"Дореволюционный модерн. Архитектурный антиквариат".
Найти библиотеку здесь оказалось сложнее, чем он думал. Хотел спросить дорогу у какой-то женщины, которая, близоруко щурясь, зигзагами шла по коридору, вглядывалась в таблички на дверях. И совсем неожиданно узнал в ней известнейшую, особенно, здесь, в Петербурге, актрису. Такая обычная, такая земная и вдруг актриса.
Опять коридоры. Здесь навстречу торжественно шла какая-то процессия. Впереди, флагманом, кто-то высокий или просто сильно вытягивающийся вверх, с длинными, но жидкими седыми волосами. За ним двигалась свита из нескольких ярко накрашенных старух. Белое, будто напудренное, лицо переднего было так хорошо знакомо. Сам великий художественный руководитель Среднего театра Абрам Великолуцкий. Неестественно выпрямившись и даже выгнувшись вперед, тот шел медленно-медленно, похожий на почему-то сошедший с пьедестала памятник. Передвигался, с выражением глубочайшего погружения в свои мысли. Такого погружения и в такие мысли, каких и не бывает.
Старухи, похоже, старались его не обгонять, шли, о чем-то негромко разговаривая друг с другом. Некоторые из них были смутно знакомы. Кажется, по каким-то фильмам.
Вся это процессия и сам Великолуцкий произвели шоковое впечатление. Первой мыслью было, что главный режиссер здесь сумасшедший, так нелепо он выглядел.
"Помпезность", - Ни разу в жизни не приходилось, даже мысленно, произносить этого слова. И, тем более, наблюдать наяву, что это такое.
Великолуцкий со свитой прошел мимо прижавшегося к стене Артура. В отчаянии тот спустился в еще одно фойе. Старушка уборщица мыла здесь пол. Лицо у уборщицы тоже показалось знакомым. Он мысленно вообразил, что это бывшая известная актриса, которая, состарившись, вынуждена была покинуть сцену. Например, из-за сильнейшего склероза. Но вот не может расстаться с родным театром и согласна оставаться здесь, хоть уборщицей, работать из последних сил.
Мимо прошли несколько молоденьких танцовщиц в чем-то черном, обтягивающем. Та с неудовольствием посмотрела им вслед, перестала шаркать шваброй. Достав пачку папирос, закурила, пробормотала что-то.
"Ходють. Целлюлитом трясут", - расслышал Артур.
Он снова оказался в служебных недрах.
"Темные закоулки", - мысленно опять выразился на старинный манер. В этом тупике прочитал табличку. - Может быть, вот это - "Литературная часть" имеет какое-то отношение ко мне?"
За дверью с табличкой, в литчасти, как оказалось, его ждали. Велели зайти туда вечером, к концу рабочего дня. Библиотека, как объяснили, была этажом ниже, но недалеко, возле лестницы.
* * *
Библиотекой оказалась не слишком большая комната. Со столами в несколько рядов - это было немного похоже на класс в школе и, наверное, считалось читальным залом. Дальше стоял деревянный барьер, а за ним стеллажи с книгами.
Здесь было откровенно накурено. За стеллажами, видимо, существовало еще какое-то убежище для библиотекаря. Оттуда слышался голос, низкий, женский, там явно говорили по телефону:
- Да, дорогая, вы же знаете, как я метеозависима. Да. Да. И вам тоже всех благ. Ну, все, ко мне пришли.
Из-за стеллажей появилась, затягиваясь сигаретой, сильно пожилая, пожалуй, даже старая дама, массивная, с окрашенными в угольно-черный цвет волосами.
- Вижу, это вы новый библиотекарь, - заговорила она. - Судя по тому, как оглядываете нашу библиотеку. Вас ведь зовут Артур? Башмачкин, кажется? А меня - Октябрина Спартаковна. Вот, вскоре ухожу на покой, передам это все вам. Хотя для меня пенсия - будто репетиция смерти. Ах, не спорьте! - махнула она рукой, хотя Артур ни о чем спорить не собирался.
Пальцы этой руки были полностью унизаны разноцветными перстнями, только мизинец оставался свободным. Судя по нарядам и манерам, Октябрина Спартаковна не желала признавать себя старухой.
На шее у нее висели крупные янтарные бусы, бархатное ожерелье с какой-то геммой. На гемме - портрет неизвестной женщины. Вообще, висело много всего сложного.
Артур все оглядывался. Стену за Октябриной украшал раскрытый веер, рядом с ним - портреты Пушкина и, кажется, Щепкина. На библиотечной стойке лежала большая толстая и потертая книга. На ней написано одно слово "Грим". Было непонятно, зачем здесь сказки, потом дошло, что это не книга немецких братьев, а пособие для гримеров.
- Наше руководство давно требует завести электронную картотеку, стыдит меня за наши картонные карточки, но я даже не знаю, где компьютер включается. Вы молодой, современный, а я на этот компьютер смотрю, как этот… Неандерталец, - Октябрина говорила, не останавливаясь и затягиваясь сигаретой между фразами. Дым толчками вылетал у нее изо рта вместе с каждым словом.
На ближнем стеллаже плотно, один к одному, стояли тома собраний сочинений. Выцветшие на солнце и теперь все почти одинакового цвета.
Среди них Артур увидел своего обожаемого Мопассана. Любимое "огоньковское" издание в двенадцати томах. Как будто встретил старого знакомого.
"Сладкий для меня запах книг".
- А я тут до вас беседовала с приятельницей из костюмерной. Мы задумываем новое платье для меня, - уже откровенничала старуха. - Стараюсь следить за собой, не распускаться. Диету вот подбираю.
- Что-то писклявое от моды? Вы, я вижу, стремитесь к балетным формам, - решился сыронизировать Артур. - К пенсии?
Октябрина басовито хохотнула, якобы удивленная наивностью новичка, принявшую ее за столь молодую, только входящую в пенсионный возраст особу.
- Нет, я давно на пенсии, но вот работаю.
День продолжался, но Артур так и не понял, чем он будет здесь заниматься. Пока только приходилось отвечать на бесконечные расспросы Октябрины. Та тянула из него рассказы о его жизни, признания о нем, о родственниках, о том, что он ест, чем и от чего лечится, с кем "встречается", как она выразилась. Тянула и тянула, будто пряха нитку из мотка шерсти, и нитка становилась все длиннее и длиннее.
- Какой профессией вы обладаете? - спрашивала она.
- Я вроде старателя, ловца жемчуга. Только жемчуга нет в наших краях. Грибы - мой жемчуг, грибник - моя профессия. Вольный грибник… еще недавно был.
- И что, есть доход?
- Мне платит дань мой грибной народ. Племена вешенок, рыжиков и моховиков. Я, вообще-то, из знатной семьи. Дед у меня был главный сварщик очень большого завода. И родители тоже не из последних.
Октябрина иронии Артура не замечала, все расспрашивала, сколько у него жен, сколько детей, платит ли он алименты. Тот уже выдумывал, как мог. Придумал целый воображаемый виртуальный мир, в котором действовал другой улучшенный Артур.
- Женат был три с половиной раза. В ЗАГСе уже не расписывают, вообще, больше пускать не хотят… Ну, обо мне неинтересно, - пытался он прервать допрос. - А как у вас дела?..
- Как так неинтересно!.. - немедленно пресекла Октябрина его наивную уловку. Настойчиво и въедливо расспрашивала об Артуровом настоящем и прошлом:
- А старый этот Илья был?
- Да немолодой. Все говорил, я точно знаю, когда у меня старость наступила. В сорок шесть лет. Вместе с инфарктом. Ему физически напрягаться нельзя было, а он напрягался, еще как… Работы много - у нас в кооперативе обширная грибная плантация. Ну, как плантация…
Октябрине почему-то необходимо было знать, что у них был за кооператив.
- Это деда идея, - все не умолкал, вынужден был продолжать Артур. - "Микориза" - так мы наш кооператив назвали. Никто этого названия запомнить не может. Микориза - это…
Микориза Октябрину не заинтересовала.
- Ну а, ну а?.. - с жадностью все расспрашивала она дальше.
- Ну а я остался в родовом жилье, в одной комнате, в коммуналке. Там, где всю жизнь и прожил. Зато теперь соседом будет лучший друг детства. В этой коммуналке мы все время друг к другу бегали. Один раз как-то приходит он, - вспомнил Артур, - а у нас на подоконнике жгучий перец в горшке рос. Стручки такие красивые, красные, будто лакированные. Я выходил куда-то и специально ему сказал: только не кусай их, не ешь! Этот перец маленький, он еще вырастет. И только вышел в коридор, слышу крик дикий. Укусил! - Артур умолк, задумался, ностальгически улыбаясь.
Но Октябрина молчать не давала. Потом она особо заинтересовалась замужеством Артуровой матери. Для Октябрины даже понадобился словесный портрет Пьера-Альфонса, и тот, что пытался создать Артур, казался ей недостаточно подробным.
Наконец, наступил перерыв на обед. Несмотря на диеты, к обеду Октябрина относилась серьезно. Артур, наконец, смог вырваться.
В театре нашелся буфет. Непонятно, почему он так назывался - оказалось, что это большое помещение с множеством столов, похожее на спортзал в школе, где Артур учился когда-то.
Потом он стоял в коридоре, смотрел в окно, на хоздвор театра. Кто-то учинил там какие-то насаждения. Сейчас это были только кучи земли и торфа, присыпанные свежими опилками, наверное, из декорационной мастерской. Оттуда торчали прутики, палки и проволока. Пока все выглядело жалко. Вплотную к забору стоял большой сарай из гофрированного железа - тоже что-то хозяйственное. В глубине двора - большая солидная котельная с трубой. Неужели здесь до сих пор топят углем? Рядом с ней беседка-курилка с кабельной катушкой, вкопанной в землю в качестве стола. За оградой театра видна круглая площадь. Посреди нее на пьедестале сидел какой-то зеленый мужик, вокруг него кружились машины.
Вот это теперь его жизнь.
"Я с юных лет люблю балет, - задумчиво напевал Артур, возвращаясь в библиотеку. - Любой мне танец удавался…"
Остаток обеденного перерыва он просидел у своего теперь стола перед компьютером. Выдвинув ящик, любовался, лежащим там, наганом.
На расстоянии ощущалась заложенная в него сила. Стершиеся щечки на ручке из какой-то древней пластмассы. Как она называлась - карболит? Звездочка, выдавленная под ручкой, с остатками краски в этом углублении. Когда-то и кому-то этот наган хорошо послужил.
Подумал, что покойный Илья немедленно стал бы его разбирать. Изучать. Объяснять, зачем в нем каждая железка.
Появившаяся Октябрина теперь за барьером смотрела телевизор, передачу "Ретрогеи. Великие геи прошлого".
- Вам, Артур, надо брать пример с геев.
- Вот как!?
- Они так хорошо одеваются. У меня много знакомых геев, я много о них знаю.
- Ну, вот из кризиса выйдем, - пробормотал Артур. Удивляло, что в библиотеку до сих пор никто не приходил.
Потом пошел фильм о вымерших доисторических животных. Показывали созданных путем каких-то телевизионных технологий мамонтов, шерстистых носорогов, саблезубых тигров. Октябрина верила телевизору, громко ужасалась.
- Неужели где-то такие звери есть? - иногда все-таки сомневалась она.
- Есть, - врал Артур. Постепенно он понял, что старуха совсем лишена воображения. - А это соплезуб, редкий вид. Сохранился еще в нашем Забайкалье.
Потом Октябрину отвлек звонок из костюмерной, она "убежала". В костюмерной все были ее старыми подругами, и там она, как выразилась, "строила" себе платье. Вернувшись, взялась вспоминать о прежней жизни в театре и о прежней себе. Про встречи с Володей Высоцким, Кешей Смоктуновским. Как поссорилась с Анастасией Вертинской, с Марианной она, кажется, тоже ссорилась. Похоже, что этим Октябрина даже гордилась.
- Я тогда работала заведующей читальным залом музея МХАТ…
Не останавливаясь, говорила, обмахиваясь страусовым веером. Оказывается, он был не только праздным украшением. При этом не снимала меховой шапки с какой-то блестящей брошкой.
- Сильно топят, - пожаловалась она.
Так, под ее воспоминания почти прошел остаток театрального рабочего дня. К счастью, Октябрина помнила, когда он заканчивается. А нужно было еще зайти в литчасть и отдел кадров.
Там забрали трудовую книжку, дали расписаться в нескольких бумагах. Оказалось, его должность называлась "помощник библиотекаря". Низшая форма жизни в театре.
* * *
В почтовом ящике опять белело письмо покойному деду по поводу их кооператива. Поднимавшийся по лестнице Артур увидел, что его дверь в подъезд открыта. Из квартиры доносился шум, внутри, будто дым, стояла цементная пыль. Строители убирали свой мусор. Многие мусорные кучи уже исчезли, рассованные в бумажные мешки.
- Эй, хозяин, чего с пианиной твоей делать будем? - Один из строителей указал на Артуров "Красный Октябрь", сейчас отодвинутый в сторону.
- Чего хотите! - сказал Артур. - Выбрасывайте. Можете, хоть в окно.
"Все равно краской его засрали. И поломали, наверное", - пробормотал он.
Войдя в свою комнату, закрыл за собой дверь. За окном во дворе было пусто. Только из арки вышла высокая девушка, неопределенной, отсюда издалека, внешности. Подняв голову, обвела взглядом верхние окна дома, потом вошла в Артуров подъезд.
Артур стоял, глядя в окно:
"Дело меня не поддерживает на этом свете, только слово. Вот и буду к слову прислоняться, к библиотеке хоть". - Может быть, он готовился к тому, что скажет завтра в театре?
Шаги в подъезде были хорошо слышны сейчас, когда дверь туда была открыта. Их не заглушали даже крики строителей и скрежет сгребаемого кирпичного щебня. Как ни странно, у этой квартиры проходивший остановился. Артур выглянул из комнаты. Высокая девушка, которую он видел во дворе, стояла на лестничной площадке, с недоумением заглядывала внутрь. Зачем-то постучала в открытую дверь, вошла.
"А, опять из налоговой", - догадался Артур.
В руках вошедшая держала папку, которую он сначала не заметил. Из нее девушка достала какую-то бумагу.
- "Ну, точно…"
Недовольно оглядев квартиру, где в пыли возились рабочие, девушка из налоговой перенесла этот взгляд на Артура.
- Так это вы из ООО "Микро?.." - запнулась, пытаясь прочитать название в своей бумаге.
- "Микориза". Грибокорень по-гречески, - подсказал Артур. - Это у нас, у грибоводов, так называется симбиотическая ассоциация мицелия гриба с корнем высшего растения… Только я в кооперативе не директор, не главбух, - добавил он.
- А кто же вы?
- Простой менеджер, наверное.
- Но больше ведь никого не осталось?
- Да. Не осталось, и денег тоже. В общем, денег нет.
- А Башмачникова Лилия Филипповна - это ведь ваша мать? Она кем в организации работает?
- Вроде, тоже менеджером. Среднего звена, наверное. Была. Спросите ее, только она сейчас в Швейцарии. Уволилась и уехала на ПМЖ. Другие менеджеры тоже уволились. Башмачников Денис, это брат мой, в Канаде студентом. Башмачникова Виктория, сестра, теперь в Бельгии, при каком-то русскоязычном издательстве. Все уволились. Или умерли.
Налоговая девушка стояла, прислонившись к дверному косяку. Перебирала свои листки. Была она уже пожилая, лет тридцати, неинтересная.
- То на бомжей предприятия записывают, то на шизоидов всяких, а эти, вообще, поумирали, - недовольно произнесла она.
- Не успели вы, - сказал Артур. - Поздно пришли, к упадку грибной империи. Нету денег у меня. Одни грибы сушеные. Забирайте грибы.
- Придут судебные исполнители - те найдет, что забрать. Квартира, как стадион. Ремонты дорогие делаете. Это тоже покойники для себя ремонтируют?
Строители, ухмыляясь, подтягивались ближе. Они вроде бы обрадовались возможности поиздеваться над налоговой девушкой. Та еще об этом не догадывалась.
- Призрак у нас заказчиком, - вмешался Юрка Саяпин. - Тень отца Гамлета.
- Да это он, он хозяин, - показывал на Артура строитель с самым покореженным носом, бригадир. - Богатый, страсть! Отсиженных по-конски. Это не мы, работящий класс, - как будто серьезно твердил он. - Каминный зал здесь замыслил.
Как ни странно, Артуру было приятно, хотя бы в таком качестве, перед кем-то ощущать себя богатым.
- Все понятно. Бизнес-дивелопмент. Промоушен. То-се… - продолжал бригадир. Как ни странно, произнес эти слова, не запинаясь.
Налоговая девушка настойчиво, но безуспешно пыталась выяснить судьбу имущества кооператива:
- Так оборудование, машины какие-нибудь есть у вас?.. Вы что, даже не знаете, остались ли у вашего предприятия какие-то станки, например?
- Может и остались. Хорошо было б узнать. Знал бы, где они, хотя бы на металлолом их сдал тогда.
- Эй, хозяин! - крикнул издалека кто-то из строителей. - Мы можем помочь. Вместе сдадим.
- Утащим, - сказал Юрка Саяпин. - А то все пианино твое бесплатно таскаем.
Девушка в последний раз хмуро и безнадежно обвела глазами столпившихся мужиков.
- Ладно. Расписывайся давай, - сунула она какую-то бумажку Артуру.
- Как! За директора! - с преувеличенным ужасом произнес Сталик. - Закон заставляют нарушать. Это же нужно расписаться за настоящего хозяина этого кооператива.
- Да еще покойного, - добавил Артур, приободренный поддержкой.
- Подлог, подлог! - деланно сокрушенно качал головой рабочий.
- Сталик у нас грамотный. Недаром в университете учился, в Хороге, - сказал кто-то.
- Если им, власти, деньги нужны, они закон забывают. Забивают на закон, - опять раздалось из глубины квартиры. - Он не для властей. Я знаю, убедился.
- А вы не вмешивайтесь. Не влезайте, - крикнула туда девушка. - Сколачивайте свои табуретки.
- Это не табуретки, мадмуазель, а леса. Наши, строительные.
Когда налоговая девушка, наконец, ушла, Артур еще долго думал о цехах и дворцах-офисах их грибной империи, гаражах с машинами - всем таком обширном и дорогом. Вдруг они где-то, может быть, существуют. Прямо сейчас, вовне и помимо его, а он, Артур, оказался кем-то вроде принца из романа Марка Твена.