"И как это пить? - думал он, сбегая по ступенькам. Втравила меня в историю Елизавет Петровна! Обещала, что все пройдет как по маслу. Она, мол, поможет, прикроет. А Воронов все равно догадался".
От коллекционного вина он на самом деле был также далек, как Плутон от Солнца. Последняя планета, где могла бы зародиться жизнь, то бишь интерес к французским винам. Во-первых, он пил редко, поддерживал форму, а во-вторых, если и пил, то пил водку. В уголовном розыске, где он когда-то работал, других напитков и не признавали. В крайнем случае, коньячок.
Задание миллионерши поначалу показалось легким. Поехать вместе с ней на вечеринку под видом начинающего коллекционера и оградить от опасности. Где именно опасность, Елизавет Петровна не сказала. Лишь загадочно бросила:
- Может быть, и обойдется.
Не обошлось. Вчера вечером он прокололся на дегустации, сегодня ляпнул про мушкетеров, комментируя бургундское. Воронов тут же зажал его в угол и перевербовал. А если и остальные догадаются? Таранов с Сивко не дураки. Федор Иванович так и сверлит взглядом. Краткие курсы этикета помогли лишь наполовину. Пользоваться ножом и вилкой родители-интеллигенты с младых ногтей научили, в бокалах и столовых приборах кое-как разобрался. Теперь надо вспомнить, чем есть устрицы и что такое шабли? Вдруг его, как и божоле, пьют еще "тепленьким"? Не ляпнуть бы чего. Вчера Елизавет Петровна подсказала, но сегодня она уже не союзник. Скорее враг. Догадалась, где прячется девчонка, и собирается учинить допрос. Намек непрозрачный: "Я бы выбрала спальню молодого красивого мужчины". Б-р-р…
Шабли. "Район Шабли - родина самых известных в мире белых вин…" Стоп! Это здорово, что у него отличная память! Мысленно открываем страничку и читаем. Настоящее шабли на вкус сухое, жесткое, твердое. Твердое, это как? Хорошо им там, во Франции, у них тепло. Вот они и пьют кислятину. Им этого хватает. Но попробуй ты в двадцатиградусный мороз согреться вот таким, сухим и жестким! Крепостью в десять градусов! Стоимостью тысячи в полторы-две кровных отечественных рубликов! И это еще не лучшее вино, и не самое дорогое. Это, господа, болезнь. Называется "беситься с жиру".
Воронов - маньяк. Зачем у него в подвале бочки? Никогда ему, бывшему оперу, этого не понять. Как и большинству русских не понять, зачем надо тратить такие деньги на вино? Что в этом хорошего? И, собственно, за что столько платить? Виноградников у них, во Франции, завались. Говорят, они его даже выливают, вино. Чтобы цены держать. Вино - это миф. Самое ценное во всех этих бутылках - легенда. И цена тоже легендарная. Не стоит оно того, нет, не стоит.
Итак, шабли. Стоп! Сосредоточиться. А то опять пойдут в ход мушкетеры и Воронов с усмешечкой спросит: "Вы поклонник творчества Дюма, Михаил Андреевич?" А они, то есть мушкетеры, вовсе не то пили. Давай, вспоминай! Сивко… Где-то ты его видел. Вспоминай… Лучшие вина шабли желательно выдержать от трех до восьми лет, тогда они полностью смогут раскрыться. Остальные, то есть второсортные, хотя бы полгода, а лучше от года до трех. Какая ж это статья? От года до трех. Смотри, не ляпни, Михаил Андреевич. Что-нибудь из УК. Тогда конец тебе. Ментов они не любят.
Но чего ж так дорого? Перед отъездом он ради интереса забежал в супермаркет, глянул на цены. Эти бутылки стояли на самой верхней полке, видимо, покупательского ажиотажа на дорогое вино не наблюдается. Ходовой товар стоит на уровне глаз или на уровне груди, чтобы не напрягаться, руку не тянуть, глазами по полкам не шарить. Значит, дорогое вино - товар не ходовой. Даже тот, кто не скупится для праздничного стола, берет ром, текилу, виски и прочую экзотику. В общем, литро-градусы. Если шабли стоит больше тысячи рублей за бутылку, см. год урожая. Вычесть из года текущего и см. разницу. Сколько выдерживали это вино? Чем дольше, тем оно дороже. А также см. категорию. Grand Cry - высшая категория. Но это запредельные цены. Premier Cry попроще, но все равно дорого. Остальное вино - это просто шабли. "Крю" - это, кажется, виноградник, если слово есть на этикетке, это хорошо. Если нет, не смертельно, но и не престижно. Внимательно читай этикетку, в том числе и мелкие буковки. Елизавет Петровна так говорила. Это он запомнил. Пакетированное вино у них вообще не котируется. Он честно заучил все, что она распечатала. И мелкие буковки. Но все равно ж прокололся! Подробности надо бы у Воронова спросить.
Шабли - название города. Суровые климатические условия. Гм-м… Что они имеют в виду под словом "суровые"? Плюс пять градусов зимой? "Всего" пять? Легкий ветерок летом? Виноград поэтому не сладкий? Кислятина, в общем, из него получается. А ключевое слово - "уникальный". Если веками лепить его к тому, что и гроша ломаного не стоит, а на вкус паршиво, можно добиться желаемого результата и заработать кучу денег. Главное, это терпение и постоянство. Нет, не понять ему этого. Не понять…
- О чем задумался, Мишель?
Елизавет Петровна ждет его у входа в парадную залу, обед накрыт там.
- О вине.
- Мне надо с тобой поговорить. - Ее пальцы впиваются в руку, чуть повыше локтя. Больно.
- Да, конечно.
- После обеда.
- Как скажете.
Они торжественно усаживаются за стол. Зигмунд открывает вино, торжественно разливает его по бокалам, потом предлагает закуски. Здесь главное - делать то же, что и все. Они берут, и ты бери, они лимончик, и ты лимончик. Нет, никогда тебе этого не понять, Миша. Буржуйской еды и буржуйского снобизма. Напротив сидит невозмутимый Федор Иванович Сивко и одну за другой глотает устрицы. Как лягушки проскакивают, разве что не квакают. Ага! Судя по выражению лица, ему это тоже не нравится! Ну, нет в его глазах стального цвета неизъяснимого блаженства от приема пищи! Тогда зачем он это делает? Ляпни водки и огурцом соленым закуси. Стоп! Уже близко. Где-то ты его видел. Или слышал. Что-то знакомое. С бокалом шабли в руке и перед блюдом с устрицами Федор Иванович неузнаваем. А вот если приложить к нему соленый огурчик…
- Как устрицы, Мишель?
- А? Что?
- Как устрицы?
- Как устрицы, - бормочет он и, стараясь не морщиться, запихивает в рот что-то склизкое, пахнущее рыбой. Терпение, мой друг, терпение. Не гурманы мы, нет, не гурманы. Но улыбайся! Изображай удовольствие!
- Отличное вино! - восклицает Иван Таранов. - Право слово, отличное!
- Других я и не держу, - сухо замечает хозяин. И Зигмунду: - Подавай суп.
Тот исчезает.
- Эстер Жановна неплохо готовит, - нарушает молчание Елизавет Петровна.
- Я бы сказал, замечательно, - подхватывает Сивко. - Где ты ее откопал?
- Я же уже сказал: они эмигранты. - Воронов терпелив. Медленно ест, медленно говорит. - Я помог им получить гражданство. Раньше они жили в Молдавии, при большом винограднике. Зигмунд - знатный винодел, его жена - специалист по купажированию вин. О своем винограднике Зигмунд может говорить часами. О том, как в советское время боролся с обработкой лозы химикатами, за чистоту вина й против добавления в него двуокиси серы. Это, мол, вредно для здоровья. Зигмунд - фанатик экологической чистоты благородного напитка. Но с ним никто не соглашался. Обработка пестицидами повышает урожайность, а добавление в вино двуокиси серы - срок хранения. Экономическая выгода против фанатизма истинного ценителя. Как вы думаете, господа, кто победил?
- Я за экономическую выгоду! - рассмеялся Таранов. - Я ж бизнесмен!
- Однако пьешь лишь то вино, в котором уверен, - заметила Елизавет Петровна. - Не молдавское, а французское! Жить хочешь долго.
- Кто ж не хочет? Да, я эгоист. Могу себе позволить. С деньгами можно все, и при любой власти.
- То-то твои заводы так дымят, - пробурчал Сивко. - Сам весь в белом, а пашут негры.
- Ну, поучи меня жизни, - добродушно сказал Таранов и сделал внушительный глоток вина, после чего промокнул салфеткой сочные, плотоядные губы.
Появился Зигмунде супницей. Открыл крышку, и сидящие за столом невольно принюхались. Ароматный парок, клубившийся над супницей, был на "ах!".
- Суп с раковыми шейками, господа, - объявил Зигмунд.
Господа переглянулись и кивнули:
- Знатно, - сказал за всех Таранов.
Разлив суп, Зигмунд исчез, и разговор продолжился.
- Ну, а что она? - спросила Елизавет Петровна. - Его жена?
- Эстер Жановна всю жизнь занималась энологией. Наукой производства вина.
- Это серьезно, - кивнул Таранов.
- Отличный специалист. - Воронов поднял свой бокал и сделал глоток. - Кандидатскую защитила. У нее французские корни. Эстер Жановна из дворян. Ее предки жили в Санкт-Петербурге, но потом прадед увлекся виноделием и переехал в Молдавию. Хотел создать достойное вино, не хуже французских, выйти с ним на мировой рынок. Революция помешала. Она училась у деда, потом у матери, которая тоже занималась энологией. Купажирование - наука тонкая. Ведь в каждой емкости из одного и того же сусла рождается вино разного вкуса и аромата. Важно правильно выбрать момент: в каких пропорциях смешивать и когда разливать. Поторопишься - вино не раскроется. Передержишь - потеряет свежесть. Я могу разговаривать с ними часами, с Зигмундом и ЭстерЖа-новной. И хотя он большой знаток вин и тоже специалист в своем деле, она все равно главная. Это элита виноделия. Если бы вы знали, господа, как Зигмунд уважает свою жену! И слушается ее беспрекословно.
- А дети у них есть?
- В том-то и дело. Один ребенок. Эстер Жановна мечтает дать ему достойное образование. Если бы вы знали, какая трагедия случилась с ними во времена сухого закона! Они не могут говорить об этом без слез. Виноградники ведь вырубали. И все пошло на спад, так что в конце концов они решили уехать в Россию. Она какое время работала няней, за гроши. Он пристроился в московский ресторан, сомелье. Там я его и зацепил. И, господа, не жалуюсь. Его интересно послушать.
- То-то я смотрю, лицо знакомое, - пробормотал Таранов. - А в каком ресторане он работал?
Воронов не успел ответить, потому что в зале вновь появился Зигмунд. На этот раз с горячим.
- В каком ресторане ты работал, Зигмунд? - спросил Таранов, косясь на сомелье. - Отчего-то мне знакомо твое лицо.
Зигмунд пробормотал что-то неразборчивое.
- Как-как?
- Вряд ли вы там бывали.
- Не скажи! Раз Воронов бывал, значит, и я заглядывал. Мы с ним одного поля ягоды.
- Извините, мне надо отлучиться. Форель остывает.
И Зигмунд исчез.
- Не будем отвлекаться, господа, - подняла свой бокал Елизавет Петровна. И с вызовом сказала: - Давайте выпьем за любовь!
- Я определенно где-то его видел, - пробормотал Таранов, поднимая свой бокал. - Но где? Черт меня возьми!
- Это что, тост? - прищурилась Елизавет Петровна;
- Да типун тебе на язык! Я еще поживу. На Зигмунда засмотрелся. Где же я его видел?
- Для тебя это так важно? - усмехнулся Воронов.
- Нет, но… А, черт с ним!
Выпили. Вновь появился Зигмунд. На горячее была форель, запеченная целиком со специями и поданная с рисом, желтым, словно яичный желток. Поверх лежали креветки и мидии. Предлагая ему горячее, сомелье взглядом попросил аудиенции. Кивнул еле заметно, не отводя взгляда от Сивко. Потом посмотрел на Таранова. И вновь на Сивко. И вдруг едва не рассмеялся. Такое чувство, что смотрит в зеркало! Таким же взглядом, как он на Сивко, Таранов сейчас смотрит на Зигмунда. Словно пытаясь что-то припомнить. И, кажется, нервничает. "Где же я его видел?" А Елизавет Петровна напряжена. Ждет подходящего момента.
Наконец трое мужчин с бокалами в руках отходят к камину, что-то обсудить. Хозяин замка, Сивко и импозантный Иван Таранов. У них, похоже, дела. Елизавет Петровна смотрит на него со значением, и они остаются за столом.
- В чем дело, Мишель? - раздраженно спрашивает она.
- Я не понимаю.
- Да все ты понимаешь! Кто она? Зачем ты ее прячешь?
- Я никого не прячу.
- Врешь! Я видела, как экономка заходила с подносом в твою спальню! На подносе был ланч!
- Это я попросил Эстер Жановну принести в комнату еду, потому что проголодался.
- Врешь! Ты не знаешь, как обращаться с прислугой! И ты не мог такое заказать! Заскочил бы на кухню и сделал себе бутерброд! Экономка несла завтрак женщине. Той самой. Что происходит? Почему ты ее прячешь?
- Потому что она ни в чем не виновата, - пробормотал он.
- Другому кому-нибудь расскажи. Если бы она была не виновата, то не стала бы прятаться.
- У нее другая причина.
- Интересно узнать, какая?
- Это не моя тайна.
- Ага! Девчонка-то, видать, хорошенькая! Вот ты и растаял! Все вы, мужики, кобели! Все одинаковы! - всерьез разозлилась Елизавет Петровна.
- Я бы подумал, что вы ревнуете.
- Много чести!
- Тогда почему вы так нервничаете?
- Я не обязана тебе ничего объяснять! Пойдем! - Она решительно поднялась.
- Куда?
- К тебе. Я хочу знать, кто это.
- Но… - Он тоже поднялся. - Я сам ее приведу.
- Давай! Тащи ее сюда!
- Тише! Они же все слышат!
Воронов и в самом деле обернулся. Разговор у камина смолк.
- Елизавет Петровна, сядьте! - взмолился он.
- Все равно мы сейчас же все узнаем.
- Тише! Пожалуйста! Я вас прошу.
- Давай! Иди! - И она неохотно опустилась обратно на стул.
- Сегодня все такие нервные, - вздохнул он. - Я же говорю: вам не надо ее бояться.
- Я сказала: иди! И притащи ее сюда! Помни, на кого ты работаешь и кто платит тебе деньги! Иначе я создам твоему агентству такую репутацию, что ни один клиент к тебе больше не зайдет! - пригрозила она.
- Елизавет Петровна!
- Когда со мной по-хорошему, то и я по-хорошему. Но я не выношу, когда меня используют. Ты будешь делать то, что я скажу.
- Хорошо. Я понял.
Он кивнул мужчинам, стоящим у камина, на минутку, мол, и вышел из залы. Елизавет Петровна после минутного раздумья потянулась к бокалу вина. Мужчины вернулись к прерванному разговору.
В коридоре он столкнулся с Зигмундом.
- Что случилось? - дрожащими губами спросил тот.
- Елизавет Петровна видела, как в мою комнату несли ланч. Пора бы все объяснить.
- Ни в коем случае! Нет, нет и нет! - замахал руками Зигмунд. - Дмитрий Александрович мне не простит!
- Зигмунд, послушай…
- Никогда!
- Да что ж ты его так боишься?
- Потому что эта работа - мой единственный шанс! Он ведь все может! Захочет - и я не устроюсь больше ни в один московский ресторан! И куда мне тогда? Чем кормить семью?
- Ты преувеличиваешь его возможности.
- Ничуть! Это всесильный человек! Всесильный! Михаил Андреевич, помогите мне!
- Как?
- Помогите ей выбраться отсюда.
- Но как?
- Как-нибудь, - отвел глаза Зигмунд.
- До наступления темноты нельзя, - покачал он головой. - Не получится. На территории замка полно охраны, на смотровой башне дежурит охранник. Ее заметят, когда она пойдет через поле. А ночью на территории злые собаки.
- Собак я подержу.
- Ах, вот оно что! Это ведь ты нейтрализовал собак!
- Я их подкармливаю, приношу тайком остатки еды. Собаки не лают на тех, кто ближе всех в кухне.
- Слушай… - Он задумался. - Давай дождемся темноты. Зигмунд, пойми, сейчас никак нельзя. Я обязательно что-нибудь придумаю. Отвлеку гостей, и ты ее выведешь тайком из замка. Собаки на твоей совести. Об охране я подумаю. Но нужен какой-то ход…
- Спасибо вам, Михаил Андреевич! Огромное спасибо!
- Да погоди ты благодарить, - с досадой сказал он. - Надо еще выбраться из этой крепости. Слушай, бросай ты эту работу!
- Я бы рад, но… - отвел глаза Зигмунд. - Дмитрий Александрович много платит. Мы на квартиру копим, приходится терпеть. Жилье бесплатное, питание тоже, форменную одежду выдают. А цены на жилье все выше и выше. Ну никак за ними не угнаться! Приходится терпеть. Там, в Молдавии, у нас был дом, но здесь за эти деньги и комнаты не купишь. Мы работаем в замке всего год. Все деньги откладываем на покупку квартиры, но этого мало. Приходится терпеть, - в третий раз сказал Зигмунд. - Дмитрий Александрович человек интересный, образованный. И с ним можно поговорить. Он слушает меня и жену с удовольствием и в самом деле разбирается в винах и виноделии. Я скучаю по своему винограднику. А он… Он все может!
- Виноградник может для тебя купить? - усмехнулся он. - Ладно, жди. Мотай срок на галерах. А что у тебя с Тарановым?
- Я не…
- Вы раньше встречались? Когда? Где? Сдается мне, эта встреча была для вас обоих не особо приятной.
- Я не…
- Что за инцидент, Зигмунд?
- Нет, нет, ничего не было! - замахал руками тот. - Не было! Забудьте! Сейчас надо о девочке подумать! Где же ей спрятаться до темноты, Михаил Андреевич? Они сказали, что вызовут охрану и весь дом прочешут. Сверху донизу.
- Ты что, подслушивал?
Молчание. Зигмунд переминается с ноги на ногу.
- Ладно. Мы с тобой вот что сделаем. Я буду говорить, а ты внимательно слушай.
И он довел до сведения сомелье свой план. Сначала Зигмунд не соглашался и весь дрожал. То и дело говорил:
- Нет, нет! Невозможно!
- Другого выхода нет, - убеждал он. - Либо мы говорим Воронову правду. Хочешь, чтобы ее в милицию забрали? Посадят, помяни мое слово. Ой, посадят девчонку!
Наконец уломал.
- Хорошо, - кивнул Зигмунд. - Я попробую.
После чего почти побежал на кухню, а он вернулся в зал. Едва подошел к столу, Елизавет Петровна нетерпеливо спросила:
- Ну, как? Почему ты один? Где женщина?
- А ее там нет! В моей комнате!
- Как так: нет?
- Ушла, - пожал он плечами. - Она же слышала, как мы стояли под дверью. И спряталась в другом месте. В моей спальне ее больше нет. Только грязные тарелка и чашка. Не верите - идите и посмотрите сами.
- И кто ж она? Давай, Мишель, рассказывай! - повелела Елизавет Петровна.
- Елизавет Петровна, я ее имени не спрашивал. Лет двадцати, и в самом деле очень хорошенькая. Она пришла ко мне вчера вечером, спряталась за портьерами. Я нашел ее и выпроводил. Но сегодня она вернулась. Видимо, ей показалось, что самое надежное убежище в этом доме - моя спальня. Я-то здесь при чем? - весело спросил он.
- Надо было еще вчера мне об этом сказать!
- Ну, откуда ж я знал, что наутро в замке найдут труп?
- Я тебя об этом предупреждала! - резко сказала Елизавет Петровна.
- Я вижу, у вас серьезный разговор, - усмехнулся Дмитрий Воронов, подходя к ним. - Как обед?
- Обед великолепен, - сквозь зубы ответила Елизавет Петровна.
- Отчего же ты тогда так раздражена?
- Потому что… - Она осеклась. - Не пора ли нам вызвать милицию? Или охрану? Мне все это надоело! Отдых испорчен, настроение отвратительное!