Собачья выставка проходила в здоровенном комплексе, недавно с помпой открытом. Всем хорош был комплекс - и несколько выставочных павильонов, и гостиница для участников, и кафе-рестораны всякие. Фонтан в холле, опять же. Одно было плохо - добираться туда на общественном транспорте неудобно. Потому что те, кто проектируют комплексы, на автобусах не ездят. И не предполагают, что это делает кто-то другой. Поэтому остановок рядом не проектируют. И тротуаров рядом тоже не густо. И вообще, такое ощущение, что все люди, кроме меня, давным-давно перестали ходить пешком. И только я, верная традициям, продолжаю месить ногами осеннюю грязь, которой вокруг полно как раз по причине недавней стройки.
Неужели я так за собственную жадность расплачиваюсь? Вот пожалела денег на такси, теперь бреду от остановки, которая оказалась в двух кварталах от нужного мне адреса.
Добравшись кое-как до заветной двери, я окончательно упала духом.
Выставка собак поражала в первую очередь масштабами. Куда ни глянь, везде были собаки. Самые разные: большие и маленькие, лохматые, так что с трудом можно было угадать, где там морда, и совсем голые, трясущиеся на сквозняке. Некоторые лежали на подстилках, спокойные и ко всему безучастные. Особенно выделялся красавец сенбернар, смотревший на мельтешащих вокруг людей и собак взглядом царя Соломона. Я уважительно обошла его коврик стороной, чтобы не помешать ненароком философскому созерцанию.
Другие собаки, наоборот, вели себя излишне активно, словно пытались урвать от жизни все возможные впечатления. Они беспрестанно тянули любопытные носы к соседям и прохожим, поминутно вскакивали, потом снова садились, беспокойно озираясь.
К моему немалому удивлению, лая почти не было слышно. Мне-то казалось, что при таком скоплении собак, шум должен стоять невероятный. Но нет, все было чинно-благородно, с достоинством и почти олимпийским спокойствием. Как там Таня говорила? "Надо уметь себя показать"? Эту простую мысль выставочные собаки, похоже усваивают буквально с молоком матери. Большинство из них явно работают на публику и очень довольны произведенным эффектом.
Только вот как же мне на этой собачьей ярмарке тщеславия отыскать Таню Ковалеву?
Я заглянула в павильон, на двери которого красовалась табличка "Ринги № 1–6". Там собак и их владельцев было еще больше, чем в фойе. Немного осмотревшись и успокоившись, я заметила, что здесь собаки явно группируются по породам. Подошла к ближайшей мне группе - это оказались, к огромной моей радости, безобидные на вид таксы - и увидела ринг. Самый настоящий, почти как боксерский. Огороженная цветными канатами квадратная площадка. Вот только канаты расположены все же пониже, чем на боксерском, в полуметре от пола. Внутри стояли две женщины, тихонько о чем-то переговариваясь. А за пределами площадки топтались владельцы такс с номерами на рукавах. Все были какие-то напряженные и сосредоточенные, и я постеснялась лезть с расспросами, отошла в сторону.
На мое счастье, Таня позвонила мне на мобильник сама.
- Выходи в фойе, к фонтану, - предложила она. - Я сейчас туда подойду. У меня как раз перерыв на полчаса.
В фойе она схватила меня за руку и потащила куда-то, ловко лавируя между собаками. Беготня в опасной близости от собачьих морд, полных, между прочим, зубов, меня совсем не вдохновляла. Я зажмурилась и решила не сопротивляться. Таня здесь себя чувствует как рыба в воде, вот пусть она меня и ведет. В крайнем случае, вырвет из пасти собаки-людоеда.
Открыла глаза я только когда мы окончательно остановились. То, что дальше мы никуда не пойдем, я поняла, когда услышала Танино удивленное: "Ну что ты стоишь? Заходи".
Заходить мне предлагалось в женский туалет. Таня была уже внутри. По-хозяйски разместив на подоконнике небольшой рюкзачок, она вытащила из него какой-то сверток, а уже из него вытряхнула светлые брюки.
- Ты что, переодеваться будешь?
- Ага. У меня сейчас собака будет черная, надо брюки сменить на контрастные.
- А сразу нельзя было?
Таня уже сняла другие, черные брюки и нимало не стесняясь, натягивала "контрастные".
- Сразу нельзя, - пояснила она мне. - У меня сегодня все собаки светлые, под них и одевалась. Только один шарпей черный, через полчаса ринг начнется.
- Зачем это все? Какая разница, какого цвета на тебе брюки?
- Не скажи. Собачка не должна на фоне ног хендлера теряться. Ее видно должно быть. Тут мелочей не бывает.
Таня переоделась, затолкала черные брюки в рюкзак и предложила:
- Пойдем в кафешку. Тут прямо на выставке есть недорогая. А то я с утра кручусь, а во рту ни крошки. Надо хоть бутерброд какой слопать, что ли.
В кафе я подождала минут пять, давая Тане возможность спокойно съесть пару бутербродов. Но тянуть слишком долго сил не было, и я сразу приступила к делу.
- Тань, ты же с Юрой в последнее время общалась? Наверняка в курсе его семейных дел. Какую бумагу просила подписать его бывшая жена?
Таня пожала плечами и опустила взгляд. Вот по тому, как пристально она начала разглядывать колбасу в своей тарелке, я и поняла, что Таня Ковалева мне врет. Вернее, пытается это делать. Очень неумело и поспешно.
Пришлось повторить вопрос. Потом, забыв уже окончательно про совесть, напомнить ей об ответственности за дачу ложных показаний.
Таня посмотрела на меня и усмехнулась.
Ну да. Какие там ложные показания? Она со мной вообще говорить не хочет.
- Тань, но ты ведь хочешь, чтобы убийцу нашли?
Она кивнула все так же не поднимая взгляда от тарелки. Детский сад какой-то, ей богу!
- Почему ты не хочешь об этом говорить? Ведь знаешь! Знаешь, да?
- Знаю, - она помолчала и выдохнула совсем тихо, - только не хочу об этом рассказывать.
- Почему?
- Как тебе объяснить. Вот Юрка умер, и оказалось, что никто про него ничего хорошего рассказать не может. Или не хочет. Да я все понимаю, у него характер был тяжелый. Но ведь человек умер! Что же они все, как сговорились, только плохое вспоминают? Ведь он не только мне помогал. Скольким он щенков помогал выбрать, скольким хороших собак помог купить. Да просто дрессировщик был от бога. Хорошо обученная собака знаешь как облегчает своему хозяину жизнь. И никто не хочет про это вспоминать. Все только обиды старые вытаскивают, как будто с ним, мертвым, счеты сводят. До сих пор завидуют, что у него такие хорошие собаки были. Когда Райс после смерти хозяина от еды отказывался, мне многие об этом рассказывали с таким злорадством, просто страшно иногда становилось. А что им собака сделала? Ведь его жалко должно быть, правда? А не жалко никому. И Юрку не жалко. Все только гадости про него говорят. А я не хочу. Я про него только хорошее вспоминать буду.
- Значит, про бумагу эту ты не рассказываешь, потому что в этой истории Юра не очень красиво выглядит?
- Ну да, - сказала она неохотно. - Юрка там, конечно, совсем неправ был. Я пыталась его как-то вразумить, но он уперся, и ни в какую. Ладно уж, слушай…
Глава 15
Димыч явился вечером злой, как собака. Хотя, после знакомства с разнообразными кинологами, дрессировщиками, хендлерами и просто любителями животных, я бы поостереглась использовать такие сравнения. Собаки, как оказалось, не обязательно злые. И даже совсем не обязательно. В большинстве своем они очень миролюбивые существа. Это люди делают из них зверей.
Но как бы там ни было, Захаров был нервным, вспыльчивым и недовольным жизнью. Еще и голодным, что делало общение с ним совсем невозможным. Тут только метод сказочной бабы Яги подходит: сначала накормить и напоить, а потом уже расспрашивать.
К расспросам Димыч оказался не готов даже после ужина. Держался рукой за голову, молчал и пил чай с мрачным видом. По всему выходило, что первым он не начнет.
- Ну? - спросила я, устав ждать милостей от природы.
Он сделал вид, что не понимает моего интереса. Отдал мне пустую кружку и пригорюнился еще больше.
Я налила ему еще чая и приступила к расспросам более основательно.
- Не делай вид, что не понимаешь, о чем я спрашиваю.
Он удивленно поднял брови. Этот наш односторонний диалог начинал утомлять.
- Ты с Рыбкиным разговаривал?
- Пропал Рыбкин.
- Как? Что значит пропал?
- То и значит. Нет его нигде. Ни дома, ни на работе. В центре этом дрессировочном он тоже дня три уже не появлялся. Раньше внимания на это особо не обращали, не пришел и не пришел, мало ли. А как пистолет нашли, пришлось вспоминать подробно. И оказалось, что никто замечательного парня Колю не видел уже три дня. И не слышал ничего. И ни с кем он планами не делился. Просто исчез и все. Вместе с собакой, кстати. Вот ведь фанатик - даже в бега один не пустился, собачку прихватил.
- Почему ты думаешь, что он в бега пустился?
- Ну а где же он, по-твоему? - Димыч смотрел на меня с усталым сочувствием, как на безнадежно больную.
- Да нет, погоди. Если он исчез три дня назад, то это не из-за пистолета. Ведь пистолет только вчера нашли, и Рыбкин об этом не знал.
- Может, просто нервы сдали. Ведь не матерый же он убийца, мог запсиховать.
- А почему тогда он пистолет не убрал из центра? Если это его "Марголин", то логично было бы не оставлять его в том месте, где сам бываешь чаще всего. Это же все равно, что дома оружие держать.
- Ну то, что это его пистолет еще доказать надо. Пальцев-то на нем нет, стерты аккуратно.
- Значит, пальцы стер, а пистолет выбросить не догадался. Когда отпечатки протирал, значит, не нервничал, а потом вдруг испугался и сбежал. Не логично.
- Ты просто не хочешь, чтобы убийцей оказался Рыбкин, вот и все. Поэтому и ищешь какие-то логические оправдания. А в жизни такое порой случается, что никакой логики и близко нет.
- Хорошо, пусть в жизни маловато логики. Но объясни мне тогда, зачем прятать пистолет там, где его обязательно скоро найдут да еще и обязательно с тобой свяжут.
- Тут ты права, - согласился Димыч. - Это имеет смысл, если нужно навести на след конкретного человека. В нашем случае Коли Рыбкина. Сам он вряд ли стал бы прятать пистолет в ворохе дресскостюмов. Не идиот же он, в конце концов. Тем более, знает, что костюмы эти ежедневно используются, а значит пистолет найдут очень быстро. Рыбкин это знал. И тот, кто прятал, знал. Он и прятал не для того, чтобы спрятать, а чтобы мы нашли. Единственный, кто приходит на ум - это Сиротин. Если, конечно, не брать во внимание работников центра дрессировки. Того же Давыдова.
Я возмущенно фыркнула, и Димыч поспешил меня успокоить:
- Давыдова мы в расчет брать не будем. У него ни мотива не было, ни возможности застрелить Кузнецова. Давыдов главным судьей соревнований был, все время на виду торчал. К щиту, где фигуранты прятались, он не подходил ни разу, и пистолет достать и выстрелить незаметно тоже не мог. У него алиби стопроцентное, поэтому не пыхти мне тут возмущенно, никто его не подозревает. Главным подозреваемым в этом деле для меня лично является Сиротин. Он и перед соревнованиями вокруг площадки крутился, и после непонятно как в домике центра оказался. Да еще и в той самой комнате, где потом пистолет нашли. Возможно, он его и подбросил, чтобы перевести подозрения на Рыбкина.
- Ну вот! Сам же понимаешь, что Коля не виноват. Убийца - Сиротин, это же ясно.
- Да ни черта не ясно! - Димыч хлопнул по столу ладонью так, что недопитая кружка подпрыгнула и только чудом не пролилась. - Не ясно самое главное - мотив. Пока это только наши домыслы, и никаких доказательств.
- Как это нет доказательств? А пистолет?
- Не подходит. То, что пистолет принадлежит Сиротину еще доказать надо. Он нигде не числится вообще, пальцев на нем нет, изъяли мы его не у Сиротина, а в центре, куда его мог подбросить любой. Ты вспомни, Давыдов сам сказал, что к ним часто забредают посторонние люди. Да любой адвокат, даже самый неопытный, камня на камне от таких доказательств не оставит.
- Но ведь Сиротина видели в Центре дрессировки перед тем, как там пистолет нашли. Свидетель есть.
- Свидетель чего? Что он видел? Как Сиротин пистолет прятал? Нет. Он видел, что тот из комнаты выходил. Зашел, Рыбкина не увидел и вышел. Ничего не трогал, пистолетов не прятал. Просто ошибся дверью. За это у нас не сажают.
- Как же быть?
- Мотив нужен. Если это Сиротин убил Кузнецова, должна быть причина. Он не гопник и не отморозок, чтобы убивать просто так. Он готовился. Тщательно готовился. Все продумал и рассчитал. Чтобы "спрятать" выстрел за звуком выстрела из стартового пистолета, нужно быть хладнокровным и расчетливым. Нужно попасть в доли секунды буквально. Не занервничать и не дернуться в последний момент. Ведь он же стрелял из-за спин зрителей. А если бы кто-то обернулся? Да от одной мысли об этом, руки трястись начинают. А он все сделал аккуратно. Такое на нервах не сотворишь. Нет, он знал, что делает. Он убивать шел. И чтобы это доказать, мне надо понять, зачем ему это было надо. Причина нужна.
- Он ненавидел Кузнецова?
- Или Рыбкина. Такое тоже возможно. Если убийство было задумано не ради убийства, а для того, чтобы посадить Рыбкина. Причем, посадить наверняка, по тяжелой статье.
- А за что ему Колю ненавидеть? Ведь они десять лет не виделись.
- А Кузнецова за что? Они вообще не знакомы. По крайней мере, Кузнецов его не знал. Глупость получается. Возможно, мы просто зациклились на Кузнецове. В том смысле, что думали, что убить хотели именно его. А если Кузнецову просто не повезло? Если Сиротину было все равно, кого убивать, главное потом свалить все на Рыбкина?
- Тогда надо искать причину такой неприязни.
- Вот именно! Об этом надо с Рыбкиным разговаривать, а он пропал. Мы и так кучу времени потеряли, отрабатывая связи Кузнецова. А его не за что было убивать.
Я сидела, совершенно сбитая с толку. Так привычно было думать, что убили Юру из-за каких-то старых обид, из-за денег. Даже вариант с местью кого-то, пострадавшего от неуправляемых собак, не казался совсем уж фантастическим. Но осознать, что убили его просто потому, что один человек хотел свести счеты с другим, было трудно. Практически невозможно. Ведь в этом случае терялась ценность человеческой жизни как таковой. Был ли Юрий Кузнецов плохим человеком или хорошим, не имело никакого значения. Он был просто пешкой в чьей-то страшной игре. И им, как пешкой, просто пожертвовали ради своих планов. И никому его не жалко, кроме родителей и Тани Ковалевой, которая даже говорить о нем плохо не хочет, чтобы не сливаться с общим хором.
Таня Ковалева, девушка с внешностью подростка, одна-единственная решила противостоять общему мнению. Она единственная была Юре Кузнецову другом. И осталась им после его смерти. Пусть даже своими представлениями о дружбе, она немного искажала общую правдивую картину, ее нельзя за это осуждать.
К тому же, в конце концов она все рассказала.
Вот только никакой ценности эта информация не представляет. Просто еще одно напоминание о Юриной детской психотравме и ее последствиях. Даже и рассказывать сейчас об этом Димычу не стоит.
* * *
В тот самый день…
Погода стояла - как по заказу. В прозрачном воздухе листья на березах казались не просто желтыми, а золотыми. И тишина до звона в ушах, и скупое осеннее солнце теплой ладошкой по щеке. Все это успокаивало и даже как-то умиротворяло. Как будто не убивать шел, а хорошее дело делать.
А может, так оно и есть? Это ведь, как посмотреть. Для кого-то это убийство, а для кого-то - единственный выход.
Он потолкался немного среди зрителей, обошел вокруг площадки, еще раз примериваясь, и убедился, что место, выбранное накануне, самое удачное.
Потом пошел прогуляться в лес, чтобы успокоиться окончательно и глаза возможным свидетелям лишний раз не мозолить.
Щит рекламный поставили на то же место, что и на тренировках. Видно, чтобы собак с толку не сбивать. Вот спасибо вам, братья-дрессировщики за такую заботу! Он ведь тоже место заранее выбрал. И все утро боялся, что если щит переставят, придется быстро искать новую позицию, выбирать, оценивать, корректировать. А тут можно сказать, на все готовое пришел.
Осталось только второго этапа дождаться.
Объект вышел на площадку не с самого начала. Опять повезло - было время приноровиться к интервалам между выстрелами. Он даже шептал потихоньку, стоя за спинами возбужденных борьбой на площадке зрителей. "Раз-два-три-четыре-пошел-пять-шесть-бабах!". И снова: "Раз-два-три-четыре…".
Скоро поймал себя на мысли, что все это ему уже надоело до чертиков. Хочется, чтобы поскорее вышел объект. Сделать свое дело, скинуть ствол, благо кустов вокруг полно, и уходить на остановку. Главное, дыхание выровнять и подумать о чем-то постороннем. А если он до остановки дойдет без проблем, тогда вообще можно расслабиться. Там народу полно, и одет он как все. Джинсы да куртка старая кожаная.
Объект появился - и снова радость неожиданная. Шлем надевать не стал, пижон. Он-то уже примеривался, чтобы в шею стрелять, между шлемом и воротником, а тут такая удача.
Совсем легко на душе стало. И всякие там мысли про то, что убийство грех, и тому подобное, как-то сразу ушли. Спокойно стало. Даже радостно, будто звенит все внутри. И солнышко светит, надежду дарит. Может, все еще изменится, по-другому повернется? Бывают же в жизни чудеса.
Вот так, размечтавшись, он пристроился за спиной толстухи в ярко-красной куртке, ствол вытащил без лишней суеты. Тот в руку лег привычно, словно и не было многолетнего перерыва. И ощущения те же, что раньше на соревнованиях - внешне спокоен, а внутри потихоньку так екает: "Смогу - не смогу?".
Смог.
Прицельную планку с мушкой совместил, цель нашел, выдохнул, задержал дыхание…
А вдруг все изменится?
И только когда объект дернулся еле заметно и обмяк в этом своем панцирном костюме, он понял вдруг, что ничего теперь не изменится.
Вот теперь точно, никакой надежды. Потому что надежду свою он сам только что с линией прицела совместил и плавно на спусковой крючок нажал.
И даже будто солнце погасло. Не стало ничего: ни радости звенящей, ни золота листьев под ногами, ни теплых ладошек на щеке.
И впереди только слякоть, тоска и безнадега. Все как всегда.
Как до остановки добрел, он совсем не помнил. Спохватился уже почти у самой дороги, что пистолет так и не выбросил. Хорошо хоть ума хватило сразу под куртку его сунуть.
Идиот! Какой же он идиот, что согласился.
Со стороны площадки вдруг донесся протяжный собачий вой.
Сначала подумал, что показалось. А потом вой повторился, но уже громче и страшнее. Тоскливый, многоголосный.
И солнце потухло для него окончательно.
Только слякоть и безнадега.