– Сергей Леонидович, до этой очной ставки у меня были некоторые сомнения в вашей искренности. Но теперь… Теперь мне абсолютно ясно: девятого Медновой звонили вы. И сейчас вводите следствие в заблуждение. Рахманов надел снятые было очки, взял в руки какую-то бумажку. – Вы ведь понимаете, что значит для следствия чистосердечное признание? Сергей Леонидович? – Положил передо мной бумажку. – Вам знакома эта квитанция?
Вглядевшись, я узнал квитанцию, которую когда-то заполнил, заказывая разговор с Аленой.
– Нет, – автоматически ответил я. Тут же добавил: – Впрочем, не знаю. Может, и знакома.
– А мне кажется, что эту квитанцию заполнили вы.
Казалось, голубые глазки Рахманова всего лишь рассматривают стену за моей спиной. Но я давно уже понял: безобидность этого взгляда кажущаяся.
Взяв квитанцию, Рахманов снова вложил ее в папку:
– Учтите, квитанция будет отдана на экспертизу. Если ее заполнили вы, это будет установлено без труда. Так что поймите: самое для вас благоразумное рассказать все. Ничего не скрывая.
Я опустил голову, постарался изобразить некую внутреннюю борьбу. Поднял глаза:
– Андрей Викторович, разрешите немного подумать?
Голубые глазки снова уставились в стену. Моргнули:
– Немного, это сколько?
– Ну, хотя бы несколько часов.
– Пожалуйста. Но не затягивайте раздумье. И еще одно: из кабинета мы выходим вместе.
– Вместе?
– Да. Так надо.
Подписав мой пропуск, Рахманов встал. Выйдя вместе со мной, сказал сидевшей в кресле Алене:
– Елена Владимировна, я сейчас. Посидите еще немного.
– Хорошо. – Когда мы проходили мимо, Алена бросила: – Подождешь?
– Конечно.
Спустившись вместе со мной, Рахманов кивнул на прощание. Я ответил тем же и вышел во двор. Сел в машину. Подумал: хлопот у меня явно прибавилось. Прежде всего надо срочно ехать к Сашке. Потом – Алена. А еще Вадим Павлович… Здесь, у прокуратуры, он, конечно, не появится. Но в других местах? Если он связан с Верой, мог узнать, где учится Алена. Правда, вряд ли будет подстерегать меня у иняза. А вот у Алениного дома…
На всякий случай я внимательно осмотрел двор. Не заметив ничего подозрительного, включил музыку, стал ждать.
Минут через двадцать из подъезда прокуратуры показалась Алена с дорожной сумкой. Выйдя из машины, я взял у нее сумку, поставил на заднее сиденье, открыл Алене переднюю дверь. Сев за руль, спросил:
– Ты что, прямо с картошки?
– Конечно. Он приезжал ко мне позавчера. А сегодня снова явился. Привез прямо сюда. На машине из Шатуры. Представляешь?
– Представляю. Он – это Рахманов?
– Нет, другой. Его помощник.
– Ну а чего от тебя хотел Рахманов? Сейчас?
– Пытался выяснить, кто мне звонил. Я сказала – не помню. Мало ли кто мог мне звонить. Что ж ты меня не предупредил? Я бы не упоминала о звонке.
– Да так…
Какое-то время мы разглядывали осенний двор. Вдруг Алена уперлась лбом в мое плечо:
– Знаешь, мне почему-то кажется, ты мне не рад.
– Ты что… Рад. Очень рад.
Я слышал ее дыхание. Я действительно был рад тому, что она наконец рядом. Просто теперь я боялся уже не только за себя, но и за нее.
Алена спросила, не поднимая головы:
– У тебя серьезные неприятности?
Серьезные неприятности… Да на меня объявлена охота! Единственное, что меня сейчас занимает, это мой страх. Я элементарно боюсь. И ничего не могу с этим сделать. Но вместо того, чтобы объяснить все это Алене, я лишь прижался губами к ее виску:
– Никаких неприятностей нет. Просто временные трудности. Знаешь, мне что-то не очень нравится это место. Поедем?
– Поедем.
Уже по пути на Юго-Запад спросил:
– Алена, когда у тебя занятия?
– Через пять дней.
– Отлично. Домой мне пока не звони. Если можешь, посиди сегодня дома и подожди моего звонка. Причем я могу позвонить не скоро. Подождешь?
– Подожду. У тебя сейчас дела?
– Встреча с Сашкой, после которой станет ясно, что и как.
Алену я высадил у подъезда. Нарочно подождал, пока она махнет мне с балкона. И поехал к Сашке в клинику.
Сговор
Сашка был в ординаторской. Увидев меня в двери, вышел. Провел в конец коридора, кивнул:
– Рассказывай. Здесь никто не услышит.
Я рассказал о том, что было в прокуратуре.
Сашка прислонился к подоконнику, усмехнулся:
– Серый, ну ты даешь.
– А что такое?
– Да то… Конечно, поздно обо всем этом говорить… Зачем ты позвонил Алене? Тем более с дороги? Не мог потерпеть?
– Саня, я ведь не оставил никаких следов.
– Никаких, кроме самого главного: квитанции.
Я молчал. Мой друг был прав на сто процентов.
Сашка оттолкнулся от подоконника, сказал:
– Ладно. Пойдем поищем свободный телефон…
Мы пошли по коридору. Остановившись у одной из дверей, Сашка приоткрыл ее. Пригласил:
– Заходи. Никого нет.
Пропустив меня и войдя следом, прикрыл дверь, повернул торчащий в замочной скважине ключ. Показал мне на стул, сам уселся на медицинскую кушетку:
– Что, Серый, звоним в прокуратуру?
– Звоним.
– Отлично. Значит, так. Звони сейчас своему Рахманову. Сообщи следующее: ты хочешь приехать к нему со своим другом Чирковым Александром Александровичем, чтобы рассказать все, ничего не скрывая. При этом учти: разговаривать вместе в прокуратуре не дают, выслушивают каждого отдельно. Так что поставим одно условие друг другу.
– Какое?
– Условие простое: мы перестаем темнить. Говорим в прокуратуре все, как было. Объяснить зачем?
– Пожалуй.
– Теперь завалить Вадима Павловича можно только так. И не иначе. Единственное, давай проявим при этом элементарную щепетильность. Хорошо?
– Хорошо. Только что ты имеешь в виду?
– Давай не впутывать в это дело лишних людей.
– Например?
– Например, твоего друга Володю Глинского. Человек отдал нам мастерскую, доверился. Думаю, вряд ли ему доставит удовольствие таскаться на допросы. Ну и все остальное. Согласен?
– Согласен. Я сам хотел тебе об этом сказать. Он же вообще здесь ни при чем.
– Значит, про Глинского молчим. В остальном же говорим чистую правду. До конца. Договорились?
– Договорились.
– Тогда звони. И не забудь сказать про меня.
Сняв трубку, я набрал номер Рахманова. Выслушав, Рахманов своим обычным бесстрастным голосом сказал: он ждет нас обоих.
Уточнение деталей
Войдя в кабинет к Рахманову, я первым делом представил Сашку:
– Андрей Викторович, это Чирков Александр Александрович. Мой друг. О котором я вам говорил.
– Очень приятно. Садитесь. Я слушаю.
Мы уселись. Сашка посмотрел на меня. Потер лоб. Сказал, глядя в окно:
– Андрей Викторович… Сергей объяснил мне, в чем дело. В общих словах. Ну и хочу сказать сразу: во всем виноват я.
– В чем во всем?
– В том… Это я попросил Сергея отвезти этих двух ребят. Куда они попросят.
– Двух ребят? Каких?
– Сергей сказал – их зовут Юра и Женя.
– Юра и Женя… – Рахманов опустил глаза. – Зачем вам это было нужно? Чтобы Лотарев отвез Юру и Женю?
– Мне это совсем не было нужно. Это было нужно… одному человеку.
– Какому человеку?
– Н-ну… я знаю только, что его зовут Вадим Павлович.
– Вадим Павлович… Это что, ваш знакомый?
– Нет. Просто года три назад я ему сделал операцию. Пластическую.
– Пластическую операцию… То есть вы изменили ему внешность?
– Совершенно верно. Изменил внешность.
Рахманов замолчал, на этот раз надолго. Затем снял трубку, набрал номер, сказал:
– Алексей Михайлович, зайдите ко мне. Да, прямо сейчас. Жду.
Через минуту в кабинет вошел невысокий худой человек. Одна рука у него была скрючена.
– Алексей Михайлович… – Рахманов кивком головы показал на Сашку. Этот молодой человек, Александр Александрович Чирков, хочет кое-что рассказать. Пожалуйста, допросите его.
После того как оба вышли, посмотрел на меня:
– Сергей Леонидович… Насколько я понял, вы тоже хотите что-то рассказать?
– Хочу.
– Я слушаю. Рассказывайте.
Я рассказал лишь то, что скрыл раньше. То, как Сашка предложил мне отвезти двух людей. То, как мы с ним попросили таксиста подогнать мою машину. Как потом изменили мою внешность и поставили липовые номера. Как я взял с собой права и техпаспорт на имя Игоря Кирилловича Семенова. Как отвез Юру и Женю. Как переночевал на территории "Рыболова Сенежья". Завершил же я рассказ сообщением о нашем плане защиты от Вадима Павловича и его появлением у меня дома вчера.
Все, что я рассказывал, Рахманов как всегда записывал. Как всегда довольно часто задавал вопросы, что-то уточняя. Причем иногда мне казалось, что его интересуют совсем уж малозначащие детали. Так, когда я сказал, что после ночевки на базе ко мне утром подошла собака, Рахманов вдруг заинтересовался:
– Вы говорите, собака стояла рядом с вами? И смотрела, как вы рисуете?
– Да. Стояла и смотрела. Можно сказать, любовалась.
– Странно. Что, даже не сделала попытки зарычать? Или укусить?
– Нет. Она приучена не бросаться на отдыхающих. Ну и приняла меня за отдыхающего. Раз я уже был на территории базы.
– Интересная собака.
– Обычная. Кому она нужна, если будет бросаться на отдыхающих?
– Ну а как же ночью? Когда вы перелезали через забор?
– На ночь ее привязывают. Я лез в противоположном конце базы. Так что меня она только услышала. Гавкнула пару раз и замолчала.
– Понятно. Скажите, вы не помните ее кличку?
– Кличку… – Я попытался вспомнить. Кажется, ее звали Дик. Да, точно Дик. Ответил: – Собаку зовут Дик.
– Правильно, Дик. И все же странно. Меня, например, этот Дик чуть не разорвал. Бросался, как бешеный.
– Что, прямо на территории базы?
– Да нет. Бросался он, когда я стоял у ограды. Но и на территории базы Дик тоже все время скалился. Думаю, если бы не хозяин, он меня наверняка порвал бы.
– Да, странно. Хотя… – Я вспомнил, как Дик бросался в мою сторону при попытке сложить и убрать этюдник, когда за мной приехал Сашка.
Рахманов поправил очки, поморгал:
– Что хотя?
– Вообще-то этот Дик странная собака. С припадками.
– Как это "с припадками"?
– Меня он несколько дней спустя тоже готов был живьем съесть. Ни с того ни с сего.
– Интересно. Как же это было? И когда?
– В последний день. Двенадцатого июля. Когда все уехали.
Я рассказал, как Дик чуть не сорвался с цепи, когда я складывал этюдник.
Выслушав, Рахманов хмыкнул:
– Забавно. Только почему вы раньше об этом не рассказали?
– А что тут рассказывать? Подумаешь, собака взбесилась.
– Все же, ни с того ни с сего. Загадка с этим вашим этюдником.
– Да и рассказывать об этом не было повода. Я ведь только сейчас сообщил, что уехал не на электричке, а на машине с Чирковым.
– Понятно… – Взяв ручку, Рахманов начал ее изучать. – Может, этот Дик на вас бросался просто по молодости? Собака-то молодая?
– Ничего себе молодая… Матерый псище.
– Уж и матерый… Спорить готов – ему не больше двух лет.
– Не знаю. Мне показалось – собака взрослая. Вообще, какое это имеет значение?
– В данном случае, наверное, вы правы. Никакого. Что ж, перейдем к вашему возвращению в Москву.
Рахманов продолжил в том же духе: записывал каждое слово, уточнял детали, иногда явно ничего не значащие. Наконец, передал мне протокол. После того как я его подписал, попросил подождать в коридоре.
Выйдя, я сел в кресло. Минуты через три из соседней двери вышли Сашка и Алексей Михайлович.
Алексей Михайлович сказал:
– Ребята, подождите немного. Сейчас мы все с вами решим. – Запер свою дверь и прошел в кабинет Рахманова.
Сашка сел рядом, спросил:
– Допросил он тебя?
– Допросил.
– Ну и? Как он с тобой?
– Как всегда. Цеплялся к каждому слову. А твой?
– Мой тоже. Я ему все выложил. Нарисовал даже два портрета Вадима Павловича. До и после операции. В карандаше.
Из двери кабинета Рахманова выглянул Алексей Михайлович, пригласил:
– Ребята, зайдите.
Мы вошли и сели. Рахманов посмотрел на нас, крякнул, тронул усы:
– Ну что, примем меры по обеспечению вашей безопасности. Сами же будьте предельно осторожны. Из Москвы в ближайшую неделю постарайтесь не выезжать. Если возникнет острая необходимость, командировка или что-то еще, предупредите. Естественно, если заметите что-то подозрительное, связанное с Вадимом Павловичем, постарайтесь тут же сообщить. Телефоны у вас есть. Ну а так – живите, как живете всегда.
– И долго оно будет? – спросил Сашка. – Обеспечение безопасности?
– Пока неделю, а там посмотрим. Одна просьба: никакой самодеятельности. Хорошо?
– Хорошо, – сказал Сашка.
Рахманов подписал нам пропуска, и мы вышли. Сашка поехал домой. Я – к Алене.
План действий
Сразу после того как ушли Лотарев и Чирков, в кабинет Рахманова зашли Жильцов и Саенко.
– Виталий, ну что? – спросил Рахманов. – Проверил?
– Проверил, – сказал Жильцов. – Они действительно вызывали милицию. Начальник отделения был предупрежден. Ну и по звонку Чиркова сразу послал троих. По адресу Лотарева.
– Кто приходил, они не выяснили?
– Нет. Выяснили только: никакой телеграммы в адрес Лотарева не поступало. Ну а так – они ведь не знали, кто такой этот Вадим Павлович.
– Хорошо бы поспрашивать жильцов. Может, кто-то из них его видел.
– Поспрашиваем.
– Тем более, у нас теперь есть его портреты. До и после операции. Леша, продемонстрируй.
Инчутин пустил по кругу два сделанных Чирковым карандашных наброска.
Подождав, пока Саенко и Жильцов их рассмотрят, Рахманов сказал:
– Оба рисунка нужно размножить. Прежде всего, Виталий, для тебя. Придется поехать по старым адресам.
– Понятно, – сказал Жильцов. – Додон и Люка?
– Да. Возьмешь копии и сегодня же вылетишь в Сухуми и Кулунду. В Сухуми кроме Люки покажешь рисунки и остальным. Проводникам поезда, дежурным гостиниц. Не забудь и аэропорт.
– Ясно.
– Леша, Слава. Вы сегодня же покажете рисунки Клюеву, Шитикову, Азизову, Аракеляну. Вызовите на завтра Новлянскую, пусть посмотрит и она. Естественно, оба рисунка надо направить в ГИЦ.
– И в Солнечногорск, – добавил Инчутин.
– Ну, Солнечногорском займусь я. У меня там свои счеты.
– Насчет Лотарева и Чиркова. Нужно ведь наблюдение? – заметил Саенко.
– Наблюдение уже есть, – ответил Рахманов. – Я позвонил в МВД. Но боюсь, наблюдение ничего не даст.
– Считаете, Вадим Павлович знает, что Лотарев и Чирков были у нас? спросил Саенко.
– Дело не в этом. Просто зачем ему лезть в петлю? Ведь в кармане у него семьсот тысяч. Чистыми. Лучшее, что он может сейчас сделать, – лечь на дно. И не дышать, пока все не успокоится.
– Выходит, наше дело глухо, – сказал Инчутин.
Рахманов задумался. Помолчав, сказал:
– Ну, есть еще варианты. Во-первых, Новлянская. Ей лечь на дно трудней.
– Во-вторых? – спросил Жильцов.
– Во-вторых, то, что мы с вами знаем, кто этот Игорь Кириллович, а Вадим Павлович может не знать.
– Значит, может спать и видеть, как бы ему добраться до Игоря Кирилловича, – сказал Саенко. – И убрав его, снять все вопросы.
– Именно.
– Не исключено, что Вадим Павлович поэтому и пришел к Лотареву, заметил Жильцов. – Для проверки. Чтобы не рисковать.
– Да, – подытожил Рахманов. – Ладно, братцы, давайте за дело. Благо дело есть всем.
Про себя же подумал: пожалуй, самым важным из всего, что рассказал Чирков, было то, что он видел Вадима Павловича на Сенеже.
Пропавший завбазой
На Сенежское озеро Рахманов выехал на следующее утро, на том же "уазике" и с тем же шофером. Он уже знал результаты опознания по рисункам, полученные от арестованных вчера вечером. Вадима Павловича таким, каким он, по утверждению Чиркова, был до пластической операции, не признал никто. Что касается второго рисунка, Азизов и Аракелян без колебаний ответили, что это и есть тот человек, с помощью которого они незаконным путем получили пятьсот тысяч пачек бритвенных лезвий "Шик" и которому заплатили за это семьсот тысяч рублей. Шитиков же и Клюев заявили: людей, изображенных на обоих рисунках, они не знают.
На Сенеже "уазик" прежде всего подъехал к местному отделению милиции. Там уже ждали. При появлении Рахманова начальник отделения вызвал в кабинет двух участковых – коренастого старшего лейтенанта и старшину с лихими усами.
Копия первого портрета Вадима Павловича после беглого осмотра была отложена. После долгого изучения второго старший лейтенант Маркин сказал:
– Ну-ка, ну-ка. Никак, заведующий базой отдыха. А?
– Базой отдыха? – спросил Рахманов.
– Да. "Рыболов Сенежья".
– Точно? – сказал Рахманов.
– Точно. Фамилия его… Как же его фамилия?.. Зовут его Иван Федорович, а вот фамилия… Как же фамилия?.. На "шэ"…
– Шеленков?
– Шеленков. – Участковый положил снимок. – Занимаетесь им?
– Пока нет. Но, похоже, буду. Давно он здесь у вас? На Сенеже?
– Ну, не очень. Года три. Да, примерно так. Раньше работал на дальнем конце озера. В пансионате. А недавно сюда перебрался. В "Рыболов Сенежья". В прошлую осень.
– И что вы можете о нем сказать?
Участковый пожал плечами:
– Что о нем скажешь… Вроде, тихий человек. Занимается своим делом. Спокойный, вежливый. Не пьет. В смысле, пьяным я его не видел. Насчет браконьерства тоже не замечен. Вообще-то, он пожилой.
– Семья?
– Одинокий. Знаю точно, поскольку он там и прописан. На базе.
– Давно его видели?
– Признаться, давно. Последний раз, чтобы не соврать… Кажется, в июле. Да, в июле. Он тогда еще в отпуск собирался.
– Насколько я знаю, там есть еще сторож. На этой базе.
– Есть. Голиков Николай Иванович. Ну, он давно на Сенеже. Лет десять, если не больше. Еще и базы этой не было, а он уже работал.
– И как он себя проявил?
– Голиков-то? Этот-то проверенный человек. Я его хорошо знаю.
– Тоже одинокий?
– Да нет. Правда, жена у него умерла. Но здесь, в Солнечногорске, дети, внуки. Так что живет он на два дома. Зимой в городе, остальное время на озере. У вас что – подозрения насчет Голикова?
– Если честно, больше подозрений у меня набирается насчет Шеленкова.
– Насчет Шеленкова?
– Да. Что же касается Голикова… Меня интересует: мог ли он войти в сговор с особо опасным преступником?
– С особо опасным преступником?
– Именно. С особо опасным преступником.
– Этот особо опасный преступник… – Участковый мотнул головой. – Уж не Шеленков ли? А?
– Может и Шеленков.
– Ясно дело. Раз его портрет размножается.
– Так что вы думаете насчет Голикова? Можно ему верить?