Мне оставалось поблагодарить и попрощаться. Начался дождь, и я, пряча книгу-сверток за пазухой, бегом припустил к машине, которая стояла в переулке, выходящем на улицу как раз против заведения Гейджера. Изрядно вымокнув, я рванулся внутрь, поднял стекла в обоих окнах. Затем обтер сверток носовым платком и развернул. Я, конечно, знал, что обнаружу в свертке - тяжелую книгу в хорошем переплете, с прекрасным шрифтом, напечатанную вручную на тонкой бумаге. Она была нашпигована "художественными" фотографиями во всю страницу. Снимки и текст неописуемо непристойны. На внутренней стороне обложки отштампованы даты, когда книга была выдана и когда возвращена. Книга, выданная напрокат. Прокат утонченно сервированной порнографии.
Я снова завернул книгу и сунул за сиденье. Подобное заведение на центральном бульваре должно пользоваться высоким покровительством. Так я сидел, одурманивая себя сигаретным дымом, слушая дождь и размышляя о том, что нащупал.
VI
Дождь заполнил стоки, и вода на мостовой поднялась по колено. Полицейские, облаченные в непромокаемые накидки, блестящие, как рукоять револьвера, развлекались, перенося на руках хихикающих девушек через затопленные участки. Дождь без устали барабанил по верху машины, и брезент уже промок. На полу натекла небольшая лужица, чтобы я смог промочить и ноги. Хотя осень началась, но для такого дождя рановато. Кое-как натянув плащ, я бегом припустил к ближайшей забегаловке и купил бутылку виски. Вернувшись в машину, я изрядно приложился, чтобы не замерзнуть вконец и не утратить интереса. Оплаченное время стоянки истекло, но полицейские были слишком заняты девушками и посвистываньем в свои пищалки, так что на меня внимания не обращали.
Несмотря на дождь, а может, благодаря ему, заведение Гейджера не прекращало работы. Перед магазином то и дело останавливались очень элегантные машины, и очень элегантные люди входили и выходили со свертками. И не только мужчины.
Он заявился около четырех. Остановилось кремовое двухместное авто, и когда оттуда стремительно выскочил мужчина, я успел заметить полное лицо и чарличановские усики. Он был без шляпы, в кожаном зеленом пальто с затянутым поясом. Стеклянного глаза с такого расстояния я не разглядел. Из магазина вышел высокий красивый парень в куртке, сел за руль и, отогнав машину за угол, вернулся в магазин. Намокшие черные волосы липли ко лбу.
Прошел час. Стемнело, и свет витрин поглощала завеса дождя. Яростно трезвонили трамваи. Почти в четверть шестого из магазина вышел высокий в куртке с зонтиком в руках. Когда он подогнал к дверям кремовую машину, появился Гейджер, и парень, придерживая зонт, проводил его до машины. Сложив и отряхнув зонтик, он передал его в машину и вбежал в магазин. Я завел мотор.
Двухместное авто направилось по бульвару на запад, так что мне пришлось сделать левый поворот и нажить кучу врагов, включая водителя трамвая, который, не побоявшись высунуться в дождь, высказал все, что обо мне думает. Когда я пристроился в ряд, кремовая машина была далеко впереди. Я надеялся, что Гейджер едет домой. Действительно, он стал подниматься на холм, на половине пути свернул налево и поехал по извилистой полосе мокрого бетона, именуемой Лауерн-Террас. Узкая улочка, по одну ее сторону - высокий океанский берег, а с другой разбросаны домишки дачного типа, отгороженные от дороги деревьями и кустами, с которых сейчас текло и капало.
Гейджер ехал с зажженными фарами, я - нет. Прибавив газу, я обогнал его, заметил номер дома, мимо которого проехал, и, проехав квартал, оглянулся. Он уже остановился. Фары освещали гараж при небольшом доме с забором из вечнозеленого кустарника, совершенно закрывавшего вход. Я видел, как он вышел из гаража с раскрытым зонтом и прошел сквозь живую изгородь. В его поведении ничто не выдавало человека, опасающегося слежки. В доме загорелся свет. Не выключая мотор, я подкатил к дому рядом с гейджеровским - в нем, похоже, не жили, хотя таблички о продаже не было. Остановившись, я проветрил салон, глотнул виски и продолжал сидеть. Я не представлял, чего жду, но что-то заставляло меня ждать. Потянулась еще куча томительных минут.
Две машины проехали вверх и скрылись за холмом. Пожалуй, это очень тихая улица. Где-то после шести пелену дождя прорезали новые огни фар. Темно было хоть глаз выколи. Какая-то машина остановилась перед домом Гейджера. Из авто вышла женщина - тоненькая изящная фигура в широкополой, надвинутой налицо шляпе и плаще. Она прошла сквозь заросли. Слабо звякнул звонок, мелькнула полоса света, дверь закрыли, тишина.
Нашарив в "бардачке" фонарик, я вышел взглянуть на ту машину. Это был паккард-кабриолет темно-коричневого цвета. Левое стекло опущено. Я нащупал водительское удостоверение и посветил фонариком. Оно было выдано на имя Кармен Стернвуд, Элта Бри Кресцент, 3765, Западный Голливуд. Я вернулся в свою машину… Сверху капало на колени, желудок жгло от виски. Никаких машин больше не проходило, никакого огня в доме, возле которого я стоял. Пожалуй, это приличный квартал, где живут порядочные люди.
В семь двадцать из окна гейджеровского дома сверкнул резкий белый свет, как зарница летом. Когда тьма сомкнулась снова, раздался высокий звонкий вскрик, растаявший сразу среди листвы, отягощенной влагой. А я уже бежал к дому.
В крике не было страха. Слышалась в нем какая-то истома, опьянение и нечто вроде совершенной дебильности. Отвратительный звук. Он вызывал в воображении людей в белом, зарешеченные окна, жесткие узкие кровати с ремнями.
Пока я продирался сквозь живую изгородь и огибал угол дома, в логове Гейджера снова воцарилась полная тишина. Железное кольцо в львиной пасти служило звонком. Я уже взялся за него. И в этот миг, словно кто-то ждал сигнала, в доме грянуло три выстрела. Потом послышался долгий вздох, затем - тяжелое падение. И, наконец, быстрые, удаляющиеся шаги в доме. От заднего входа к параллельной улочке, вероятно, шли деревянные мостки, так как послышался топот бегущего. Сразу же взревел мотор отъехавшей машины. Мне показалось, что отъезжало еще одно авто, но уверенности не было. Дом высился передо мной - тихий, как могила. Торопиться теперь незачем. Что там было, никуда не денется.
Я подобрался к французскому окну, занавешенному, но без сетки, и попытался заглянуть внутрь сквозь щель, где сходились шторы. Увидел кусок освещенной стены и край книжной полки. Я отошел от дома и, разбежавшись, попытался плечом высадить переднюю дверь. Глупо с моей стороны: единственной частью калифорнийского дома, через которую невозможно попасть внутрь, является передняя дверь. Только плечо саднило, и это меня разозлило. Вернувшись к окну, я выдавил стекло в нижней секции, используя, чтобы не порезаться, собственную шляпу. Теперь можно было сунуть руку и снять задвижку. Остальное пошло легко - наверху задвижки не было. Окно открылось. Я забрался внутрь и выпутался из штор.
Никто из двоих в комнате не обратил на меня ни малейшего внимания, хотя лишь один из них был мертв.
VII
Это была большая комната во всю ширину фасада. Низкий потолок, на стенах развешены китайские вышивки, японские ткани. Низкие полки для книг, толстый розоватый китайский ковер, на котором какой-нибудь бродяга мог бы прожить неделю и не почувствовать холода. Всюду валялись восточные подушки и куски шелка различной формы, вероятно, затем, чтобы хозяин комнаты мог потянуться за любым и погладить его. Стоял низкий широкий диван с обивкой цвета увядшей розы. На нем лежала кучка одежды, в том числе сиреневое дамское белье. На подставке - резная большая лампа, были там еще два торшера с нефритово-зелеными абажурами. Дальше - черный письменный стол с резными головами по углам, а за ним - желтая атласная подушка на черном блестящем стуле с резной спинкой и подлокотниками. В комнате стоял странный запах, в котором в данный момент преобладали пороховой дым и одуряющая приторность эфира.
В конце комнаты на низком подиуме стояло кресло из тикового дерева с высокой спинкой, в котором сидела мисс Кармен Стернвуд. Сидела прямо, положив руки на подлокотники, со сдвинутыми коленями, в позе египетской царицы, подбородок вздернут, между полуоткрытыми губами блестят мелкие зубы. Глаза широко раскрыты, но зрачков почти не видно. Безумные глаза. Казалось, она без сознания, но поза свидетельствовала об обратном. Держалась она так, словно выполняет нечто важное. Она издавала хихикающие хриплые звуки, но выражение лица не менялось, и губы оставались неподвижны.
В ушах - длинные нефритовые серьги. Красивые серьги, стоят, наверно, пару сотен долларов. Это было все, что она на себе имела.
Тело ее было прекрасно - тонкое, упругое, округлое. В свете лампы кожа казалась жемчужной. Ноги, правда, были не столь утонченно-грациозны, как у миссис Рейган, но тоже очень красивы. Я смотрел на нее без стеснения и не возмущаясь. Передо мной сидела не нагая девушка, а наркоманка. Я понял это сразу, при первой встрече.
Оторвав от нее взгляд, я посмотрел на Гейджера. Он лежал на ковре навзничь рядом с чем-то, напоминающим тотем. Тотем имел орлиный профиль, а большой круглый глаз оказался линзой фотоаппарата. Линза была нацелена на обнаженную девушку в кресле. На тотеме сбоку прикреплена фотовспышка. На Гейджере были китайские туфли на толстой подошве, черная атласная пижама и вышитый китайский халат с большим кровавым пятном на груди. Поблескивающий стеклянный глаз казался самой живой частью хозяина. С первого взгляда было ясно, что Гейджера не миновал ни один из трех выстрелов. Он был мертвее мертвого.
Значит, я видел блеск фотовспышки. Безумный вскрик был реакцией одурманенной нагой девушки. Теми тремя выстрелами некто третий реализовал собственное представление о том, как изменить ход событий. Третий, кто выбежал в заднюю дверь и, вскочив в машину, умчался. Могу себе представить его состояние.
На краю стола на красном лакированном подносе стояли две позолоченные рюмки и пузатая бутылка с коричневой жидкостью. Вытащив пробку, я понюхал. Пахло эфиром и еще чем-то вроде настойки опиума. Мне еще не приходилось сталкиваться с подобной смесью, но, пожалуй, бизнесу Гейджера она вполне соответствует.
Дождь лупил в крышу и окна. Кроме этого, никаких звуков - ни машины, ни сигналов авто - только бубнит дождь. Подойдя к дивану и сбросив плащ, я взялся за одежду девушки. Платье из толстой шерстяной ткани, но с короткими рукавами, без застежки, натягивается через голову. Я понадеялся, что справлюсь. А вот белье решил не трогать, не из деликатности, а просто потому, что не мог представить, как натягиваю девушке трусики и застегиваю лифчик. Направился с платьем к тиковому креслу. От мисс Стернвуд тоже разило эфиром. С губ ее по-прежнему срывалось сиплое хихиканье, а по подбородку медленно ползла струйка слюны. Я ударил ее по лицу. Хихиканье прекратилось. Ударил еще раз.
- Пошли-ка, - бодро объявил я. - Будем хорошей девочкой. Оденемся.
Она посмотрела на меня пустыми, бессмысленными глазами.
- К ч-ч-чер-т-ту…
Я хлестнул еще пару раз. Оплеухи ее никак не трогали. Вообще не производили впечатления. Пришлось одевать самому. И па это она не реагировала: предоставила мне двигать ее руки, еще пальцы при этом растопыривала. Я запихнул руки в рукава, натянул через голову платье и поставил ее на ноги. Девушка с хохотом упала мне в объятья. Посадив ее снова в кресло, я натянул колготки и всунул ноги в туфли.
- Гулять пойдем, - приговаривал я. - Погуляем, погуляем немножечко. На прогулочку…
Пошли мы на прогулочку. С минуту ее серьги тыкались мне в грудь, и мы выделывали замысловатые на, словно танцовщицы в ритме адажио. Дошли до тела Гейджера и обратно. Я заставил ее посмотреть на покойника. Она нашла, что он "вкусный". Захихикав, решила сообщить мне об этом, но получилось "ву-ву-ву". Доведя до дивана, я уложил девушку. Она еще похихикала и заснула. Распихав ее вещи по карманам, я обошел тотемную треногу. Фотоаппарат действительно был, но без пленки. Поискал на полу: может, Гейджер успел вынуть. Нигде ничего. Эго мне не понравилось.
Я вышел из комнаты. Сзади кухня. Окно в кухне открыто, сетка сброшена, а на раме явные следы взлома. Задняя дверь тоже не заперта. Оставив все как было, я заглянул в спальню по левой стороне коридора. Она оказалась нарядной, ухоженной, женской. Даже покрывало на постели - с воланами. На туалетном столике перед трельяжем - духи, кошелек, пара купюр, мужские щетки, футляр для ключей. В гардеробе висела мужская одежда, под кроватью стояли мужские домашние туфли. Комната мистера Гейджера. Забрав футляр с ключами, я вернулся в гостиную и осмотрел письменный стол. В глубоком ящике обнаружил металлическую шкатулку. Испробовав ключи, я открыл шкатулку, в которой оказалась записная книжка в голубом кожаном переплете, густо исписанная шифрованным текстом - почерк был тот же, что в письме генералу Стернвуду. Книжку я сунул в карман и, протерев шкатулку там, где касались мои пальцы, закрыл ящики стола, сунул ключи себе, завернул каминный газ и попытался разбудить мисс Стернвуд. Это оказалось абсолютно безнадежным делом. Нахлобучив ей шляпу, я завернул девушку в плащ и отнес в машину. Потом вернулся в дом и, загасив везде свет, закрыл переднюю дверь. Отыскав в сумке девушки ключи зажигания, завел ее паккард. Вниз мы спустились медленно, не зажигая фар.
Через десять минут мы были у ее дома. Кармен все храпела, овевая меня парами эфира. Голову она пристроила на моем плече - я ничего не мог поделать, только постарался сесть так, чтобы она не разлеглась у меня на коленях.
VIII
В боковых дверях резиденции Стернвудов сквозь стеклянные квадратики в оловянных рамках виднелся мягкий свет. Остановив паккард у ворот, я вытряхнул содержимое карманов на сиденье. Девушка храпела в углу, шляпа ее сползла на нос, руки безвольно свисали на плащ. Я вышел, позвонил. Издалека послышались приближающиеся шаги. Дверь отворилась, и на меня воззрился седоглавый дворецкий с несгибаемой спиной. Лампа из холла превратила его волосы в сияющий нимб.
- Добрый вечер, сэр, - вежливо произнес он, устремив свой взгляд сначала на паккард, а затем на меня.
- Миссис Рейган дома?
- Нет, сэр.
- Надеюсь, генерал спит?
- Да, сэр. Вечером ему спится лучше всего.
- А горничная миссис Рейган?
- Матильда? Она здесь, сэр.
- Самое лучшее - позвать ее. Эта работенка требует женских рук. Загляните в машину и поймете почему.
Он заглянул в машину, вернулся.
- Понятно, - кивнул он. - Я иду за Матильдой.
- Матильда приведет ее в чувство, - заметил я.
- Мы о ней позаботимся.
- Наверное, не впервые.
Мое замечание он проигнорировал.
- Ну так доброй вам ночи, - сказал я. - Остальное предоставляю вам.
- Да, сэр. Вызвать такси?
- Ни в коем случае. Меня здесь вообще не было. У вас галлюцинации.
Он улыбнулся, кивнул. Я повернулся, пошел к воротам.
Несколько кварталов я прошагал по кривым улочкам, промытым дождем, среди светящихся окон огромных домов, высоких и неприступных, словно средневековые замки, пока не вышел к обильно залитой светом бензоколонке. Сквозь стекло, покрытое дождевыми каплями, виден был парень в белой шапочке и синей куртке, устало сгорбившийся над газетой. Хотелось было зайти, но, махнув рукой, зашагал дальше. Я уже промок до такой степени, что хуже не станет, а в такую ночь дождаться такси немыслимое дело. К тому же у шоферов такси хорошая память на лица.
К дому Гейджера я добрался через полчаса быстрой ходьбы. Улица была пустынна, никаких машин, кроме моей, по-прежнему стоявшей у соседнего дома и напоминавшей потерявшуюся собаку. Сначала я выудил бутылку, заглотал половину того, что в ней оставалось, а потом уже залез в машину и закурил. Не докурив, выбросил сигарету, вышел и направился к Гейджеру. Открыв дверь, я вошел в теплую еще комнату, постоял, слушая, как с меня тихо капает на пол. Потом нашарил лампу, зажег свет.
Первое, что я заметил, - со стены исчезло несколько полос вышитого шелка. Хоть я и не подсчитывал их раньше, но пустые места на стене бросались в глаза. Сделав еще пару шагов, я зажег другую лампу и взглянул на тотемный столб. У его подножья, за кромкой китайского ковра, на голом полу лежал еще один коврик. Раньше его не было. Раньше там лежал труп Гейджера. Теперь он исчез.
Я похолодел. Стиснув зубы, покосился на тотемный глаз. Снова прошелся по дому - ничего не изменилось. Гейджера не было ни в его "волановой" постели, ни под ней, ни в стенном шкафу. Не было на кухне, в ванной. Оставалась запертая дверь направо по коридору. Один из гейджеровских ключей подошел. Комната оказалась интересной, но Гейджера там тоже не было. Интересна она была тем, что совершенно отличалась от будуара хозяина: строгая, простая мужская спальня, на деревянном полу разбросано несколько половичков с индейским рисунком, два стула с прямыми спинками, письменный стол с мужскими туалетными принадлежностями и двумя черными свечами в высоких подсвечниках. Узкая, жесткая на вид постель прикрыта коричневым пестрым покрывалом. В комнате было холодно. Я запер ее и, обтерев ручку двери носовым платком, возвратился к тотему. Присев на корточки, я осмотрел ворс ковра до самой входной двери. Мне показалось, что по направлению к ней на ковре остались две параллельных бороздки, словно по ковру протащили чьи-то пятки. Тот, кто это сделал, был настроен решительно. Покойник тяжелее разбитого сердца.
Это не были полицейские. Те бы еще толклись здесь, орудуя рулетками, шпагатами, мелом, аппаратами, порошком для отпечатков, дымя дешевыми сигаретами. Они уж были бы тут как тут. Однако это не был и убийца - тот торопился унести ноги: явно видел девушку, и у него не было уверенности, что она одурманена настолько, чтоб его не заметить. Этот тип сейчас уже далеко. Не знаю, что за всем этим кроется, но мне было плевать, если кому-то захотелось, чтобы Гейджер исчез, вместо того чтобы быть просто убитым. Меня заботило, сумею ли я добиться, чтобы похождения Кармен Стернвуд не имели огласки. Я запер двери, пробудил к жизни застоявшуюся машину и отвалил домой - к горячему душу, сухой одежде, запоздалому ужину. Дома после всего этого я уселся в кресле и выпил море горячего пунша, стараясь расшифровать строчки в гейджеровской записной книжке. Я был уверен, что передо мной список имен и адресов, вероятно, заказчиков. Их было более четырехсот. Прибыльное дельце, не говоря уже о случаях шантажа, а их, похоже, было достаточно. Любое имя в книжке могло принадлежать убийце. Не позавидуешь полиции, когда она начнет расследовать эту грязную историю.
Я отправился спать, переполненный виски и чувством безнадежности. Снилось мне, как мужчина в окровавленном китайском халате гоняется за нагой девушкой с длинными нефритовыми серьгами, а я бегаю и пытаюсь их сфотографировать пустым аппаратом.