- И вы студентка, насколько я понял?
- Да.
- Где-то я встречал вашу фамилию, но не могу вспомнить.
Она не дала мне времени для отгадывания и поспешила ответить:
- Вероятно, из газет.
По тону было ясно, что ее фамилию можно увидеть, едва развернешь газету.
- Мне надо посмотреть, откуда похитили драгоценности.
- Пожалуйста.
- Удобно прийти к вам сегодня в пять часов?
- Буду вас ждать.
5
Вошел Ваклев, спросил, кто это.
- Новая подружка Тони Харланова. Драгоценности ее. Их украли, по всей вероятности, в пятницу вечером.
- Из прежних подружек Тони я успел кое-кого разыскать. Например, первую школьную любовь. Ты ее выслушаешь? Она здесь.
- Пригласи.
Ваклев впустил худенькую молодую женщину, довольно высокую, с бледным лицом и коротко подстриженными каштановыми волосами. Ее тонкие губы были сжаты, точно у человека, который серьезно чем-то озабочен, прозрачные ноздри трепетали. Женщина не употребляла косметики (может быть, это теперь было модно), но на меня произвело неприятное впечатление ее мучнисто-белое лицо.
Предложив сесть, я сказал, что мы вызвали ее не на допрос - просто хотим знать ее мнение о Тони Харланове. Мы понимаем, что для нее этот разговор может быть неприятным, и поэтому еще раз просим нас извинить.
- Не извиняйтесь, для меня все уже в прошлом, - остановила меня женщина.
Горечь, с которой она произнесла это, не убедила меня в том, что все для нее в прошлом, но я промолчал.
- Мы с Тони вместе закончили школу. И я, и другие девочки… ну, скажем - сохли по нему. Красавец, умница, он был секретарем комсомольской организации в нашем классе. Но потом его сняли - за то, что перестал собирать комитет, все дела решал единолично. После собрания мы пошли ко мне домой. Я сказала, ему надо смириться с тем, что произошло, а он стал обзывать всех в классе простофилями, безмозглыми тупицами, которые не смогли оценить своего руководителя, пусть и самого низкого ранга… Говорил так, будто все эти простофили собрались в моей комнате. Он так разошелся, что стал пинать стулья, разбил графин, а потом - рюмку об пол, вдребезги. В комнате у меня жил попугай хозяйки, он верещал со страху, и Тони погнался за ним. Я бросилась в ужасе на кровать, чтобы не видеть, как беснуется Тони, но, даже зажав уши ладонями, слышала топот его ботинок. Когда топот прекратился, я подняла голову. Ужас!.. Перья, кровь на полу… Возможно, я была чересчур сентиментальна, но я снова расплакалась. Тони подсел ко мне. "Не плачь, - успокаивал он меня. - Я куплю другого попугая. Сам не знаю, как это получилось. Просто я не в себе". Лицо у него было постаревшее, измученное. В тот вечер он остался у меня. После этого я целый месяц ходила со следами его щипков и объятий. Простила ему и это, и мы не расстались. Вместе приехали в Софию. Но здесь он скоро меня бросил… Водил дружбу с "дочками", как их называли тогда и как называют теперь. Тони их часто менял. Сейчас вот снова прилип к дочери какого-то большого начальника…
6
К драгоценностям на столе я положил складной нож, который мы нашли в канаве под машиной. Приказал привести Жору Патлаку.
Он приветствовал меня, точно старого приятеля.
- Добрый день, начальство! Что за выставка?
Ему нельзя было отказать в самообладании. Во всяком случае, он его демонстрировал. В этой комнате, впрочем, мне доводилось видеть и более талантливых артистов. Пригласив его сесть, я положил на стол несколько фотографий.
- Это отпечатки твоих пальцев. Я изъял их из твоего дела. На рукоятке ножа и некоторых украшениях обнаружены точно такие же.
- Ошибочка вышла, начальник. Я эти цацки не трогал - я их вообще не видал.
- Отпечатки доказывают, - твердил я, - что вещи были в твоих руках. В суде придется отвечать, откуда они у тебя. Здесь была владелица драгоценностей. "Цацки", как ты говоришь, украдены в пятницу вечером. Возможно, сделав это, ты пришел к Тоди и попросил их реализовать. Более вероятно, что ты их стащил уже в его квартире… Как бы то ни было, тебе придется объяснить, где ты был в пятницу вечером - между шестью и девятью часами, - я помедлил, - …это то самое время, когда задушили Дашку.
- В среду! - закричал Патлака. - Я видел ее в последний раз в среду вечером!
- Ты побывал в тюрьме, - гнул я свою линию, - знаешь законы, сам можешь оценить ситуацию. Наказание за кражу - одно, а за убийство - несколько иное, верно?
- Поймите, ни то, ни другое…
- А ты подумай. Если не признаешься в краже, тебя обвинят в убийстве.
Я приказал милиционеру увести его. Жора что-то хотел сказать, лицо его налилось кровью, глаза помутнели - верно, так он выглядит, когда "расправляет мускулы"… Милиционер уже пропустил его в дверь, а я недоумевал, как же это так - он уходит, ушел уже, не признавшись! - когда дверь без стука распахнулась, и Патлака влетел обратно в комнату.
- Хорошо, гражданин Хантов. Ну, из квартиры Тоди я убежал через балкон и спрятался в канаве. Будете писать?
- Нет.
- Прошу вас! - умолял он. - Скажите на суде, что я признался во всем… еще в Тодиной квартире.
- Ого!
- И еще там я поклялся жизнью своей матери и пообещал, что это моя последняя кража!
- Это нарушение инструкции, ясно? Я не пойду на компромисс с моими принципами. Но я подумаю, как тебе помочь. А ты…
- Да знаю, что вы от меня потребуете! Я их украл у Тоди. Нашел в двойном дне помойного ведра, что стоит на балконе. Откуда они у него - убейте, не могу объяснить, не знаю!
- А как ты сообразил, что в ведре двойное дно?
- Я следил за Тоди - он внес ведро с балкона на кухню и вынес обратно, и все быстро, и подозрительно при этом суетился.
- В тот вечер ты вряд ли мог так долго торчать под окнами его квартиры.
- Правда! Я сходил в "Ориент" - посмотреть, работает ли Рени, а после стал Тоди искать по заведениям.
- Откуда у тебя ключ от его квартиры?
- У Рени стащил. Раньше она тоже была Тодиной девчонкой, но в последнее время ничего общего с ним не имела. Я к ней заходил, вот и тогда пришел - а Тоди там. Я подслушал под окном и понял, что Тоди снова склоняет ее… ну, принимать иностранцев. Она ему давно отказала и уж несколько месяцев как держала свое слово. А в тот раз, только Тоди отвалил, я зашел к ней. Ну, подумал и догадался, где она хранит ключ, и, когда она была в ванной, взял его из коробки на кухне.
- Зачем ты поехал с Дашкой на Солнечный берег?
- Тоди меня попросил. Мол, прокатись с ней к морю - после смерти Краси она здорово раскисла, может сболтнуть вам что-нибудь лишнее.
- Что еще Тоди потребовал от тебя?
- Ни-ни, это все, гражданин Хантов, - перебил Патлака. - Не спрашивайте меня больше. Я не хуже вас законы знаю, хоть и без университетских корочек живу.
- Когда вы расстались с Дашкой?
- В среду мы вместе ужинали. Я хотел проводить ее прямо до номера, но она меня отбрила… Ясное дело, мне хотелось остаться у нее - я ведь три года женщины не имел. А она мне - от ворот поворот, а сама среди иностранцев толкается. Если бы не люди в фойе, я б ей все волосы выдрал. Искал ее утром, однако она уехала из гостиницы.
- Ты не ответил мне на вопрос. Допустим, Тоди поручил тебе не только увезти Дашку из Софии, но и ликвидировать ее. Поняв это, она уехала с Солнечного берега. Иди в соседнюю комнату и напиши все, о чем ты мне рассказал.
- В субботу вечером вы случайно пришли к Тоди? - спросил Патлака, глядя мне в глаза.
- Кто тут дает показания? - спросил я, но все же ответил: - Нет. Утром была найдена Дашка, задушенная, и вас с Михневым взяли под наблюдение.
- Он тоже здесь?
- Конечно. Ты подтвердишь в его присутствии то, что рассказал мне?
- А как же. Дадите мне сигарету?
- Пожалуйста. Бери про запас.
Я подал ему пачку и попросил милиционера отвести его в соседнюю комнату.
7
Привели Тодора Михнева - он был хмур, даже мрачен и не поздоровался со мной. Я приступил к допросу.
- Михнев, каким образом в твою квартиру попал женские украшения? Вот эти, погляди.
- У меня в доме никогда не было подобных вещей.
- А как ключ от твоей квартиры оказался у Влычкова?
- Представления не имею.
- Краси, Рени и Дашке ты давал ключи?
- Нет.
- Во время обыска у каждой из них были обнаружены ключи от твоей квартиры.
- Я их не давал.
- Краси приходила к тебе в квартиру с иностранцем. В самый последний свой вечер…
- Это невозможно.
- Вот показания водителя такси - он вез их от "Балкана", а через час вернулся их забрать.
Я положил перед ним листок с показаниями шофера. Михнев даже не взглянул на него.
- В доме живет больше десятка семей, - сказал он. - Откуда таксисту известно, в какую квартиру вошла Краси?
- Он и не пишет, в какую. Наличие у нее твоего ключа разъясняет нам это.
- Вовсе нет!
- Можешь отрицать сколько угодно, суд установит, что ты занимаешься сводничеством.
Тоди не ответил. Сидел, выпрямившись, невозмутимо глядя перед собой.
Я включил магнитофонную запись его разговора с Краси, сделанную в тот день, когда мы ездили за грибами. Тоди слушал, опустив голову, и не похоже было, что он удивлен.
- Что ты хотел рассказать Тони Харланову о Красимире?
- Что шляется с разными иностранцами.
- Так ведь ты сам организовывал эти встречи!
- У вас нет доказательств.
- Когда ты в последний раз видел ее брата?
- После ее смерти.
- Это ты ему подсказал - будто его сестра отравилась грибами, которые я собирал?
- Ничего подобного.
- Где ты был в пятницу между шестью и девятью часами вечера?
- До восьми - в "Балкане".
- И официанты, и те люди, с которыми ты сидел за одним столиком, утверждают, что ты ушел раньше шести. Вот их письменные показания.
Я положил перед Тоди листки с показаниями, дал ему возможность увидеть имена и подписи. Он на них и не взглянул.
- Я поехал домой.
- Влычков утверждает, что возвратился ты к началу второго тайма - то есть после восьми.
- Добирался до дому.
- Мы проверили: дорога до твоего дома занимает двадцать минут.
- Не было трамвая, я пошел пешком.
- Михнев, как бы ты ни выкручивался, у тебя нет алиби на полтора часа. В это время погибла Дашка.
- Это не я!
- Именно ты был заинтересован в ее ликвидации.
- Поймите, это не я!
- Зачем ты поручил Патлаке увезти ее на Солнечный берег?
- Ничего я ему не поручал.
- Он рассказал мне: ты заставил его увезти Дашку из Софии, потому что после смерти Краси она раскисла и могла разговориться. Я покажу тебе письменные показания Жоры, организую вам очную ставку.
- Я уже заявил, что не имею никакого отношения к смерти этих девушек. И не клейте мне никаких обвинений.
- Докажи, где ты был, и обвинения отпадут.
- Я уже сказал.
Вошел Ваклев и поставил на пол обычное оцинкованное ведро, не новое, поцарапанное с внешней стороны.
- Твое? - спросил я Михнева.
- У меня пластмассовое.
Достав из внутреннего кармана пиджака лист бумаги, Ваклев прочел три фамилии: женщина и двое мужчин, члены того же кооператива, в котором жил Тодор, присутствовали при акте изъятия ведра с его балкона, в чем и расписались.
Я спросил:
- Сейчас что скажешь?
- Это подстроено!
Я приказал Ваклеву унести ведро, а акт оставить у меня на столе.
- Михнев, - сказал я, когда Ваклев вышел, - всех этих свидетельских показаний и вещественных доказательств вполне достаточно, чтобы осудить тебя. Не дашь объяснений, где ты был в пятницу вечером, будешь обвинен в убийстве Дашки.
- А Жора может дать такие объяснения?
- Он их дал, и мы их проверим. К тому же он-то ведь не был заинтересован в ликвидации манекенщицы.
- А Тони? Он что, тоже не был заинтересован?
- Не вижу причин.
- Покопайтесь - увидите.
- Только этим мы сейчас и занимаемся.
Он замолчал. Сидел, неподвижно уставившись на полки с книгами, но вряд ли что-нибудь видел.
- В камеру, - приказал я. - У тебя там будет достаточно времени подумать.
8
После совещания у подполковника Веселинова, часов в пять вечера, я отправился к Розе Младенчевой. Дверь открыл ее отец. Я назвался.
- Проходите, - пригласил он. - Роза предупреждала, что вы придете.
Он провел меня в спальню, стены которой были оклеены литографиями из зарубежных журналов. Здесь были и чересчур откровенные изображения эстрадных певцов и кинозвезд со всех концов планеты. Махнув рукой на эту выставку, отец Розы сказал:
- Когда ваши дети подрастут, у вас в доме, я думаю, будет не лучше…
Он, конечно, стеснялся увлечений дочери, и тогда я тоже махнул рукой, давая понять, что не придаю им никакого значения. Указав на резную деревянную шкатулку, стоявшую на туалетном столике, Младенчев проговорил, понизив голос:
- Отсюда их украли.
- Еще чего-нибудь не хватает?
- Ничего! - звонко сказал кто-то у нас за спиной.
Мы обернулись. В дверях стояла Роза, а из-за ее плеча кивал мне Тони.
Сдержанно поздоровавшись с обоими, я взял коробку и стал ее разглядывать, хотя и так было ясно, что ничего нового не найду, коллеги из районного управления не обнаружили никаких отпечатков ни на ней, ни на ручке двери. Чего и следовало ожидать. Тодор Михнев не вчера родился, он знает, что подобные визиты надо наносить только в перчатках.
- Мы нашли ваши драгоценности, - сказал я наконец. - Через день-два сообщим, кто совершил кражу.
- Буду вам чрезвычайно благодарен, - ответил Младенчев. - Могу я обменяться с вами несколькими словами?
- Конечно.
Он проводил меня в свой кабинет, пригласил сесть в кресло.
- Хочу поделиться своим беспокойством вот о чем… - сказал он, усаживаясь напротив. - Насколько я понял, вы знакомы с Тони Харлановым. Вчера я получил анонимное письмо, которое касается отношений Тони и моей дочери. Может, вам следует знать о нем.
Младенчев достал конверт из ящика письменного стола, подал его мне.
"Тов. Младенчев!
Задумывались ли вы, зачем Тони Харланов ходит в ваш дом? Он афиширует свои знакомства с большими людьми и начальниками из милиции. Призадумайтесь, а то облысеете в один прекрасный день, когда поймете да будет поздно".
Вероятнее всего, письмо отправила какая-нибудь бывшая знакомая Тони. По особенностям машинки можно будет незамедлительно найти автора.
- Это не первая анонимка, - сказал Младенчев, - но согласитесь, может ли отец спокойно к ним относиться? Кроме того, упоминаются люди из милиции. Возьмите, если письмо может вам пригодиться.
Я положил анонимку в конверт и спрятал во внутренний карман пиджака.
- Хотите еще что-нибудь сказать мне?
- О Тони Харланове, - смущенно пробормотал мой собеседник. - Но лучше бы нам поговорить через день-другой.
- Вы позвоните или я?
- Я вам позвоню.
- Благодарю вас.
Младенчев проводил меня до лестницы, и мы пожелали друг другу успехов.