Апраксина вошла и быстро огляделась: в тесной комнате-пенале с одним окном не было лишней мебели, только двухэтажная железная кровать, стол и два стула, умывальник в углу и большой платяной шкаф, тоже почему-то железный. На нижней койке кто-то спал, свернувшись в позе эмбриона и натянув на голову одеяло.
Апраксина подождала, но хозяин не предложил ей садиться, и она сразу приступила к делу.
- Мне надо поговорить с вами, Иван Викторович.
- О чем?
- О вашем отце Викторе Николаевиче Гурнове.
- Что ж он сам не пришел, а прислал вместо себя вас, если уж узнал мой адрес?
- Он меня не присылал и адреса вашего он не знал: вы же не написали его в своем письме, которое приклеили ему на дверь. Кстати, почему?
- А вы как меня нашли? - спросил Иван Гурнов, проигнорировав ее вопрос.
- Очень просто - через полицию.
- Струсил, значит, папочка, раз в полицию обратился.
- Да, он был обеспокоен вашим появлением в Мюнхене…
- Ну и зря папаша беспокоился. Мне от него много не надо: помог бы из этой дыры выбраться, а там я еще семь лет без него проживу, не соскучусь. Так ему и передайте! И больше я к нему ходить не буду, у меня нет лишних денег на транспорт. Раз уж у него теперь есть мой адрес, пускай сам ко мне приходит. Мне надоело возле его дома околачиваться. А с вами я говорить не стану.
- Это почему же? Я друг вашего отца.
- Вот с ним и дружите, а ко мне не лезьте! - Он встал одной ногой на нижнюю койку и легко вскинул тело на верхнюю; лег, отвернулся к стене и тоже натянул на голову одеяло.
Апраксина отодвинула от стола стул и села. Через три минуты Иван Гурнов не выдержал.
- Вы все еще здесь, мадам? - Он свирепо уставился на нее, приподнявшись на койке. - Я вас не задерживаю! Можете идти к отцу и сказать ему, что адвокатов мне в отношениях с ним не надо! Пусть сам приходит. Или он меня боится?
- Ваш отец уже ничего не боится.
- Расхрабрился, значит. А что ж тогда подсылает вместо себя какую-то старуху?
- Я не "какая-то старуха" и даже не адвокат, я графиня Елизавета Николаевна Апраксина, а к вам пришла как частный детектив, к которому ваш отец обратился за помощью.
Нимало не беспокоясь о сне лежавшего внизу соседа по комнате, Иван Гурнов громко и глумливо расхохотался.
- Ой не могу, сейчас концы отдам от смеха! Графиня! Частный детектив! У вас что, крыша едет?
- С моей крышей все в порядке, позаботьтесь лучше о своей мансарде, юноша! - вмиг отреагировала на его эвфемизм Апраксина, хотя услышала его впервые.
- Я вот сейчас охранника позову, чтобы он вас отсюда вывел! - пообещал Иван Гурнов, одним прыжком и очень мягко соскакивая со своего высокого лежбища прямо на пол. - Сами уйдете или вас вывести?
- Мы пойдем вместе, - сказала Апраксина. - Только обуйтесь и оденьтесь потеплее. Возьмите с собой все документы, смену одежды, электробритву и туалетные принадлежности. Можете взять какую-нибудь книгу, вдруг там не будет книг на русском языке?
- Где это "там"? В тюрьме, что ли? Так у меня все в порядке, вы меня на испуг не возьмете!
- У вас - не знаю, а вот у вашего отца далеко не все в порядке. Поэтому он и обратился ко мне.
- Так вы что, в самом деле, как вы сказали, частный детектив? Так это отец со страху вас нанял? Ну, дает папаша! А помоложе никого не нашел? Или вы детектив на пенсии и подрабатываете на старость?
- В нашем деле, знаете ли, у старости есть свои преимущества - опыт, например. Так вы обувайтесь, обувайтесь… Не стоит беспокоить вашего соседа, мы пойдем и поговорим в другом месте.
- В полиции, что ли?
- Да что вы так сразу, Иван Викторович, - то охранник, то полиция!
- Это вы сказали про полицию и намекнули про тюрьму.
- В самом деле? Ну, это я сгоряча - как и вы. Нет, я предлагаю пойти в кафе, я тут знаю одно приличное местечко неподалеку. Вы ведь, как я догадываюсь, еще не завтракали?
- Не завтракал. А в кафе кто платить будет? У меня денег нет даже на сигареты, мы с напарником ходим на станцию бычки под платформой сшибать. Как раз у папаши хотел разжиться деньжатами, да не успел…
- Я вас приглашаю на завтрак.
- За меня женщины еще никогда не платили, я вам не папаша!
- Расходы такого рода в нашем деле считаются производственными. Мы позавтракаем, и я попрошу счет.
- А папочка его потом оплатит? Это мне подойдет! - Он заметно повеселел, быстро натянул черный свитер, размера на два больше нужного, обулся в новенькие китайские кеды и прихватил со стула потертую джинсовую куртку.
- Вы не слишком легко оделись? На улице мороз.
- Ерунда! Я еще шарф надену, - и он вытащил из шкафа большой серый шерстяной шарф, укутал им шею и грудь, и уже сверху натянул куртку. - Этот шарф теплее шубы, мне его бабушка на дорогу связала, он из натуральной овечьей шерсти, а пряжа деревенская. А куртки у меня пока другой нет. Прилетел я в зимнем пальто, но сгоряча по дороге выкинул. На папашу рассчитывал, думал, что он мне подкинет "марковок".
- Морковок?!
- Ну, марок!
- Ах вот оно что… новый сленг эмигрантов.
Сосед так и не обернулся, продолжал спать лицом к стене или притворялся. Иван Гурнов запер дверь комнаты снаружи, и они спустились по лестнице вниз, где Апраксина обменяла у охранника серый билетик на свой родной документ. Они вышли из подъезда, и она повела Ивана к машине.
- Ауди. Не новенькая… - сказал Иван, окинув автомобиль одним взглядом. - У отца есть машина?
- По-моему, нет. Пристегните, пожалуйста, ремень.
- Немцы что, штрафуют за непристегнутый ремень?
- Да.
- Блюстители! А у нас ездят как хотят, на иномарках даже без номеров.
- Совсем без номеров?
- Ну да! Машины-то часто краденые, угнанные из Европы. У нас вообще полный беспредел во всем. А у отца, как я понял, дела вообще неважнецкие… Квартира в какой-то коридорной системе, жильцы все больше иностранцы…
- Откуда вы это знаете?
- Пока отца дожидался, читал фамилии на табличках.
- Понятно. А дела вашего отца - хуже не бывает…
- Да мне от него много не надо, не беспокойтесь!
По Химгауштрассе они выехали на Баланштрассе; параллельно ей шла Будапештенштрассе, Будапештская улица, на которой стоял дом Апраксиной: можно было, конечно, пригласить Ивана к себе, но почему-то не захотелось, и Апраксина поехала к Восточному вокзалу. Там, внутри вокзального здания, было несколько вполне приличных кафе, но Иван вдруг сказал:
- Знаете, если вам все равно, то давайте пойдем в пиццерию!
- Пожалуйста! - пожала плечами Апраксина, несколько удивившись скромности выбора…
Слава Богу, в пиццерии в этот час музыка не гремела во всю мощь, и они, получив заказ, могли спокойно разговаривать. Иван взял себе пиццу, яблочный штрудель и кофе. Апраксина - только кофе. Иван накинулся на еду с аппетитом молодого здорового животного, но ел аккуратно, не чавкал и не сорил едой. Когда он все доел и допил, Апраксина заказала для него бокал пива, за которое он принялся с нескрываемым удовольствием. Допил и сказал:
- Теперь бы еще сигаретку…
- Я не курю. Но снаружи вы найдете сигаретный автомат, а у меня вот как раз есть пяти- марочная монетка - пойдите и купите. Умеете пользоваться автоматом?
- Конечно! А пять марок тоже войдут в "производственные расходы"?
- Я, разумеется, припишу их к счету.
Иван сходил к автомату, вернулся, достал из кармана куртки зажигалку, закурил и откинулся на стуле с блаженным видом.
- Хорошо! Давно у меня не было такого шикарного завтрака! Теперь можно и поговорить.
Апраксина сразу и начала.
- Так значит, несмотря на всю вашу настойчивость, вам так и не удалось встретиться с отцом?
- Да вы же наверняка и сами знаете, что нет! Я вот только не понял: если дела его плохи, то как же он мог нанять частного детектива, чтобы следить за мной? Или вы на пенсии, детектив в отставке, а потому недорого берете?
- Да, я уже давно на пенсии.
- И всю жизнь были детективом?
- Да.
- Так вы что, и стрелять умеете и какими-нибудь приемчиками владеете?
- Умею и владею.
- Да бросьте! Наверняка занимаетесь всякими денежными спорами и прочими спокойными проблемами!
- Случается.
- А в основном разводы, наверное? Это ничего, что я вам задаю вопросы? Вы наверняка привыкли, чтобы было наоборот. Но мне интересно, чем занимаются детективы в Германии.
- Ничего, спрашивайте. Я буду задавать вопросы потом.
- Идет. Вот вы мне скажите, отец обязан мне оказывать помощь или нет?
- Нет, не обязан. Уже нет.
- Я что, слишком взрослый для этого?
- Нет, не потому. Иван, дело в том, что ваш отец, Виктор Николаевич Гурнов, несколько дней тому назад умер.
Иван какое-то время смотрел прямо в лицо Апраксиной, выжидая, а потом, не дождавшись от нее других слов, с силой раздавил в пепельнице не докуренную и до половины сигарету.
- Черт! Вот это повезло так повезло! Так отец в больнице лежал, пока я его отлавливал?
- Нет, он умер у себя дома.
- Внезапная смерть?
- Можно сказать и так.
- Что-то вы темните, графиня! То вы говорите, что отец вас нанял следить за мной, а теперь он вдруг оказывается мертвым… Что-то не связывается!
- Незадолго до своей смерти ваш отец обратился ко мне за помощью. Он подозревал, что кто-то хочет его убить, охотится за ним. К сожалению, его успели убить до того, как я взялась за расследование. Но теперь, как вы понимаете, моя задача найти убийцу и передать его в руки закона. Не скрою, Иван Викторович, что вы один из главных подозреваемых.
- Ну да, я же оставил ему письмо на дверях… Но только это ерунда - я его не убивал. Зачем он мне мертвый? Я ведь рассчитывал на него… Так я и матери обещал, что разыщу его и попрошу мне помочь. Я не хотел этого делать, но она взяла с меня слово перед смертью. Моя мать ведь тоже умерла, год назад…
- Я знаю.
- Понятно - прочли мое письмо.
- Да.
- Так отец, конечно, ничего мне не оставил…
- Нет, фактически ничего. Остались, наверное, какие-то личные вещи, и я не думаю, что его бывшая жена будет претендовать на них.
- Так он успел за границей жениться?
- Дважды. И оба раза брак оказался недолгим.
- Ого! Умел папаша пожить, хоть и не нажил ничего. Да он и в России был большой ходок по этим делам, мать от него натерпелась, бедная. Старый козел! Доходился… Чей-нибудь ревнивый муж его пришил?
- Убийца пока не найден, я же вам говорила.
- Ах, ну да! Вы ведь и меня подозреваете, как это я сразу не догадался… Но тут я ни при чем! И с полицией мне связываться, сами понимаете, тоже ни к чему. Скажите, а вы можете сделать так, чтобы обо мне в полиции не узнали?
- Нет, этого я не могу. Но я могу вывести вас из-под подозрения, если сама буду убеждена, что вы невиновны и действительно не успели встретиться со своим отцом. Поэтому будет хорошо, если вы мне все расскажете о себе, об отце и о вашей покойной матери. Я ничего не могу обещать заранее, но, возможно, удастся избежать вашего привлечения к официальному следствию в качестве подозреваемого. Но не в качестве свидетеля: как близкого родственника вас, конечно, вызовут дать показания.
- И все это зависит от вас?
- В большой степени.
- Так вы серьезная особа, выходит!
- Очень серьезная. Итак, вы ответите мне на вопросы, а я запишу на магнитофон ваши ответы. Потом я сделаю перевод ваших показаний, официально заверю его, а вы мне его подпишете.
- Идет.
- Вот и ладно. - Апраксина достала из сумки магнитофон и приготовилась записывать. - Итак, когда вы в последний раз видели своего отца и при каких обстоятельствах? Отвечайте по возможности подробно.
- Ладно. Я видел в последний раз моего отца…
- Имя, пожалуйста.
- Моего отца, Гурнова Виктора Николаевича, в мае 84-го года, когда провожал его на Запад.
Я был десятилетним пацаном и мало что соображал тогда: я даже гордился тем, что вот мой отец будет теперь жить на Западе, станет оттуда помогать нам с матерью, а потом, когда она поправится, мы тоже уедем к нему. Помню, я как дурачок все какие-то заказы ему делал: пришли мне джинсы, пришли мне "Монополию", пришли крутые кроссовки… У матери был рак груди, обширный, с метастазами. Одну грудь ей отрезали и выписали, то есть списали домой умирать. Тут ей кто-то посоветовал лечиться дальше голоданием. Она поверила и принялась голодать. Она голодала сорок дней по системе Николаева. Слыхали о таком методе?
- Да. Юрий Сергеевич Николаев, "Голодание ради здоровья". Я даже знаю, что автору сейчас около девяноста лет, и он все еще сохранил интеллект и здоровье благодаря своей методе. А вашей матери голодание помогло?
- Помогло, и еще как! Метастазы рассосались, наступила ремиссия, как сказали врачи. Она бы и сейчас жила, если бы не предательство отца. Он ведь морочил ей голову, врал, что выедет на Запад, заработает денег на лечение и вызовет нас. А потом он, сука, не только вызова не прислал - он ни одного письма нам не прислал за все эти годы и ни разу не позвонил! Сначала мать все ждала и надеялась. Она даже помолодела и похорошела. Она такая красивая была, моя мама. Знаете, ее ведь и с одной грудью замуж звали - это потом, когда надежды на отца уже не осталось. Бабушка, она к нам переехала, чтобы за матерью ухаживать - между прочим, мать отца! - так вот, бабушка ее уговаривала забыть отца и снова замуж выходить. За ней ухаживали, предложения ей делали… А она не пошла ни за кого, хранила верность этому придурку…
- Иван Викторович, ну зачем же так? Он ведь мертв.
- А я ему ни живому, ни мертвому не прощу того, что он сделал с матерью! Да вы не думайте, убивать я его не собирался… Ну разве что сразу после похорон мамы были у меня такие мысли. Она ведь тяжело умирала и умерла прямо у меня на руках.
- К ней вернулась болезнь?
- Да. Когда она второй раз снова пережила его предательство. Понимаете, она со временем поняла, что отец нас бросил и не вернется, но у нее были всякие успокаивающие фантазии на его счет: вдруг он ужасно бедствует и стыдится из-за этого нам писать? Или тоже заболел? Ну всякое такое, что там женщины придумывают, когда любят безответно… А знаете, когда к ней вернулась болезнь? Когда через пять лет после его отъезда один знакомый был в командировке в Западном Берлине и случайно встретил отца на просмотре нового советского фильма в Доме дружбы при нашем посольстве. Этот наш знакомый подошел к нему, заговорил, и отец сказал ему, что у него теперь новая жизнь, новая семья, а нам он, конечно, станет помогать, но только тогда, когда ему позволят обстоятельства. У таких, как мой отец, обстоятельства почему-то всегда складываются в их пользу… Он тут хоть пособие получал, а мы там чуть не голодали втроем. Мать работала дома, на машинке печатала: день и ночь этот пулемет стучал, нам хлеб зарабатывал. Матери нужно было усиленное питание, витамины, фрукты, а она беспокоилась только о том, как бы успеть меня на ноги поставить. Думаю, она из чувства долга жила - ради меня. Дотянула меня до окончания школы - и все, силы у нее кончились, за три месяца сгорела. Бабка моя, та покрепче оказалась. Ух как она хлопотала, чтобы выставить меня за границу, к отцу! Мать с нее тоже слово взяла, что она постарается отправить меня к отцу.
- А ваша бабушка жива?
- А чего ей сделается, живет! Отец все ждал, когда ему "обстоятельства позволят" матери помочь, а вот вы взгляните-ка! - Иван пошарил во внутреннем кармане куртки, достал из него какие- то бумаги и кинул их через стол Апраксиной. - Мои "обстоятельства" вы знаете, а это вот моя помощь бабушке! Обстоятельства ему мешали…
Апраксина взяла в руки пачечку небольших бумажек, скрепленных канцелярской скрепкой: это были почтовые квитанции на бандероли, отправленные в Ленинград, СССР.
- Знаете, сколько нам дают на карманные расходы? Восемьдесят марок в месяц. И хоть приходится каждую "марковку" экономить, а вместо сигарет окурки под платформами собирать, но бабке своей я еще с Вены каждый месяц посылку или бандероль посылаю. Лучше бы, конечно, деньги посылать, но с этим пока не выходит. Деньги у меня в основном на почтовые расходы уходят. Зато с продуктами все гораздо проще…
- Почему с продуктами проще? Они ведь тоже денег стоят.
- Выключите на минутку ваш магнитофон. - Апраксина послушно нажала кнопку. - Нас в общежитии хорошо кормят. Основную еду выдают в готовом виде, в таких коробках из фольги, чтобы можно было у себя в комнате на плите разогреть. Это приходится самому съедать. А вот чай, кофе, сахар, разные джемы, масло, мед, печенье, плавленый сыр, иногда даже шоколад - это все выдают в коробочках, пакетиках, баночках. И я все эти пустяки никогда не ем, а коплю для бабушки. Да еще свои йогурты, колбасу, творог и молоко меняю у соседей на кофе, чай, печенье и шоколад. Ко дню выдачи карманных денег у меня скапливается продуктов примерно на одну небольшую коробку, я их в супермаркетах беру. В общем, остаются только почтовые расходы. Один раз я еще сумку шмоток ей послал с немецким туристом. Он работает в Красном Кресте, куда я ходил за ними. Рассказал ему откровенно, что мне нужна одежда не для себя, а для моей бабушки. Этот немец приличным оказался, не выставил меня и не заложил начальству, а наоборот, помог мне сумку новых вещей отобрать, все с этикетками, чтобы бабка плохого не подумала, и сам же вызвался отправить эту сумку со знакомым туристом. Так вы представляете, этот турист мне от бабки письмо привез и банку малинового варенья! А знаете, что она в письме написала? Самые нужные и дорогие для меня слова. Если хотите, мы можем в общагу потом вернуться, я вам ее письмо дам прочесть.
- Какие же это были слова?
- "Ванечка, ты совсем не похож на твоего отца!" Это бабка внуку про своего сына так написала. Вот такие дела.
- Да, дела невеселые, - вздохнула Апраксина.
- Может, я все это во вред себе говорю? - вдруг опомнился Иван Гурнов. - Я же подозреваемый, а я тут жертву последними словами поливаю…
- Да, пожалуй, следователю все это так подробно рассказывать и не стоит. Его интересуют голые факты. Можно включать? - Она поставила палец на кнопку. - Пускаю.
- Пускайте, я вроде отвел душу…
- Я задам вам тот вопрос, который наверняка задаст следователь, когда вы ему скажете, что у вас последние семь лет не было никаких отношений с отцом. Он наверняка спросит, желали ли вы смерти своего отца? И что вы ему ответите?
- Я отвечу, что нет, смерти я ему не желал. Я не смог бы его убить, отец все-таки. Но вот морду я бы ему набить мог! Причем от души: за мать, за бабку, за мое голодное и униженное детство! Он, наверное, правильно делал, что боялся встречи со мной.
- Голодное - я понимаю, но почему "униженное детство"?
- Вы родились в России?
- Нет, здесь, в эмиграции.
- Тогда не знаю, поймете ли вы меня… Когда отец только что выехал на Запад и об этом узнали в школе, наша классная руководительница, старая партийная дура, объявила всему классу, что отец Ивана Гурнова оказался "врагом народа" и продал Родину за доллары. Некоторые ребята стали меня сторониться, а другие, наоборот, начали ко мне липнуть и выспрашивать, шлет ли отец посылки из Америки и скоро ли я к нему отправлюсь. Потом те и другие догадались, что отец нас с матерью бросил, объединились и начали надо мной издеваться.
- Они вас били?