Шивли ухмыльнулся:
- Снимаем перед тобой шляпы, Лео. Ты сегодня мужчина. - Шивли перенес внимание на Мэлона. - От нашего лидера мы еще ничего не слышали.
Мэлон беспокойно пошевелился на стуле.
- Ну… - Он не поднимал глаз от тарелки. - Я пошел туда, когда вы все спали. - Он помолчал. - Но мне нечем гордиться.
- Вот видишь, - сказал довольный Шивли. - И это не превратило тебя в закоренелого преступника, насколько я вижу.
- Но также не принесло мне радости, - возразил Мэлон. - Я не хотел этого делать таким образом.
- Но ты это сделал, - неумолимо настаивал Шивли.
Мэлон не стал ему отвечать.
Он действительно это сделал, но не мог сказать почему. Технически он этого не делал - но оставался тот факт, что он намеревался, он пытался совершить изнасилование.
Всю долгую беспокойную ночь, перед тем как заснуть, он пытался понять, что побудило его действовать наперекор своим принципам и обетам. Его поведение, он был в этом уверен, нельзя было объяснить действием марихуаны. Толчок этому дало что-то более сложное. Лучше всего он смог объяснить это так: когда Шивли нарушил цивилизованное соглашение и создал прецедент, возможность которого они в принципе могли допустить, когда Йост последовал за ним, а такой поборник законности и порядка, как Бруннер, стал играть по новым правилам, в их маленьком сообществе произошла бурная революция. Их мораль оказалась перевернутой с ног на голову и вывернутой наизнанку.
Но мгновенным ли было это изменение, думал Мэлон. Скорее всего, они разлагались постепенно. Сама их деятельность, исходившая из их фантазирования, была основным шагом за границы общественных ограничений. Из-за их вранья, переодеваний, накачки Шэрон наркотиками и похищения цивилизованность начала с них слетать, а после первого изнасилования цивилизация в ее общепринятом понимании была отброшена в сторону. Поскольку им ни перед кем не надо было держать ответ, понятию приличия они могли дать другое определение, и так и сделали. Зло было пересмотрено и по решению большинства стало считаться добром. Три четверти их сообщества приняли новые правила. Свое собственное деяние он расценил как простой конформизм.
Кто же, говорил он теперь самому себе, кто может сказать, что такое истинно цивилизованное и поэтому правильное? Он читал антропологические исследования Маргарет Мид о сообществах арапешей, мундугумуров и чамбули на Новой Гвинее. Семьи арапешей были теплыми и мягкими, их женщины добрыми и безмятежными, мальчиков воспитывали неагрессивными, мужчины заботились о детях. Представители племени мундугумор верили в полигамию, презирали детей, поощряли соревнование между отцами и сыновьями за женщин, заставляли женщин делать тяжелую работу, поощряли вражду и агрессию. Люди чамбули обеспечивали равное образование для обоих полов, позволяли мужчинам носить украшения и служить объектами сексуальных притязаний, превращали женщин в работниц, считали себя патриархальным сообществом, хотя руководили племенем взрослые женщины, поощряли женщин быть агрессивными в сексуальном плане.
У арапешей агрессивный человек считался невротичным. Для мундугуморов мирный, деликатный человек был больным, чамбули считали, что властный мужчина или мягкая женщина - больной и невротичный человек.
Так кто же может сказать, что такое цивилизованность и что считать правильным?
Философское отступление мало повлияло на настроение Мэлона, и он отвлекся от него, чтобы послушать Шивли, который спрашивал:
- Кто-нибудь видел ее сегодня утром?
- Я, - ответил Мэлон. - Я встал немного раньше всех вас и пошел спросить, не нужно ли ей чего-нибудь.
- Так я и подумал, - фыркнул Шивли. - Стало быть, ты на один тычок обогнал нас всех.
- Нет, черт побери, прекрати это, - свирепо оказал Мэлон. - Я ее не касался таким образом. Я заглянул, чтобы посмотреть, все ли с ней в порядке.
Йост вытер губы бумажной салфеткой:
- И как она?
- Примерно такая же, как и вчера. Мрачная и сердитая. Она не стала со мной разговаривать. Я думал, что она, может быть, начнет драться, когда я ее отвязал и отпустил в ванную. Однако она была слишком слаба. Я попытался покормить ее чем-нибудь, но она только попила немного апельсинового сока. Потом я снова ее связал.
- Как она выглядела? - спросил Йост.
- Выглядела?
- Она все еще привлекательна?
- Больше, чем всегда, - с тихой искренностью ответил Мэлон.
- Так почему же ты ее не трахнул? - не мот понять Шивли.
Мэлон с отвращением взглянул на техасца.
- Какое это имеет значение? Если хочешь, чтобы я сказал честно, то нет никакого удовольствия в том, чтобы делать это таким образом, силой, против ее воли.
- Гос-по-ди, - пожаловался Шивли остальным. - Опять вернулся наш вождь бойскаутов. Что касается меня, то я получаю удовольствие любым способом, каким только удается.
Бруннер поспешил защитить Мэлона.
- Я склонен еще раз согласиться с Адамом. Мне тоже не нравится брать силой беспомощного человека. Это ненормальный секс. Это больше смахивает на… на мастурбацию… или на насилие над трупом. Сама мысль об этом меня пугает.
- Ты слишком преувеличиваешь, Лео, - возразил Йост. - Я не чувствую никакой вины, если взять во внимание ее прошлое. Конечно, должен я вам сказать, что это не самый лучший способ, когда она привязана, лягается и ругается. - Он обратился к Шивли. - От этого часть удовольствия теряется. Ты должен признать это, Шив.
Шивли пожал плечами:
- Не знаю. Я не против некоторого сопротивления. Оно поддерживает кипение моей страсти. Но… да, Гови, я думаю, что это лучше, когда малышка сношается вместе с тобой. Я потратил много энергии впустую, стараясь сломать эту стерву. Вся эта энергия должна была пойти, куда ей положено, - прямо в нее.
Мэлон потянулся за большим блюдом, на котором еще оставались яйца и сосиски, и отнес его обратно на кухню, чтобы подогреть. У него не было настроения выслушивать вульгаризмы Шивли. Но все же он не мог не слышать продолжения диалога.
- Я только и хотел бы, чтобы мы добились от нее сотрудничества, - задумчиво говорил Йост. - Тогда это действительно превратилось бы в праздник.
- Я знаю, что тогда я бы не чувствовал такой вины, - заметил Бруннер.
- Ну так что за черт, - сказал Шивли, - если она не будет, так не будет, и ничего мы с этим поделать не сможем.
- Если она не смягчится, - сказал Бруннер, - то я не уверен, что мне бы хотелось продолжать в том же духе. Я был сам не свой вчера вечером. И при ясном свете дня я нахожу отталкивающим то, что я сделал.
- Я не стал бы выражать это такими словами, - заметил Йост. - Я буду трахать ее, пока она здесь. Но без ее участия это не самый мой любимый вид спорта в закрытых помещениях.
- Эй, Адам, - крикнул Шивли в сторону кухни, - а как насчет тебя?
Оставив плиту, Мэлон встал в дверном проходе.
- Нет, мне больше не надо этого, если это делается силой. Это точно. Я не могу жить с насилием и не понимаю, как вы, ребята, можете. Если бы она пошла нам навстречу, как мы с вами надеялись, тогда совсем другое дело. - Он повернулся. - Извините, я не хочу, чтобы яйца подгорели.
- Эй, подожди минуту. - Шивли вскочил на ноги и пошел к двери кухни. - Для кого ты готовишь? Что здесь происходит?
Он слегка отодвинулся, когда Мэлон вышел, неся поднос с едой. Шивли сразу же двинулся за ним.
- Куда ты это несешь?
- Шэрон.
- Шэрон? - повторил Шивли.
- Конечно. Она около тридцати часов не ела ничего солидного. Она наверняка умирает с голоду. Думаю, она будет в восторге от этого.
- Еще бы не в восторге, - сказал Шивли, - только она этого не получит. Дай мне этот чертов поднос. - Не успел Мэлон воспротивиться, как Шивли забрал поднос. - Послушайте, приятели, у меня мелькнула мысль, я практически решил проблему, как заставить ее сотрудничать.
- Что ты имеешь в виду, Шивли? - поинтересовался Йост.
- Смотрите, это так же, как вы тренируете собаку. Лучший способ - кормить или не кормить. Вы пытаетесь ее чему-то научить, и она понимает, что если она будет сотрудничать, то получит награду - обильную жратву. Иногда приходится повозиться, но гарантия полная.
- Черт побери, Кайл, - возразил Мэлон, - это не собака. Это человеческое существо. - Он попытался отобрать поднос, но Шивли держал его вне области досягаемости. - Брось, Кайл…
- Никакой разницы, говорю я вам, - настаивал Шивли. - Стерву-собаку и стерву-женщину можно приручить одним и тем же способом. Послушайте, когда я был во Вьетнаме и к нам в лапы попадали эти желтые коммунисты, которых мы хотели допросить, мы голодом доводили их до безумия. Приятель, дай мне сделать это по-своему. Все, что здесь должно быть сделано, должно делаться в соответствии с моим инстинктом.
- Может быть, Шив прав, - Йост обратился к Мэлону. - Почему бы не дать ему попробовать?
Бруннер, помешивавший ложкой свой йогурт, был озадачен:
- Что ты намереваешься делать, Кайл?
- Идите за мной и смотрите, - сказал Шивли, двинувшись вперед с подносом. - Только не вмешивайтесь. Это мой проект.
Они все цепочкой пошли за Шивли через гостиную, затем по коридору и остановились перед дверью спальни.
- Вы пока здесь остановитесь, - приказал он, подмигнув. - Хотите увидеть высший класс, смотрите на старика Шивли.
Он встал лицом к двери, выпрямился, поднял поднос высоко на одной руке и постучал.
- Мадам, это дворецкий, - громко объявил он, фальцетом копируя британский акцент. - Ваш ленч готов, мадам.
Хихикнув в сторону остальных, он широко открыл дверь и вошел.
Мэлон подошел поближе к двери, чтобы посмотреть. Она лежала под одеялом, которым он ее до этого накрыл. Она продолжала смотреть в потолок, как бы не замечая присутствия Шивли, когда тот шел к ней с подносом.
- Эй, милашка, - обратился он к ней. - Как самочувствие сегодня утром?
Она не ответила.
Шивли расчистил место на стойке, слева от нее, и аккуратно разместил там поднос.
- Ты, должно быть, голодна как черт. Понюхай. Яйца и сосиски. Пахнет что надо. А что у нас еще? Дай-ка посмотрю. Апельсиновый сок. Хлеб с маслом, горячий кофе и сливки. Как насчет этого? Мы подумали, что ты не отказалась бы поддержать свои силы. Ладно, мы развяжем тебе одну руку, чтобы ты могла покормиться. Но я не стал бы выкидывать штучки на твоем месте. Я буду в другом конце комнаты и буду смотреть за тобой. И это тоже будет смотреть. - Он достал из кармана блестящий предмет - револьвер "кольт магнум" и взвесил его на ладони. - Так что договорились, никаких выходок.
Она повернула голову к нему, но не сказала ни слова.
Он сунул револьвер обратно в карман.
- Чего-нибудь еще?
Она покусала губы, ей, казалось, трудно было заговорить. Наконец она сказала:
- Если в вас осталась хоть капля приличия, то вы достанете мне трансквиллизатор - снотворное. Подойдет любой.
- У нас есть тот, который ты предпочитаешь, - улыбнулся Шивли. - Нембутал, правильно? Видишь, мы позаботились обо всем.
- Могу я сейчас принять одну таблетку?
- О, несомненно, сразу же. И всю еду на подносе тоже. Фактически, начиная с настоящего момента ты можешь иметь все, что хочешь, если не считать того, что ты должна платить по счету за все, что получаешь.
- Платить - что? Не понимаю.
- Никто в этом мире ничего не получает за просто так, - сказал Шивли. - Мир никому не обязан обеспечивать пропитание, как говорила моя старуха. Это правда. Ты платишь за то, что ты получаешь. Бесплатно никого не возим. Я говорю, что это относится и к тебе тоже, независимо от того, какой бы шишкой ты ни была. Мы будем кормить тебя три раза в день. Мы дадим тебе твои пилюли. Мы дадим тебе все, что хочешь, в пределах разумного. Но нам нужно получать что-то взамен. Знаешь, что это?
Она не ответила.
- Мы просим очень мало, а даем много, - продолжал Шивли. - В твоем положении ты не так уж много можешь предложить за комнату и пропитание, кроме одной вещи. Именно этого мы и просим. - Он сделал паузу. - Дружеского расположения.
Он подождал ее ответа. Она холодно смотрела на него, но ничего не сказала.
- Теперь тебе решать, леди, - произнес Шивли. - Вот изысканная еда, готовая к употреблению. Твои пилюли будут у тебя через минуту. И весьма скоро, я тебе гарантирую, ты будешь развязана. Все, что мы просим от тебя, это перестать шуметь, отбиваться от нас и создавать сложности и для нас и для себя. Ты идешь навстречу нам, а мы пойдем навстречу тебе. Вот так. Что ты скажешь?
Мэлон видел из коридора, как ее лицо покраснело от ярости.
- Отвали, ты, поганый, вонючий ублюдок, вот что я скажу! - крикнула она. - Полезай обратно под камень, откуда ты выполз. Ты со своими дружками можешь засунуть себе в задницу и вашу чертову жратву, и пилюли. Потому что я ничего вам не дам. Вы можете брать что хотите, как вчера вечером, но я не дам вам ничего по своей воле, ни черта, запомните! Теперь сгинь с моих глаз, ты, зад двустворчатый!
Шивли ухмыльнулся.
- Ты выкопала себе могилу, леди. В ней и торчи. - С превеликой медлительностью он взял поднос с едой, окинул его взглядом, вдохнул аромат и засиял улыбкой. Отхлебнув апельсинового сока, он причмокнул губами, затем взял сосиску и стал откусывать от нее.
- М-м-м, прелестно, - он снова ей ухмыльнулся. - Ладно, кукла, если ты захочешь что-нибудь получить, то это будет зависеть от того, захочешь ли ты платить. Начиная с настоящего момента ты не получаешь ничего, кроме, конечно, нашей любви, которой мы не станем тебя лишать. - Он вышел и присоединился к остальным, продолжая говорить. - Если ты захочешь больше, просто скажи нам, и мы дадим тебе еще. Это окончательные условия, увидимся попозже, сладкий пирожок.
Шивли захлопнул дверь спальни и подмигнул остальным.
- Просто ведите ту же линию, мальчики. Играйте по правилам Шива. Верьте мне. Через сорок восемь часов вы будете наслаждаться самым готовым к совместным усилиям кусочком задницы, самым готовым за всю историю.
Шэрон Филдс лежала на кровати в полуобморочном состоянии, ослабевшая от голода, жажды, недостатка сна, постоянно ощущая себя на грани провала в бредовое состояние. Она не имела понятия, прошел ли день. Она не помнила ни этих болезненных часов, ни того, какие мысли проходили через ее мозг все это время.
Теперь, поскольку свет не пробивался сквозь щели в досках, она поняла, что опять наступил вечер. Часы у кровати подтвердили, что было двадцать минут девятого где-то в Королевстве Сатаны.
К ней снова вернулось лихорадочное состояние, и по какой-то необъяснимой причине это прояснило ее мышление.
Ее мысли метались в поисках какой-либо надежды на избавление и окончательно остановились только на одном варианте. В сотый раз она обдумывала возможность того, что ее спасет Отдел розыска пропавших людей. Она просто не могла поверить в то, что такая знаменитость, такая известная женщина, как она, может запросто пропасть и никто не будет ее искать. Невозможно. Хотя ранее, размышляя о том, с какой легкостью ее вырвали из благополучия человеческого общества, с какой легкостью ее подвергли насилию, без вмешательства и защиты кого-либо из тех, кто знал ее или преклонялся перед ней, она начала испытывать сомнения относительно своей значительности и известности. Проанализировав свои сомнения, она нашла серьезную трещину в своем представлении о себе, вызванную ее беспомощным положением, и мобилизовала все силы Своего внутреннего "Я", чтобы напомнить себе, кем она до сих пор является и что она собой представляет в глазах всего мира.
Тогда почему же ее не ищут? Почему никто из легиона ее друзей, покровителей, поклонников ничего не делает для ее спасения?
И снова надежда на Отдел розыска пропавших. Это самая реальная надежда. Феликс Зигман и Нелли Райт свяжутся с полицией, докажут ей, что она исчезла на самом деле. А полиция - они умные, они ученые, они найдут ключ к похищению, к похитителям, к их местонахождению. Она попыталась вообразить, что прямо сейчас делается для ее розыска. Бригады полицейских машин в эту самую минуту мчатся к тому месту, где она находится, чтобы сокрушить ее захватчиков, спасти ее.
Эти сны наяву она проигрывала снова и снова, когда внезапно призрак-воспоминание свел до нуля почти все ее надежды.
Она вспомнила кое-что, сцена внезапно ожила в ее памяти - крупный план Нелли и ее самой в гостиной Бель-Эйра вчера вечером, нет, нет, позавчера вечером, когда она все еще была ценимым всеми человеческим существом.
Сцена после ее прощальной вечеринки, когда уже уехал последний гость, а они с Нелли беседуют перед тем, как она пошла спать.
В памяти эта сцена была живой и точной.
Она: "Может быть, мне нужен еще кто-то. Может, каждому нужен. А может, нет. Я посмотрю. Но мне не нужна вся эта свита и прочие атрибуты. Господи, мне иногда хочется просто сдвинуться с места, уехать под влиянием момента, уехать туда, где меня никто не знает, где всем наплевать, кто я и что я, просто побыть одной некоторое время; носить, что хочу, есть, когда хочу, почитать, поразмышлять, погулять среди деревьев или просто полениться без всякого чувства вины. Просто уехать туда, где нет стрелок на часах, нет календаря, нет книги приемов, нет телефона. В землю "нигде - никогда", без гримерных тестов, фотопроб, репетиций, интервью. Где нет никого, кроме меня, независимой, свободной, принадлежащей только себе".
Нелли: "Ну так почему бы и нет, Шэрон? Почему ты так не делаешь время от времени?"
Она: "Могла бы. Да. Может быть, скоро я буду к этому готова… Полетела бы куда глаза глядят и поглядела бы, где я приземлюсь и что со мной случится".
Господи, Господи, все это она говорила Нелли вечером перед похищением. И Нелли, в свете того, что случилось, не забудет ни единого ее слова.
Она могла представить себе следующую сцену, после ее исчезновения.
Феликс: "Ты имеешь в виду, что она тебе это говорила предыдущим вечером, до того, как исчезла?"
Нелли: "Именно. Это ее слова. Что ей просто хотелось бы сдвинуться с места, уехать, под влиянием момента, скрыться там, где ее никто не знает и никто не достанет".
Феликс: "Значит, в этом все дело. Она просто уехала, поддавшись внезапному порыву, и не известила нас. Отдыхает где-нибудь".
Нелли: "Но это на нее не похоже - не сообщить хотя бы одному из нас".
Феликс: "Она так делала и раньше, Нелли".
Нелли: "Но все же…"
Феликс: "Нет, все ясно, что случилось. Идти в полицию не имеет смысла. Думаю, нам следует просто сидеть и ждать, пока ей не надоест быть одной и она вернется домой. Нет смысла тревожиться, Нелли. Ясно, что она подала тебе знак - сознательно или бессознательно, - что она планирует уехать и спрятаться где-нибудь - на время. Именно так она и сделала. Нам остается только ждать".
О, Господи, тот дикий, невинный, бессмысленный разговор, который она вела с Нелли, теперь будет неправильно понят и станет причиной, которая уничтожит любую возможность тревоги, поиска и избавления.
Тот призрак в ее голове, загасивший последнюю надежду, был не кем иным, как ею самой.
Она плыла в одиночку по незнакомому морю, и с этой реальностью ей нужно было разбираться самой.
Она была целиком во власти этих акул-садистов.
И как только ее угораздило - именно ее из всех людей - попасть в этот живой кошмар?