– Если в твоих показаниях не всплыву я. Именно поэтому ты и должен сказать, что двенадцатого вернулся в Москву на электричке. И на Сенеже жил не у меня на даче, а просто на свежем воздухе. Причем пару ночей провел на базе "Рыболов Сенежья". Если с Юрой и Женей замели Вадима Павловича, прокуратура выйдет и на меня. Из-за пластической операции. Но совсем с другого бока. Так что ты здесь будешь ни при чем. Ну а я… Как-нибудь отобьюсь.
– Что, я вообще не должен говорить, что знаю тебя?
– Зачем? То, что мы знакомы, все равно ведь не скроешь. Спросят в лоб скажи, что знакомы. Еще по школе. Изредка встречаемся. И все. Тебя ведь вызвали на два?
– На два.
– Тогда я еду на работу. С тобой же давай встретимся часов в шесть, у "Форума". Расскажешь, что и как. Лады?
– Лады.
Сашка подставил ладонь, я ударил по ней кончиками пальцев, подставил свою для ответного удара и вышел из машины.
Бумажный квадратик
Прокуратура РСФСР оказалась старым кирпичным зданием, стоявшим в глубине такого же старого московского двора. Въезд во двор был с Петровки.
Получив пропуск, поднялся на второй этаж, постучал в кабинет с номером 202. Услышав: "Да, войдите!", вошел. В конце узкого и длинного кабинета сидел человек с округлым, вполне добродушным лицом. Он что-то писал. Увидев меня, на секунду застыл. Потом кивнул:
– Слушаю? Вы ко мне?
– Не знаю. Меня вызывали к Рахманову. Вот повестка.
Человек отложил ручку:
– Простите, ваша фамилия?
– Лотарев.
– Я как раз вас жду. – Показал на стул. – Садитесь. Рахманов это я.
Я сел на стул. Рахманов несколько секунд рассматривал меня. Сказал:
– Для простоты меня зовут Андрей Викторович. А ваше имя-отчество?
– Сергей Леонидович.
– Очень приятно. Сергей Леонидович, я работаю следователем по особо важным делам. По одному из дел, которое я сейчас веду, возникла необходимость допросить вас в качестве свидетеля. Поэтому я вас и вызвал. Простите, вы где работаете?
– Я художник. Член московского групкома художников. Работаю по договорам. Иногда у меня покупают картины.
– Женаты?
– Нет. Холост.
– Живете один?
– Один.
– Родственники у вас есть?
– Отец. Если его можно считать родственником.
– Почему, если можно считать? Вы что, в ссоре?
– У него уже давно другая семья. Мы с ним практически не видимся. Лет двадцать.
– Понятно. Других родственников нет?
– Нет. Мама умерла восемь лет назад. Братьев и сестер нет.
– Так… Собственно, я спросил это лишь для проформы. Меня интересует другое. – Покрутив в пальцах ручку, Рахманов улыбнулся: – Простите, вы часто ходите в театр?
Интересно, при чем тут театр? Впрочем, может, у этого следователя такая манера. Сначала вести светскую беседу… Что ж, светская беседа, так светская беседа. И я ответил:
– Иногда хожу.
– В этом сезоне уже где-то были?
– В этом нет. В том случалось.
Рахманов снова занялся ручкой. Спросил:
– А где вы были в конце прошлого сезона? В каких театрах?
Особенно напрягать память не пришлось. Весной я был всего в трех театрах, на спектаклях, которые отлично помнил:
– Во МХАТе. В театре миниатюр. И в Ленкоме.
– И что вы там смотрели?
– Во МХАТе "Дядю Ваню". В театре миниатюр "Школу клоунов". В Ленкоме "Гамлета".
– И когда, например, вы были в Ленкоме? Постарайтесь вспомнить точно.
– Обязательно точно?
– Да. Постарайтесь вспомнить точный день, когда вы были в театре Ленинского комсомола. Для нас это важно.
Тот день я помнил отлично, хотя не особый любитель ходить в театры. Но мы только что познакомились с Аленой. Алена изъявила желание сходить в театр, причем на хороший спектакль. Желание, вполне понятное для девушки, с которой ты знаком дней пять. Поскольку мой бывший однокурсник Женька Ширяев работает в Ленкоме, я, конечно, тут же позвонил ему. Женька расстарался и достал контрамарку на "Гамлета". Вот только когда это было точно?.. Примерно в середине мая.
– Точно не помню. В середине мая.
– По расписанию "Гамлет" в Ленкоме шел восемнадцатого.
– Значит, восемнадцатого.
– Трудно было достать билеты?
– Нет. В Ленкоме у меня работает приятель. Ширяев. Евгений Ширяев. Мы вместе учились в институте.
Кажется, с этим спектаклем следователь связывает какое-то событие. Какое? Имеет ли это событие отношение к моей поездке?
– И Ширяев достал вам билеты?
– Контрамарку. На два лица.
– То есть, вы пошли с кем-то вдвоем?
– Да, вдвоем. С девушкой, своей приятельницей.
– Как ее зовут?
Скрывать, что я пошел в Ленком с Аленой вроде не имело смысла. Тем более, пока не ясно, почему следователь интересуется Ленкомом. Помедлив, ответил:
– Ее зовут Алена.
– Фамилия?
– Меднова.
– Москвичка?
– Москвичка.
– Сколько ей лет?
– Девятнадцать. Скажите: все это так важно?
– Сергей Леонидович, потерпите. Нам нужно уточнить все, что связано с этим спектаклем.
– Зачем?
– Со временем я это объясню. Ваша приятельница, Алена Меднова, учится? Или работает?
– Учится на третьем курсе иняза, имени Тореза.
– А много у вас приятельниц? Вроде Медновой?
Это было уже слишком. Я посмотрел на Рахманова:
– Андрей Викторович… Вам что, нужно выяснить мои отношения со всеми девушками?
– Сергей Леонидович… Понимаю, вопрос тонкий. Но я уже объяснил: меня интересует этот спектакль и все, что у вас с ним связано. В том числе и ваши отношения с девушкой, с которой вы пошли на спектакль.
– Отношения у нас очень хорошие. Этого достаточно?
– Вполне. Вы могли бы назвать домашний телефон Медновой? На всякий случай?
Сначала я хотел сказать, что телефона у Алены нет, но потом подумал: все равно ведь узнают, если захотят. Назвал номер. Записав его, Рахманов спросил:
– Скажите, где вы были в июле?
Вот оно… Сашка был прав. Если следователь по особо важным делам спрашивает, где я был в июле, значит, он имеет в виду мою поездку. Ту, июльскую, вместе с Юрой и Женей. Непонятно только, при чем тут театр Ленкома. Я ответил небрежно, но стараясь при этом не переигрывать:
– В июле я был в Москве. Иногда выезжал за город. В конце месяца уехал в Дагомыс. Вроде все.
– За город в какие места вы выезжали?
– На Сенежское озеро. Под Солнечногорск.
– У вас там дача?
– Нет. Просто я люблю Сенеж.
– Выезжали на машине?
– Когда как. Когда на машине, когда на электричке.
– Но вообще у вас есть машина?
– Есть.
– Какой марки?
– "Жигули". Шестерка.
– Простите за чрезмерное любопытство. Но ваша машина меня интересует. Какого она цвета?
– Светло-серого.
– Номер?
– "О 79–82 МО".
– У вашей машины есть какие-нибудь особые приметы? Скажем, нестандартная отделка. Заделанные вмятины.
– Вроде нет. Из нестандартной отделки только магнитофон. Со скрытыми колонками.
– Некоторые украшают машины вымпелами, игрушками. Может быть, у вас есть что-то похожее? Вспомните.
– Ничего такого в моей машине нет. Я не люблю излишеств.
– В июле, когда вы выезжали на Сенеж, вы все время находились именно там? Может быть, оттуда вы выезжали еще куда-нибудь?
У вопроса был скрытый смысл, который я отлично понял.
– Нет, не выезжал. Зачем? На Сенеж я всегда беру этюдник и пишу.
– Ну а все же. Вы случайно не выезжали в июле в Смоленскую область?
Я изобразил спокойное недоумение:
– В Смоленскую область?
– Да. Пусть даже ненадолго? – Рахманов застыл, глядя на меня.
– Да нет… Я же сказал, в июле я был только на Сенеже. И в Дагомысе.
– И все-таки, где вы были, скажем, девятого июля?
– Девятого июля? Именно в этот день?
– Да. Именно в этот день. Постарайтесь вспомнить. Девятого июля была пятница.
Я поглядел на потолок. Перевел взгляд на Рахманова:
– Вообще-то в эти дни я был на Сенеже, на этюдах.
– Вы не ошибаетесь?
– Нет. Я вспомнил: девятого я точно был на Сенеже. Совершенно точно.
– Ну а днем раньше? Восьмого?
Он меня ловит. Что ж, пусть ловит. Если он захочет, я распишу ему день восьмого июля по минутам. Ведь помнить этот день у меня есть все основания, восьмого я передал Вере картину, которую она затем купила.
– Восьмого июля я был в Москве. Точно.
– Почему вы в этом так уверены?
– В этот день у меня купили картину. Причем за довольно приличный гонорар.
Несколько секунд следователь разглядывал стол. Поднял глаза:
– И сколько же составил этот гонорар?
– Пятнадцать тысяч.
– Солидно. Судя по сумме, вы очень хороший художник. Я не ошибаюсь?
– Не знаю. Я просто художник.
– Что ж, достойный ответ. И кто же был вашим покупателем?
– Есть такая Вера Николаевна Новлянская.
– Эта Новлянская – любитель живописи? Коллекционер?
– Можно сказать и так. Картин у нее много. Всяких.
– И где же состоялась эта продажа? Восьмого июля?
– В Совинцентре. В ресторане "Континенталь".
– Что, в другом месте нельзя было продать картину?
– Можно, конечно. Но Новлянская устраивала что-то вроде приема и попросила подвезти картину туда. Правда, в тот день я только передал картину Новлянской. Деньги получил позже.
– Когда?
– Дня через три. Когда вернулся с Сенежа.
– И что из себя представляла картина, которую вы продали Новлянской?
– Женский портрет. Масло.
Рахманов поправил лежащие на столе бумаги:
– Хорошо, вернемся к Сенежу. Вы сказали, что уехали туда восьмого.
Я вдруг понял: я не знаю, что ответить. Восьмого вечером я уехать не мог, на ночь без машины, с рюкзаком и этюдником никто на природу не выезжает. Но ведь таксист увел мою шестерку со стоянки восьмого днем. Я и не знал, что будет так трудно. Теперь я должен взвешивать каждое слово. Буквально каждое.
– Вообще-то, строго говоря, я уехал девятого. Рано утром.
– Наверняка задержались на банкете?
– Задержался.
– Простите, с банкета вы уехали один?
– Нет. Я и на банкете был не один. А со своей приятельницей, той самой Аленой Медновой.
– Ясно. Вы ее проводили?
– Проводил. Потом вернулся домой и лег спать.
– Где оставили машину? В гараже?
Этот Рахманов цепляется к каждой мелочи. Ладно, детали ведь я могу и не помнить. Скажу, подвезли знакомые. Если он узнает, что меня подвез Сашка, прикинусь, что забыл, кто именно меня подвозил.
– Гаража у меня нет. А в "Континенталь" мы ездили без машины. Пришлось бы пить только воду. Назад подвезли знакомые.
– А где оставили машину?
– На обычном месте. Во дворе, около подъезда.
– Когда вы вернулись домой, вы видели свою машину?
– Не помню. Честно говоря, в ту сторону я даже не посмотрел.
– Ясно. Значит, вы легли спать.
– Да. Встал рано. В начале пятого. И уехал на Сенеж. На первой электричке.
– С Ленинградского вокзала?
– А откуда еще можно уехать?
– Например с Ховрино?
– Нет. Я уехал с Ленинградского вокзала.
– Налегке? Вещей с вами было много?
– Рюкзак и этюдник.
– Все же, наверное, на машине было бы удобней?
– Ну, смотря что считать удобством. Иногда удобней без машины.
– Утром, девятого, когда вы вышли из дома, машина была на месте?
– Опять не помню. Ну, конечно же, была. Вы так спрашиваете, словно с моей машиной что-то случилось.
– Кто знает. Может, и случилось.
– Нет, на машину я не посмотрел, торопился. Да еще не совсем в форме был после банкета. Не до этого было…
– Когда приехали в Солнечногорск, на чем добрались до Сенежа?
– На автобусе. Там ехать минут десять.
– Минут десять до какой остановки?
– До остановки "Десятый километр". Оттуда до берега рукой подать. Метров пятьсот.
– У вас что, было определенное место? У берега?
– Да. Там есть такая… база отдыха. "Рыболов Сенежья". Около нее я и расположился.
– Поставили палатку?
– Зачем? Погода была отличной. Положил вещи. Надул матрас. Поставил этюдник. И все.
– Место не меняли?
– Менял конечно. Но в основном около базы. Даже пару раз на ночь перелезал через забор на территорию. Там поспокойнее.
– И вас кто-нибудь видел? В эти дни?
– Да, многие. Там в выходные полно отдыхающих. – Об инциденте со сторожем я умолчал умышленно. Он сам все расскажет, если они решат меня проверить.
– Сколько вы пробыли на Сенеже? В тот раз?
– Дня три. Да, три дня. До понедельника.
– Почему именно до понедельника? Вы ведь не ходите на работу?
– Если б испортилась погода, раньше уехал. А в понедельник должно было решиться с картиной.
– Когда именно вы приехали в Москву в понедельник?
– Утром, часов в одиннадцать.
– На электричке?
– На электричке.
– А в Москве?
– В Москве я сначала позвонил Новлянской. Она сказала, что берет картину и можно приехать к ней за деньгами. После этого я взял такси, доехал до своего дома, оставил вещи и уже на своей машине поехал к Новлянской.
– Когда вы садились в свою машину в понедельник, она стояла на том же месте?
– Да, на том же…
– А количество пройденных километров на спидометре? Вы не обратили на него внимания?
– Нет. С какой стати?
– Все же вас не было три дня. Мало ли.
– Я как-то не очень смотрю на это количество…
– Жаль. Нам бы это очень помогло.
– Что-нибудь случилось?
– Скоро объясню. Сергей Леонидович, нет ли среди ваших знакомых некоего Игоря Кирилловича?
Все. Они вышли на мою машину. И на меня в образе Игоря Кирилловича. Помедлив, я переспросил:
– Игоря Кирилловича?
– Да. Может быть, его зовут и по-другому. Приметы: ему около пятидесяти. Выше среднего роста. С коротким седым бобриком. Светлоглазый, загорелый. На коже лица есть небольшие дефекты.
Я изобразил раздумье, уставившись на ноги. Пожал плечами:
– Нет. Не знаю никого с таким именем и с такой внешностью.
– Может быть, вы просто видели где-нибудь такого человека? Случайно. Около дома.
Я мог, конечно, сказать, что видел. Потому что давно понял: из моих ответов складывается довольно складная версия. Мою машину угнали девятого рано утром. И девятого же, но поздно вечером, поставили на место. Так что если я скажу, что видел мельком седого моложавого человека, это только укрепит вариант с угоном машины.
– Вспомните, Сергей Леонидович. Это очень важно. – Рахманов смотрел на меня довольно доброжелательно. И все же, подумав, я решил не переигрывать. Заявление о том, что видел Игоря Кирилловича, наверняка вызовет дополнительные расспросы, на которых могу засыпаться. Поэтому сказал:
– Нет. Не видел.
– Обидно. Нам очень важно найти этого человека. Тогда вспомните: вдруг кто-то просил у вас машину? Перед вашей поездкой на Сенеж.
– Нет, никто не просил.
– Может, у кого-то еще, кроме вас, есть ключи от машины?
– Ни у кого.
– Д-да… – Сказав это, следователь задумался.
Довольно долго мы сидели молча. Наконец Рахманов открыл папку. Положил передо мной две фотографии:
– Случайно вам не знакомы эти люди?
Это были Юра и Женя. Я сделал вид, что вглядываюсь. Покачал головой:
– Нет. Этих людей я не знаю…
– И никогда не видели?
– Нет, не видел.
– Ну а, может, вы знаете Вадима Павловича?
Вадим Павлович… Наконец-то выплыл и он. Чуть выждав, я переспросил:
– Вадима Павловича?
– Да? Вы могли слышать это имя-отчество… скажем, где-то среди окружения Новлянской? Может быть, слышали? Хотя бы мельком?
– Нет. Никогда о таком не слышал. – Сказав это, я подумал: ну и ну. Вадим Павлович связан с Верой? Что-то не верится. Мне, например, никогда бы такое не пришло в голову. Интересно, что скажет об этом Сашка?
– Может быть, вы его видели? – спросил Рахманов. – Опять же среди окружения Веры Николаевны. На вид ему лет шестьдесят. Он выше среднего роста. Полный. Волос мало. Те, что есть, зачесаны набок. Глаза светлые. С правой стороны под подбородком розовый шрам. Одевается скромно. Иногда ходит в синей куртке с металлическими пуговицами и серых брюках. – Внимательно посмотрел на меня. – Не встречали такого?
Я сделал вид, что вспоминаю. Покачал головой:
– Да нет. Не встречал. Но почему вы меня об этом спрашиваете?
– Сейчас объясню. – Рахманов достал что-то из папки. Протянул: Посмотрите. Вам знакома эта бумажка?
Я взял у него из рук небольшой бумажный квадратик. Он был изрядно потерт. Вгляделся. Моя контрамарка… Моя контрамарка в Ленком на "Гамлета"! Цифры "6–7, 8". Шестой ряд, седьмое и восьмое места. Как же так. Как эта чертова контрамарка оказалась у Рахманова? Где они ее нашли? Неужели в Смоленской области? Получается, эта контрамарка лежала в кармане моего пиджака. Тогда, собираясь, я схватил первый попавшийся пиджак. Не подумав, что это пиджак от того самого костюма, в котором я с Аленой был на "Гамлете". Идиот! Надо было проверить карманы. Впрочем, об этом уже поздно. Да и не нужно затягивать молчание. Сказал по возможности небрежно:
– Насколько я помню, это контрамарка, по которой я ходил в Ленком.
– Правильно. Куда вы дели эту контрамарку после спектакля?
– Это имеет значение?
– Имеет.
– Понятия не имею. Выбросил. Это же делается машинально. Разве это так важно?
– Важно. И не в последнюю очередь для вас. Вспомните, куда вы выбросили контрамарку?
– Не помню. Совсем не помню.
Рахманов долго смотрел в окно. Потом повернул голову и сказал:
– Сергей Леонидович, эта контрамарка найдена недалеко от места преступления, на шоссе в Смоленской области. Оказалась она там тогда же, когда было совершено преступление. Примерно девятого июля. Причем, по нашим данным, к месту преступления преступники подъехали на машине, похожей на вашу. На светло-серых "Жигулях" шестой модели. Поскольку, как вы говорите, девятого июля вы были далеко от Смоленской области, мы с вами должны выяснить это несоответствие и понять, откуда оно взялось.
– Андрей Викторович, вот уж не знаю…
– И я не знаю. Ведь соединяются два фактора. Ваша контрамарка и машина, как две капли воды похожая на вашу. Согласитесь, вряд ли это совпадение.
Я молчал, обдумывая ситуацию. Я уже знал, где выпала контрамарка: на обочине, когда, съев последний бутерброд, я выкинул за окно бумагу. Тогда же, пошарив в кармане, я собрал все бумажки, которые там были, и тоже выкинул. Но в общем-то особой беды в этом нет. Если следовать версии с угоном машины, контрамарку могли найти те, кто угнал машину. В машине же. И подбросить на обочину, чтобы навести след на меня. Точно. Сказал устало и обескураженно:
– Андрей Викторович, добавить мне абсолютно нечего. Я рассказал все, как было.
Следователь внимательно посмотрел на меня: