– У Атарбекова был один недостаток – он страдал туберкулёзом, а эти люди, известное дело, по старинке лечатся сырым собачьим мясом. Вот и ему отлавливали собак на Кавказе, молва до нашего города долетела. И не забывайте, Михаил Александрович, в Астрахани голод свирепствовал, и порой страдающие от нехватки пищи доходили до крайности. Мне мать рассказывала, что собак действительно в городе не было видно, а на низах спасались чилимом, рыбу и зерно отправляли в Питер и Москву.
– Юрий Михайлович, дорогой, просто удивляюсь вашей осведомлённости.
– Про Георгия Александровича Атарбекова, а правильнее – Атарбекяна я и раньше читал, – пожал плечами капитан. – В институте ещё учился, увлёкся историей секретных служб, мечтал сам работать в разведке, молодой был, чего в голову не взбредёт!
– Жалеете?
– Выветрила жизнь.
– Так, значит?
– Знакомая работает в архиве, если её хорошо попросить, она такую лекцию закатить может!..
– Не знал я о ваших увлечениях.
– Совпало.
– Случай – форма закономерности. Однако?..
– Кирову просто необходим был такой человек, как Атарбеков, и тот, лишь прибыв, сразу разогнал руководство прежнего чека. Участь Грасиса была предрешена. Его обвинили во многих грехах и отправили к Дзержинскому для проведения специального расследования. Дальнейшая его судьба неизвестна, а бывшего командующего армией расстреляли. И вот, когда Атарбеков начал формировать особый отдел, объединив спецов бывшего чека и остатки штаба 11-й Красной армии, в кабинете Кирова появился Викентий Игнатьевич Дзикановский. Он выложил карты – у него в руках нити нового заговора уцелевших контрреволюционеров, чиновников царских служб и духовенства – классическая схема. Во главе, как и положено, молодец по фамилии Нирод, граф. Крепок, энергичен, жаждет славы Бонапарта, правда, завяз в долгах, так как многим проигрался в карты, повеса и пьяница, но это сопутствующий, так сказать, признак всей разложившейся мрази. Киров переадресовал бывшего агента Атарбекову. Тот, услышав о заговоре, принял решение о пополнении штата редкой находкой, и скоро его надежды оправдались: в марте был ликвидирован большой мятеж и расстреляно более ста человек, а в июле разоблачена ещё одна банда под названием "цианистый калий", о чём Атарбеков лично рапортовал партийному активу. За три месяца, которые провёл Атарбеков в городе, Астрахань была почти полностью очищена им от заговорщиков, при этом около трехсот человек расстреляны. Неоценимую заслугу в разоблачении оказал уже известный Викентий Игнатьевич. Правда, за все свои подвиги он был награждён Атарбековым весьма странным, а я бы добавил, страшным агентурным именем.
– Интересно?
– Атарбеков, хотя и сам был не ангел, дал ему нелегальную кличку Каин.
– Первый убийца на земле.
– Если бы он был первым…
– И ему, как и библейскому герою, тоже не посчастливилось?
– Вскружили голову успехи, но это было только на первых порах. После того как по вызову Дзержинского Киров отправил Атарбекова в Москву, Дзикановский новым руководством особо не ценился, а вскоре его совсем запрятали в такое место, где, кроме неприятностей да насмешек, удачи и успеха не сыскать. Глеб Бокий, бывший полпред ВЧК в Туркестане, возглавив сверхсекретный отдел ВЧК, распорядился об организации подобных подразделений на местах. Отдел в городе не создали, но все полномочия достались Дзикановскому. Его обязанностями и родом занятий, как и положено, никто не интересовался, знали, что занимался тот вроде врачами, церковнослужителями, местными гадалками, магов гонял из сомнительных заведений, было их множество, особенно во времена НЭПа развелось. Одним словом, как и его высокое начальство в столице, выискивал нечистую силу, однако не только карал их, но и мирно содружествовал.
– Шутить изволите? – покоробило Лудонина, он недовольно хмыкнул, косо смерив капитана недобрым взглядом.
– А вы нигде не читали об этом?
– Меня как-то другие вопросы интересуют. Я, знаете ли, Юрий Михайлович, привык, прежде всего, своим делом заниматься. И вам бы советовал.
– Я извиняюсь, Михаил Александрович, – Донсков сам чувствовал себя не в своей тарелке и даже привстал, – но всё, что пришлось узнать, имеет прямое и непосредственное отношение к нашей теме. Где-то я читал у этого, Уильяма Шекспира, кажется: "Я правду расскажу тебе такую, страшнее всякой лжи". Спецотдел ЧК, которым руководил Бокий, пользовался особой автономией, Глеб Бокий считался проверенным большевиком, он был членом коллегии ВЧК, сообщал информацию и адресовал её непосредственно в политбюро, в ЧК, в правительство самостоятельно, а не через руководство ведомства, при котором отдел находился. Официально это считалось криптографической службой, и на первых порах создавалась она для сохранения тайны при передаче оперативных сообщений; в то время государство и армия не имели надёжной системы шифров.
– А как же всё остальное? – Лудонин неопределённо поводил рукой в воздухе.
– Что?
– Ну это?.. Мистика? Нечистая сила?
– Уже в конце двадцать четвёртого года у Бокия при отделе значился известный учёный-мистик. Был он парапсихологом и разрабатывал методику выявления лиц, склонных к криптографической работе и расшифровке кодов. Он же обследовал всевозможных знахарей, шаманов, медиумов, гипнотизёров и прочих людей, утверждавших, что они вовсю общаются с призраками. В Москве для этих целей Бокием была создана глубоко засекреченная "чёрная комната", где взаправду организовывались тайные встречи с представителями потустороннего мира.
Лудонин пробовал сохранить на лице серьёзное выражение, но у него не получалось. В конце концов он прыснул от смеха:
– Вы меня развеселили, Юрий Михайлович. Надо признаться, последнее время я забыл про это. И на том, как говорится, спасибо. Однако…
– Вы всё же дослушайте, Михаил Александрович. Мне как раз не до шуток, хотя я вас понимаю, выглядит всё это сейчас неубедительно.
– Да уж!
– Однако надеюсь, вы слышали, чем занимался Вольф Мессинг у Сталина?
– Отчасти.
– Когда убили Кирова, Сталин поручил привлечь к работе по установлению всех виновных известного медиума из Питера.
– Охотников потрепаться языком знаете сколько у нас?
– Хорошо, я не стану вдаваться в подробности. Собственно, теперь это уже не имеет такого большого значения. Бокий увлёкся своими экспериментами в общении с нечистой силой, организовал в недрах ОГПУ кружок по изучению древней науки. Туда вошли ведущие сотрудники отдела.
– Древняя наука?
– Я догадываюсь, её пропагандировал в кружке тот самый парапсихолог-мистик. Теория заключалась в том, что в доисторические времена якобы существовало высокоразвитое культурное общество, погибшее в результате геологического катаклизма.
– Опять этот вымысел насчёт Атлантиды!
– Похоже. Отличие в том, что общество якобы было коммунистическим и находилось на более высокой стадии развития, чем наше. Остатки существуют и поныне, представители этого общества будто бы обитают в неприступных горных районах, расположенных на стыках Индии, Тибета, Кашкара и Афганистана.
– Это их Рерих искал?
– И не только он. До сих пор сторонники той теории существуют и пытаются организовать новые экспедиции.
– Заморочил ты мне голову, Юрий Михайлович. Всё это, наверное, интересно школьникам в начальных классах… К нашим проблемам какое это имеет отношение? Ну, занимался Дзикановский врачами, церковнослужителями, шалопаями разными…
– А реликвия пропавшая?
– Что?
– Крест, по рассказам очевидцев, обладавший чудодейственными свойствами! Он же пропал как раз в девятнадцатом году! Его видели на груди архиепископа Митрофана, который был расстрелян как один из активных участников и организаторов банды "цианистый калий". Эту банду заговорщиков и помог разоблачить наш знакомый Викентий Игнатьевич Дзикановский.
– Погоди, погоди! – в глазах Лудонина мелькнул интерес.
– Дзикановский и после ведал вопросами церковнослужителей, он курировал работу по исполнению декрета об отделении церкви от государства, когда привлекались к ответственности священники за отказ передавать церковное имущество.
– Это ещё ни о чём не свидетельствует.
– Однако Дзикановский этим занимался. И к этому делу – пропаже креста – он руку приложил. После ареста и расстрела реликвия почти нигде не появлялась. Безусловно, её должны были снять с мёртвого тела или изъять до приведения приговора в исполнение, но прокуратуре области официально дали справку, что креста с арестованного не изымалось и сведений о его нахождении в учреждении не имеется.
– Вот тебе и финита ля комедия.
– Дзикановский не мог не знать о кресте и его удивительных свойствах.
– Ну, дорогой мой, это желаемые домыслы.
– При обыске мы нашли на квартире его сына странный журнальчик того времени со статьями о различных церковных вещичках, обладавших необычными свойствами. Упоминается и крест патриарха Руси Тихона, а ведь как раз Тихон его и подарил архиепископу Митрофану, когда тот уезжал в Астрахань из Москвы. Была изъята ещё кипа разного рода оккультной литературы.
– Журнал, конечно, и подлил масла в костёр ваших заблуждений, Юрий Михайлович, – забарабанил Лудонин пальцами по столу. – Я, признаться, не услышал существенных доказательств или признаков, свидетельствующих о причастности Дзикановского ко всем известным нам убийствам. Тем более к убийству его сына. Кстати, как с розыском Князева, Жучкова и Прыщевского?
– Работаем.
– Вот так, – покачал головой полковник. – А на этом участке желательны бы результаты. Город надёжно закрыли?
– Всё необходимое сделано, – покривился Донсков. – Эта братва села на дно. Имеется у них где-то схрон. Трёх мужиков спрятать!..
– По родственникам отработали?
– Все одиноки. Судимы – клейма негде ставить. Князь – он же Князев Матвей Спиридонович, главарь, привлекался с малолетства, беспризорничал, в бандах разных значился, сам, повзрослев, банды создавал, но после пятидесяти лет как отрезало: появился на городском кладбище и затих. Имелась у нас информация, что сбрасывают ему воры и грабители антиквариат, церковную утварь, иконы ценные. Однако ни разу не удавалось прихватить его с поличным. Участковый твердит, что повлияла на Князева профессия, он главным могильщиком значится на погосте.
– Погост – это в деревне, за околицей, – будто про себя, раздумывая о чём-то своём, сказал тихо Лудонин.
– Одно и то же. Все там будем, – совсем некстати буркнул автоматически Донсков и понуро махнул рукой.
– А Дзикановский-отец был знаком с Семиножкиным? – вдруг будто проснувшись, встрепенулся полковник.
– Вот, – назидательно подметил капитан, – а вы мне не дали договорить. Сын давно общался с коллекционером. Кстати, всё время занимавшимся поиском этого креста. И конечно, об этом не мог не знать папаша.
– Тогда в ваших рассуждениях мало логики.
– Как?
– Если вы подозреваете отца в том, что тот, работая в ЧК, ещё в девятнадцатом году незаконно завладел этой реликвией, то зачем ему с сыном травить Семиножкина?
– Так это если завладел! А если ему не удалось? Мы с Семёновым исходим из того, что Семиножкин или знал, где хранится крест, или сам им владел. Такая же известная личность и многожитель – Дзикановский Викентий Игнатьевич. Семиножкин, приметив сынка, прикинувшегося поэтом и литератором, увлёкшегося для вида его легкомысленной женой, быстро его раскусил. А когда пронюхал и про профессию отца, а возможно и знал ранее, намеренно сблизился с Аркадием Викентьевичем. Жене он не доверял – соседка, известная нам Матрёна Никитична Бокова, за полчаса, что я был в квартире, все уши прожужжала секретами вдовушкиного адюльтера. Чудесную реликвию коллекционер по-видимому хранил в том сейфе за картиной. Раскусив врагов и почуяв угрозу, Семиножкин пошёл на хитрость и сделал проверочный ход: он написал заявление в областную прокуратуру, будто пропавший крест представляет государственную значимость. Попросил принять меры по розыску, для убедительности приложил список лиц, якобы видевших, слышавших, в общем, имевших к реликвии некоторое отношение. Федонин провёл почерковедческую экспертизу: оказалось, список составил сам коллекционер, а ведь он уверял, что бумага ему досталась от какого-то умершего антиквара.
– Зачем это сделано?
– Я могу это объяснить всё той же уловкой Семиножкина – выяснить, какой силы угроза нависла над его головой, кто представляет для него реальную опасность? Официальным заявлением он также убеждал врагов, что никакой реликвии у него самого не имеется. И дожидался обратной реакции.
– По вашей версии покойник сам накликал беду?
– Невольно. Его расчёт не сработал. Аркадий Викентьевич к тому времени, видимо, заприметил тайник за картиной и дожидался момента. Вскрыл он его довольно искусно, не понадобилось много времени, а мои специалисты из кримотдела ахали – замки у сейфа самые что ни на есть современные.
– Если ваша версия верна, как раз вспоминается, что отец Аркадия Викентьевича занимался в ЧК этими делами.
– Сходится у нас не всё, – покривился Донсков. – Пока не понятно, почему сынок, усыпив вдову, вскрыв сейф и прихватив содержимое, миновал квартиру отца и понёсся на кладбище, ища убежище у уголовников.
– Обуяла жадность. Вы столько чудес приписали тому церковному реликту! Архиерейскому кресту! Глаза разгорелись.
– Непонятно пока, – продолжил Донсков, недоумевая, – что связывает в общем-то интеллигентного человека, которым представлялся Аркадий Викентьевич, и кладбищенских могильщиков? Вроде и повидал я уже немало, а сомнения гложут.
– Сомнения, это полезно. Версия ваша имеет право жить. Я только одного не пойму, почему вы противитесь совещанию.
– Мои предположения и отчёт о проделанной работе вы так и так доложите генералу, товарищ полковник. А нас бы денёк-другой не трясли, возьмём мы Князева и его корешей. Содержимое сейфа найдём у них – это результат. Тогда, как говорится, пусть снимает головы генерал.
– Тогда вам ордена вешать, – хмыкнул Лудонин. – Хорошо, я переговорю с Евгением Александровичем, а вы занимайтесь.
– Можно идти? – вытянулся капитан.
– Конечно. Хотя минутку. Вы так и не досказали мне о причинах увольнения Дзикановского-отца. Тогда так просто из этой службы раньше положенного не уходили.
– Бокия арестовали в тридцать седьмом году, его парапсихолога и весь их кружок умников объявили врагами народа и расстреляли. Естественно, ликвидирован был сверхсекретный отдел, распущены соответствующие службы на местах по всей стране. Остался без работы и Викентий Игнатьевич. Его не судили, помогли с устройством на работу, кстати, он химик, знаменитый институт окончил в Петербурге, в котором, между прочим, до него учился и Глеб Бокий.
– Подумать только, земля-то круглая! А в чём же их обвинили? Раз уж вы постарались собрать такую богатую информацию, то, вероятно, поинтересовались и этим?
– Созданную Бокием тайную организацию обвинили в шпионаже и попытке заставить советское руководство проводить угодную Западу политику. Вот так. Не больше, не меньше. Путём, так сказать, психологического воздействия.
– Однако!..
– Это ещё не всё. Парапсихолог якобы признался следователю и суду, что их нелегальная организация пропагандировала мистику, направленную против учения Маркса – Ленина – Сталина.
– Ну да… – потёр лоб Лудонин. – Конечно… А что же ещё могли сообразить…
Его раздумья прервал телефон. Подняв трубку, послушав, он передал её капитану:
– Вас. Прокурор следственного отдела Ковшов спрашивает.
Донсков, извинившись, взял телефон.
– Пожар? Мы же встречаемся вечером?
– Ты бы приехал сюда, – Ковшов назвал адрес.
– Это же!.. – задохнулся Донсков. – Что ты там забыл?
– На месте объясню. Только срочно.
Глава III
– Ты как сюда проник? Я охрану снял, дверь опечатал, телефон и тот на прослушку перевёл!.. – капитан Донсков влетел в квартиру и с порога набросился на меня. – Что понадобилось?
– Тише ты. Не ори, – погасил я его пыл и – палец к губам.
Это подействовало.
– Пройди-ка сюда, – я повёл его в комнату рядом.
На койке возлежал старший следователь Федонин. Донсков прямо остолбенел, лишившись дара речи. Я не мешал ему приходить в себя и созерцать бледное беспомощное лицо старого лиса, в смятении отвернувшегося к стенке и тяжко сопящего.
– Ничего не пойму, – наконец ожил Донсков. – Павел Никифорович, что за концерт?
Но Федонин молчал и только сильнее заморгал понурыми глазами.
– "Скорую" только что спровадил. Отравление неизвестным веществом. Подыматься до вечера нельзя.
Федонин при этих словах дёрнулся и зашевелился, пытаясь приподняться.
– Лежите, лежите, – твёрдо остановил я его и рукой грудь прижал. – До вечера доктор категорически запретил вставать.
Федонин опять дёрнулся.
– А что с языком-то? – вылупил на меня глаза Донсков. – Он и говорить не может!
– Может, но лучше не пробовать. И вообще! Яд какой-то неизвестный. Врач не даёт гарантий, что этим всё кончится, может, ещё себя проявит.
– Откуда яду здесь быть? Мои ребятки полный шмон устроили, я тоже глядел…
– Значит… плохо… глядел… – выговорил Федонин, слова он произносил, словно резину языком растягивал.
– Вон, глянь! – ткнул я на необычной формы миниатюрный пузырёк, какие дамочки хранят в своих сумочках.
Донсков бросился к столу, словно кот на мышь.
– Осторожно! – заорал я. – А то придётся и тебе неотложку вызывать.
Капитан замер над пузырьком, не сводя злющих глаз, помахал рукой вокруг шляпки флакона, втянул в себя воздух:
– Ничего не чую.
– Я и открыл… не понял ничего… – пробормотал с кровати Федонин. – А потом очнулся почти через час.
– Так, может быть, это не яд? – оживился Донсков. – Какое-нибудь психотропное вещество, парализующее мозг?
– Хрен редьки не слаще, – остерёг его я. – Ты всё же в руки флакон не бери.
– Да там и не видать ничего. На донышке если есть, то несколько капель, – водил он носом возле пузырька.
– Как видишь, хватило Павлу Никифоровичу, а он ведь не брызгался.
– Какой там… – поморщился старый лис. – Я его… только… из-за необычной формы… приметил. Бутылок-то здесь… уйма, а этот флакон… как гриб… среди снега… Мне в глаза и врезался…
– Вот он вам и врезал, – буркнул я с досады.
– Только… один… раз… и нюхнул.
На старого лиса больно было смотреть, но мы с Донсковым, услышав эту фразу, вытаращили глаза друг на друга и едва удержались от смеха. Вот уже действительно: и смех и грех! Трагикомичной выглядела ситуация, в центре которой мучившийся от собственной оплошности страдал совсем застеснявшийся наш идол. Опасность, конечно, прошла, теперь больше всего его убивала оказия, в которой он оказался, и это его: "Нюхнул один раз!.."
– Экспертизу мои проведут? – справившись с неуместным желанием, поспешил спросить Донсков.
– Нет. Слишком велика ценность находки, – покачал я головой. – Югорову отправлю.
– Не этот ли флакончик Аркадий Викентьевич вдове Семиножкина нюхать подносил? Потом та в постели мучилась?
– Всё может быть. Попросим Владимира Константиновича, чтобы помараковал над ним с особым вниманием. Эксперт теперь наша надежда и опора.