Я жду Анжеллу на крыше здания, приспособленной под стоянку автомобилей. Отсюда открывается прекрасный вид на сказочный мир, имя которого - Голливуд. Чтобы скоротать время, решаю позвонить в Вашингтон, в посольство Франции.
- К сожалению, посол сейчас находится в Париже, - сообщает мне его заместитель Лионель Жосмин. Услышав мою фамилию, он кричит в трубку: - Привет, кузен!
Я крайне удивлен. И он объясняет мне, что женат на дочери кузины моей маман. В силу свое бурной и беспокойной жизни, я пропустил такое важное событие. Но мир тесен! Я давно это понял! Разговор о том, о сем; я выслушиваю его восторженные охи о своих детях. Потом мы говорим немного о близких родственниках. Потом я сообщаю, что пока не женат, так как много дел и много женщин, которые вяжут по рукам и ногам и не дают возможности подумать о таком важном шаге. Он хохочет!
Он переходит на "ты". Мы начинаем тыкать друг другу. Теперь я могу заговорить с ним о том, что меня интересует.
- Ты бы мог узнать поподробнее об агенте ФБР 6018?
- Конечно! Ты знаешь его фамилию?
- Витлей Стибурн.
- Куда я могу тебе позвонить?
- Я тебе позвоню, кузен, сам, потому что у меня пока нет здесь постоянного места. Когда мне позвонить?
- Я думаю, через полчаса.
- Ты смотри! У вас превосходно налаженная работа!
- Тебе известно и это?
- Еще бы! Самое лучшее посольство в мире!
Мы еще несколько раз повторили друг другу "кузен" и положили трубки.
Анжелла появляется минут через пятнадцать после моего разговора с родственником.
Вызывающе прекрасная, она приближается ко мне своей неповторимо мягкой и очень женственной походкой. Есть все-таки красивые женщины на нашей планете! А если бы мне пришлось родиться на Марсе или Юпитере?
Словно после долгой разлуки мы бросаемся друг другу навстречу, впиваемся друг в друга губами.
- Это выше моих сил! - шепчет она. - Я не могу сопротивляться желанию. Я сейчас же хочу вас!
Я открываю заднюю дверцу своего "понтиака"...
Мы прибываем на финиш одновременно с Анжеллой. И нас приветствует легкий звук клаксона. Это старый седой американец, в очках с золотой оправой.
- Мне не приходилось видеть ничего лучшего. Я недавно был на концерте Паваротти, всего месяц назад, так он не идет ни в какое сравнение с тем, что я видел сейчас!
Водитель "мерседеса" аплодирует нам и уезжает со стоянки.
Но рядом с нами появляется еще один свидетель: в красно-белом комбинезоне служащего стоянки. У него рахитичная голова, волосы и глаза альбиноса, он брызжет слюной словно гастритчик во время странствования по пустыне Лак Сале.
- Я видел все! - сообщает он мне.
- Проклятый соглядатай!
- Не разговаривайте в таком тоне со мной, иначе я сейчас же позову полицию, и вам придется объяснить свое поведение. - И добавляет, не моргнув и глазом: - Двадцать долларов, и я ничего не видел.
- Это ваш тариф?
- Я мог бы потребовать у вас и пятьдесят, так как у меня есть свидетель: тот старик за рулем "мерседеса". В этом случае вам угрожает тюрьма, так как вы занимались развратом в общественном месте.
Я хватаю его за бретельки комбинезона.
- За попытку шантажа официального лица угрожает тюремное заключение, малыш. Я надеюсь, что вам это известно?
Чтобы добить его окончательно, я достаю свое удостоверение, заполненное на французском языке, но слово "ПОЛИС" известно во всем мире. Это международное слово.
Поскольку он проглотил язык, я отрываю одну бретельку от его комбинезона и берусь за вторую.
- Говорите, вам известно это или нет? Иначе ваш комбинезон превратится в гольфы!
Он говорит:
- О'кэй. Да.
- Вот и хорошо! Впредь не допускайте оплошности.
Я сажусь за руль машины, Анжелла рядом со мной.
- Вы обалденный мужчина, - заявляет она мне. - Вам не кажется, что вы должны жениться на мне?
- Я предпочитаю любить вас! - Таков мой ответ. - Итак, результаты вашей миссии?
Анжелла рассказывает мне, что Витлей Стибурн живет на последнем этаже довольно старого дома, в котором нет гардьена. Поэтому ей пришлось подняться наверх самой и позвонить в дверь. На пороге квартиры ее встретили двое мужчин. Анжелла представилась служащей жилищного фонда городской мерии и объяснила им, что составляет опись квартир, для чего ей нужно осмотреть каждое помещение в доме.
Типы заявили ей, что в связи с отсутствием хозяина, они не могут позволить ей сделать этого. Один из них поинтересовался, есть ли у нее документ мерии. Анжелла объяснила, что подобные мероприятия являются плановыми, и выполняются сотрудниками мерии регулярно. Она попросила их передать Стибурну, что в ближайшее время обязательно посетит его.
- Вы не могли бы подробнее описать тех нелюбезных мужчин?
Каждое ее слово впитывает моя цепкая память. Она у меня феноменальная. Я вспоминаю без труда спустя двенадцать лет даже самую маленькую родинку на ягодицах моей случайной попутчицы в полутемном купе скорого поезда.
- Вам удалось заглянуть внутрь квартиры?
- Конечно. В комнате все перевернуто вверх ногами.
- Вам не кажется, что это дело их рук?
- Возможно.
Грузовой лифт опускает нас на уровень улицы.
- Смотрите, они переходят улицу! - кричит Анжелла.
Я понимаю, о ком идет речь. Парни, побывавшие в квартире Стибурна, переходят улицу и держат свой путь к стоянке, которую мы только что покинули. Такой случай терять нельзя. Я выскакиваю из машины. Анжелла не успевает ничего спросить. Мгновение - и я уже в лифте.
Два молодца появляются на стоянке только через минуту сорок секунд после меня. Они примерно моего возраста: чуть-чуть перевалило за сорок. Один из них мексиканец, второй - американец с квадратной рожей, небритый и, конечно же, с жевательной резинкой во рту.
Я прячусь за соседней машиной, стоящей рядом с их "фордом". Когда они въезжают на площадку грузового лифта, я почти ползком следую за ними. Сидящий за рулем мексиканец опускает стекло бокового окошка, чтобы нажать кнопку на спуск лифта. Я понимаю, что именно сейчас могу изменить ситуацию в свою пользу. Я достаю из внутреннего кармана куртки ампулу фантастического снотворного мгновенного действия, осторожно, затаив дыхание, отламываю верхушку ампулы и резким взмахом руки вбрасываю ее во внутрь автомобиля в тот самый момент, когда мексиканец уже почти полностью поднял стекло. Увидев меня, он тянется к пистолету, но не успевает: откидывается назад на подголовник, где уже покоится голова американца. Нажимаю кнопку "Стоп". Лифт останавливается. Самое трудное - не надышаться самому. Естественная вентиляция помогает мне. Я переношу спящих в багажник и сажусь за руль, нажав кнопку "Вниз".
Меня не волнует негодующая клаксонада выстроившихся в очередь к лифту вереницы автомобилей.
* * *
Начинает вечереть, когда я подъезжаю к особняку Феликса. У соседнего дома в агрессивно красных одеждах сумерничает мулатка. Она так щедро оросила себя духами, что, наверное, весь квартал сейчас вдыхает их аромат. Ноги мулатки развернуты с такой же гостеприимностью, как арены Севильи в день корриды.
- Хэлло! - окликает она меня.
Я отвечаю ей взмахом руки.
- Подойдите ко мне на минутку! - приглашает она.
Не в моей привычке игнорировать подобные приглашения. Подхожу. Мулатка страшна как смерть. Ее лицо покрыто толстым слоем штукатурки. Грудь ее уступает Элиз Тейлор, хотя глубина декольте такая же. Неистово накрашенные губы кажется занимают все пространство от носа до кончика подбородка.
- Кто вы, малыш?
- Племянник своего дядюшки, которому достался этот дом в наследство.
- А, старик, о котором так часто мне рассказывала бедная Мартини!
- Вы были дружны с ней?
- Не совсем точно, но мы были довольно близки!
Она одаривает меня своей многообещающей улыбкой.
- Француз, я бы хотела предложить вам сыграть со мной небольшую партию в четыре ноги! Вы настолько неотразимы, что я даже не могу говорить с вами о деньгах. Вы сами определите, сколько это будет стоить.
Такие откровенно прямолинейные предложения в одно мгновение превращают меня в импотента.
- Я сожалею, но сию минуту у нас с вами ничего не получится. Дело в том, что сегодня я уже имел счастье сыграть четыре такие партии. А это даже для француза - перегрузка! Я бы выпил настоящий крепкий кофе! Потом немного поболтаем. Пятьдесят долларов вас устроят?
Ее радость была настолько бурной, что я уже начал побаиваться, как бы это не кончилось сердечным приступом.
- Кофе, парень, это моя профессия! Я жду вас через десять минут!
- О'кэй! А я пока разгружу автомобиль!
Я переношу живой груз в дом "дядюшки", предварительно хорошо увязав его, и ровно через десять минут появляюсь у своей новой знакомой.
- У вас есть телефон? - спрашиваю у нее.
- Конечно, парень! Это же мой рабочий инструмент!
Поскольку мои брови ползут вверх, она объясняет:
- Я располагаю списками одиноких мужчин и мужчин, у которых больные жены. Вы должны были заметить, что у меня очень приятный голос. Вот я вечерами и названиваю им, пытаясь снять их стрессы, обещаю им неземные наслаждения, если они навестят меня. Один из десяти моих клиентов клюет. Как правило, это извращенцы... Они предпочитают замысловатые трюки. Но я думаю, они известны и вам.
- Я не могу согласиться с вами, так как подобные упражнения выходят за рамки моих представлений о сексе. По мне это все равно, что бутылка жаволе, перелитая во флакон шато-икем.
Я набираю номер моего кузена в посольстве Франции.
- Новости, Лионел? - атакую его без лишних слов.
- Слушай: жетон 6018 принадлежит не Витлею Стибурну, а Бенжамену Стокфильду, который был убит на прошлой неделе.
Душу мою наполняет светлая мелодия: выходит, что малыш выбил глаз не агенту ФБР, а рядовому бандиту. Господи, будь благосклонен и впредь к моему ангелу-хранителю!
- Меня зовут Кати, - жеманно сообщает мне проститутка, подавая чашку ароматного кофе.
- А меня - Тони!
- Если не сегодня, то в один из ближайших дней, Тони, вы должны немного заняться мною! Вот уже десять лет, как я не имела дел ни с одним французом. Я была бы несказанно счастлива добавить в свой список еще одного французика!
- Не отказываюсь! Придется удовлетворить ваше желание! - обещаю я. - Но это потом. А сейчас, Кати, не могли бы вы рассказать мне немного о Мартини. Мой дядя расстался с ней тысячу лет назад, поэтому хотел бы узнать побольше о том, как она жила здесь, в Лос-Анжелесе, после их разлуки.
- Жила она нормально. В последнее время нигде не работала. Регулярно раз в месяц совершала трехдневное путешествие, а в остальное время пила или проводила время
с приходящими к ней мужчинами. Не думаю, что она занималась этим из-за денег, так как жила она безбедно. Она покупала очень дорогие картины. Могла часами простаивать перед ними. Она регулярно приглашала меня, чтобы показать свое новое приобретение. Как правило, я одобряла ее выбор, но, если честно, я бы не хотела видеть подобные картины даже в общественной уборной! Но ведь это мое личное мнение, правда?
Я пытаюсь представить себе жизнь Мартини здесь, в таком странном городе, совсем непохожем ни на один французский. Но главное, я так и не понял, почему после ее смерти так упорно пытаются расправиться со всеми, кто был знаком с ней?
Я улыбаюсь хозяйке дома, а сам думаю, насколько она отвратительна.
- О чем вы думаете? - спрашивает она.
- О вас, Кати! Вы неотразимы, вы женщина, обладающая колдовскими чарами. Даже сам Рудольфо Валентино, уверен, был бы пленен вами, Кати! Но почему вы так скрытны?
- Что ты хочешь сказать, парень?
- Видите ли, я прошу вас рассказать мне побольше о Мартини, с которой вы прожили бок о бок целое десятилетие. Но вы мне рассказали лишь то, что она пила и иногда принимала мужчин. И это сообщаете вы, вы, от которой ничего не может ускользнуть!
- Но это правда, француз...
Я допиваю свой кофе, выкладываю на стол пятьдесят долларов.
- Я разочарован вами, Кати, но это не помешает нам пережить вместе несколько приятных мгновений. Только не сегодня!
Она пытается разубедить меня.
- Красавчик мой, честно, я не знаю, что еще можно рассказать вам о ней. Я далека от мысли что-нибудь скрыть от вас.
- Кати, душа моя, подумайте, вспомните! Ведь за годы жизни по соседству с Мартини должны же были произойти хоть какие-нибудь необычные события, которые просто нельзя забыть! Прошу вас!
Она вспоминает так напряженно, что я слышу, как пощелкивает ее мозг. Я терпеливо жду. И вдруг ее увядающая физиономия освещается ярким светом добытого из глубин памяти воспоминанием.
- Боже правый, конечно же, я помню! - восклицает она.
Я замираю от волнения.
- Два года назад она убила негра!
Мне плохо.
- Мартини убила негра? - переспрашиваю я.
- С целью защиты! Негр забрался в дом в ее отсутствие. Она застала его в тот момент, когда он снимал со стен картины. Вор изнасиловал ее, а потом решил перерезать ей горло. Но когда пошел за ножом, Мартини достала из-под подушки пистолет и выстрелила в негодяя.
- И вы хотели скрыть от меня эту историю, Кати!
- Нет-нет, француз, я действительно забыла про этот случай! Время летит, каждый день приносит что-то новое...
- Что было потом?
- Мартини оправдали, признав, что убийство совершено с целью самозащиты.
Я заставляю себя поцеловать ее напудренный лоб и убегаю к подопечным, которые уже должны бы проснуться.
Убедившись, что мои пленники живы, я снова возвращаюсь к Кати, чтобы позвонить в гостиницу. Прошу позвать к телефону Анжеллу и умоляю ее как можно скорее отправить ко мне в Венецию Берюрье и Пино. Она обещает доставить их лично. Но я разубеждаю Анжеллу в ее стремлении помочь мне, ссылаясь на то, что появление красивой девушки в негритянском квартале просто нежелательно.
Через некоторое время большой белый "лимузин" Гарольда Ж. Б. Честертона-Леви останавливается у дома нашего профессора, и из него с очень важным видом выходят мои друзья.
Такое событие не могло пройти незамеченным. Кати буквально изнывает от любопытства.
- Француз, у вас сегодня бомонд?
- Мои французские партнеры!
Братья Люмьер , как положено настоящим французам, приветствуют даму почтенным наклоном головы.
- Шикарная девочка! - замечает Толстяк.
- Десять долларов, стакан водки - и она твоя.
Я провожу друзей в дом и показываю им два уже оживших тюка.
Сан-Антонио имеет в виду изобретателей кино (1895 г.) братьев Луи и Огюста Люмьер.
- Грязные собаки! Нам повезло! Эти парни из той компании, которая охотится за нами. Она убирает всех свидетелей, от которых мы могли бы узнать кое-что о Мартини Фузиту. Надо положить конец этому беспределу. Я решил разгадать тайну Мартини в течение двадцати четырех часов. Для этого я создаю ударную группу. В нее входят: Цезарь Пино, Александр-Бенуа Берюрье и я, Антуан! Один за всех и все за одного!
Напыщено?
Да. Но в этих словах - источник мужества.
Взволнованные, друзья благодарят меня за доверие.
- Нам предстоит разыграть следующие роли, - продолжаю я. - Ты, Пино, играешь роль хитрой лисы. Ты, Берю, жестокого волка!
- А ты? - спрашивают они хором.
- Я? Я буду задавать вопросы этим двум фанфаронам! Твоя задача, Александр-Бенуа, выбить из них ответы. Они должны все рассказать, иначе я не Сан-Антонио!
- А какова роль лисы? - уточняет свою задачу Пино.
- Вам, друг мой, предстоит обследовать все углы этого дома. Видите ли, чем больше я пытаюсь понять суть вопроса, тем очевиднее для меня становится тот факт, что барак, доставшийся в наследство Феликсу, играет очень важную роль. Беглый осмотр, который мы сделали в прошлый раз вместе с профессором, был непростительно поверхностным. Я полагаюсь на твой, Пино, ум старого хитреца и твое нестандартное мышление.
- Понятно. Но для этого я должен войти в образ, - заявляет наш спонсор, усаживаясь в кресло.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
- Начнем с того, - начинает входить в образ волка психолог Берюрье Александр-Бенуа.
Он снимает куртку, вешает ее на спинку стула, закатывает рукава рубашки, сдвигает на затылок шляпу и слегка разминает фаланги пальцев.
- Здравствуйте, детишки! - приветствует он лежащих на полу и резко опускает свои кулаки на их ширинки, как будто пристукивая спящих мышей.
Я, сидя в двух метрах от него, стараюсь абстрагироваться, но мне это не удается.
- Начну с этого! - решает Берю, показывая на мексиканца. Потом вынимает из его рта кляп. - Отвечай! Вопросы, шеф!
- Кто убил агента ФБР Бенжамина Стокфильда, матрикулярный номер 6018?
- Я не знаю! - изрекает "пациент" Толстяка.
- Что он говорит? - спрашивает меня "хитрый лис",
- Что он не знает.
- Не хотелось бы пачкать руки, но приходится идти на крайние меры, - вздыхает Берю.
Он медленно достает из кармана свой старый нож с деревянной ручкой, раскрывает его и начинает перекраивать брюки мексиканца в районе гульфика. Жертва кричит от страха и от того, что лезвие ножа иногда касается тела. А нож у Берю очень острый: все свое свободное время он проводит, натачивая его на камнях площади Пигаль в Париже.
Отбросив вырезанные части брюк и плавок, он открывает свету интимную часть тела мексиканца.
- Конечно, не шедевр, но вполне подходяще для того, чтобы отрезать до самого основания. Объясни ему, - обращается он ко мне, - что я даю ему шанс, последний шанс!
Я перевожу дословно, как мне велит талантливый актер.
Глаза мексиканца наполняются ужасом.
- Послушайте, - обращаюсь я к нему. - У вас нет выбора, вы должны быть откровенны. Этот толстый тип исполнит все, что обещает!
- Я не могу ничего сказать, я не знаю, о ком вы говорите, слышите? Я не знаю, клянусь вам своей матерью!
- О чем он? - спрашивает Берю.
- Он клянется своей матерью, что ничего не знает.
- О! Мне не нравится это! Мама для меня святое слово!
Берю решительно, с равнодушным видом мясника, поднимает двумя пальцами плоть и готовится откромсать добрую ее половину.
Мексиканец орет с такой силой, что Берюрье накрывает его голову подушкой.
Очевидно, крики компаньона окончательно разбудили американца.
Оставьте его, он, действительно, ничего не знает, - обращается ко мне американец.
Я жестом останавливаю Толстяка.
- Если вы знаете, что он не знает, значит, вы знаете! - делаю я вывод.
Он утвердительно кивает головой.
- В таком случае, милый мой, я слушаю вас!
- Парень, о котором говорите вы, был убит Витлеем Стибурном!
- Это вы устроили разгром в его квартире?
Он понимает, что имеет дело не с дилетантом, а с прекрасно информированным человеком и поэтому не отпирается.
- Это сделали мы.