- Ишь, разлетелся, тару ему подавай, - проворчал Алик, - Артур, дойди до столовой, попроси стакан, а заодно скажи, что Василий Николаевич нас накормить велел... Хотя, ладно, я сам схожу. Покажу записку, договорюсь, когда подойти.
Или Алик по напрягшемуся лицу Бельтикова заметил, что эта роль мальчика на побегушках не по его характеру, или и в самом деле понял, что ему, бугру, пойти договариваться насчет обеда сподручней, только пошел он сам. Столовая стояла в том же порядке домов, что и контора, их разделяла только дорога, через которую, поднимая пыль, проносились автомашины.
Вернулся Алик быстро, по лицу его было видно, что миссия завершилась удачно во всех отношениях. Укрывшись за кустом, чтобы не видно было из окон конторы, распечатали коньяк. Как выглядит четвертая часть бутылки в граненом, расширяющемся кверху стакане, известно было всем. Однако Алик грязным ногтем наметил на этикетке бороздки и дележ "пузырька" прошел гладко. По очереди (первым это право было предоставлено почему-то Бельтикову) заглотили дорогой коньяк, заели конфетками из коробки гражданина, ехавшего на день рождения, и через несколько минут все повеселели.
Бельтиков даже повторил свою обычную шутку, которую повторял всегда, когда доводилось пить коньяк: "Божественный напиток, но цена безбожная!"
* * *
Костя Длинный был в отчаянье. Не то слово: он чувствовал себя осужденным, приговоренным к высшей мере. Убить за потерю могут, не раздумывая. Попробуй докажи, что тебя обворовали, а не загнал ты сам "соломку", "машинки", "колеса" и все прочее.
Сам Костя "на иглу не садился", "травку" курить пробовал, но Таня так решительно этому воспротивилась ("если узнаю, что ты продолжаешь с этими хороводиться, ко мне не ходи и не звони"). Она так выделила слово "этими", что сомневаться не приходилось: "тянуть резинку" не станет. Девушка красивая, замену найдет, а ему, Косте, что делать? На иглу садиться вместе с Коляней и его компанией? Нет уж... Больно все это страшно. Отсутствующий взгляд, который становится стеклянным, как у мертвеца. Пустая квартира, мерзость запустения, жрать нечего, а все помыслы на то, как бы уколоться... А эта ломка? Смотреть жутко.
Весной, когда обворовали аптеку, в Коляниной компании начались трения. Кое-кто считал, что Коляня замешан в этом, но виду не показывает. И вот сейчас его намерение уехать из города эту версию как бы подтверждает. Косте в принципе на это все наплевать: оберегать надо лучше народное достояние, тогда и воровать не будут. Ах, черт! Как зло шутит судьба. Ирония эта обернулась сейчас против него самого... Оберегать... Сумку несчастную не уберег... Постой, как же это получилось. Все время на плече была. Ведь ясное же получил предупреждение: не довезешь сумку до места - читай молитвы, какие знаешь... Вот и не спускал ее с плеча. А тут... Женщина коляску с ребенком втискивала в автобус. Даже и не просила ведь, а так только с мольбой взглянула. Дверь створчатая, проход трубчатой дугой разделен для удобства пассажиров, чтобы держаться им было за что. Кому-то удобство, а кому-то хоть плачь. Костя и бросился на помощь. А сумку инстинктивно бросил на скамейку, на секунду забыв, что в ней. И этой секунды хватило, чтобы она исчезла. Может, следили уже за ним? А чем докажут, что это моя сумка? Своих-то вещей и затолкнул в нее Костя лишь детектив сименоновский на дорогу. Да нет, не следил за ним, конечно, никто. Просто стоял рядом какой-то подонок, все видел и польстился на красивую сумку, даже не предполагая что в ней за содержимое, наверняка посчитав, что в такой шикарной оболочке и начинка шикарная... Чего теперь гадать. Надо думать, как выходить из положения. Выхода же пока не виделось никакого. В Новоуральске его ждут сегодня. Придут встречать. В назначенное время. Приехать без сумки - нечего и думать. Не поверят, чего бы ни придумал. Правде тем более не поверят. Спрятаться, скрыться, уехать куда-нибудь? Надо позвонить Тане, предупредить. А мать? Сказать, что поехал в командировку? Будь они прокляты, эти игольщики! Сказать бы твердо: не поеду никуда, нет возможности. "Век не забудем"... Их век-то и помнить нечего. Память только в одном направлении работает: где найти? Где достать? На что купить? А на что купить забота серьезная. Вот если бы даже знал, где купить то, что у него украли, не смог бы все равно. Шансов, как говорится, не хватит...
Да, забыл совсем. Пустяк самый - а как с работой? Не выходить и все, а там по статье? Ну, проклятое положение! Куда ни кинь... Жизнь однако дороже. А сколько можно прятаться? Неделю, месяц, год? А дальше? Менять место жительства? И что Тане сказать? Где жить? За чьи-то грехи... Ну, дурак, дурак. Хоть топись...
И в следующее мгновенье Костя понял, что никакого иного выхода, кроме того, чтобы пойти и признаться во всем Коляне у него нет. "Разборы" будут жестокие, это как пить дать, но чтобы убить...
Такого еще не бывало. То есть, бывать-то, конечно, бывало, читал даже, как мента топором пристукнули. Но то преступники, а их и без наркоманов хватает. Просто среди них и наркоманы есть. Здесь же все-таки свои ребята. Пообещаю со временем вернуть, может, сам что достану...
...Николай Шариков, именуемый в определенных кругах "Коляней", грузноватый мужик лет под сорок, к наркотикам пристрастился давно. Был хорошим закройщиком, имел много денег, семью. Все ушло. Ушли заработки, ушла жена с сыном, отдалились или вовсе отошли насовсем друзья и знакомые из тех, что поприличней. В квартире Коляни образовался некий "клуб по интересам". Были поначалу кое-какие сбережения (о них Коляня распространяться не любил никогда), но слишком дорого стало обходиться увлечение. Источники добывания средств становились все опаснее, публика, посещавшая Коляню, все подозрительней.
Костя Длинный (прозванный так, естественно, за рост) был из тех знакомых, которые сохранились еще из благополучных времен. Познакомились они не по принципу "ты мне - я тебе", ни соседские, ни служебные дела их не связывали. Их в свое время свела общая страсть к собиранию значков. Коллекционеры редко ограничиваются каким-то одним видом собирания. Вместе со значками подкапливаются и монеты, и марки, и открытки - все в хозяйстве коллекционерском пригодиться может. Но Костя и Коляня были преданы значкам, собирали их по географическому принципу, а это принцип не простой: постоянно сидя в одном городе на очень большое разнообразие рассчитывать не приходится. Коляне с его швейными делами разъезжать по городам и весям особой нужды не было. А вот Костя мотался по всему Союзу - был он специалистом по КИП и автоматике, в электронике разбирался, а это по нынешним временам дело нужное. Даже в Иране успел побывать несмотря на свой сравнительно небольшой - за тридцать - возраст. А вот жениться времени не хватило. Жил с мамой, о собственной семье как-то особенно не помышлял, пока не встретился с Таней-аптекаршей. Сама беленькая и во всем белом произвела она на Костю неотразимое впечатление. Ходил он для мамы выкупать лекарство: ему-то услугами аптек рано еще пользоваться. Но зачастил в это заведение. То витаминок купить, то цитрамону - на большее его фантазии не хватало - пока не осмелился пригласить Таню в кино. И она не сразу, но согласилась. А потом пошло-поехало...
Перемены в Коляниной жизни Костя заметил не сразу. Дома они друг у друга почти и не бывали - все их встречи в основном ограничивались меновым клубом. Коляня Костю ценил, расположением его дорожил - еще бы, такие значки всегда из поездок привозит! А Костя, когда была возможность добыть хотя бы два значка, один всегда заначивал для Коляни. Понятно, и тот в долгу не оставался, делился, чем мог. К тряпкам правда, Костя был равнодушен, смокингов не заказывал, предпочитая покупать пиджаки в отделе готового платья. Но у Коляни среди коллекционеров был авторитет, а влияние его распространялось отчасти и на Костю.
Как-то Костя раздобыл особо редкий значок из ЮАР, был вне себя от радости, летел к приятелю, чтобы эту радость разделить, и был немало удивлен, когда ответных восторгов не последовало. "Да, знаешь, дома не все ладно", - объяснил тогда Коляня причину своего кислого состояния. Потом Костя понял, что его приятель-компаньон к их общему увлечению охладел. В причины он вникать не хотел, но Коляня пригласил его однажды к себе.
- Жена с сыном в отпуск уехали, - предупредил он.
- Так я, может, с девушкой приду?
Коляня слегка призадумался, но потом разрешил:
- Валяй.
Таню сборище Коляниных гостей поразило. Ему же, наоборот, они показались интересными: с его технарскими пристрастиями любопытно было послушать о чем говорят люди, близкие, как ему сказали, к литературе, к искусству. Видок у этих жрецов храма искусств был, правда, несколько необычный, но вольность в нарядах, прическах и манерах объяснялась емким и красивым словом "богема".
Возможность Кости бывать в дальних командировках, похоже, вызвала интерес. Но, пожалуй, с еще большей заинтересованностью отнеслись присутствующие к принадлежности Тани к провизорскому делу. Тогда-то и предложили им покурить "травки". Костя храбро согласился, а Таня так активно и даже сердито на это отреагировала, что он, чтобы не уронить мужского достоинства сделал пару затяжек, приобщился, так сказать, и тоже сказал, что ему не нравится.
Потом виделись редко. Что стало с Коляниной коллекцией, Костя не интересовался, но догадывался. Он уже знал, что означают сборища, подобные тому, какое он видел у Коляни. А этот последний, как выяснилось, порывать отношений с Костей не хотел. От него несколько раз приходили какие-то типы, звали заходить, спрашивали, где работает Таня - кому-то, якобы, надо достать редкое лекарство. Визиты эти кончались ничем, Костя никуда идти не хотел.
Таня так категорически выразила свое нежелание иметь какие бы то ни было контакты с "этой" публикой, что Костя понял: о Коляне и его друзьях надо забыть навсегда.
Не получилось. На этот раз Коляня пришел сам и стал слезно умолять оказать ему услугу. Услуга заключалась в том, чтобы отвезти в Новоуральск сумку. Сам Коляня собирался туда ехать погостить, вещей у него набирается много, а товар это такой, что почте не доверишь. Для Кости риска никакого, в крайнем случае прямо назовет, у кого он взял эту сумку и для чего. Костя попытался было сослаться на работу, но Коляня и слышать ничего не хотел: "Возьми отгул, я в долгу не останусь..."
И вот финал. Сейчас надо идти к Коляне и объяснять, чем кончилась его затея.
* * *
Работы на отделении хватало на все лето. Управляющий, приехавший из соседнего совхоза с какого-то мероприятия районного масштаба, был настроен более размягченно и разговаривал на этот раз без первоначальной напористости. О своем требовании изгнать проштрафившегося Фадеича он словно бы и забыл, а когда в руках Алика появилась бутылка хереса, он даже крякнул, выразив тем самым свое удовлетворение принимаемым оборотом дела. Он взял бутылку, долго ее крутил в руках, разглядывая надписи и вынес заключение:
- Мы здесь от такого уже давно отвыкли. Не помню, когда уж и пробовал...
- За чем дело стало? - встрепенулся Алик. - Сейчас и попробуем. У нас и стакашек найдется.
- Ну, такую красоту, да из стакана! Это ж не пить - дегустировать надо.
Алик сориентировался моментально..
- Тогда так. Бутылку от нас примите для знакомства. С супругой в подходящий момент распробуете. А для знакомства можно и более мужской напиток принять.
И снова в руках у Алика бутылка. На этот раз коньяк. Пять звездочек, армянский. Устоять против этого трудно. Управ заколебался.
- Ну что вы, мужики, как можно... Прямо, считай, перед окнами своей конторы. Хоть бы в помещении где-нибудь.
- Вот как раз и насчет помещения, - опять нашелся Алик. - Насчет жилья-то нам пора подумать, вечер надвигается, а у нас крыши над головой пока нету.
- Да-да, это вы вовремя вспомнили. О жилье для вас надо решить вопрос безотлагательно. Надо вас куда-то поместить. А вот куда?
Управ задумался. Все почтительно молчали. Фадеич, на которого вновь принятая доза, как ни странно, повлияла благотворно, вдруг ожил. Он сидел прямо, смотрел на начальство преданными глазами и всем своим видом выражал готовность идти и в огонь и в воду, хотя про себя наверняка думал, что неплохо бы сейчас попасть в "Гвоздику" - парфюмерный магазин... Алик, полагая, что немножко грубой лести в данный момент не повредит, решил похвалить столовую отделения. Хорошая столовая - управа, считай, заслуга. И пока он расхваливал гуляш с вермишелью, которым их кормили, а заодно и само новое помещение столовой, мысли управа приняли верное направление.
- Да! Столовую-то мы ведь построили совсем недавно. А старое помещение пустует. Кровати поставить - вот вам и жилье. Матрацы, постельное белье - дадим.
- И новоселье заодно отметим, - вдруг вылез Фадеич.
Алик вложил во взгляд, которым одарил непрошеного комментатора событий, весь гнев и все презрение, которыми был наделен. Управляющий реплику игнорировал. Он поднялся со сломанного ящика, на котором сидел (это уже гости временно устраивали свой быт, натащив всякого хлама, который можно приспособить под сиденье) и окликнул выходившую из конторы девушку:
- Настя! Сходи к Клавдии Ивановне, возьми у нее ключ от старой столовой и принеси.
Помещение бывшего пункта питания грязновато, темновато, тесновато, в одном из углов небольшого зальца, которому суждено было стать общежитием, стояла круглая голландская печка, которую, станет прохладно, можно подтапливать, но все же импонировало своей автономностью. Ни столов, ни стульев сейчас, правда, в зальчике не было, но в кухонном отделении, где еще не демонтировали громоздкие плиты, на которых раньше варились супы, борщи и компоты, готовились гуляши и поджарки, можно было пристроиться. В кранах еще была вода, так что единственный стакан, которым бригада на данный момент располагала, можно было даже сполоснуть, прежде чем подать его Василию Ивановичу.
Разговор состоялся душевный. Управляющий был настроен на положительное отношение к приехавшим наемным рабочим еще до встречи с ними: ему звонили, предупреждали. Ну, а личный контакт вылился и в более чем деловой. Стало быть, можно рассчитывать на работу выгодную, хорошо оплачиваемую. Пусть и трудную, но чтобы не протолочься все лето впустую.
- Силосную траншею бетонировать возьметесь? - спросил управ, когда стакан обошел всех по кругу и курильщики вынули у кого что: Алик неизменный "Беломор", Фадеич - "Астру", Витька "Приму". Бельтиков и Василий Николаевич участия в отравлении атмосферы не принимали, оба были некурящими. - Надо выставить стенки из готовых уже плит. Они привариваются друг к другу там, где есть выходы арматуры. Кран дадим, варить самим придется. Бетон самим готовить, бетономешалку дадим, цемент, песок, щебенку тоже сами возить будете. Бетонировать - самым примитивным образом: носилочками... В основном - все своими руками. На лето вот так хватит!
И управ провел ребром ладони себе по горлу.
- Думаю, нам это под силу, - за всех ответил Алик. - С завтрашнего дня и приступаем. Значит, насчет кроваток, постелек указание будет дано?
- Сейчас напишу записку Клавдии Ивановне.
Бельтикову, слегка оглушенному новой коньячной дозой, слышать все это было отрадно. Не очень-то верилось ему поначалу, что за словами последует и дело. Но при всем при этом никакой кайф уже не мог заглушить тревоги: краденые вещи мозолили глаза, да и выпитый коньяк тоже был ворованным.
* * *
Коляня, к счастью, оказался один. Пребывал он в блаженном состоянии кайфа, был добродушен и выразил чуть ли не радостное удивление, увидав Костю.
- Ты что, уже съездил? Так быстро? Ну, молоток!
- У меня украли сумку, - не давая времени на подготовку, выпалил Костя.
Смысл сказанного дошел до Коляни не сразу. Он еще улыбался широко и приветливо, но вдруг словно на бегу споткнулся о преграду: "Ты что сказал?"
- У меня украли сумку, - раздельно произнося каждое слово, отчетливо выговорил Костя.
- Не надо так шутить, - все еще улыбаясь проговорил Коляня, но в глазах его чадно затлел нехороший огонек.
- У меня украли сумку! - почти выкрикнул зло Костя. - Украли на вокзале. Может, твои же друзья, откуда мне знать. Сам же ты их за мной мог и послать.
- А зачем мне это? - тихо и зловеще спросил Коляня. - Я тебе верил, а ты меня обманул. Я не дурачок, чтобы верить басням. Только не пойму, зачем тебе это понадобилось. Если продал - заплатишь цену в пять, в десять раз большую. Если ты нас продал - заплатишь... сам знаешь чем. Расскажи, как было дело?
Костя рассказал. Коляня сидел в кресле, покачивая ногой и вперив взгляд в разноцветный узор линолеума на полу. Когда Костя закончил свое повествование, он еще долго не поднимал головы, стоял, прислонившись к дверному косяку, и со страхом ожидал Коляниного решения. Молчание затягивалось, ему стало не по себе.
- Могло случиться и так, - проговорил Коляня наконец. - Могла и женщина с коляской подвернуться, мог и вор поблизости очутиться. Но нам от твоего объяснения не легче. Мои мальчики тебя не поймут. Я бы тебя по старой памяти простил, но другие... Боюсь, тебе круто придется. Башли во всяком случае собирай. Может, и откупишься. Но лучше всего - ищи. Ищи все, что можно... - И, словно вспомнив что-то очень важное, поднял палец и замер, как бы прислушиваясь. Понизил голос до шепота. - У тебя ведь знакомая в аптеке работает? Ну, девушка твоя. Так вот, если она тебя любит, пусть подумает, чем тебе помочь. А у нее, сам понимаешь, возможности есть.
- Да какие у нее возможности?! - почти выкрикнул Костя.
- А ты подумай, подумай. И она пусть подумает.
Спорить было бесполезно. В Костином положении приходилось только соглашаться. Теперь, когда он сообщил о пропаже сумки, когда страх перед необходимостью сознаться в потере миновал, можно было думать и о реальных шагах, чтобы выкрутиться из неприятного положения, в которое попал по глупости.
* * *
Следователь Пеночкин тщательно изучал обстоятельства ограбления аптеки № 17. Никого из сотрудников заподозрить в соучастии он не мог. Никаких контактов наркоманов, находящихся под наблюдением, и аптечных работников зафиксировано не было. Поэтому когда ему сообщили, что работница аптеки № 21 Татьяна Вавилина со своим женихом Константином Опрятновым бывает в компании, где верховодит Николай Шариков, он насторожился: не здесь ли та самая ниточка, за которую можно ухватиться? У Вавилиной вполне могли быть знакомые в семнадцатой аптеке. Естественно, что она могла там бывать, а следовательно ее можно рассматривать как потенциальный источник информации.