Бандиты свое внутреннее напряжение старались скрыть под напускным цинизмом. Сознаться в том, что у них нет уверенности, что они сейчас поступают правильно, они не могли бы и сами себе. Они не могли не чувствовать; что-то в этой истории с похищением сумки и с обликом человека, которого они сейчас привезли в свое тайное логово, не совсем вяжется. Представитель конкурирующего клана, по их представлениям, должен был бы вести себя иначе...
О том, что помещение это посещаемо, говорила хотя бы его относительная чистота. Отсутствовала "вековая пыль", прогнившие доски пола, выбитые стекла и прочие аксессуары запустения. Кое-какая мебелишка была пригодна для ее прямого назначения: то есть на стульях можно было сидеть, на стол - что-то поставить, а на замызганный раскладной диванчик - лечь. Все это было явно вывезено во времена, далеко отстоящие от тех, когда контора еще функционировала.
Когда все разместились (Тенгизу и Косте, впрочем, было указано, куда сесть), усатый "открыл собрание":
- Ты этого знаешь? - обратился он к Тенгизу, ткнув рукой в сторону Кости.
- В первый раз вижу.
- Ну, это так все говорят. Придумай какую-нибудь другую формулировочку.
- Что я могу придумать, если действительно вижу человека в первый раз?
- Ладно, к этому еще вернемся. Ну-ка, выворачивай карманы!
- По какому праву...
- Еще раз так загнусишь - умоешься опять кровью. И это будет повторяться столько раз, сколько ты будешь вылезать. Пока не научишься себя вести. Усек? А теперь давай свое барахлишко.
Кошелек с деньгами, носовой платок, расческа - что еще может поместиться в карманах брюк мужчины летом, когда жара не дает надевать пиджаки.
- Все что ли? - насмешливо скривился усатый. - Никак ты не можешь понять, что с нами надо, как у попа на исповеди - ничего не утаивать. А ты все жмешь и жмешь, причем главное. Неужели из-за твоего сопливого платка мы бензин жгем? Доставай сберкнижку! - гаркнул он так, что Костя вздрогнул.
Тенгиз выбросил сберкнижку на стол. Усатый полистал ее, помолчал, раздумывая.
- А где ключи от квартиры? Почему не выложил?
- Я без ключей ушел, - глухо, через силу выдавил Тенгиз.
- Ясненько. А кто дома?
Лицо Тенгиза почернело.
- Не твое дело, - скрипнул он зубами.
И тотчас получил такой удар от конопатого, от которого слетел с табурета. Поднялся, держась за скулу, произнес тихо:
- Семью не трогайте. Все, что у меня есть - тут, на книжке. Вам это - слону дробина. А жену и детей не трогайте...
- Да, действительно, не густо... - опять посмотрел в сберкнижку усатый. - Пять штучек всего. Может, у тебя таких книжек пять, десять? Библиотечка?
- Откуда? Я деньги честным трудом зарабатываю. А это на машину накопил...
- Ну, ладно, нас твои жизненные проблемы не колышат. Говори по-хорошему: откуда к тебе попала сумка этого фраера и кому, за сколько ты ее толкнул?
- Не знаю, о чем вы?
Недоумение на лице Тенгиза было столь неподдельным, что бандиты переглянулись.
- Ты на кого работаешь? - решил начать по-другому усатый.
- Как на кого? На себя, - Тенгиз начал понимать, что тут не банальное ограбление с изъятием денег путем угрозы. Его явно принимают за кого-то другого. Это открытие придало ему бодрости, и хотя он понимал, что теперь уйти от этих субъектов со звериными повадками все равно непросто, все-таки какие-то шансы сделать это есть. Поэтому отвечать надо по возможности так, чтобы не вызывать раздражение у своих тюремщиков (как их иначе назовешь!) и четкостью ответов полностью снять с себя подозрение в том, что он замешан в делах какой-то мафии. А ведь он даже не знает пока, о чем речь...
- Значит, на себя, - недоверчиво повторил усатый. - Ты можешь не называть своего шефа, но намекни, мы поймем.
- А чего намекать? Я работаю в институте, шеф у нас...
- Постой, постой. Эти сведения нам ни к чему. А ты нам либо лапшу на уши вешаешь, дурачком притворяешься, либо...
Усатый не закончил.
- Да я говорю то, что есть.
- А откуда эти башли, что ты сейчас на книжку положил?
- Да с шабашки я еду. Заработал. Потом. По двенадцать часов иной раз вкалывали. Это ж проверить - один пустяк.
Усатый повернулся к Косте.
- Ну, что ты на это скажешь? Похоже все же, что ты фанта-а-зе-ер...
Костю и самого убедило поведение Тенгиза, его рассказ о себе. Но о наличии журнального детектива в его руках нет пока ничего ясного. Как с этим-то быть.
- Скажите, - хриплым от волнения голосом обратился он к Тенгизу. - Вы сегодня в троллейбусе читали детектив, собранный из журнальных листочков. Где вы его взяли?
Этот вопрос удивил Тенгиза не меньше остальных. Это обращение на "вы", этот запуганный вид и робкий голос - все подсказывало Тенгизу, что он не единственный здесь пленник, что охранников-то не так уж и много, что если бы знать это раньше и как-то объединиться, то еще можно посмотреть, кто здесь главнее. Поэтому он ответил как можно спокойней.
- Да, читал. Люблю детективы. А вот где взял... Там же и взял, где шабашничал.
- Что, так просто и взял, - вмешался конопатый. - Иди спер, или почитать тебе его дали? А то - "взял"... Чтобы взять, надо чтобы кто-то положил. А вот кто положил?
- Да какая разница? Я спросил у мужиков: "Чье?", "Да так, говорят, приблудное". Ну, я и взял, раз охотников больше не оказалось. Все равно пропадет. Ладно, если кто читать взял бы, а то ведь и на подтирку пойдет...
Усатый скрипнул зубами, выругался грязно:
- Все у вас, как посмотришь, гладко, чисто. Сговорились, падлы! Сейчас обоих здесь замочим, если правду не скажете.
- Да не знаю я ничего! - выкрикнул Тенгиз. - Есть ведь люди, чтобы подтвердить, что я на шабашке больше месяца пахал, и в ведомости я за эти деньги расписался, и журналы где взял, могу место показать!
У усатого пот выступил на лбу. Талантом следователя он явно не обладал, а тут следствие зашло в тупик. Он и верил, и не верил. Татарин, похоже, не врет. И этот слюнтяй - тоже, хотя бы потому, что врать он явно не умеет. А сумка пропала. Кроме того, что она дорого стоит, по ней еще можно будет определить, где взято кое-что в ней находящееся. А там, дальше-больше и на тех, кто брал, выйдут. А уж тут такие пойдут разборы, что лучше и не думать...
- Где вы шабашили?
Тенгиз назвал отделение совхоза, деревню.
- Это сколько отсюда будет?
Тенгиз сказал.
- Поедешь с нами, покажешь. И ты поедешь. Если обнаружится, что все это туфта - дома родного вам больше не видать. Так что лучше выкладывайте, как вы нас решили облапошить. Отдадите в два раза больше - и начинайте по новой ковать монету. Так башлями откупитесь. Нет - головой.
- Как я в таком виде поеду?
- Ничего, мы тебя прибарахлим. Обновим твой гардеробчик.
И кивнул конопатому:
- Принеси ему что-нибудь. Под цвет его ползунков.
Тот, мерзко хихикнув, нырнул в какую-то дверцу сбоку, совершенно ранее не замеченную. Вернулся с серо-голубой рубашкой с накладными кармашками. Бросил Тенгизу.
- Держи! Потом мы все равно к общему счету припишем.
- А эту я к какому счету припишу? - буркнул Тенгиз, стягивая окровавленную рубашку.
- Может, пока ты голый, тебе еще разок врезать? С кожи-то кровь смывается...
Но Тенгиз уже напялил на себя бандитское подношение и оглядывал себя критически.
- Не боись, не с трупа. Вещдоков не оставляем. Даровому коню куда-то там не смотрят.
Препятствие, которое пытался выставить Тенгиз, было устранено. Можно было ехать. Но тут заныл конопатый:
- Шеф, может, не стоит? Семь верст киселя хлебать? Посмотреть на полочку, где журнальчики лежали? А того, кто их положил, где мы увидим?
- Не твоего ума дело. Твое дело - баранку крутить. Погнали!
* * *
Алику снился сон. Собственно, это был не сон, а нагромождение каких-то кошмаров, фантасмагорий, навеянных духотой комнаты и алкоголем. Сюжеты этого полусна-полукошмара все время варьировались на фоне неосознанной тревоги. Вот мать - или это не мать - мать давно умерла, протягивает к нему руки и говорит: "Саша, не пей, Саша, не пей". Вот врачи в белых халатах суетятся вокруг чего-то, а это что-то - он сам... Вот ему втыкают шприц в бедро, а он кричит: "Не надо, не надо!" А по ноге у него течет кровь...
И опять видение возникло. Рыгаловка - место излечения алкоголиков по методу Буренкова - он пробовал лечиться по этому методу лет десять назад... Ходит врач по палате, звенит стаканом и бутылкой и кричит: "Водка, водка бэ-бэ-ээ, бэ-э-э, водка-водка бэ-э-э, бэ-э-э". И все алкаши на кушетках рыгают: бэ-э-э...
Последний сюжет был самый страшный: ему приснилось, что у него украли деньги. От страха он проснулся, будто бы выпрыгнул из чего-то мерзкого. Фф-у-ух! Он сел на кровати. Пот ручьем течет по спине. И сразу же - ширк под матрас. Вот они - "мани". Милые, зеленые. Все здесь, как на сберкнижке. "Храните деньги в сберегательной кассе!" Не все так страшно, жизнь продолжается.
В комнате тьма, за окном тьма. Утро или вечер - понять невозможно. Глаза постепенно привыкают к темноте и он видит свою комнату с немудрящей обстановкой; не комнату - комнатенку, которая досталась ему после размена квартиры, когда он развелся с женой лет десять назад. На столе стоят бутылки, стаканы. Все грязное, а главное - пустое. Но то, что проснулся дома - уже неплохо...
Под столом кто-то лежит и надсадно храпит. Чертовы алкаши, гнать надо таких гостей. Алик делает над собой усилие и встает. Включает свет. Да, бутылки пусты безнадежно. Он открывает холодильник, шкаф, заглядывает под кровать - ни жрать, ни выпить...
Давненько он не входил в такой вираж. Но что ж делать, "бабки" на кармане, как тут удержишься от красивой жизни. Красиво, как говорят, жить не запретишь.
- Эй ты, чучело! - Алик пинает босой ногой лежащего на полу. Реакции никакой: Фадеич дрыхнет как обычно с разинутым ртом, раскинув руки. Притомился. Отдыхает...
- Вставай, быдло, - Алик чувствует, что будить старика бесполезно. Да и черт с ним.
За стеной сосед врубает магнитофон. Значит, вечер. По утрам тот сосед любит поспать. Зато допоздна гоняет свой идиотский музон. Песня отдает тупой болью в воспаленном мозгу.
- Черт бы его побрал, - бормочет Алик. Можно конечно постучать в стену, да лень. Он так и сидит, раскачиваясь в такт музыке, обхватив голову руками.
Родители поклонники морали
Похожи на двуручную пилу.
За двадцать лет так девочку достали,
Что от тоски та села на иглу. -
выводит хриплый насмешливый тенор.
Принцесса села на иглу,
Принцесса села на иглу,
Какая глу, какая глу,
Какая глу-упость...
Терпение Алика кончается и он стучит в стену.
А фея тут как тут:
Сует мастырку
И норовит пристроить на иглу-у...
Поет голос уже тише. Сосед всегда убавляет звук стоит только стукнуть. Вот только сам почему-то никогда не догадается.
Фадеич на стук реагирует довольно странно: издает какой-то булькающий звук, но не просыпается. Потом произносит несколько затасканных ругательств, после чего начинает храпеть еще громче.
- Ишак. Осел. Козел. Мерин. Бык... - произносит Алик скорее устало, нежели зло, натягивая штаны и рубашку. Потом он выходит, захлопнув дверь, оставляя Фадеича мирно похрапывающим.
На улице хорошо. Прохладно. Становится легче, намного легче. Надо что-то найти. Черт возьми, сколько же сейчас времени?
Принцесса села на иглу,
Принцесса села на иглу... -
незамысловатый мотивчик железно вписался в нездоровые мозги. Кстати, про иглу. Ведь лежит сумочка, лежит, родная, в лесу. А ведь это куш. Это верные бабки. И наверняка не чета всей этой убогой шабашке. Там одних ампул штук двести. Таблетки. Тоже хренова туча. Но как к этому подойти? Как? Первый раз в своей пестрой жизни Алик столкнулся с таким феноменом: есть товар. На товар, наверняка, есть спрос. Но как все это прокрутить? Товар опасный. Страшно. А для друзей по шабашке его уже нету, товара этого. Для них - сумочка аэрофлотская утонула в болоте. Для них - утопил ее бугор. Концы, как говорится, в воде. А сумочка лежит. Лежит, а в ней бабки. Бабки!
Он даже разволновался, в который раз разволновался, вспоминая про сумку. А вот она есть... Есть, и не дает спокойно спать.
Алик пошарил в карманах - папиросы были, а спичек - тю-тю. Ориентируясь на мерцающие в глубине двора огоньки сигарет, он подошел к лавочке, где зеленая парочка обнималась и пускала дым.
- Сколько времени, - спросил он, прикурив.
- А у нас часов нет, мы их не наблюдаем. Спроси у ментов, батяня, - молокосос показал на двух милиционеров, шагавших по двору. У Алика поднялась волна беспричинной тревоги. Какого хрена менты разгуливают по двору? Но те прошли мимо его подъезда, и тревога улеглась. Проклятые нервы. Пить надо меньше.
- Какой я тебе батяня? Что, так старо выгляжу?
- Ну, видно, что подержанный. Волос на две драки осталось.
Алик хмыкнул. Батяня... Вот, достукался. В сорок с хвостиком обозвали батяней.
- Кстати, про ментов, сынок, есть такой анекдот. - Алик затянулся, присев на скамейку. - Бабке вот также посоветовали к менту подойти и время спросить. Она подошла и говорит: "Слушай, мент, сколько щас времени?" А он ей отвечает: "Сейчас, бабка, три часа. И три рубля штрафу за оскорбление при исполнении". "Спасибо", - бабка говорит и дает ему червонец. А он, мол, сдачи нет. А бабка говорит: "Ну и ладно. Мент. Мент. А на рубль - козел драный".
Парочка захихикала.
- Сейчас двенадцать, - впервые подала голос девчонка.
- Ну вот и спасибо. - Алик поднялся. - Я вам байку - вы мне время. Все по честному.
Время еще детское. Было бы желание и "капуста" - найти можно. А то и другое присутствовало.
Алик вышел на улицу. Подождал, пока не набежал на него зеленый огонек, помахал. Конечно же, ночной рэкс, если и не держит под сиденьем, то информацией располагает. Верняк.
- Шеф, - сообщил Алик без вводных предложений и прелюдий. - Нужно срочно достать, душа дымит.
Таксист, флегматичный длинноволосый парень постучал пальцем по баранке.
- Я не балуюсь. Но на сдачу могу закинуть.
- Валяй. Не обижу. А что там за заведение?
- Заведений там нет. Там есть место. И там сдают все, что хочешь - от и до. Подъезжаешь, тушишь фары - и они подлетают как коршуны. Ребята работают, позавидовать можно.
- Слыхал про такие места, только сам ни разу не брал. А куда ж менты смотрят?
- У них там все схвачено. Если чуть шухером пахнет, участковый приходит и говорит: ребятки, сегодня в футбол играйте. И ребятки в футбол гоняют. Рейд там или что - приезжают - тишь да гладь. А в следующую ночь - на боевом посту, как обычно. Как-то к ним рэкеты заявились. Подгоняйте, говорят, за ночь по стольнику. Те - хрен, мол, вам! Приехали тогда на трех "жучках" ребятищи, дали тем шороху.
- Ну и что?
- Ничего. Теперь платят. Что им стольник - шелуха. Они там деньги делают, какие нам с тобой и не снились.
За разговором приехали. То место было за большим широкоформатным кинотеатром в переулочке. Как только погасили фары, подошел парень. Высокий, в спортивном костюмчике, в кроссовках. Со спортивной сумкой фирмы "Адидас", сверкая лампасами на штанах: такие бывают только у генералов и швейцаров.
- Что есть? - Алик спросил.
- Все есть. Водка, вино.
- А коньяк есть?
- Сейчас узнаем. - И кого-то поманил. - Эй, кто конину сдает?
Та же спортивная униформа, сумочка. Олимпийцы, спортсмены доброй воли, да и только! Из сумочки появились бутылки с коньяком. Коньяк шел по тридцатке, водка по два червонца. Крепленое вино любой марки - по "чирику". Цены стабильные, твердые, рухни вся экономика страны к чертям!
Бутылки с "кониной" перекочевали из "адиковской" сумки в мешок Алика. Деньги - в обратном порядке. Можно было ехать, но Алик решил рискнуть. Надо же с чего-то начинать.
- Слушай, "делаш", - поманил он сдатчика "конины". Можно тебя на пару ласковых?
- Пожалуйста, Вася. Но помни - время - деньги.
- Да я не Вася.
- А это, Вася, не принципиально. Ты на Васю похож.
- Ну, лады, проехали. Вот ты сдаешь градусы, а мне надо кой-чего покрепче опрокинуть.
- Ага. "Надоела мне марихуана, мне б мастырку кашкарского плана. А после плана кайфовые ночи: снятся Гагры, Батуми и Сочи" - пропел олимпийский чемпион. - Не в жилу, Васек, извиняй. Все, привет Мне работать надо.
- Да ты годи! Понимаю, ты честный советский фарцмэн. Но, может, где-то слышал краем уха. А?
- Хорошо, Васек, что понимаешь. Это надо понимать. Короче, так: гони полтинник, может, чего и вспомнится на радостях.
- Не кисло! Ты не промах, делаш!
- А жизнь какая, Вася! Ведь дорого все, инфляция проклятая опять же...
- А если ты мне фуфел подгонишь? Где же гарантии, как говорят дипломаты?
- Гарантии бывают только на смиренном кладбище. Стопроцентные, как говорят финансисты. А пока мы, так сказать, живы, все зыбко, все ускользает. А вообще-то говоря, я Вышинского уважаю. Знаешь, цитирую: признание - царица доказательств. Я тебе сознаюсь, ты уж можешь верить, можешь нет. Думай, Вася, думай. А то я погнал, работа стоит.
Действительно, подъехало несколько машин. Торг шел в полный рост, в открытую.
- На! - Алик решился. Отступать было некуда. - Давай адресок.