* * *
- В вашем отделе Подгорный с кем-нибудь прочные дружеские контакты имеет?
Громов изобразил нечто вроде усмешки:
- С кем ему контакты-то у нас иметь? Единомышленников тут у него ни в каком плане нет.
- Ну а в тресте?
- В тресте, надо полагать, есть. Но ведь это уже вне моей компетенции...
- Понятно...
- Впрочем, ходит к нему тут один из лаборатории, с ним, они, по-моему, постоянно хороводятся.
- Так, так. Это уже интересно. Как мне до этого его приятеля добраться?
- Это несложно, - Громов потянулся к телефону. - Мы с его начальником свяжемся... Сейчас будет, - проговорил он, положив трубку. - Как вы поняли, я не стал объяснять, зачем и куда. К зам. управляющего он мигом прискачет.
Владимир Колобов подтвердил только что сказанное. Правда, удивления по поводу того, что вызвал его не зам, а следователь прокуратуры, он не высказал. Казалось, он ожидал, что именно такой оборот дела предстоит.
"Ясно. Уже обменялись соображениями", - отметил Рунге.
С первых же минут беседы следователь понял, что встреча может оказаться небесполезной.
- Как вы думаете, Подгорный делился с кем-нибудь своими выводами относительно зарубежного наследства Корзуна?
- Думаю, да, - без особой охоты ответил Вовчик.
- Думаете или знаете?
- Откуда я могу знать точно? При мне он никому ничего не говорил.
- А без вас?
- Так, я полагаю, об этом его надо спрашивать.
- Целиком с вами согласен. Но ваш приятель не спешит почему-то обогатить нас этой информацией.
- А меня, стало быть, поспешил?
- Не будем терять время на бесплодные рассуждения. Зачем мне вас, человека с высшим образованием, призывать к тому, что помощь правоохранительным органам - долг каждого гражданина?
- Но я-то к этому делу вообще никакого отношения не имею! - попытался еще посопротивляться Вовчик, но бессмысленность такого поведения была очевидна и для него. - Дело в том... дело в том, что он и сам не помнит толком, кому и в каком виде выдал информацию. Он ведь не злоумышленник какой, но, как я понял, хорошо набрался. И теперь у него только смутные и обрывочные воспоминания о том. Может, потому он и вам не может ничего конкретного сообщить...
- Да-а... Боролись, боролись с пьянством и алкоголизмом, а вполне порядочные инженеры не помнят, с кем и о чем накануне беседовали... Ну, а из тех отрывочных сведений, которые он выдал вам, мы хоть что-то можем предположить? Какую-то картину можем представить?
- По его словам, он познакомился с каким-то парнем в пивбаре и чуть ли даже не отправились к старику в гости.
Брови у следователя поползли кверху.
- В гости? К Корзуну?
- Эдик - большой фантазер. С него все может статься. Особенно, когда он под хорошим градусом...
Дело принимало неожиданный оборот. Подгорного следовало вызывать уже не в кабинет к зам. управляющего, а в прокуратуру официальной повесткой. Выяснив у Колобова, о каком пивбаре шла речь и какого числа произошло знакомство Подгорного с человеком, пожелавшим встретиться с Корзуном, Рунге стал собираться. Он почувствовал, что центр тяжести возводимого им здания следствия начинает перемещаться.
* * *
- Эдуард Михайлович?
- На проводе.
- Эдуард Михайлович, это из прокуратуры, Рунге. Мы с вами вчера встречались...
Эдик поежился. Черт бы побрал этого прокурора, вчера прицепился, сегодня опять звонит с утра пораньше.
- ...Извините, что по телефону, но так быстрее будет, чем повесткой, а время у нас дорогое. Зайдите, пожалуйста, к нам в прокуратуру, в комнату номер восемнадцать. Это на третьем этаже. Знаете, где мы находимся? Если надо, я предупрежу вашего начальника...
Эдик вышел на лестничную площадку и закурил. В прокуратуру его вызывали первый раз в жизни, настроение было самое противное. Что же пронюхал этот чертов прокурор? Почему именно его вызывают? А, может быть, опять всех по очереди, как вчера? Сначала в кабинет зама, а сейчас вот на "лубянку". Ну, артисты! Пойти с Вовчиком потрекать... Стоп! Что-то Вовчик вчера слинял после работы втихаря, обычно вместе шли - по пути домой, в одну сторону. Не потому ли, что его тоже тягал прокурор, а он что-то брякнул неподходящее?
Эдик бросил сигарету и ускоренным шагом рванул в лабораторный корпус. На двери лаборатории был кодовый замок, кода Эдик не знал. Пришлось звонить и ждать, когда вызовут приятеля. Вовчик вышел, вытирая руки о белый халат. Халат был не первой свежести, в нескольких местах облит кислотой и прожжен паяльником.
- Привет, - буркнул Эдик, - пошли-ка потолкуем, гражданин Колобов.
- Некогда, старина. Запарка.
Вовчик провел для убедительности пальцем по кадыку, но вид у него был довольно смущенный и взгляд он почему-то отводил.
- Запарка... Запарка... Тебя вчера вызывал этот Пинкертон, Мегрэ или как его там? Следователь, словом.
- Вызывал.
- Визивал... - Эдика тянуло на дерзости. Передразнивая приятеля, он тем самым выказывал свое возмущение, заранее уверенный, что тот его "заложил". - Ну и чем ты с ним поделился? Давай выкладывай, а то меня на "Лубянку" тягают. Архипелаг ГУЛАГ под меня копается.
- Да так, ничего особенного. Знаешь, Эдька, я ему продал твоего кента из пивнушки. Дай сказать! - Вовчик перехватил протестующий жест Эдика взглядом. - Это ведь не шутка, человека-то пристукнули. И все равно докопаются, так что не тяни, колись. Может статься, что ты навел стрелки на Корзуна. Сам понимаешь, болтун - находка для врага.
- Сам ты болтун. Кретин! А меня сейчас по судам затаскают, засудят к такой-то маме... А может, это ты его ухлопал? А? Пошел, якобы к бабе своей под каблук, а сам, пока я пивом наливался, - шасть - и спровадил дядю на тот свет?
- Это тоже естественно предположить, - Вовчик ухмыльнулся. - Ты молодец, догадался. А сейчас я жду, когда на меня переведут наследство из Австралии. А тебе, не кажется, что оснований заподозрить тебя еще больше? Не ты ли на эти фунты - доллары - лиры зарился и большое желание имел к ним присоседиться?
- Ладно, не вякай. - Эдик достал сигарету и спрятал пачку, не предложив как обычно приятелю. - Что ты конкретно выдал?
- А только то, что мне сказал. Этот Христофор Колумб меня прижал. Пришлось проинформировать его насчет твоего нового знакомого: подозрительная, на мой взгляд, личность. По твоему описанию то есть. И про его нездоровый интерес к заграничному наследству Ну и все. Я же на вашем балу в "Сугробе" не присутствовал...
- Спасибо, ты настоящий друг, - процедил Эдик сквозь зубы, выплюнул недокуренную сигарету под ноги приятелю, круто повернулся и пошел. Пора было ехать в прокуратуру, каяться в грехах...
* * *
Они сидели в кабинете друг против друга. Рунге перебирал бумажки, Эдик, насупившись, смотрел на решетку, украшавшую окно. И хоть это была не устрашающая прямоугольная клетка, символ несвободы, а расходящиеся радиальные стальные прутья-лучи, все равно это была решетка, и она его угнетала.
- Что ж, приступим, - нарушил молчание Рунге. - Сегодня это у нас не просто беседа, но допрос, а посему давайте соблюдем все формальности.
От формальностей Эдика бросило в пот. Называть свои анкетные данные, оказывается, не так приятно, когда их кто-то записывает. А предупреждение о даче ложных показаний и связанных с этим последствий и вовсе повергло его в уныние.
Но и Рунге чувствовал себя не лучшим образом. Он подавлял в себе раздражение, которое вызывал в нем один вид этого инженера-недоумка. Балаболка! И если уж он не соучастник убийства в прямом смысле, то косвенно - это точно. Своим длинным языком, как пить дать, способствовал преступлению.
Эдик же чувствовал, что его крепко прихватили и уже просто так не отпустят. Это соображение и вид решетки на окне не вызывали в нем более желания изворачиваться и финтить. Поэтому он вполне обстоятельно и подробно описал свой поход с Вовчиком в коктейль-бар, не забыв даже упомянуть вонючий "Агдам" - третий ингредиент напитка с псевдорусским названием.
Эдик увлекся своим рассказом, что, как ни странно, успокаивало его. Он изо всех сил старался вспомнить подробности своего пребывания в пивбаре "Снежок", но это ему плохо удавалось. Внешность Славы возникала в его памяти весьма расплывчато. Описывая его лицо, он упирал на то обстоятельство, что у его нового знакомого были светлые волосы и рыжая борода. Намного темнее, чем голова. Он помнил, что интересовался у Славы, красит ли тот бороду, а вот какой был ответ - не помнит. Не припомнит он - хоть убей! - во что Слава был одет. Может, в кожаной куртке. А может, в вельветовой. А может быть, в замшевой. Не исключено, что в джинсовой... Точнее, к сожалению, он, Эдик, припомнить не может...
- Как я понимаю, в финале вы отправились к Корзуну? Зачем?
Эдик опустил голову.
- Да, самое смешное (или печальное), что мы пошли к Корзуну...
- Ну и как он вас встретил?
Рунге впился глазами в сидевшего перед ним человека. Он невольно напрягся, ожидая ответа. Но ответ оказался несколько неожиданным.
- Да никак он нас не встретил. Мы ходили-ходили кругами, да так и не нашли, где он живет. Ведь я не был у него ни разу, так лишь представление имел. Ну, дом знаю. Примерно. Да ноги-то плохо слушались...
- И чем все кончилось? - Рунге с трудом скрывал свое разочарование.
- Чем кончилось? Я, слава богу, дома оказался. Не в вашем ведомстве, не в трезвяке. Слава, наверное, тоже. У меня не было случая возобновить наше знакомство и спросить его, где он закончил тот приятный вечер.
- Приятный, говорите? Ну раз в "трезвяк", как вы выражаетесь, не попали, то, стало быть, приятный. Только "трезвяки" не по нашему ведомству. Ну а почему вы не воспользовались адресом? Он ведь у вас был?
- Адрес?
Явное замешательство отобразилось на лице Эдика, и ответ поэтому был нелепым:
- Так темно же было...
Рунге на это отреагировал по-своему.
- Так, значит, адрес у вас был, - произнес это утвердительно, не вопросительно. - А где вы его взяли? Впрочем, это уже не так важно. Вы дали его своему новому знакомому?
- Не помню, кажется, дал...
- Не помню... Что вы еще говорили о Корзуне этому Славе?
- Не пом... Что-то насчет наследства... Насчет Австралии.
- Ну так что же получается? Вечером вы даете адрес своего сослуживца первому встречному, сообщаете подробности его биографии, которые он вряд ли стал афишировать сам, а наутро он не выходит на работу. Не выходит потому, что той самой ночью был убит. Как прикажете все это расценивать?
Эдик побелел. Ему совсем нехорошо. От бравады не осталось и следа. Он уже не хорохорился.
- Разрешите закурить това... гражданин, не знаю, как вас называть...
- Рудольф Христофорович меня зовут. Вы пока не подсудимый, и мы не в суде. Говорите все, что знаете, только правду, для вас же лучше. И можете курить, если вам это помогает.
Рунге встал и подошел к окну, дотянулся до форточки. Сам он бросил курить несколько лет назад и теперь старался по возможности меньше дышать табачным дымом.
А за окном, пересеченным радиальными линиями решетки, все еще стояло бабье лето, которое не желало сдаваться вопреки прогнозам.
- Ну так, - вернулся он на свое место. - Попробуем составить словесный портрет вашего случайного собутыльника. Нам необходимо его найти. А вас мы привлечем...
- Но я не убивал никого! Клянусь вам! Я не был у Корзуна! - в отчаянии выкрикнул Эдик. - Я его в глаза не видел в тот вечер...
- ...Привлечем к прямому поиску. Пойдете с нашими товарищами и постараетесь узнать этого Славу. Если он, конечно, не плод вашего воображения. Надежды мало, но и не использовать этого шанса тоже нельзя. Сами понимаете, это в ваших интересах. А теперь подпишите вот эти бумаги.
- Что это? - со страхом спросил Эдик.
- Пока ничего страшного. Протокол допроса и подписка о невыезде. До окончания следствия.
- Но я должен в командировку ехать... В столицу.
- Подождет командировка. Молите бога, чтобы не пришлось в другую сторону поехать. Не очень-то все для вас, прямо скажем, благоприятно складывается. А теперь слушайте внимательно. На службе вас найдет человек. Знать вам его род занятий и службы необязательно. С ним пойдете в пивной бар. Посидите, не обращая на себя внимания. Только пива много не пейте. Что делать, как поступать - скажет вам тот человек. Будете во всем слушать его. Понятно, приказать я вам не имею права, но повторяю - это в ваших же интересах. Безопасность вашу постараемся гарантировать. Но риска с вашей стороны, полагаю, будет не больше, чем тогда, когда вы в одиночку шатаетесь по злачным местам. А пока идите...
Оставшись один (Эдика как ветром сдуло), Рунге стал размышлять. Конечно, Слава - это версия. И даже перспективная. Но много непонятного. Почему не взяты деньги, ценности? Такие, как Слава, как его описывает Подгорный, ничем не брезгуют. Может, его вспугнул кто-то? И это возможно. Или тут все гораздо сложнее...
Придется поломать голову.
* * *
Теперь, когда осмотр квартиры убитого со всеми официальными церемониями (понятые, сотрудники уголовного розыска) был завершен, можно было углубиться в детальное изучение его архивов, переписки, накопившегося за годы хлама. Разгадка преступления, возможно, где-то здесь. Убийца не тронул предметов австралийского происхождения, и Рудольф Христофорович имел возможность осмотреть их, полюбоваться непривычной для нашего глаза работой. Но его интересовала переписка - оригинальные безделушки и затейливые поделки ничего ему подсказать не могли. Вот они и письма. Совсем немного. Ненашенские штемпели, почтовые отметки, марки со зверями, птицами и растениями бывшего некогда загадочным континента. Письма на русском языке. Немногословны, не шибко грамотны (надо думать, подзабыли русский язык заморские адресаты). В письмах нет ничего, что могло бы предопределить причины трагедии. Ни о каких деньгах, ни о каком-либо наследстве... Имена совсем не те, что упомянуты в объявлении инюрколлегии. Да и не упомянут там ни один из городов Австралии. В той заметке - города Соединенных Штатов и Европы - как это все увязать? И там были у Корзуна родственники? Но ведь имя-то его опять нигде не упомянуто.
Что можно сделать? Послать австралийский адрес компетентным юристам из коллегии, занимающейся вопросами иностранных наследств? Объяснить, в чем суть проблемы. Возможно ли такое положение, что человек, живущий под совсем другим именем, узнал себя? Или кого-то знакомого? Люди, которые всеми этими делами занимаются, могут смоделировать ситуацию, сообщат какие-то дополнительные данные, которые прольют свет на мотивы убийства. Но приблизят ли к убийце, помогут ли выйти на него?
Незнакомец, с которым разболтался в пивном баре Подгорный, конечно, мог убить. Сейчас таких подонков, для которых человеческая жизнь - пустяк, пруд пруди.
Но за что? За деньги? Корзун мог накопить какую-то сумму. Но чего бы ему иметь ее дома? На сберкнижке у покойного что-то около четырех тысяч. Деньги по нынешним меркам небольшие, но тем не менее - деньги. И если он хранит их на сберегательной книжке, то зачем ему держать какую-то сумму дома? Покупать он, по всей вероятности, ничего не собирался. Какая-либо драгоценность? Вполне возможно. Но ведь не держал же ее покойный на виду. Ее надо было обнаружить, а для этого все перерыть. Но не похоже, что тут кто-то рылся! Впечатление такое, что вообще ничего не взято. Зачем же было убивать? Опять это пресловутое объявление инюрколлегии. Такая ситуация: только эти двое знают, что к чему. Или больше, чем двое? Обстановка после убийства не дает возможности достоверно предполагать ни то, ни другое. Есть только факт убийства...
Тот, кого навел сюда Подгорный, что он мог взять? Драгоценности, которые убитый мог выдать под угрозой убийства. Такое тоже возможно. Но так это или нет будет известно лишь после того, как найдут того незнакомца. На признание рассчитывать, ясное дело, не приходится. Рассчитывать можно лишь на мастерство оперативников, которые ищут сейчас подозреваемого в убийстве и тоже изучают оставленные им следы. Им, а может, и не им... Может быть, все-таки, это дело рук самого Подгорного? А собутыльник - лишь черная кошка в темной комнате? А Колобов? Тоже странная личность...
Рунге спокойно и методично перебирал бумажки в письменном столе его бывшего хозяина, не пропуская ничего и... мало надеясь на то, что найдет что-либо, способное его заинтересовать.
Дешевенькая толстая тетрадка, не ученическая, нет, из тех, что продаются в киосках "Союзпечати", привлекла внимание Рунге тем, что все ее записи состояли из цифр. Ряды цифр пронумерованы попарно. Шесть цифр, потом пять. И следующий порядковый номер. И все подряд - 1, 2, 3... и так до пятидесяти двух. Потом опять те же колонки цифр, пронумерованные попарно.
"Шифр, что ли, какой?"
Следователь уже несколько минут сидел над этой тетрадкой.
"Отдать тем, кто в этом разбирается? В шифрах, то есть. Такая аккуратная запись не может быть бессмыслицей, что-то за этим кроется. Последний номер - тридцать один. Кстати, почему под одними номерами рядов цифр больше, чем под другими? Никакой закономерности не усматривается. Под последним номером - только два ряда цифр. Один ряд - шесть цифр, поставленных через запятую, второй - пять, точно таким же образом.
"Придется спросить в шифровальном отделе КГБ".
Спрятав тетрадь в дипломат, Рунге еще некоторое время поперебирал бумажки, книги и в состоянии полной неопределенности отправился к себе.