос Мавриной он узнал сразу.
- Так точно!
- Володенька, это ужас какой-то! Мне рассказали о нападении. Вас чуть не убили!
- "Чуть" - не считается,- приходя в замешательство от "Володеньки". Что за странная игра?
- Меня спас ваш кейс,- доложил он.- Но где я найду ему замену? Финка пробила его насквозь.
- Боже мой! - прошептала Маврина.- А если бы… Даже подумать страшно!
- Алина Максимовна, не нашли записную книжку? - спросил Владимир, пытаясь направить ее мысли в другое русло. Задача оказалась не из легких.
- Вам тоже пришлось стрелять? - Это тоже прозвучало, как приобщение к некоему братству: сначала стреляла она, теперь и ему т-о-ж-е пришлось.
- Так как же с записной книжкой?
- Я вам звоню каждые полчаса - на службе занято, дома никто не отвечает. Книжку я нашла в городской квартире, в письменном столе.
- Там есть запись разговора с кооператором?
- Володечка, вы же просили найти именно эту книжку. Я ее и нашла. Она вам срочно нужна?
- Еще как срочно! Вы в городе или на даче?
- В городе. Сейчас сажусь в машину и еду к вам. Скажите адрес.
- Вы поедете с шофером?
- Нет. Я и сама вожу машину. А шофера у меня больше нет. У вдовы другие возможности.
- Алина Максимовна, никуда с этой книжкой из дома не выходите. Заприте дверь покрепче. У вас хорошие запоры?
- Очень хорошие,- с недоумением сказала она.- Только почему такая паника? Неужели и в городе кто-то полезет в мою квартиру? Из-за Алешиной записной книжки?
- Запритесь как следует, никому не открывайте, кроме меня. Я сейчас приеду и мы все обсудим.
- Может быть, мне зарядить еще одно ружье? - с иронией спросила Маврина.
- Зарядите. Это серьезно.
Фризе быстро оделся, секунду постоял у сейфа, решительно открыл его и достал пистолет. И будто ожегся о него. "Странно,- думал он,- несколько дней не вспоминал о том, что из этого оружия убил человека. Даже Маврина, с этим ее "тоже", не высекла из меня искры, а взялся за пистолет - и муторно стало на душе".
Маврина жила рядом с Хамовниками, в современном, как еще недавно называли, номенклатурном доме из светлого кирпича. Старушка-дежурная, дремавшая в вестибюле, встрепенулась, услышав, как хлопнула дверь:
- Вы к кому, молодой человек?
- К Мавриной.
- Дома, дома. Двенадцатый этаж,- сочувственно вздохнула старушка и снова задремала.
Кабина лифта была просторной и светлой, с большим зеркалом. Вполне пристойный вид, если бы не пара рисунков в стиле Мазереля, прокомментированных крепкими словечками - дети бывших номенклатурных работников не остались в стороне от городской цивилизации.
Едва Фризе позвонил, как Алина Максимовна распахнула дверь.
- Ну почему же вы не спрашиваете, кто идет?
- Я видела в окно, как вы подъехали,- она приветливо улыбнулась и показалась еще более красивой, чем раньше. Черные облегающие брюки, серый пушистый джемпер, серебряная цепочка на шее - все было к лицу. Он прошел вслед за ней через просторный холл, заметив, что все его стены увешаны старинными саблями в красивых ножнах, мечами, кольчугами. В углу стояли полные рыцарские доспехи - покойный хозяин всерьез коллекционировал оружие.
Маврина ввела Владимира в кабинет. Кроме окна и двери все остальное пространство занимали книги. Беглого взгляда было достаточно, чтобы заметить несметное число энциклопедий и словарей - Брокгауз и Ефрон, словарь Венгерова, Военная энциклопедия, словарь Гранат… Редчайшие тома Еврейской энциклопедии.
- Сразу видно, что попал в библиотеку писателя! - не смог сдержать своего восхищения Фризе.
- Все эти книги подбирала я,- с гордостью сказала Маврина.- Алеша был равнодушен.
- Равнодушен к вашему выбору?
- Равнодушен к книгам.
Заметив удивление на лице Владимира, она пояснила:
- Он постоянно твердил: "Книги мне только мешают. Они корректируют мое представление о действительной жизни. Мои книги - это люди". Сердился на меня за то, что я окружила его книгами.
"Интересная мысль",- подумал Фризе, но тут же забыл о чудачестве писателя. Маврина протянула ему блокнот - обыкновенный потрепанный блокнот без корочек, величиной с ладонь, исписанный крупным разболтанным почерком, с потертыми и кое-где загнувшимися краями.
- Садитесь, где вам удобнее, я приготовлю кофе. Мне помнится, мой кофе пришелся вам по вкусу.