Иронический тон обидел меня, и я сказал то, чего в иных обстоятельствах не сказал бы:
- Зубастая вы.
Видно, она привыкла и к более острой реакции.
- На моем месте вы тоже бы зубастым стали, - ответила она спокойно.
- Скажите, - спросил я, - сильно меня? Похоже, еще десяток-другой минут - и улетел бы я к святому Петру?
- Откуда такой вывод?
- Боль. И вы у меня двоитесь. Моя жена…
- Мы ей позвонили. Она требовала пустить ее к вам, но мы настояли, чтобы пришла не раньше завтрашнего утра.
- А сейчас?
- За полночь. В коридоре сидит какой-то мужчина. Просит, чтобы его немедленно к вам пустили.
- Кто он?
- Представляется вашим коллегой.
- Удостоверение предъявил?
- Да. Совал его мне в глаза.
- Кто же это?
- Ваклинов, что ли.
- Ваклев. Может он войти?
- На две минуты.
- А, двадцати минут мне вполне достаточно.
- Ко всему прочему вы еще и хитрите. Надо будет скорее вас выписать, и без вас все палаты битком набиты.
- А почему я здесь один?
- В палатах места не хватило, вот и положили в моем кабинете.
- Вот из-за чего вы раздражены, - сказал я, но докторша уже была за дверью.
Вошел Ваклев в наброшенном на плечи белом халате, держа шляпу в руке. Он и так смуглый, точно цыган, а сейчас лицо и вовсе потемнело и постарело - наверное, от усталости и бессонницы. Волосы у него черные, а виски уже побелели, хоть он на два года моложе меня - ему всего тридцать шесть. Надо же, подумал я, только здесь, сейчас и заметил я, как Ваклев поседел. А ведь я сам много этому способствовал, что греха таить. В совместной работе неизбежны огорчения, как бы хорошо мы друг к другу ни относились.
- А если б ты попал на кладбище? - сказал Ваклев, пожимая мне руку.
Из-за дверей послышался окрик:
- Пожалуйста, выбирайте выражения!
Ваклев обернулся. Я не слышал, чтобы он извинился - похоже, пока он сидел в коридоре, у него сложились с врачом свои отношения.
- Такая жена, - сказал я, - укорачивает жизнь наполовину.
- Дома она, наверное, другая. Как ты?
- Как муха в паутине.
- Тебя какая-то женщина нашла - ты лежал около самого входа, и она закричала.
- Я ничего не видел и даже не почувствовал присутствия человека.
- Кто-то тебя стукнул.
- Наверное.
- Что ты там делал?
- Ходил к одной девушке.
- Слушай, начальство, а не запутался ты в какой-нибудь истории с женщиной?
- И ты туда же?
Наверное, я поморщился, потому что Ваклев перешел на официальный тон:
- Слушаю, товарищ капитан.
- Соберите все сведения, какие можно, о Тодоре Михневе.
- Кто такой?
- Я вчера о нем расспрашивал. Соберите сведения об отравленной манекенщице, о ее приятеле Тони Харланове. И вообще обо всей этой шайке.
- Посмотреть за входом, возле которого тебя нашли?
- Встану - пойдем вместе. А сейчас сходите на квартиру манекенщицы и поищите там кое-что.
- Что именно?
- Там должны быть ключи от квартиры Тоди - Тодора Михнева.
Я показал ему взглядом на дверь, где стояла докторша. Может, мой подчиненный и решился бы задержаться подольше, однако у цербера в белом халате был непреклонный вид. Пришлось Ваклеву ретироваться.
2
За десять лет совместной жизни можно узнать свою жену настолько, чтобы предвидеть ее поступки. Множество случаев убедило меня прислушиваться к советам Лены, но иногда я вспоминаю о них с опозданием. И расплачиваюсь за это.
И вот она снова оказалась права: своим походом к Дашке я словно накликал на себя неприятности. Предчувствия моей жены оправдываются, вероятно, из-за постоянного ее страха за меня. А я-то почему не вижу, что мне угрожает опасность? Лена говорит, потому, что слишком уж заглядываюсь на красивых девушек - так кошу глазом, что вокруг ничего не вижу.
Хоть я и не согласен с подобными обвинениями, ожидал я ее с беспокойством. Более того, пытался себя убедить, будто сам не знаю, отчего я так раскис.
Войдя, она осмотрела мою голову, руки, даже под одеяло заглянула и сделала краткое резюме:
- Ты скоро выйдешь. Доктор Нейкова говорит, у тебя оказалась невероятно крепкая голова.
И после этих слов жена меня поцеловала.
- Я сейчас выйду?
- Может быть, завтра утром. Хотят за тобой понаблюдать еще сутки. Что-то вроде врачебной перестраховки.
Я ожидал упреков, а она меня успокаивала…
- Дети спрашивают, где ты. Я сказала, в командировке. Они и вообще видят тебя не часто, так что поверили. Из командировки ты обычно привозишь им шоколад, я его уже купила, завтра утром приду забирать тебя - возьмешь и сам подаришь.
И все-таки мне казалось, держится она со мной холодно, словно с каким-нибудь надоевшим родственником. В ее тоне я не улавливал беспокойства за мужа, лишь обиду за себя, бедняжку: дескать, ее страдания гораздо сильнее моих.
Я ничего ей не сказал, потому что и вправду чувствовал себя очень виноватым.
Утром, едва возвратившись домой, я бросился к телефону.
- Пожалуйста, оставь телефон в покое! - сказала Лена голосом еще более строгим, чем у докторши.
Я смотрел на нее, изо всех сил изображая недоумение.
- Поиграй с детьми, - продолжала жена, - возьми книгу. А за телефон не хватайся. Никакого напряжения, никаких перегрузок. Хотя бы два-три дня. Это категорическое распоряжение доктора Нейковой.
Может быть, Лене действительно нелегко с таким мужем, как я, но ничего не поделаешь - придется терпеть меня таким, какой есть. Терпел и я - не позвонил никому, поиграл с детьми.
Иглику мы считаем старшей, хотя она родилась всего на несколько минут раньше своей сестры. Более хитрая, предприимчивая, она инициатор всех проказ в доме. В конце учебного года записалась в школьный литературный кружок. Объяснила нам, что учитель литературы - самый молодой и красивый педагог в школе и очень похож на ее любимого актера. Возможно, именно это обстоятельство и заставило ее немедленно обнаружить у себя поэтическое дарование.
Чтобы не отстать от сестры, Божура записалась в кружок рисования. Лена поощряла их увлечения и следила за посещением кружков. Она внушала мне, что надо записать детей во Дворец пионеров, где занятия ведут квалифицированные специалисты. Я пообещал, что узнаю, какие есть для этого возможности, но только пообещал. Может, потому, что не видел никаких талантов у наших близнецов. И, естественно, был подвергнут жесточайшей критике за то, что ничего не предпринимаю для развития собственных детей, тогда как другие мужья чего только не делают ради своих сынков и дочек.
Едва услышав от матери, что мне велено поиграть с ними, близняшки заговорщически переглянулись и, принеся из своей комнаты какие-то газеты, наперебой залепетали:
- Папочка, посмотри! Посмотри, папочка!..
Палец Иглики показывал подпись под двумя четверостишиями: "Иглика Хантова, 10 лет, София". Божура, оттеснив сестру, показала мне свое имя под рисунком.
Бурно выразив радость и изумление, я расцеловал девочек. Я не разбираюсь в рисунках и стихах, но подумал, что если они напечатаны, значит, что-то в них есть.
Лена стояла на пороге, наблюдая. Она ликовала, хотя не издала ни звука. Я не нашелся, что ей сказать, и снова поцеловал дочек.
- Браво! Отлично! Но как попали ваши произведения в газету?
- Не с твоей помощью, - поспешила ответить жена и вышла.
В последние дни Лена не упускала случая напомнить мне, что я безответственный супруг и отец. А после смерти манекенщицы голос ее не просто горчил, но как-то совсем скис. Серьезные бури на нашем семейном корабле.
- В кружок пришел какой-то дядя, журналист, - объяснила Иглика. - Мы ему прочитали свои стихи, он попросил нас переписать их и взял с собой. Из всех только мое напечатали!
- А у тебя?
- Тот же дядечка и к нам приходил.
- Какой дядечка?
- Не знаю. Сказал, чтобы мы его звали дядя Тони, хотя он по возрасту в старшие братья нам годится. Взял несколько рисунков - и только мой напечатал! Папа, правда, он хороший?
- Да.
- А мои стихи - ты ничего о них не сказал.
- Хорошие стихи, доченька.
- Я потом еще четыре штуки написала. Дать почитать?
- Дай. Как выглядит этот дядя Тони? - спросил я Иглику.
- Ну, такой, - начала она объяснять, - красивый, очень красивый! Высокий, как баскетболист. Джинсы у него потерты сильнее, чем дедушкины брюки, да сейчас все парни так ходят. А волосы у него какие, а прическа! Совсем как у… - и девочка назвала любимого своего артиста.
Не было сомнения: это Тони Харланов. Похвально, что он находит и поощряет одаренных детей. Только неужели из всех ребятишек в обоих кружках мои дочки оказались самыми что ни на есть одаренными?.. И почему именно Тони должен был их найти? Неужто до такой степени я слепой, что не разглядел наклонностей собственных детей?
Не упоминая моего имени, Тони описал меня в одном очерке. Представил этаким суперменом. Сейчас получается, что и наследницы мои обладают задатками гениальности.
Накапливаются вопросики, накапливаются…
3
Позвонили у входной двери. Близнецы, как обычно, ринулись посмотреть, кто там. Я остался в гостиной. Услышал голос Елены:
- Так я и думала!
Нетрудно было догадаться, что явился кто-то из моих коллег.
Вошел Саша Ваклев, и мы, обменявшись взглядами, без слов поняли друг друга: он спросил, что это с Леной, а я ему ответил - мол, оставь ее, пройдет.
- Не ходите в холл! Отец занят.
Мы с Ваклевым, переглянувшись, усмехнулись.
- Начальство передало, - сказал мой сотрудник, - что если есть возможность, сходи к нему, а если нет, оно к тебе само явится.
- Ладно, зайду попозже.
- Торопит нас. Сейчас же, говорит, надо заняться этим случаем.
- Почему он так быстро изменил свое мнение?
- После того, как тебя стукнули, работы у нас прибавилось. В Доме моделей о Тоди отзываются очень хорошо. Образцовый служащий. Такую же оценку дают и обеим манекенщицам… Да, Красимиру похоронили в ее родном селе. На квартире у нее нашли два ключа - хозяева сказали, что они не от их дверей.
- Один должен быть от квартиры Тоди.
- Чтобы мне не плутать в тумане, объясни-ка мне кое-что…
- Ладно, - перебил я. - Слушай. Я не запутался ни в какой истории с женщиной. Я собирал грибы. Все брали их из моего лукошка, и когда жарили, я видел, как они это делают! Ручаюсь, ни одного плохого гриба не было. А это значит, что кто-то в этой компании был заинтересован убрать девушку. Тоди, к твоему сведению, был сводником. Он обеспечивал иностранцев девицами. Оплата - в долларах. Краси пыталась выйти из-под его опеки, но если бы это произошло, раскрылись бы кое-какие его делишки. Не исключено, что и журналисту Краси мешала: она рассчитывала выйти за него замуж, меня просила быть посаженым отцом. Есть вероятность, что отравила ее Дашка - как соперницу. Тоди для нее прекрасная партия, и ей не хотелось упускать его. И вот еще что: только Дашка разбирается в грибах, об этом она говорила сама.
- При их беспринципности, при том, как легко они идут на рокировки… - засомневался Саша. - Вряд ли тут ревность.
- А почему бы и нет? Парень вроде с будущим.
- Такие женщины, как Дашка, ищут мужей с настоящим.
Помолчали. Потом мой коллега прямо спросил, не преувеличиваю ли я Дашкину заинтересованность, чтобы уменьшить свою вину в этой истории.
- Возможно, ты и прав, - так же прямо ответил я.
- Как обычно в таких случаях, - сказал он, - родители покойной заведут дело, и все свалится на твою голову. Получается, невольно именно ты стал причиной ее смерти. А если учесть, что она была беременна, представляешь, какие выводы они могут сделать?
- Представляю, - грустно сказал я. - Но хоть ты-то поверь мне, что я не виноват! Ни в чем.
- Я тебе верю, но это не облегчит твоего положения.
- Если веришь, включи меня в работу. Я хочу участвовать в расследовании до самого конца.
- Это само собой. Только вот твое ранение…
- Да ладно, ерунда все это! Послушай, я сомневаюсь, чтобы Тоди стал подливать масла в огонь. Он, верно, понял, что я разгадал его махинации.
- А мы его вызовем. Пусть рассказывает, где он был в тот вечер.
- Еще рано…
- Твой журналист тут выступает. Сегодня уже три человека говорили мне про его статью. Посмотри. - Ваклев бросил на столик газету, которую до того, скатав в трубочку, теребил в руках. - Выходит, ничего себе журналист. Интересные нащупывает вопросы.
- Я прочту, - пообещал я, сложил газету и спрятал ее в карман пиджака.
Мы вышли вместе, Ваклев пошел на работу, а я отправился в "Балкан". Пока ехал в трамвае, читал статью Тони. Действительно, точные наблюдения, умело написано - даже я, не специалист в газетном деле, почувствовал, что Тони не похож на других наших журналистов: у него свой голос, своя песня… Да, скоро вырастет мальчик и взлетит на высокую орбиту, думал я.
4
За тем же столиком и в то же время, где обычно сидела вся компания, пребывал в одиночестве Тоди. Положив ногу на ногу, курил. Похоже, никого не ждал - просто привычно убивал время. Задумавшись, он заметил меня только тогда, когда я остановился рядом.
- А, товарищ Хантов… Присаживайтесь.
В тоне у него не было ни страха, ни удивления. Если даже и удивился, увидев меня живым, то умело это скрыл. Слегка приподнялся, но руки не подал.
- Выпьете чего-нибудь? - спросил Тоди.
- Спасибо, не хочется. Компания редеет…
- Жалко Краси.
Он сказал это голосом человека, который потерял близкого, и потушил сигарету, не докурив ее.
- А где остальные?
- Понятия не имею. Может, уехали на похороны Краси.
- А ты почему не поехал?
- Они были ей ближе.
Этот человек умеет владеть собой. Он не прятал глаз, не смотрел на меня дерзко, не заискивал. И по голосу его, и по выражению лица чувствовалось, что он в трауре. Впрочем, Тоди явно рассчитывал произвести впечатление.
- У меня к тебе вопрос, - сказал я.
- Слушаю.
- Где ты был в понедельник вечером?
Тоди выглядел озадаченным.
- Это допрос?
- Хочу уточнить кое-что.
Сдвинув брови, он сжал губы и сделал вид, будто хочет что-то припомнить. Ответил не сразу.
- Понедельник… Ну да, весь вечер был в ресторане "Балкан" с тремя приятелями. Если хотите, можете спросить официантов. Там меня все знают. А скажите, почему вы задаете мне этот вопрос?
- Скажу, но позднее.
- Как хотите. Может, вам наклепали на меня?
- Думаешь, мы так легковерны?
- Все мы живые люди, товарищ Хантов. Откуда знать, кто что думает!..
Мы распрощались, я вышел.
Тоди не дурак. Видимо, ожидал, что я задам ему этот вопрос, но не в баре, а там, где их обычно задают. Вполне вероятно, что в понедельник он был со своей компанией в баре. Но не является ли это заранее подготовленным алиби?..
5
Позвонив Ваклеву, чтобы он проверил, был ли Тоди в "Балкане", я пошел в редакцию, где работал Тони. С заведующим культотделом этой газеты Гришей Вранчевым мы познакомились года два назад. То и дело я слышал от кого-нибудь, что Гриша рассказывает, будто мы старые приятели, но я не мог бы подтвердить его слов.
Я постучал в дверь и, хоть ответа не услышал, вошел.
Он сидел за своим столом, читал что-то. Перед ним были разбросаны рукописи, вырезки, газеты. Интересно, сколько времени понадобилось бы, чтобы привести все это в порядок? Его внешний вид был так же неаккуратен: поредевшие волосы, похоже, вряд ли когда-нибудь видели расческу, галстук был перекошен, узел не развязывался, видно, годами, рубашка не отличалась чистотой.
Вранчев, не глядя в мою сторону, указал на кресло, но я не спешил садиться. Он дочитал страницу и только тогда поднял голову. Встал и развел руками, словно собираясь меня обнять.
- Привет, пламенный привет народной милиции! Извини, думал, это кто-то из моих коллег. Пожалуйста, садись. Я в твоем распоряжении. Если ты пришел в редакцию - значит, что-то произошло, верно?
- Хотел связаться с Тони, да решил вот сначала к тебе. Ты ведь его начальник.
- Хорошо, что хоть благодаря ему я тебя вижу! А если серьезно, Хантов… С этим молодым человеком определенно что-то стряслось.
- Не слишком ли ты категоричен?
- Нет, уверяю тебя. Тони - юноша воспитанный, исполнительный, прислушивается к советам старших. Он родился журналистом. Может взять интервью у самых недоступных начальников. Выгонят его из одной двери - он в другую, а если нужно, и в окно влезет, но запланированный материал добудет. Несведущему человеку это показалось бы нахальством, но кто понимает - оценит.
Вранчев взял газету со стола и едва не ткнул ею мне в лицо.
- Читал?
Я понял, о чем он, но, верный привычке не спешить открываться, открывая других, только плечами пожал.
- Репортаж Тони Харланова! - торжественно сказал Вранчев. - На самом высоком уровне. Глубокая психология. Тонкий анализ. Бесспорно, достижение! Жалко, что не отдал это нашей газете. Я ему надеру уши. Свои лучшие работы журналист должен печатать у себя в газете, а те, что похуже, предлагать на сторону, верно? Почитай, скажи свое мнение.
Я кивнул.
- Дать тебе газету с собой?
- Мы на работе получаем, просто сегодня я еще не был там.
- В понедельник Тони взял отпуск и поехал на похороны, - сказал Вранчев, вздохнув.
- Уехал рано утром?
- Нет, сидел здесь до восьми вечера.
- У него, наверное, были серьезные отношения с этой девушкой?
- Так, по крайней мере, казалось, но как узнаешь, серьезны ли отношения у современной молодежи?
Грустно улыбнувшись, Вранчев посмотрел на часы, снял трубку, набрал номер.
- Тони здесь? - спросил он. - Нет, не сейчас, пусть через часок мне позвонит.
Положив трубку, довольно мне подмигнул.
- По такому человеку можно проверять часы. А у тебя что нового? Давай-ка, подскажи нам что-нибудь, о чем можно написать.
С Вранчевым можно было говорить и два, и три часа, и он бы не устал. Только не располагал я таким временем, да и рассказать ничего не мог.
- Да подожди, посиди еще.
Я пообещал, что приду в клуб и там уж мы поговорим по душам.