* * *
Алик шел по проселку уже совсем нетвердо. От жары и духоты в автобусе, от тряски его основательно развезло. Кроме того, он почал бутылку коньяка, взятого в дорогу: глотнул из горлышка в туалете, чтобы не было скучно ждать автобус. В будний день народу на автовокзале было немного, так что выполнить такую операцию было несложно.
До леса, что зеленел сразу за совхозными фермами, было не так уж и далеко, но для Алика и два-три километра сейчас были ощутимы. Едва миновав последние строения, он решил сделать привал. Сперва он было прилег на травку, но, словно вспомнив что-то важное, приподнялся и полез в рюкзак. И так, сидя перед рюкзаком на корточках, принялся сосать из горлышка извлеченной оттуда бутылки. "По полям колхозным, по лугам нескошенным..." - вспомнились ему слова из песенного репертуара соседа за стенкой. Он даже попытался намурлыкать мотив, но получалось мало похожее на то, что звучало в магнитофоне. Алика это ничуть не смущало, ему и так было хорошо; с умилением глядел он на золотистые поля, на комбайн, ползущий по пригорку.
Те, что шагали за ним следом, тоже вынуждены были залечь в бурьяне. Будь Алик в ином состоянии, он бы насторожился, но сейчас даже не заметил присутствия непонятно куда бредущих путников. И не только он, но следующие за ним тени не придали значения легковой автомашине, у которой вдруг на выезде из села забарахлил мотор. Шофер лазил зачем-то в багажник, оставил открытым капот, брал что-то из салона, словом делал отчаянные попытки восстановить способность машины везти своих пассажиров. Двое, затаившиеся, в бурьяне, на машину и не смотрели. Они еще в автобусе заметили, в каком состоянии их ведомый, и поэтому совершенно не боялись быть замеченными. Но младший по возрасту невольно ориентировался на поведение старшего, а у того осторожность, видимо, была врожденной. Вкрадчивые его движения напоминали движения хищника из породы кошачьих, из-за полуприкрытых век порой вспыхивал резковатый взгляд.
- Сволочь, - сказал он, понаблюдав за подопечным. - Коньяк жрет в такую жару.
Белесый хмыкнул неопределенно. Он вынул из сумки бутылку "Арзни". Глотнул, поморщившись, - вода успела нагреться. - Похоже, он в лес намылился, - предположил. - Не упустить бы его там.
- Еще хуже, если он подался туда отсыпаться. Будет фокус. Придется и нам по очереди кемарить...
Оба замолчали.
- Будешь? - побалансировал бутылкой с минеральной младший. Старший брезгливо поморщился. - Кто-то коньяк жрет, а ты с этой мочой. - Белесый спрятал бутылку.
- Внимание! - встрепенулся старший, не спускавший глаз с "клиента".
А тот поднялся и, пошатываясь, побрел вперед. Видно, даже лошадиная доза коньяка не могла заставить его забыть о цели.
В лесу стало прохладнее. В траве звенели комары, хотя и не такие злые, как в разгар лета, они давали о себе знать короткими зудящими уколами. Алик шлепал себя по шее, по лицу, по кистям рук, лениво ругаясь. Закуковала кукушка. Звук достиг слуха Алика. "Ну давай, стерва, давай! Сколько ты мне годов отмеришь?" Он даже попытался считать, но сбился со счета, плюнул. Его преследователи тоже лупили ладошками комаров, но без громких шлепков, которыми награждал себя их "клиент". Считать кукушкины стоны им, понятно, и в голову не приходило. Они словно предчувствовали, что события происшедшие вскорости, докажут всю вздорность этой приметы...
Алик по лесу шел довольно уверенно, хотя и не без труда расходился с березами. Деревья надежно скрывали преследователей - они шли уже почти не прячась.
Покружив немного на одном месте, Алик, видимо, нашел, что искал: старую поваленную полусгнившую березу, на которую он и сел. Снова достал бутылку. Глотнул еще чуть-чуть. Потом, встав на четвереньки, стал разгребать сухие листья, ветки, траву. Под березой оказалось углубление: дерево упало на ямку, которую лесной мусор не заполнил до конца. Из этого-то углубления и появилась на свет сумка с эмблемой "Аэрофлота". Кряхтя поднявшись, Алик стал отряхивать с сумки листочки, травинки, грязь. Наконец, выпрямился. И первое, что увидел, был черный глаз пистолета, уставившийся в его физиономию.
- Ага, - промолвил он. - А где мой черный пистолет? На Большой Каретной...
Он еще ничего не понял.
- Не въехал? Дыхало прикрой, и сумку сюда. Махом! - Борода приставил пистолет Алику прямо ко лбу.
Приблизился белесый и молча вырвал сумку из рук. До Алика стал доходить смысл происходящего. Он оглянулся - кругом был лес. Лес. И пистолет, нацеленный в лоб.
- Мужики, - пролепетал он, - забирайте все это. А я пойду. Ладно, мужики?
- Стой смирно, фуфло, - белесый провел ладонями по одежде Алика. Убедившись, что у того не спрятаны под рубашкой ни "шмайссер", ни "АК" или хотя бы "пика", он повернул Алика на сто восемьдесят градусов и поддал коленкой в зад. Алик растянулся на траве.
- Не шелохнись! - грозно прикрикнул бородатый. И они занялись сумкой. Со звуком чиркнула "молния". Из нутра появились завернутые в несколько слоев полиэтилена упаковки с ампулами, конволюты с таблетками.
Бородатый узким носком штиблета легонько постучал Алика по ребрам.
- А ну-ка, перекантуйся фасадом кверху, - Алик повернулся. От выпитого, от неудобства позы, от жуткого положения, в котором он вдруг очутился, он выглядел совершенно нелепо. Классическое сравнение с вытащенной на сушу рыбой, пожалуй, подошло бы, если иметь в виду ту стадию, когда рыба уже перестает трепыхаться. - Значит так. Откуда столь изысканное ассорти?
Борода присел на березу, поиграл пистолетом.
- Убери пугач, я все расскажу. Да дайте хоть сесть, а то у меня голос в нутре застревает.
Голос действительно был хриплый. Борода милостиво разрешил.
- Приблудная это сумка. Случайно ко мне попала...
- Ха! Дуру гонишь!
- Честно, ну, гад буду. Спросите у Фадеича. Он эту сумку случаем замел на автовокзале. Зацепил ненароком, за стариком такой грех водится. Спросите у Витярика, у корреспондента, они подтвердят. - Алик начал трезветь. С протрезвлением пришла дрожь в голос, перекинулась на колени, на руки. Его уже всего колотило.
- Ладно, мы все это проверим. Всех опросим. Как ты их там обозвал?
- Я их всех вам покажу...
- Дай мешок. - Борода встал, спрятал пистолет. Из Аликова рюкзака вынул ополовиненную бутылку и поставил на землю. Затем засунул сумку в рюкзак.
Алик провел языком по пересохшим губам.
- Мужики, дайте глотнуть, - он показал глазами на бутылку.
- Бог подаст, - борода сунул остатки коньяка в рюкзак вместе с сумкой.
Белесый открывал минеральную, когда Алик рванул. Он прыгнул в сторону и пригнувшись метнулся в лес. Все получилось у него непроизвольно, инстинктивно.
- Стоять! - Белесый метнулся за беглецом, выхватив из своей сумки свернутую трубочкой газету. В момент сближения Алик вдруг споткнулся и упал ничком, хватаясь руками за траву. Подскочив, белесый ударил Алика по ноге свернутой в трубочку газетой. По дикой боли, по тому, как вдруг неестественно подвернулась нога, Алик понял, что она сломана. И еще понял: это конец. И страх сменила злость, дикая злость отчаяния и обреченности. Хватаясь за кусты, он поднялся на одной ноге и прыгнул на белесого, пытаясь вцепиться в горло. Но нога подвернулась и он упал, получив ослепляющий удар в лицо той же штуковиной, которая скрывалась под видом "Комсомольской правды". Схватившись за дерево, он подтянулся на руках и выплюнул на траву зубы. Кровь густо текла изо рта, носа, рваных ран на щеках. Вся его одежда была в крови. Он смотрел перед собой диким помутневшим взглядом.
- Суки, - пытался выговорить, но ничего не получалось: слышалось только невнятное бульканье.
Белесый, поигрывая своей рваной газетой, из которой выглядывал стальной заточенный прут арматуры, вопросительно посмотрел на подошедшего к месту избиения бородача. Тот кивнул.
...Последнее, что увидел Алик в этой жизни, была зеленая листва, сквозь которую проглядывало голубое небо и угадывалось пятнами света на листьях солнце...
Алик лежал на траве, неестественно подвернув под себя руку. Один глаз его был открыт. Кровь еще сочилась из ран, но быстро густела и чернела.
- Добить надо, - хрипло проговорил белесый.
- Не надо. - Борода потрогал грудь Алика носком штиблета. - Как экс-врач "скорой помощи" могу констатировать летальный исход. Без вскрытия.
- А если встанет?
- А если встанет, то протянет еще год-два и загнется от цирроза печени. Этот диагноз я тоже могу без вскрытия определить - он у него на роже написан. Но он не встанет. Технично замочен... Жалко, что не дали ему глотнуть коньячку напоследок. А, впрочем, не в коня корм.
- Что будем делать с этой падалью?
- Закидаем листьями, тут через полгода найдут, не раньше. А найдут - в архив спишут. Пойдет дождичек не сегодня завтра. А дождь, как говорится, смывает все следы.
Белесый взял Алика за ноги и затащил в кусты, начал забрасывать валежником.
- Обожди, - остановил его бородатый. - Обшмонай это чучело. Ничего не оставляй в карманах, даже лотерейного билета.
Без особой охоты белесый подчинился. Через минуту он подал голос.
- Ого! Капуста. И немало для такого ханурика.
- Бери, в хозяйстве сгодится.
Белесый не удержался, чтобы не пересчитать деньги.
- Потом, потом, - остановил его Борода. - Сперва дело кончай.
Сунув пачечку зелененьких в карман, тот нагнулся было за очередной веткой, как в глаза ему бросилось подозрительное шевеление ветвей. Без сомнения там кто-то был! Он ринулся к своему напарнику.
- Атас! - выдохнул ему в ухо и грубо увлек за собой. Бородатый до этого сидел на все той же поваленной березке. Рюкзак лежал у его ног. Он уже собирался обсыпать белесого ругательствами, как из кустов раздался голос:
- Рюкзак не трогать, "пушку" на землю! Самим лечь!
Но белесый перекинулся через березу, успев схватить рюкзак и сдернуть туда же бородатого. Хлопки выстрелов заставили его распластаться за деревом, но лишь на долю секунды. Бородатый навалился на него как-то слишком неловко. "Летальный исход, без вскрытия..." - с неуместной иронией мелькнула мысль. Но так ли это - времени определять не было. Выхватив у бородатого из кармана куртки пистолет, он, почти не глядя, выстрелил дважды в сторону прозвучавших выстрелов и откатился в сторону. Затем, петляя, бросился бежать. Вслед ему снова загремели выстрелы. Он опять пальнул на их звук и резко изменил направление. Сделав несколько скачков, затаился, прислонясь к старой, черной у комля березе. Бежать было опасно: он не знал, с какой стороны его могли подстеречь. Тихонько вынул из рукоятки обойму. Три патрона, четвертый в стволе. Это все, на что он мог рассчитывать для собственного спасения и товара, ради которого двое уже ушли в мир иной. О третьем он ничего не знал...
* * *
- Шеф, душа с меня вон, сейчас не могу...
Конопатый состроил кислую рожу и, поканючив таким образом, объяснил причину:
- Заказана на вечер тачка. Дело есть. Ребят надо сегодня в аэропорт забросить.
- Дело есть... Больно вы деловые со своими ребятами. Что они, на автобусе доехать не могут. А что прикажешь с этими чучелами делать? - Усатый колебался, видимо, будучи не совсем уверенным в целесообразности и правомерности им же самим затеянного.
- Да запрем их здесь, а на выходе дядю Пашу поставим.
- А если их хватятся, искать начнут?
- Да кто их хватится за ночь, этих недоделанных? Посидят на цепочке ночку, а я завтра с ранья - как штык. И провернем все, как полагается.
- Ладно, черт с тобой, - усатый сдался. - Умеешь уговаривать. У меня тоже сегодня дела в городе есть. А где твой дядя Паша?
- Счас сгоняю за ним. Туда-сюда.
- Мне нужно домой, - сказал Тенгиз. Лицо его потемнело под почти черным загаром. - Завтра я готов с вами ехать, черт бы вас побрал, а сегодня мне надо домой.
- Приторчи ты, недоумок! Ну-ка, тащи браслеты, надо их стреножить.
Конопатый сбегал к машине и притащил пару милицейских наручников, которыми бандиты сковали рука об руку Тенгиза и Костю.
- Так, уже лучше. А теперь - пошли вниз! - Усатый откинул доски пола, обнаружив квадратный люк и лестницу, уходящую в подземелье. Впрочем, особенно глубоко там не было - обычный деревенский подпол. Косте и Тенгизу пришлось подчиниться, по той хотя бы уже причине, что конопатый, вернувшись от машины, принес кроме наручников еще одну железку - пистолет, которым ненавязчиво поигрывал, переводя с Кости на Тенгиза и в обратном порядке.
В погребе было сыро и темно. Где-то в углу попискивали встревоженные крысы. Тенгиз и Костя, ставшие неразлучными по причине наличия скрепляющего их стального механизма, присели на наваленные у стены грязные доски. Пахло гнилой картошкой и крысиным дерьмом. Совсем неуютно...
- Эй, ну как там устроились? Поворкуйте, познакомьтесь! Ха-ха-ха! - Усатый заглядывал в люк и смеялся довольно ненатурально. Похоже, он был не в восторге от того, что согласился на предложение своего напарника. Идея с погребом была явным перебором.
- Ладно, туши фары, - буркнул Костя. - Когда-нибудь сочтемся...
- Сиди и не вякай. Будешь голос подавать - закрою крышку. Тогда вам будет еще интимней.
По шуму подъехавшей машины пленники поняли, что вернулся конопатый. Послышались голоса входящих, и сверху заглянул некто третий. В квадрате люка нарисовалась толстая харя с маленькими глазками, обрамленная короткими волосами с сильной проседью. Большего из подпола разглядеть было невозможно.
- Во-от они, - изрекла харя, шлепая толстыми губами большого рта. - Сидят миленькие и не трепыхаются. Дети подземелья.
Скованные а-дной цепью.
Связанные а-дной целью... -
слыхали такую песенку, арестанты?
В подвале молчали. Тенгиз, стиснув зубы, смотрел куда-то в темноту подземелья. Костя, вытянув ноги, устроился поудобней и прикрыл глаза. "А ведь как раз сейчас Татьяна ждет меня", - подумал он. Но вряд ли это обстоятельство могло послужить для бандитов уважительной причиной для условно-досрочного освобождения...
* * *
Темно-синяя "жучка" - "шестерка", пылившая по проселочной дороге, была забита до отказа. Сзади сидели Тенгиз с Костей, оставшиеся неразлучными по той же причине - наручники. Тенгиз, сидевший у дверцы, был прикован за правую руку, Костя - он был посредине - за левую. Справа от Кости сидел дядя Паша, туша весом не меньше центнера, но жирной не кажущаяся: вес набирался за счет костей и мышц. Тенгиз был мрачнее тучи. Губы его шевелились, посылая кому-то неслышные, и неизвестно на каком языке произносимые, проклятья. У Кости лицо побледнело и осунулось, бессонная ночь давала о себе знать. Дядя Паша мирно дремал, раскинув огромные ручищи, полуобняв Костю. Конопатый сосредоточенно смотрел на дорогу, крутя баранку, стараясь объезжать многочисленные колдобины и ухабы неухоженного грейдера. К нижней его губе прилипла сигарета. Весь он был настолько поглощен своим занятием, что окружающее для него словно отсутствовало. Усатый, сидевший с ним рядом, был хмур. Сегодня уже сама идея поездки казалась ему нелепой. Он не представлял, с чего начинать поиск, за что зацепиться.
Они обогнали рейсовый автобус, когда Тенгиз вдруг дернулся на своем месте. Задремавший было Костя открыл глаза.
- Смотрите! - воскликнул Тенгиз. - В автобусе наш бугор едет. Алик! - Тенгиз повернулся на автобус, оставшийся позади в клубах пыли. Усатый встрепенулся:
- Точно? Ты его точно узнал?
- Куда еще точней! Он у окна сидит, сзади. Не понимаю, что ему тут понадобилось. Через пять дней только решили собраться сюда снова. Они решили, у меня отпуск кончился...
- Гони на автостанцию, - приказал усатый. Он оживился. Начинало что-то проясняться. - Возьмем еще одного, поглядим, что он запоет.
- Куда ты его возьмешь? - лениво отозвался конопатый, - плацкарта кончилась.
- А мы одного из этих в расход пустим, - усатый подмигнул в зеркале Косте. Пленникам шуточка явно не понравилась.
Мелькнули за стеклом знакомые Тенгизу перелески, вот и шлакоблочный павильон - остановка. Несколько человек стоят, ждут автобус. Синяя "шестерка" остановилась несколько поодаль, там, где еще стояли машины. Чтобы не бросаться в глаза.
Автобус подошел по расписанию. Из него повалил деревенский люд, ездивший в город по делам, садоводы, прибывшие на свои "фазенды" собирать дары природы.
Алик вылез одним из последних. Было заметно, что он уже хорошо опохмелился;
- Тащи его сюда, - сказал усатый Паше. - Будем очную ставку проводить.
Паша уже высунулся было, как вдруг усатый вцепился в его рукав.
- Стой!
- Ты че щиплешься?
- Сядь на место. Смотри, кто у этого ублюдка на хвосте!
С их наблюдательного пункта хорошо было видно, выпрыгнувших из автобуса Белесого и Бороду - сопровождение "бугра". Поразмявши руки-ноги, похрустев костями, они тихонечко пошли в ту же сторону, куда и Алик.
- Знаешь этих вислоухих?
Конопатый кивнул.
- Грязная конкуренция, - подал голос дядя Паша с заднего сиденья.
- Помолчи, - усатый что-то мучительно соображал. - Трогай потихонечку за ними. Только потихонечку... Чтоб ни сном, ни духом... Да, интересный вырисовывается аттракцион...