Женщина полезла в пластиковую сумку с каким-то пейзажем из красивой жизни. Пеночкин, решивший, что здесь он только напрасно теряет время, все же подумал, что на фото не лишним будет взглянуть: лицо иной раз помнится, а фамилия забывается. Но не фотография - нечто другое приковало его взгляд? А именно: журнал "Огонек", в который та фотография была вложена. Это и не журнал даже, а объединенные под одной обложкой, листочки из журнала - так делают, когда публикуемые с пометкой "Продолжение следует", повести и романы собирают воедино для домашней библиотеки. Обложка - вот что привлекло внимание Пеночкина. Ему казалось, что он уже видел ее раньше (что немудрено - "Огонек" самое популярное ныне издание). Но не то главное - видел или не видел. Он слышал описание этой обложки. Он слышал голос Константина Опрятнова, повторявшего зачем-то: "Там еще белый медведь на белом снегу и вертолет в синем небе". Костя объяснял, что в украденной у него сумке был лишь один предмет, принадлежавший ему - детектив Сименона, собранный из разных журналов, объединенный одной обложкой. Описывал он эту вещь так, словно именно этот детектив был самым главным в утерянной сумке, и так подробно его описывал. Он повторял описание обложки в разной вариации, видимо, не зная, что еще говорить, пока Пеночкин, улыбнувшись, не спросил, просто так, чтобы перевести Костины мысли в другое русло: "А еще какие приметы у вашего детектива?" Костя думал очень мало над этим вопросом. "А еще там я на полях схемку одну электрическую начертил..." И добавил: - "И расписался".
И вот теперь он видит этот журнал воочию: белый медведь, белый снег, синее небо и вертолет... Пеночкин невольно протянул руку к журналу.
- Разрешите!
- Пожалуйста, - с некоторым недоумением протянула Зульфия журнал. Вероятно, ей пришло в голову, что не очень-то тактичные люди в милиции: тут вопрос, можно сказать, о жизни и смерти человека идет, а он журнальчик посмотреть просит. Да и Петрову, вероятно, тоже так показалось: серьезный опрос по серьезному заявлению идет, а он неизвестно зачем пришел, а тут еще журнальчик полистать захотелось. Надо же понимать все-таки, что у человека, можно сказать, горе. А тут с журнальчиком...
А Пеночкин даже легкую дрожь почувствовал, перелистывая странички самодельной этой книжицы. Вот она - схема. И число и замысловатая Костина подпись. Он расписывался на своих показаниях, даже сличать не требуется: на эти завитушки еще тогда Пеночкин обратил внимание. Теперь никаких сомнений - это Костин детектив, им собранный, им сшитый, втиснутый под обложку с белым медведем. Но как он попал сюда? Какая связь между исчезнувшим Тенгизом и исчезнувшим Костей? Что все это означает? Тенгиз - похититель сумки? Эти деньги...
- Откуда это у вас? - стараясь не показать своего волнения, спросил Пеночкин.
- Откуда? - переспросила женщина, не сразу поняв смысл вопроса. А поняв, стала соображать. - Да муж и привез вчера. Почитай, говорит, интересно. Я было взяла, да какое там чтение? Весь вечер переживала да нервничала.
- А у него откуда?
- Вот этого я не знаю. Я и не спрашивала. Мало ли откуда взял. Почитать кто-нибудь дал...
- Но кто? Это очень важно. Для поисков вашего мужа.
Пришла очередь изумиться и Петрову. Что за фантастика? Какая связь между заявлением об исчезновении человека и журналами? Откуда у следователя сведения об этом журнале? (Петрову со стороны виделось, что это один журнал).
Зульфия смотрела на Пеночкина во все глаза, ничего не понимая. А тот поглощенный своими мыслями, глубоко задумался. Теперь ему бесспорным казалось одно: исчезновение этих двоих - звено одной цепи. Но как за него ухватиться. И он медленно, словно размышляя вслух, заговорил, обращаясь то к женщине, то к лейтенанту:
- Давайте по порядку. У меня есть веские основания считать исчезновение вашего мужа в определенной степени связанным с этим журналом, точнее выбранной из нескольких журналов детективной повестью. Мне известно, кто собирал эту повесть, но вам я пока ничего сказать не могу. Надо срочно выяснить, каким путем этот детектив попал к Тенгизу. Возможно, что это поможет нам быстрее найти его самого.
- Это что-то опасное? А как вы узнали, что это те самые журналы? А что за человек, у кого они были? Преступник? Ой, я боюсь...
- Не будем терять времени. На ваши вопросы, я, если бы и мог, все равно не имел бы права отвечать. Но мне известно пока не намного больше, чем вам. Пока... А вот вы на мои вопросы отвечайте и, по возможности, точно и подробно. Первый: когда появились эти журналы в поле вашего зрения? Сразу, как приехал муж?
- Да, он их выложил с пачкой других журналов и газет. Свежих, купил, пока домой шел. Но обратил мое внимание на этот. Интересно, говорит.
"Сименон, ясно, что интересно", - подумал Пеночкин, а вслух спросил:
- А где взял, ничего не сказал?
- А зачем? Мне и неинтересно. Принес и принес. Что это событие что ли какое? Ценность какая что ли? Почитали да выбросили...
- Понятно... Может, кто из товарищей по бригаде почитать дал?
- Не думаю. Там, как я поняла, охотников до чтения нет. Им бы выпить только...
- Ну, а что за люди? Где живут, чем занимаются, как зовут, возраст какой.
- Ничего не знаю. Тенгиз ничего о них не рассказывал. Бригадира, вроде, Аликом звать. Корреспондент еще какой-то, с работы за пьянку выгнанный. Но как звать, не знаю. И еще каких-то двое.
Выгнанного за пьянку корреспондента, пожалуй, можно будет найти. Даже в таком большом городе не так-то уж много подобных феноменов. Но ход размышлений следователя прервал лейтенант Петров. Похоже, он включился тоже, заинтригованный:
- Так ведь там, где они работали, им пришлось предъявлять паспорта. А уж денег-то без паспорта точно не выдадут... Наверняка все данные есть в бухгалтерии...
А ведь верно! Пеночкин с благодарностью глянул на Петрова.
- Хорошая мысль! Но где они работали? Это-то вы, думаю, знаете?
Женщина замялась.
- Да говорил Тенгиз, вроде...
- Ну как же, муж на целый отпуск уезжает, а вы даже не знаете куда? - и Пеночкин глянул на женщину с неприязнью: вот бабы, - лишь бы деньги мужик привез, а откуда - неважно. Где он их, каким способом заколачивает, роли не играет. Лишь бы побольше...
Но Зульфия вдруг встрепенулась:
- Ой, совсем забыла. Письмо Тенгиз ждал перед отъездом. Не дождался, велел переслать, как придет. И адрес оставил.
- Вот это дело! - вырвалось у Пеночкина. - И где же этот адрес? Дома поди?
- Сейчас посмотрю. Может, здесь где завалялся.
И она снова стала рыться в своей безразмерной сумке. Извлекла оттуда пачку бумаг, стала перебирать их, приговаривая: "Захватила на всякий случай кой-какие Тенгизовы бумажки..."
Этот поиск увенчался успехом. Что он даст, этот результат, для главного поиска - сказать трудно. Но Пеночкин впился в бумажку глазами с надеждой.
- Ну что ж, - пробормотал он, - сорок километров это не так уж и много...
О расстоянии он знал: ему приходилось бывать в обозначенном на бумажке населенном пункте.
Ничего не поделаешь: чтобы узнать адреса людей, живущих поблизости, которые ходят рядом, придется проделать эти сорок километров туда и обратно. Причем, срочно. Машину для такого дела начальство, конечно, разрешит взять. Надо идти договариваться.
- Решили ехать? - спросил Петров. - Возьмите и меня с собой. Как-никак мне ведь тоже поручено вести этот поиск.
- Согласен, - даже немного обрадовался Пеночкин.
* * *
Алик проснулся от настойчивого стука в дверь. Как-будто кто-то долбил прямо по мозгам. Собирая все печатные и непечатные проклятья, Алик пошел открывать. Интерьер в его комнате не изменился: на столе - пустые бутылки, стаканы, консервные банки, засохший хлеб... Натюрморт, не радующий глаз...
Нарушителем утреннего равновесия оказался Витек. Разноцветные его глаза от многодневного запоя были еще более разноцветными. Под левым, голубым, темнел совершенно безобразный фонарь.
- Ого, - прокомментировал это обстоятельство Алик, - в темноте на чей-то кулак налетел?
- А-а... Пусть не лезут. - Витек вошел в комнату и сел на продавленный стул. - Бугор, поправиться надо. Душа с меня вон...
Он дохнул чем-то мерзким, огненно-зловонным.
- Всем поправляться надо. А ты что же, бабки уже спустил?
- Да бабки есть, только где ж сейчас возьмешь по утрянке?
Алик не стал больше томить гостя и томиться сам. Он пошарил под кроватью и извлек на свет божий бутылку коньяка. После шабашки он перешел исключительно на коньяк, свой любимый напиток. Но, конечно, мог и отступить при случае от этого правила...
У Витька загорелись глаза. Даже лиловый его фонарь, казалось, стал испускать теплые инфракрасные лучи.
- А где наш кент заклятый, старый висельник Фадеич? - поинтересовался Алик, откупоривая бутылку.
- Вчера был жив. Но плох. Дорвался до своего любимого "Цитрусового"...
- Ниче, старпер выдающийся, у него печенка луженая, не то что у нас с тобой. Ну давай, чтобы... стоял, и бабки водились!
Они чокнулись и выпили по полстакана золотисто-рыжего напитка о трех звездочках. Витек залил свою дозу в нутро единым махом и занюхал "мануфактурой" - собственным рукавом. Алик цедил медленными глотками, наслаждаясь вкусом и ароматом.
- Ах... - крякнул он. - Хорошо, падла, пошел...
За стеной заиграл магнитофон.
- А вот и сервис. Музон. В самый кайф. Слышь, Витярик, будь другом, сваргань-ка чифиру по старой памяти.
- А где у тебя чай?
- Возьми в холодильнике. Черт бы все побрал! Чая в продаже не стало. Этот-то в буфете ресторанном у одной лахудры знакомой отцепил. Дожили, твою маму...
Витек извлек из холодильника пачку чая. Пустая кастрюлька стояла на холодильнике. Нашарил в кармане спички, пошел на кухню.
Так пускай же по кругу косяк,
Наполняй же мозги желтым дымом...
Как ты был, так ты будешь босяк,
Не любимый, никем не любимый...
разрывался за стеной магнитофон.
"Чертовы песни у этого придурка. Все про одно и то же, - в размягченном мозгу Алика эта мысль возникла уже в который раз. Думая об этом, он стал не спеша одеваться. Составил в угол пустые бутылки - там уже скопилось изрядно всевозможной разнокалиберной стеклотары. На этом утренний туалет, равно как и уборка комнаты, были завершены.
Возвратился Витек, бережно неся кастрюльку с черным дымящимся пойлом.
- А-ах... Вкусно пахнет, - весь подобрался Алик, принюхиваясь. - Перелей в банку. Вон в ту, литровую.
Они стали пить чифир прямо из банки, крякая и отдуваясь, передавая по очереди банку друг другу.
Так глотай же коричневый яд,
Чтобы сердце сильнее забилось,
Чтобы горе, тоска и печаль
Ну хоть на миг, хоть на время забылись... -
гнусаво выводил неведомый певец.
- Тоже вот, говорят, чиф - наркотик. - Алик глотнул из банки. - А по мне и хрен на него. Хорошо мне идет, нервы успокаивает. Особенно с "кониной".
- Слышь, бугор, а ты ту сумку, в натуре, утопил? Помнишь, с самолетиком?
- Ну, а как же? В натуре. Хошь, по-саратовски забожусь?
- А я вот своим куриным мозгом раскинул, зря ты ее так. Там же этих лекарств всяких,море было. Загнать ее надо было, вот что.
- Ага, молодчик! А ты загони, попробуй! Выйди вон, на проспект, да крикни: граждане хорошие, кому дури по дешевке насыпать? Это ты, Витек, не подумавши. За это знаешь как спрячут? На всю оставшуюся жизнь. Понимать надо.
- Да,я воще-то так... К слову пришлось. Хрен на наркоту на эту. По мне лучше водки и чифиру дури не придумано...
- Верно, Витек, верно. Добрые базары. Мы с тобой честные пьяницы и гидрохлоритов нам всяких не надо.
- Чего, чего?
- Да ничего. Давай лучше, по соточке.
Допив коньяк и чифир, Алик выпроводил захорошевшего гостя и стал собираться на ответственное мероприятие - поездку в деревню. Он взял рюкзак (не светиться же с аэрофлотской сумкой), засунул туда последнюю непочатую бутылку коньяка. На этом, собственно, сборы его и закончились - что еще взять с собой? Придумать на этот счет он ничего больше не мог, поэтому бодро "лег на курс". Коньяк и чифир отлично подняли тонус, хотя походка стала слегка нетвердой. На душе было легко, он бы даже улыбался, если бы не отсутствие зуба. По сторонам он не смотрел, назад не оглядывался.
Впрочем, если бы даже смотрел и оглядывался, то все равно вряд ли заметил бы две фигуры - высокую и пониже, прилепившиеся к нему у подъезда. У того, что пониже, белесого, с иероглифом на груди, через плечо - спортивная сумка. Тот, что повыше, был постарше, с бородой, вполне интеллигентного вида. Как бы невзначай они оказались в том троллейбусе, что и Алик, и на автовокзале сели в тот же, что и он, автобус, который и покатил их к месту бывшей шабашки.
* * *
Поездка Пеночкина и Петрова в деревню отсрочилась на несколько часов из-за обстоятельства чрезвычайного характера. Оно же, правда, побудило к более решительным действиям.
В своем кабинете, куда Пеночкин зашел, собираясь уехать, его ждало сообщение, от которого ему стало немного не по себе: у себя в квартире найден убитым Николай Шариков, последнее время человек без определенных занятий, состоящий на учете как наркоман. Квартира Шарикова находилась под наблюдением, люди ее посещающие, по возможности, тоже. Установить причастность Шарикова к ограблению аптеки № 17 не удалось.
"Сумка начала убивать", - мелькнула мысль. И хотя обстоятельствами смерти Шарикова будут заниматься следователь прокуратуры и другой следователь милиции, Пеночкин решил все же съездить посмотреть: не зацепится ли глаз за что-то, что имеет отношение к расследуемому им делу по ограблению аптеки.
Квартира Коляни, некогда богато обставленная, сейчас являла жалкое зрелище. Разумеется, все здесь будет тщательно обыскано, и у Пеночкина будет возможность ознакомиться со всеми протоколами. Беглый осмотр, конечно, ничего не давал. Он глянул на покойника - все типичные признаки удушения. Налицо была попытка инсценировать самоубийство, но у убийц, видимо, не хватило времени или кто-то помешал. Подробности будут после вскрытия, пока же Пеночкин лишь обменялся с врачом несколькими фразами, тот уже осмотрел труп, составил свое мнение, которым успел поделиться с сотрудниками оперативной бригады, выехавшей на место происшествия. С заключением врача были согласны все. Да, задушили, пользуясь удавкой, а потом приспособили найденную в доме бельевую веревку. Но ни поза покойника, ни вид его не соответствовали представлению о самоубийстве. Следов борьбы не было обнаружено. Убитый, скорее всего, был в состоянии эйфории (шприц и ампулы свидетельствовали об этом), кроме того, своих убийц не опасался. Он их, по-видимому, хорошо знал и тревоги появление "гостей" у него никакой не вызвало. Этим они и воспользовались. Принадлежность наркотиков и "машинок" к украденной партии можно было идентифицировать лишь в лабораторных условиях.
Пеночкин поговорил еще со следователями, выяснил, каким образом было обнаружено убийство. Самый банальный случай: соседка зашла спросить, есть ли в квартире свет (у самой, видимо, пробки сгорели. Просить что-либо в этой квартире давно уже было бесполезно), увидела, что дверь открыта, прошла и увидела... Милиция, скорая помощь приехали быстро. Если бы самоубийство... Но все говорит за то, что тут еще будет морока...